Эльза шевельнулась. Под сомкнутыми веками дрожали глазные яблоки; вряд ли сивилла понимала, где находится и что с ней происходит. Дыхание ее было дыханием старухи, ковыляющей в гору. Ноги, согнутые в коленях, ослабли; запах пота и мускуса царил в шатре. Мускус, подумал Амброз. Мускус и тлен.
Почему - тлен?
- Насилие? Я готов мордовать стариков, если это на шаг приблизит меня к цели. Готов брать женщину силой, если это подарит мне час забвения. Я стану чудовищем в душе, чтобы не стать чудовищем во плоти. Что, Инес? Теперь ты понимаешь меня? Если даже пепел твой шевелится в горниле метаморфоз…
Протянув руку, он снял диадему с головы Эльзы. Янтарь сверкнул глазом хищника. Из глотки сивиллы донеслось хриплое рычание. Вздрогнув всем телом, Эльза оскалилась: кот и крыса, и ворона с острым клювом. Дернулась - нет, путы держали крепко. Амброз помнил, что сделала эта хрупкая на вид женщина с королем. Вернуть ей диадему? Побеги не сумел бы порвать и тот дурак-изменник, который приходил за сивиллой. Я в безопасности, горько усмехнулся Амброз. Передо мной, целиком в моей власти, лежит зверь. Симон тоже лежал передо мной, корчась в грязи. Но власть - во власти ты мне отказал, упрямый старик!
Наклонившись, Амброз вдохнул острый, будоражащий запах зверя. Темная волна накрыла мага, потащила на глубину. Он и не знал, что в нем осталось так много сил.
Глава пятая
Король Камней
1.
- Здесь? - спросил король.
- Да, сир, - советник Дорн согнул спину в угодливом поклоне. - В вашей спальне. Амброз сообщил мне, что известное нам обоим событие произошло именно здесь. Хочу заметить, сир…
- Закрой рот, - велел король. - Мы не нуждаемся в твоей болтовне. Событие! Скажи прямо: тут, в спальне, мы якобы перегрызли горло нашему отцу. Гуннар! Если этот лис заговорит без нашего разрешения, отрежь ему ухо.
Закованный в броню Гуннар ди Шохт кивнул.
- Левое? - уточнил он. - Правое?
- На твой вкус.
Король Альберт V, еще вчера - принц Альберт, прошелся по спальне. Мальчик был одет в легкий доспех и вооружен. На бедре - меч, кхалосский зуль-факар с раздвоенным острием, в ножнах, изукрашенных сапфирами и черным жемчугом; за поясом - кинжал с роговой рукоятью. Выше юного короля на голову, Себастьян Дорн горбился в углу, кусая губы. От страха и возбуждения советнику хотелось говорить, говорить, молоть языком без перерыва. Сдержать порыв оказалось труднее, чем терпеть, когда свербит или тянет на двор помочиться. "Молчи!" - беззвучно кричал Дорн самому себе. Советнику было жаль уха, левого или правого, все равно. Кроме того, он чудесно знал, как один взмах клинка уравнивает его в росте с венценосным юнцом.
Кто же мог предположить, что щенок кусается больнее матерого пса?
Альберт проснулся ближе к вечеру. Он, как и предполагалось, собирался на охоту, травить лису; в памяти ребенка стерся даже намек на след ужасных событий. Выслушав длинный, уклончивый доклад советника, Альберт с мастерством цирюльника, выдергивающего гнилой зуб, выхватил из слов Дорна главное: его, принца, титулуют величеством. Значит, отец умер, и вряд ли от старости. С этой минуты мальчик преобразился, и начал действовать со стремительностью атакующей кобры. "Гуннара ко мне! - приказал он. - Быстро!" Гуннар явился без промедления - и вновь стал капитаном гвардии. Впервые советник Дорн видел, как отвисает челюсть у старого, повидавшего жизнь бойца. Замешательство Гуннара продлилось недолго: миг, и капитан ди Шохт спросил высочайшего дозволения взять дворец под охрану. Бери, кивнул король. Клемент ди Гендау станет твоим лейтенантом. Отец доверял Клементу, значит, доверяю и я. Скажи ди Гендау про караулы: пусть займется. И бегом возвращайся ко мне. Слышишь? Бегом!
И обернулся к Дорну:
"Кого мне прочат в регенты?"
