Так что оставь опасенья! Я тебя больше не буду выспрашивать: не спрошу даже, верно ли я догадался. Разве что ты сам мне доверишься - что ж, тогда попробую помочь тебе советом, а быть может, и делом.
Фродо на это ничего не сказал. Он едва не уступил желанию искать помощи и совета у этого сурового юноши, так были отрадны его ясные речи. Однако что-то его удержало, на сердце у него были страх и тревога - ведь если и в самом деле только они с Сэмом уцелели из Девяти Хранителей, то одни остались в ответе за все. Излишняя подозрительность надежней слепого доверия. К тому же, поглядывая на высокого спутника и внимая его голосу, он вспоминал Боромира: внезапно перекошенное лицо и алчный огонь в глазах. Непохожие братья были ужасно похожи.
Потом они шли молча, бесшумно скользя по траве мимо старых деревьев, точно серо-зеленые тени; над ними распевали птицы и отливала темным блеском вечнозеленая листва итильского леса.
Сэм в разговор не встревал, только прислушивался, в то же время ловя чутким хоббитским ухом окрестные лесные шумы и шорохи. Про Горлума ни разу упомянуто не было, и он был этому рад: никуда от Липучки, конечно, не денешься, но хоть малость-то отдохнуть и то хлеб. Вскоре он заметил, что идут они вроде одни, а кругом уйма людей: впереди мелькали Дамрод и Маблунг и со всех сторон быстрые, бесшумные, еле видные Следопыты поспешали к условленному месту.
Вдруг его точно кольнул в спину чей-то взгляд; он обернулся и успел углядеть маленькую темную фигурку, перебегавшую за деревьями. Сэм открыл было рот, но подумал и махнул рукой.
"Может, показалось, - сказал он сам себе. - Да и чего я буду лезть к ним с этой паскудиной, раз про него и помнить забыли? Что мне, больше всех надо?"
Наконец лес поредел, склон сделался круче. Они свернули вправо и набрели на речонку, тот самый ручеек, что точился из водоема, стал бурливым потоком, и его каменистое русло пролегало по дну узкого ущелья, заросшего самшитом и остролистом. Приречные низины на западе были подернуты золотистой дымкой, и, озаренный предзакатным солнцем, широко струился Андуин.
- А теперь, увы, я вынужден быть неучтивым, - сказал Фарамир. - Надеюсь, мне это простится: пока что, в нарушение всех приказов, я не только не убил вас, но даже не ослепил. Но тут уж запрет строжайший: эту тропу не должен знать никто, даже наши союзники-ристанийцы. Придется завязать вам глаза.
- Да пожалуйста, - сказал Фродо. - Эльфы и те не учтивее тебя: с завязанными глазами вступили мы в прекрасный Лориэн. Гном Гимли обиделся, а нам, хоббитам, хоть бы что.
- Ничего столь же прекрасного я вам не обещаю, - сказал Фарамир. - Прекрасно, впрочем, что вас не надо ни уламывать, ни принуждать.
На его тихий зов из-за деревьев немедля явились Маблунг и Дамрод и подошли к ним.
- Завяжите гостям глаза, - приказал Фарамир. - Плотно, но не туго. Руки не связывайте: они дадут слово, что подглядывать не станут. Я бы поверил им и так, без повязки, пусть бы шли зажмурившись, но не ровен час споткнутся и нечаянно откроют глаза. Кстати же приследите, чтобы они не оступались.
Дружинники завязали хоббитам глаза зелеными шарфами, низко нахлобучили им капюшоны и повели их за руку: прогулка по солнечной Итилии закончилась для Фродо и Сэма путешествием в темноте, и где они шли, можно было только гадать. Сначала спускались крутою тропой и залезли в такой узкий проход, что двинулись гуськом между каменных стен; дружинники направляли их сзади, крепко взяв за плечи. Где было трудно идти вслепую, их приподымали - и снова ставили на ноги. Справа слышался гул и плеск воды: все ближе, все громче. Наконец они остановились; Маблунг и Дамрод покрутили их, чтобы сбить с направления, и путь пошел наверх; потянуло холодом, шум потока отдалился. Потом их взяли на руки и понесли вниз по каким-то ступенькам: несли, несли, свернули за угол скалы, и снова кругом гулко заклокотала вода; их обдало моросью, и вот они опять стояли молча, с повязками на глазах, испуганные и растерянные. Сзади раздался голос Фарамира.
