* * *
Уже на второй день своего неожиданного отпуска я не выдержал и самовольно отправился в разведывательный дозор. Изображая отдыхающего, я хотел нацепить шорты, однако полное отсутствие загара на ногах заставило отказаться от подобного способа конспирации. Остановился я в итоге на спортивном костюме и кедах. Для повышения маневренности очень кстати оказался соседский велосипед. Бабушкин театральный бинокль (семейная реликвия) с украшениями из слоновой кости и кухонный топорик-секира дополнили мою экипировку. Стараясь остаться неузнанным, я надвинул на глаза кепку и надел темные очки. Дорога была неблизкой, колеса велосипеда зверски восьмерили, но часа за два все-таки удалось добраться до места. Мне повезло обнаружить заросший кустарником пригорок, с которого открывалась почти вся панорама МОРСовской ограды и даже просматривалась часть побережья с КУНГами, а главное, были видны ворота и КПП. При помощи секиры, я расчистил себе в кустах наблюдательную позицию и отрыл небольшой окопчик.
Часов до шести вечера практически ничего не происходило. Стало, однако, понятно, что часть охраняется сменой из четырех пожилых ВОХРовцев (почему-то называемых в народе мобутовцами), которые лишь однажды за много часов предприняли имитационную попытку обхода охраняемой зоны. Задора хватило только на десять минут моциона и двадцатиметровое удаление от караулки. Ровно в восемнадцать часов из ворот выехала "Победа", а вслед за ней выбежал оживленно размахивающий руками мичман. Из притормозившей машины вылез Семен Ефимыч, выслушал соратника и жестом пригласил его в салон. После их отъезда движения в обозреваемом пространстве не наблюдалось в течение часа.
Дрема свалила меня в окоп, но громкое тарахтение заставило возобновить наблюдение. Звуки издавались мотоциклом, на котором восседал знакомый мне финансовый воротила – капитан из МОРСа. Был он в комбинезоне песочного цвета, но узнаваем по почти неуловимым повадкам самоуверенного и независимого человека. Из доступной моему обзору части земной тверди мотоцикл вылетел почти мгновенно. Я уже было собрался покинуть свой пост, но снова появился мотоцикл, на сей раз с двумя седоками. Крепко обняв капитана от финансерии, на заднем сидении мотоцикла возлежала дама, одетая соответственно верховой прогулке – в брючный костюм. Мотоцикл направился в противоположном от ворот направлении и заглох где-то метрах в двухстах левее КПП. Уже темнело, но благодаря своей оптике я увидел, что две тени проскользнули к КУНГам, расположенным недалеко от ограды. "Ага, – подумал я, – там есть пролом или лаз".
Оставив велосипед на наблюдательном пункте и соблюдая правила маскировки, я двинулся в направлении возможного пересечения границы МОРСа. Довольно быстро обнаружилось место в стене, где вообще отсутствовало несколько ракушечниковых блоков, оставляя широкий вход в загадочную область побережья. Поблизости под деревом остывал от гонки тяжелый темно-синий аппарат. Вспомнились слова шефа: "Все, что между ног, транспортным средством не является". Захотелось с ним подискутировать, но шеф был далеко и вряд ли подозревал о моих изысканиях. Стало грустно. Я убедил себя, что формально, будучи военнослужащим МОРСа, имею полное право находиться на его объектах. И смело, ползком, скрываясь в высокой растительности, пересек границу.
Когда половина пути к КУНГам была преодолена, неожиданно послышались громкие удары по металлу, шумы автомобильных моторов и человеческие голоса. Через открывшиеся ворота в направлении моего местонахождения проехали "Победа" и фургон-санитарка. Я залег и замер. Машины остановились метрах в десяти от моего лежбища. Из них вылезли Ефимыч, мичман и еще одна крупногабаритная личность, судя по дальнейшему поведению – грузчик. Открыв первый КУНГ, они начали загружать в санитарку извлекаемые из него коробки, ящики и мешки. Семен Ефимович подергал дверь финансового пристанища и громко спросил:
– Капитан, вы здесь?
– Здесь, здесь, – как эхо ответил Андрей, появляясь на пороге в купальном халате, – что случилось? Почто в столь неурочный час посмели мой покой нарушить?
– Опять девчонку притащил? – Ефимыч понизил голос, взял капитана под руку и проволок в моем направлении. – Доложу я о твоих фокусах, допрыгаешься. Ты должен меня слушаться. Я дольше пожил, а потому – умнее.
– Видал я дураков и постарше, – финансист, похоже, разозлился. – В чем дело?
– Ладно, погоди, – обиженно прошептал его собеседник. – Приказано сворачиваться. Наверное, где-то что-то просочилось. То кадровики рвутся с ревизией, то улыбчивых придурков на вакансии присылают. (Вот ведь гад. Это он обо мне!) А вчера пришла директива представить сорок шесть человек на диспансеризацию и вакцинаию. (Узнаю руку шефа!)
– Ваши недоработки по административной линии. – Андрей хихикнул.