"В-вашего д-дядю, - советник начал заикаться. - Благород-дного Эдварда д-ди Тарра…"
"Гонец к дяде послан?"
"Ут-тром…"
Догнать, велел Альберт. Эй, Гуннар! Ты еще здесь? Это хорошо. Гонца догнать и вернуть. В случае сопротивления - привезите мне его голову. Да, и послание к дяде. Живо! Вскоре за окном послышалось громкое ржание коней, лучших в конюшне, скрежет поднимающейся решетки и гиканье посыльных. Едва топот копыт затих в отдалении, Себастьян Дорн в мыслях похоронил злополучного гонца, да и себя заодно. Глядя на ребенка-короля, он видел двоих: Фернандеса Великолепного и Ринальдо Заступника, а значит, рядом с Альбертом хитрейший из мудрецов ходил бы по лезвию бритвы. Бритву любил приводить в пример отец советника. "Оступись, - учил сына Дорн-старший, хлебнув лишку, - соскользни, раздвинув ножки! И возьмешь в левую руку яйца, а в правую - хрен…" Трижды приговоренный к смертной казни, дважды помилованный, отец знал, что говорит.
Когда Гуннар вернулся, король отдал приказ сопровождать его в спальню. По дороге он заставил Дорна заново доложить о смерти отца. Кратко и сухо, сказал Альберт. За каждую уклончивость ты получишь дюжину плетей. Выслушав доклад, он, задержавшись на лестничной площадке, задал вопрос:
"Кто сообщил тебе о гибели нашего отца?"
"Амброз, сир."
"Значит, Амброз. Он своими глазами видел, как мы вцепились в глотку нашему любимому отцу? Видел кровь, слышал хрип умирающего?"
"Он так сказал, сир."
"И не вмешался? Не остановил нас?!"
"Со слов Амброза, все произошло слишком быстро…"
"Даже для мага?"
"Не могу знать, сир…"
"Он же сказал тебе, что очнувшись, мы ничего не вспомним?"
"Да, сир."
"Когда мы лежали в бреду, со сломанной ногой… Амброз был в спальне?"
"Да, сир. Вместе с вашим отцом он дождался доброй вести от лекарей, и лишь потом оставил дворец…"
Хорошо, кивнул король. Дорн не знал, что тут хорошего, но сухие глаза мальчишки блестели так, что советник прикусил язык. Сейчас Дорн видел, что блеск королевского взгляда потускнел, но не исчез. Сталь, подумал советник. Сталь на морозе. Молчи, идиот, молчи, пока не спросят. Светлая Иштар, разве мог я предположить, что однажды затоскую по бешеному Ринальдо?
- Где Амброз?
- Ваше величество…
- Отвечай!
Вышивка гобелена колола спину. От аромата курений кружилась голова. Дорн сам распорядился жечь в спальне нард и красный сандал, чтобы отбить запах бойни, и теперь жалел об этом. Хотелось лечь и свернуться калачиком.
- Полагаю, сир, он в окрестностях башни Инес ди Сальваре. Как мне сообщили, там начался процесс наследования имущества покойной. Территория огорожена занавесом, который называют барьером крови…
- Что это значит?
- Доподлинно неизвестно, сир. Я слышал, что человек, рискнувший шагнуть за барьер, подвергается смертельной опасности.
- Даже если мы велим роте гвардейцев взять башню мертвой колдуньи штурмом? В конном строю, с копьями наперевес?
У дверей хмыкнул суровый Гуннар.
- Простите, сир. Я знаю, что гвардия вашего величества - буря и ураган. Про барьер мне доступны только слухи. Если сир спросит моего мнения…
- Позже. Кроме Амброза, в Тер-Тесете есть маги?
- Как я уже имел честь докладывать, возле башни…
- В ад чужаков! Мы говорим о тер-тесетцах. Среди них сыщется опытный колдун?
- Вазак Изнанка, сир. Но, если позволите…
- Говори!
- Вряд ли он сумеет вернуть память вашему величеству.
- Почему?
- Вазак - некромант. Ученик, насколько мне известно, Талела Черного. Его извращениями матери пугают дочерей-невест. Власть Вазака - на кладбищах, а не во дворцах…
- Некромант?