- Развяжите им глаза! - велел он. Капюшоны откинули, шарфы сняли, и они ошеломленно заморгали.
Они стояли на гладкой сырой плите, как бы на крыльце за черным провалом прорубленных в скале дверей, а перед ними - близко, рукой подать - колыхалась струистая водяная завеса, озаренная прямыми лучами заходящего солнца, и алый свет рассыпался мерцающим бисером. Казалось, они подошли к окну эльфийской башни, к занавесу из золотых и серебряных нитей, унизанных рубинами, сапфирами и аметистами, и трепетно переливалось драгоценное многоцветье.
- Вот вам и награда за терпение, - сказал Фарамир. - Подоспели минута в минуту к заходу солнца. Это Закатное Окно, Хеннет-Аннун, а перед ним - красивейший водопад Итилии, края блещущих вод. Не знаю, бывал ли здесь хоть один чужестранец. Покой попроще, чем окно, не княжеский покой; но заходите, посмотрите сами!
Солнце закатилось, и померкла водяная занавесь. Они вошли под низкую, грубоватую арку и оказались в большой сводчатой пещере; тусклые отблески факелов играли на стенах. Народу уже собралось много, но из узкой боковой двери входили еще и еще, по двое и по трое. Когда глаза их привыкли к полумраку, хоббиты увидели, что пещера выше и гораздо просторнее, чем им сперва показалось; здесь размещался, не стесняя людей, склад оружия и съестных припасов.
- Такое у нас прибежище, - сказал Фарамир. - Роскоши маловато, но переночуете спокойно и удобно. Сухо, еды вдоволь, очага, правда, нет. Некогда это был водосточный грот, из той вон арки вода выливалась, но древние мастера-каменщики ее отвели, и теперь она низвергается со скал высоко над нами. Все отверстия этого грота замурованы, - ни вода, ни супостат сюда не проникнут, кроме как тем же путем, что вы прошли с завязанными глазами. Выход есть еще один - через Водяное Окно, в глубокое озеро, полное острых скал. Отдыхайте, пока все вернутся и соберут на стол.
Хоббитов отвели в угол, к низкому ложу. Трапезу собирали быстро, несуетливо и споро. От стен принесли столешницы, водрузили их на козлы, заставили утварью, неприхотливой и добротной: блюдами, чашками, мисками - глиняными, глянцевито-коричневыми, и желтыми, самшитовыми, отличной токарной работы; царила чистота и опрятность. Кое-где поблескивали бронзовые чаши, и серебряный кубок был поставлен для Фарамира, посредине отдельного столика.
Фарамир прохаживался по пещере и негромко расспрашивал новоприбывших. Одни были отправлены преследовать и добивать разгромленный отряд, другие остались следить за дорогой: эти припозднились. Никто из южан не ушел, кроме огромного мумака; за ним не уследили. Враг не появлялся, не видать было даже орков-согля-датаев.
- И ты ничего не видел и не слышал, Анборн? - обратился Фарамир к вошедшему.
- Ни слуху ни духу, государь, - отвечал тот. - Орки куда-то запропастились. Но то ли я видел, то ли мне померещилась диковинная тварь - уже в сумерках, когда все кажется больше, чем надо бы. Наверно, просто белка. - Сэм навострил уши. - Но если белка, то черная и без хвоста. Ты не велел нам понапрасну бить зверей, я и не стал стрелять. Да и темно было, а этот зверек мигом скрылся в листьях. Я постоял, подождал немного - все-таки будто и не совсем белка, - а потом пошел, и тут она вроде бы зашипела на меня сверху. Да нет, пожалуй, крупная белка. Быть может, звери бегут от Врага, да не будет он назван, из Лихолесья, и забегают сюда к нам. Говорят, там водятся черные белки.
- Может быть, - сказал Фарамир. - Однако же это дурной знак. Нам здесь, в Итилии, только беглецов из Лихолесья и не хватало.
Сэму показалось, что он при этом оглянулся на хоббитов, однако Сэм снова решил промолчать. Они с Фродо лежали рядом и глядели на огни факелов, на расхаживающих и тихо переговаривающихся людей. Потом Фродо взял и заснул.