– У меня все тип-топ. Никаких проблем. Копейка к копейке. А теперь из-за ваших проколов всю документацию надо заново оформлять. Как не стыдно на меня еще и наговаривать?
– Велено сегодня свернуться и перебазироваться на маяк. Все почти по плану. Только на меся раньше. Мичман остается сдавать территорию базе отдыха, а мы – по маршруту.
– Велено, так велено. Только я приеду завтра утром. Как джентльмен – не могу оскорбить даму своим бегством. Подождите, сейчас вынесу документацию.
Капитан вытащил из своего жилища штук восемь коробок и портфелей, пару ящиков с бутылками, ружье и два мотоциклетных колеса. Все это, как и многое другое из соседних КУНГов, было погружено в санитарку, а что-то, видимо особенно ценное, засунули в "Победу". Я повторял шепотом буквы и цифры автомобильных номеров, но был уверен, что забуду, если не запишу. А писать было нечем, да и не на чем. Лежа в темноте, я выложил цифры наощупь из мелких камушков, слева от себя. Машины со всеми, кроме Андрея, уехали, а я выбрался за пределы забора и устроился в засаде около мотоцикла.
Через пару часов ожидание увенчалось успехом. В то время как капитан со спутницей садились на своего боевого коня, я незаметно подобрался сзади и стальным голосом советского разведчика повелел:
– Капитан, признавайтесь! Ваша карта бита! – В качестве веского аргумента в моей руке ослепительно блеснула кухонная секира.
– Наденька, познакомься, пожалуйста, это мой добрый приятель и сослуживе, мэриман. Все, что ниже ватерлинии, – в ракушках, девчонкам нравится… А ты подожди меня десять минут, – обернулся ко мне Андрей, – подругу отвезу, и поговорим. У меня еще немного виски осталось.
– Угу, – ответил я, пораженный доброжелательностью его тона и железной выдержкой в сложной ситуации, – я подожду, только недолго. Мотоцикл резко рванул с места и через секунду исчез из вида. Я, правда, успел заметить, как девица помахала мне левой рукой, делая правой захват на шее Андрея.
– Как я мог его упустить?! Загипнотизировал он меня, что ли? Ну как я мог поддаться? – Ругал я себя, ругал, но тут раздался шум мотора, возвещая о возвращении моего чуть было не потерянного "языка".
Андрей поставил мотоцикл на то же место и тем же маршрутом проследовал в свой КУНГ, я – за ним. Мы сели за столик, выпили по рюмке, и не успел я еще задать свои вопросы, как он начал рассказ.
– Пару лет назад служил я на одной небольшой бербазе финансистом и горя не знал. Но однажды случилась комплексная проверка нашей лавочки с полной ревизией всех складов и материальных енностей. Я-то был за свой участок спокоен, но командир трясся от страха и хорошего не ждал. Вызвал он меня и попросил найти средства для достойной встречи комиссии. Вино там, шашлыки, баня и прочие радости жизни. Мужик он был неплохой, и мне очень хотелось ему помочь…
Взгляд капитана прошелся по помещению и задумчиво уперся в мое лицо. Я готов был поспорить, что он меня не видит. Где-то вдалеке заливисто залаяла собачонка, ей ответил целый кобелиный хор, и только эти звуки вернули Андрея к реальности.
– Придумал я одну хитрость, – продолжил он и закурил. – Дело в том, что при бербазе давным-давно существовала какая-то лаборатория по контролю не то аккумуляторов, не то электрорегуляторов…
Мой собеседник поднялся с места, открыл дверь КУНГа. На берегу было совершенно темно. Ночь была безлунной.
– Давай прогуляемся к берегу, – предложил он. – Никому еще все это не рассказывал. В процессе ходьбы из меня легче слова выскакивают… Не торопясь, ориентируясь по шуму волн, мы направились к береговой черте.
– На чем это я остановился? Да, лаборатория. Важно то, что она была только на бумаге, а сократить ее все время забывали. Вот я и предложил командиру укомплектовать лабораторию, но не мертвыми душами, как у Гоголя, а увольняющимися в запас матросиками. Мол, на сверхсрочную мы их якобы оставили, а документы продублировали. С ребят взяли подписку о готовности служить у нас при экстренной необходимости сверхсрочниками и о сохранении в тайне такой договоренности. Ибо, как известно, американцы спят и видят, как бы нас объявить милитаристами, наращивающими численность военных рядов…
Накатывающиеся на берег водяные холмы выбрасывали к нашим ногам клочья пены, фосфоресцирующие во тьме. Происходящее казалось каким-то нереальным. События последних дней и наши разговоры виделись малозначительными. Более важной казалась судьба выброшенных на песок медуз, растекающихся по суше, ежесекундно теряющих свою элегантную форму.
– Матросы, – продолжал капитан свое повествование, – уволившись, разъехались по домам, но по бумагам вроде бы продолжали служить. Средства на достойную встречу комиссий появились. Даже с избытком. Мы реализовали еще штук пять весьма прогрессивных идей. Но нельзя себя считать умнее всех…
За все время его рассказа я не проронил ни слова. Но теперь Андрей уставился на меня, ожидая, видимо, какой-то реакции. Я трижды кивнул и хмыкнул. Этого оказалось достаточно, и он продолжил.