Выхватив кинжал, король вспорол им подушку. Долго смотрел, как перья белой вьюгой мечутся по спальне; морщил лоб, словно решался на подвиг или предательство. И наконец срывающимся голосом отдал приказ:
- Послать за Вазаком!
2.
- Принес!
Боком, держа в лапах закопченный казан, доверху полный воды, Натан протиснулся в дверь. Споткнувшись о край ковра, парень охнул: чуть ли не полказана выплеснулось ему на ноги. Лужа, радостно хлюпая, потекла дальше, к камину.
- Ты б еще лохань приволок, - разозлился Вульм.
- Могу!
- Кто б сомневался. Все, сядь в углу и не мелькай…
Симон был равнодушен к суете, да и к себе самому в том числе. Старец обмяк в кресле, откинувшись на спинку всем телом. Время от времени он вздрагивал, как человек, которому снится кошмар, и затылок мага глухо стукался о дубовый венчик. Холщовые штаны обгорели от пояса до колен, грозя рассыпаться в прах при любом резком движении. Сквозь прорехи виднелась кожа, покрытая сажей. Грязный, в ссадинах и кровоподтеках, Симон походил на погорельца, чудом спасенного из пожара.
От старца несло гарью.
Циклоп обмакнул в воду чистую тряпицу, чуть отжал и с осторожностью матери, хлопочущей над сыном, принялся стирать с лица мага засохшую кровь. Симон досадливо поморщился и разлепил морщинистые веки.
- Дай, - буркнул он. - Ну давай же…
Отобрав тряпку, он сунул краешек в ноздрю и начал вычищать оттуда багровые сгустки. Левая, пострадавшая рука Симона безвольно покоилась на подлокотнике. Закончив, старец высморкался и засопел, делая глубокие вдохи и выдохи. Похоже, результат его удовлетворил: дышалось без натуги, и нос больше не кровоточил.
- На вас, магах, все зарастает, как на собаках…
В голосе Вульма звучала откровенная зависть.
- Собака порой тоже нуждается в помощи, - жестом Симон остановил Циклопа, который собрался возобновить обтирание. - Волк, ты смыслишь в переломах?
- А что?
- Посмотри мою руку.
Вульм присел перед креслом, ощупывая руку Остихароса. Маг морщился, дыхание его участилось; на лбу выступили росинки пота. Багровые пятна на щеках побледнели, кожа цветом уподобилась пеплу. Наконец Вульм поднялся, растер хрустнувшее колено.
- У тебя сломана малая кость предплечья.
- Где?
- Выше запястья. Кажется, трещина в большой.
- Кость на месте?
- Сместилась, но не очень.
- Берешься вправить?
- Может, лучше послать за лекарем?
- И за шлюхами, - через силу кивнул старец. - Устроим оргию.
- Ладно, попробую…
Сегентаррец принялся разминать пальцы.
- Будет больно, - предупредил он. - Циклоп, у нас есть крепкое вино? Еще понадобится лубок. Натан, срежь с яблони пару веток!
- Иди ты в ад со своим вином, - меж бровями мага залегла упрямая складка. - И с лубком - туда же. У меня должна быть трезвая голова. Циклоп, сходи в лабораторию Красотки. Там есть шерсть саламандры, я знаю. В ореховом шкафчике, сверху. Грузчика не посылай, он шкаф в окно уронит…
Кивнув, Циклоп вышел.
- Шерсть саламандры? В Сегентарре ее зовут горным льном, - Симон не ответил, и Вульм продолжил, разговаривая сам с собой. - Иногда алхимики дают дельные советы. Помню, саламандрова шерсть, натянутая на щит, спасла жизнь нам с Хродгаром. Под Черным Зиккуратом мы угодили в огненную ловушку…
В углу, сгорая от любопытства, Натан ловил каждое слово. К великой скорби изменника, Вульм замолчал, и продолжения не последовало. Вернулся Циклоп, принес грязно-белый коврик. С коврика на пол сыпалась труха. Натан фыркнул, разочарован. Ерунда какая-то! Мохнатая тряпка, которую давно пора выбросить на помойку. Небось, и Черный Зиккурат с кочку высотой…
- Когда Вульм вправит кость, обернешь мне руку, - распорядился Симон. - И держите, держите крепко! Главное, чтобы кость не сдвинулась…
Склонившись над рукой старца, Вульм с крайней осторожностью взялся за предплечье; примерился. Сжал пальцы, резко и коротко провернул; сдавил, как будто вставлял на место деталь сложного механизма. Хрустнуло; Симон скрипнул зубами.