Сэм уговаривал себя не спать.
"Поди знай, - думал он. - С людьми дело темное. На словах-то хорош, да с тем и возьмешь. - Он зевнул до ушей. - Проспать бы с недельку - стал бы как новенький. А положим, не засну: как быть-то в случае чего? Больно уж тут много Громадин на одного хоббита. И все равно: не спи, Сэм Скромби, не смей спать!"
И не смел. Дверной проем потускнел, серая водяная пелена потерялась в темноте. И лишь монотонный шум и переплеск падающей воды не смолкал ни вечером, ни ночью, ни утром. Бормотанье и журчанье убаюкивало, и Сэм яростно протер глаза кулаками.
Запылали новые факелы. Выкатили бочонок вина, раскладывали снедь, натаскали воды из-под водопада. Умывали руки; Фарамиру поднесли медный таз и белоснежное полотенце.
- Разбудите гостей, - сказал он, - и подайте им умыться. Время ужинать.
Фродо сел, зевнул и потянулся. Сэм недоуменно уставился на рослого воина, склонившегося перед ним с тазиком воды.
- Поставьте его на пол, господин, если можно! - сказал он. - И вам, и мне удобнее будет.
К веселому изумлению окружающих, он окунул в тазик голову и, отфыркиваясь, оплескал холодной водой шею и уши.
- У вас всегда моют голову перед ужином? - спросил воин, прислуживающий хоббитам.
- Да нет, обычно-то перед завтраком, - сказал Сэм. - Но ежели сильно не выспался - обдай голову холодной водой, и расправишься, что твой салат от поливки. Ффу-у! Ну, теперь авось не засну, пока не наемся.
Их провели и усадили рядом с Фарамиром на покрытые шкурками бочонки, куда повыше скамеек, на которых разместились люди. Внезапно все встали, обратились лицом к западу и с минуту помолчали, Фарамир сделал знак хоббитам поступить так же.
- Перед трапезой, - сказал он, садясь, - мы обращаем взгляд к погибшему Нуменору и дальше на запад, к нетленному Блаженному Краю, и еще дальше, к Предвечной отчизне. У вас нет такого обычая?
- Нет, - покачал головой Фродо, чувствуя себя неучем и невежей. - Но у нас принято в гостях перед едой кланяться хозяину, а вставая из-за стола, благодарить его.
- Это и у нас принято, - сказал Фарамир.
После долгой скитальческой жизни впроголодь, в холоде и грязи, ужин показался хоббитам пиршеством: золотистое вино, прохладное и пахучее, хлеб с маслом, солонина, сушеные фрукты и свежий сыр, а вдобавок - чистые руки, тарелки и ножи! Фродо и Сэм живо уплели все, что им предложили, не отказались от добавки, а потом и еще от одной. Вино приободрило их, и на сердце полегчало - впервые после Кветлориэна.
После ужина Фарамир отвел их в полузанавешенный закуток. Туда принесли кресло и две скамейки. В нише горела глиняная лампада.
- Скоро вам захочется спать, - сказал он, - особенно досточтимому Сэммиуму, который не смыкал глаз до самого ужина: то ли сберегал свой голод, то ли оберегал от меня хозяина. Однако после обильной еды, да еще с отвычки, лучше превозмочь сон. Давайте побеседуем. Вам ведь есть что рассказать о своем путешествии от Раздола. И не мешает поближе познакомиться с той страной, куда вас забросила судьба. Расскажите мне о брате моем Боромире, про старца Митрандира и про дивный народ Лориэна.
С Фродо сон соскочил, и он был очень не прочь поговорить. Но хотя вкусная еда и доброе вино развязали ему язык, он все же не распускал его. Сэм сиял благодушием и мурлыкал себе под нос, но сперва только слушал Фродо и усиленно поддакивал.
О многом поведал Фродо, умалчивая о Кольце и о назначении Отряда, расписывая доблести Боромира - в бою с волколаками Глухомани, в снегах Карадраса, в копях Мории, где сгинул Гэндальф. Фарамира задел за живое рассказ о битве на Мосту.
- Не по душе Боромиру было бежать от орков, - сказал он, - да и от того свирепого чудища - Барлогом ты его назвал? - пусть даже и последним, прикрывая остальных.
- Он и был последним, - сказал Фродо. - Арагорн шел впереди: он один знал путь, кроме Гэндальфа. Не будь нас, не побежали бы ни он, ни Боромир.
- Быть может, лучше бы он погиб вместе с Митрандиром, избегнув злой судьбины за водопадами Рэроса, - сказал Фарамир.
- Может быть. Но расскажи, как обещал, о превратностях ваших судеб, - сказал Фродо, опять уходя от опасного оборота беседы. - Мне хотелось бы услышать о Минас-
Итиле и об Осгилиате, о несокрушимом Минас-Тири-те. Есть ли надежда, что он выстоит в нынешних войнах?
- Есть ли надежда, говоришь? - переспросил Фарамир. - Давно уж нет у нас никакой надежды. Может статься, меч Элендила, если он и вправду заблещет, возродит ее в наших сердцах и срок нашей черной гибели отодвинется, но ненадолго. Разве что явится иная, неведомая подмога - от эльфов иль от людей. Ибо мощь Врага растет, а наша слабнет. Народ наш увядает, и за этой осенью весне не бывать.
Некогда нуменорцы расселились по всему приморью и в глубь Материка, но злое безумие снедало их царства. Одни предались лиходейству и чернокнижию, другие упивались праздностью и роскошью, третьи воевали между собой, пока их обескровленные уделы не захватили дикари.
Гондор обошло стороной поветрие черной ворожбы, и Враг, да не будет он назван, в почете у нас не бывал; от века славилось древней мудростью и блистало гордой красой, двойным наследием Заокраинного Запада, великое княжество потомков Элендила Прекрасного. Оно и поныне сверкает отблесками былой славы. Но гордыня подточила Гондор: в надменном слабоумии властители его мнили, будто Враг унялся навеки, изгнанный и недобитый Враг.
Смерть витала повсюду, ибо нуменорцы, как и прежде, в своем древнем царстве, оттого и погубленном, чаяли земного бессмертия. Князья воздвигали гробницы пышней и роскошней дворцов; имена пращуров в истлевших свитках были слаще их уху, нежели имена сыновей. Бездетные государи восседали в древних чертогах, исчисляя свое родословие; в тайных покоях чахлые старцы смешивали таинственные эликсиры, всходили на высокие холодные башни и вопрошали звезды. У последнего князя в колене Анариона не было наследника.
Зато наместники оказались дальновиднее и удачливее. Мудро рассудив, они пополнили свои рати крепкими поморами и стойкими горцами Эред-Нимрайса. И примирились с горделивыми северянами, вечной грозою тамошних пределов, народом, исполненным неистовой отваги, нашими дальними родичами, в отличие от восточных дикарей и свирепых хородримцев.
И во дни Кириона, Двенадцатого Наместника (мой отец - двадцать шестой), они явились к нам на подмогу, и в жестокой битве на Келебранте наголову разгромили вторгшиеся с севера полчища наших врагов. Мы их зовем мустангримцами, коневодами-наездниками; им был дарован навечно дотоле пустынный степной край Клендархон, который стал с той поры называться Ристанией. А они учинились нашими верными союзниками, не раз приходили нам на выручку и взяли под охрану северные наши пределы и Врата Ристании.
У нас они переняли то, что пришлось им по нраву, их государи научаются нашему языку, однако большей частью они держатся обычая предков, верны живым преданиям и сохраняют свое северное наречие. Они нам полюбились - рослые мужи и стройные девы, равные отвагою, крепкие, золотоволосые и ясноглазые; в них нам видится юность рода человеческого, отблеск Предначальных Времен. Наши законоучители говорят, будто мы с ними принадлежим к одному древнему Клану, породившему нуменорцев; но они происходят не как мы, от Хадора Златовласого, Друга Эльфов, а от его сынов, которые не откликнулись на зов в начале Второй Эпохи и не уплыли за море в Нуменор.
А надо вам сказать, что от истоков своих род людской, согласно нашим священным преданиям, делится на три Клана: Вышний, Люди Западного Света, нуменорцы; Средний, Люди Сумерек, как мустангримцы и их сородичи, поныне обитающие на Севере; и Отступный, Люди Тьмы.