- Дать тебе ремень? Закусишь, оно и полегчает…
- Обматывай, варвар! - прохрипел Симон. - Держи!
Вульм припал на одно колено. Пальцы его клещами сомкнулись на пыльной шерсти саламандры, укутавшей руку Остихароса. Костяшки побелели от напряжения. Старец откинулся назад и закрыл глаза. Казалось, он уснул, измотан болью и усталостью. Вульм держал; Симон не шевелился. Тишина в комнате сделалась плотной и горячей, как воздух в бане. Над сломанной рукой потекли вверх зыбкие, дрожащие струйки. Завибрировала и сама рука. Впору было поверить, что вместо Симоновых костей некий демон-музыкант натянул струны из адского металла, и теперь перебирал их когтями - быстрей! еще быстрей! - гоня мелодию, как обезумевшую лошадь.
- Крепче!
Дрожь усилилась. Теперь она напоминала конвульсии. В хватке Вульма билась пылающая тварь, силясь вырваться. Жар, накатывая волнами, ощущался даже сквозь коврик из горного льна. Пальцы жгло так, что мутился разум. Еще немного, понял Вульм, и я закричу во всю глотку. Я буду вопить, как ребенок, сдуру сунувшийся в костер. Я отпущу Симона; края вправленной кости разойдутся…
- Держу!
Две огромные лапищи накрыли кисти Вульма. Сжали с мягкой, беспощадной мощью: тиски поверх клещей. Пульсируя в двойном захвате, тварь отчаянно пыталась высвободиться. Тщетно: изменник удержал бы и ломового битюга. Корчась от боли, Вульм закричал; он молился, чтобы Натан не испугался, не отпустил. В ответ эхом донесся еще один крик: за окном, в отдалении. Кричала женщина. Натан, хрустнув затекшей шеей, вывернул голову в сторону окна, захрапел, словно его душили удавкой, и усилил хватку. Лоб парня избороздили глубокие морщины, на скулах играли желваки. Вульм плакал, мечтая сдохнуть, и сейчас же; жар сделался нестерпимым, после чего начал спадать. Рука старца дернулась в последний раз - и обмякла. Шумно выдохнув, Симон открыл глаза, в которых гасла, растворяясь, знакомая бирюза.
- Все, отпускайте.
- Кровь Даргата! - заорал Вульм. Откуда и голос взялся? - Пусти, балбес!
Натан обиженно засопел - вот тебе и благодарность! - но пальцы разжал. Вульм кинулся к казану с холодной водой, и с тихим, блаженным стоном опустил в него горящие ладони. Он был уверен: вода зашипит и вскипит, исходя паром.
Нет, обошлось.
- Я принесу мазь от ожогов.
Обождав, пока Циклоп выскочит за дверь, Симон встал. Для пробы сжал кулак, легонько ударил в набивное сиденье кресла. Ударил сильнее, в столешницу. Видимо, результат удовлетворил старца, но от комментариев он воздержался. Вернулся Циклоп со склянкой - и видом, и ароматом снадобье напоминало собачье дерьмо.
- Пузырей нет, - сын Черной Вдовы бросил взгляд на красные, глянцево блестящие ладони сегентаррца. - Это хорошо. Сходи помочись на руки, оно кстати. Рук не мой, так возвращайся…
- Может, ты? - ядовито предложил Вульм. - У тебя целебней!
Пожав плечами, Циклоп взялся за завязки штанов:
- Как хочешь…
Когда, благоухая свежей мочой, Вульм возвратился в кабинет, самозванный лекарь покрыл его ладони слоем мази, обмотал полосками чистого полотна - и завязал концы на запястьях.
- Ты в Ригии не бывал? - с подозрением спросил Вульм.
- Нет. А что?
- Так жрецы мумии пеленают. И пахнет так же.
- Господин Вульм, - встрял изменник, - вы голодный?
- Уже лучше, - буркнул сегентаррец.
- Что - лучше?
- Раньше ты как приставал? "Господин Вульм, я есть хочу!" - и будишь среди ночи. А теперь: "Господин Вульм, вы голодный?" Совсем другое дело. Учись хорошим манерам, парень! У вежливых жизнь короче… Пошли, кашу нам сваришь.