Ныне, однако, мустангримцы во многом уподобились нам: нравы их смягчились, и ремесла стали искусствами; мы же, напротив, сделались им подобны и Вышними больше именоваться не можем. Мы опустились в Средний Клан, мы теперь Люди Сумерек, сохранившие память иных времен. Ибо, как и мустангримцы, мы ценим превыше всего воинскую доблесть и любим бранную потеху; правда, и сейчас воину положено знать и уметь многое помимо ремесла убийцы; но все же воин, а не кто другой, у нас в особом почете. Да в наши дни иначе и быть не может. Таков и был брат мой Боромир: искусный и отважный военачальник, и высший почет стяжал он у нас в Гондоре. В доблести он не имел равных: давно уж в Минас-Тирите не было среди наследников престола столь закаленных, могучих и неустрашимых ратников. И впервые так громозвучно трубил Большой Рог.
Фарамир вздохнул и замолк.
- Почему-то у вас, сэр, об эльфах не было речи, - сказал Сэм, расхрабрившись. Он заметил, что Фарамир отзывается об эльфах очень почтительно, и это еще более, чем его учтивость, обходительность, вкусная трапеза и крепкое вино, расположило к нему Сэма и усыпило его подозрения.
- Поистине ты прав, господин Сэммиум, - сказал Фарамир, - но я немногое знаю об эльфах. Ты попал в точку: и в этом мы изменились не к лучшему, став из нуменорцев средиземцами. Как ты, быть может, знаешь, раз Митрандир был твоим спутником и тебе случалось беседовать с Элрондом, Эдайны, прародители нуменорцев, бились бок о бок с эльфами в первых войнах: за это и было им наградой царство посреди морей, вблизи Блаженного Края. Но когда в Средиземье пала тьма, людей развели с эльфами козни Врага, и с течением времени они расходились все дальше, шли разными путями. Ныне люди опасаются эльфов, не доверяют им, ничего о них толком не зная. И мы, гондорцы, не лучше других, подобны тем же ристанийцам: они, заклятые враги Черного Властелина, чураются эльфов и рассказывают про Золотой Лес страшные сказки.
Но все же есть среди нас и такие, кто с эльфами в дружбе, кто иной раз втайне пробирается в Лориэн; редко они оттуда возвращаются. Я не из них: я думаю, нынче гибельно для смертных водиться с Перворожденными. Однако я завидую тебе, что ты разговаривал с Белой Владычицей.
- Владычица Лориэна! Галадриэль! - воскликнул Сэм. - Эх, видели бы вы ее, сэр, ну глаз оторвать нельзя. Я-то простой хоббит, мое дело - садовничать, а выше головы, сэр, сами понимаете, не прыгнешь, и по части стихов я не очень - не сочинитель, ну там, знаете, иногда приходится, смешное что-нибудь, песенку или в этом роде, но настоящих стихов сочинять сроду не стану - словом, куда мне о ней рассказывать, тут петь надо, это вам нужен Бродяжник, ну Арагорн то есть, или старый господин Бильбо, те запросто могут. А все ж таки хотелось бы и мне про нее сочинить песню. Ну и красивая же она, сэр! Не налюбуешься! То, знаете, она как стройное дерево в цвету, а то вроде беленького амариллиса, ветерком ее колышет. Кремень, да и только - и мягче лунного света. Теплее солнышка, а холодна - что мороз в звездную ночь! Гордая, величавая - чисто гора в снегу, а веселенькая, как девчонка в ромашковом венке. Ну вот, у меня, конечно, чепуха выходит, я все не о том.
- Да, видно, она и в самом деле прекрасна, - сказал Фарамир. - Гибельная это прелесть.
- Да я бы не сказал "гибельная", - возразил Сэм. - По-моему, люди сами носят в себе свою гибель, приносят ее в Кветлориэн и удивляются - откуда, мол, взялась? Не иначе наколдовали! Ну как - может, и гибельная, сильная она уж очень. Об эту ее красоту - какая там прелесть! - можно расшибиться вдребезги, что твой корабль о скалу, или потонуть из-за нее, что хоббит в реке. Только ведь ни скала, ни река не виноваты, верно? Вот и Боро… - Он запнулся и покраснел.
- Да? "Вот и Боромир" - хотел ты сказать? - спросил Фарамир. - Договаривай! Он что, тоже принес с собой свою гибель?