- Я?
- Нет, великий Митра!
- Может, вы сами? Я не умею…
- Мне и шумовки не удержать. Я командую, ты - делаешь.
- Это я запросто! На всех наварю! Господа маги, небось…
С минуту бас изменника еще доносился с лестницы, потом хлопнула дверь кухни - и стало тихо.
3.
Симон Остихарос одевался.
Подтянуть сползающие чулки. Оправить рубаху из тонкой бязи. Затянуть пояс. Штаны, одолженные у Циклопа взамен прожженных, были коротковаты. Ничего, сойдут. Других все равно нет. Роба: длинная, навыпуск, до колен. Разгладить складки ворота, чтоб не натирали шею… Хмурый, сосредоточенный, маг целиком отдался делу, в сущности, пустяковому. Так воин перед битвой облачается в доспехи, проверяя каждую пряжку, каждый ремешок. Внимательный наблюдатель сделал бы верный вывод: старец вышибает клин клином, пытаясь за счет простых, обыденных действий отрешиться от мрачных мыслей, обуревающих его.
- Далеко собрался? - спросил Циклоп.
- Не привык ходить голым.
- Брось юлить, Симон. Тебе нельзя здесь оставаться.
Не говоря ни слова, маг сунул ступни в кожаные туфли без задников. Сапоги Пламенного остались в углу. Мы здесь, кричали сапоги. Куда ты пойдешь в этих шлепанцах?
- Ты сделал, что мог. Теперь - уходи.
- Гонишь меня?
Старец прошелся по комнате, разминая ноги; громко хрустнул пальцами. И замер у окна, словно что-то высматривал в непроглядной ночи.
- Я тебя прошу. Уходи.
- Почему?
- Утром Амброз придет за наследством. Тебе лучше быть подальше отсюда…
"Почему?" - читалось на спине Симона.
- Не спрашивай. Уходи, и все. Считай, что у меня предчувствие.
Симон обернулся. Взгляды скрестились; казалось, воздух сейчас заискрит, будто в нем скрежетнули друг о друга два клинка. Ярче вспыхнули свечи на каминной полке; в ноздри ударил едкий запах гари. Ни один из спорщиков не желал уступать. Так же стояли они три недели назад, в этой самой башне, не зная, что по лестнице к ним из последних сил ползет женщина - умирающее чудовище. Желая спасти, предотвратить; пусть даже ценой собственной жизни…
- Я остаюсь, - Симон отвернулся первым. - Не бойся за меня. Думаешь, я ополчусь против конклава? Устрою славную заварушку?
- Уходи, - повторил Циклоп. - Немедленно.
- Это не похоже на просьбу.
- Зато ты похож! - от вопля Циклопа в казане плеснула вода. - Тебе осталось только закутаться в покрывало из теней!
- Ты видишь во мне сходство с Максимилианом?
- Да! И знаешь, почему? Ты никого не желаешь слушать! Ну да, твой выбор - единственно правильный, ты лучше всех знаешь, что делать! Что может остановить тебя, Симон? Переубедить? Вторая смерть Инес?! Если бы ты…
Циклоп сгорбился, сжал лицо ладонью. Он словно пытался сменить облик - или стереть с лица карту Шаннурана, запечатленную в складках и морщинах.
- Щенок, - еле слышно бросил Симон. На щеках мага вспыхнули багровые пятна. - Шаннуранский ублюдок. Ты бьешь больнее Амброза. Мне с этим жить, сколько бы ни осталось…
- Кто должен умереть на сей раз, чтобы ты уступил?! Ты что, не можешь просто поверить? Сделать то, о чем тебя просят?
Симон прошел в угол и стал натягивать сапоги.
- Я разучился верить. Давно; раньше, чем родился твой отец. Двадцать лет назад я поверил Красотке, и угодил в темницы Черной Вдовы. Да, Инес ни о чем меня не просила. Я сам пришел в западню, и выжил чудом. Три недели назад я не поверил тебе, и Инес умерла. Что ж, я снова рискну поверить. Посмотрим, в какую темницу приведет меня эта вера… - старец набросил на плечи меховой плащ, надел шляпу. Взял в руки посох. - Я услышал тебя. Я ухожу. Но я хочу знать, что здесь произойдет. Я оставлю на тебе метку.