– Один из московских военкомов умудрился проследить по бумагам несколько любопытных ниточек и взял меня в оборот. Вместо пребывания в уютной двадцатиместной камере, он предложил организовать при моем активном участии отдельную режимную часть. Для изыскания финансовых средств в высших интересах. Каких? Клянусь – не знаю. Всех наших сотрудников ты уже видел. Семен – очень темная лошадка, я его опасаюсь. Мичман – добрый парень, но ему в рот смотрит…
Мне тоже очень хотелось обругать Семена Ефимыча, но я сдержался и ограничился повторным одобрительным хмыканьем. А он резюмировал:
– Рассказал тебе это потому, что побаиваюсь за свою судьбу. Знаешь, что? Отдам я тебе один конвертик, а ты его только тому покажешь, кто тебе предложит виски морсом запить.
Он хихикнул, а я кивнул.
– Своим родным рассказать стыдно, – капитан насупился, – а ты и так почти все знаешь. Я тебя за КУНГами сразу приметил. Но на особиста, кажется, ты не похож. Из любопытства, что ли, или как?
– Ага, – вылетел из меня универсальный ответ.
– Так согласен взять конвертик? А я тогда на все вопросы отвечу.
– Согласен. А почему МОРС? – задал я свой первый вопрос.
– Это просто. Помнишь, из какой ягоды морс делается? Знаешь, наверно, что означает "развесистая клюква". Я сам придумал расшифровку: многоцелевой… и так далее.
– А почему сорок второй? – меня радовала и настораживала открытость собеседника.
– Размер моей обуви… – он усмехнулся.
– Да уж… И куда вы теперь со своим МОРСом? – осторожно подбирался я к самому главному.
– Полная смена названия, позиции, дислокации и всех параметров. С сегодняшнего дня МОРСа больше нет на ЧФ. Скорее всего, он передан во флотилию, а там уже расформирован. Где он возродится – не знаю, и тебе лучше не знать…
"Язык", казалось, ничего не скрывал, только не было ли здесь подвоха?
– Почему ты не смоешься? – я взял капитана за локоть. – Неужели невозможно? Давай, что-нибудь придумаем, может, я помогу.
– Дурные привычки появляются быстро, а избавляться от них приходится долго. У меня есть сейчас все, что пожелаю. – Он явно играл на публику. – Люблю виски, хороший табак, мотоциклы и веселых подружек. Кроме того, где-то на меня наверняка заведено дело… И как ты предлагаешь его закрыть?
Нет, подумалось мне, на "Подвиг разведчика" это явно не тянет. Совсем другие коллизии. Из классики ближе всего к "Золотому теленку". Андрей со своей компанией изображают Корейко А. И., а Остап Ибрагимович сидит в столие, пасет этих гусей и командует парадом. Хорошо, что они от меня отказались. А то пришлось бы работать Шурой Балагановым, что, понятно, не очень-то хотелось.
– Послушай, а что там за дворе такой необыкновенный? Никогда не видел ничего подобного, – я попытался перевести беседу в другое русло.
– Это территория базы отдыха, – откликнулся на вопрос Андрей, тщетно пытаясь носком сандалии столкнуть медузу в море. – Место выгула местного и столичного начальства… Вот кто-то из них и заказал, кажется, в Индии уменьшенную копию знаменитого памятника архитектуры и культуры. Привезли, как миленькие. В обмен на поставки чего-то скорострельного. Говорят, что через меся комиссия приедет на приемку объекта. В правый ангар уже завезли бочки с вином из Золотой Балки. Будет, чем приемку обмыть.
– Мне-то теперь куда податься? Я ведь сюда, кажется, назначен, – снова подкорректировал я тему.
– Думаю, тебя уже переназначили. Построят – скажут. Гуляй пока.
Откровения капитана вызывали у меня доверие, но оставляли впечатление чего-то недосказанного. Я попытался было продолжить допрос свидетеля, но ничего нового мне узнать не удалось. Покончив с последними, заключительными каплями любимого напитка, Андрей упаковал дорожную сумку, и мы присели на дорожку, затем, пройдя сквозь стену, разошлись в разные стороны.
Я крутил педали велосипеда и думал о том, что хорошо заниматься ясным и честным делом, и мысленно составлял рапорт о выходе в отставку из агентурной разведки кадровых органов.
Взяв с шефа еще одну страшную клятву молчания (связанную с вопросами интимного свойства), я поделился с ним всем, что узнал. Во избежание неприятностей мы дружно решили никому ничего не рассказывать, что и сделали. Всю эту ночь и многие последующие ночи снились мне медузы в полосе прибоя.
Как и ожидалось, наутро МОРС испарился из числа подшефных организаций. Его как будто и не было. Учетные листы и книги увез нарочный.
* * *
Я получил назначение на прекрасную должность в научно-исследовательской организации, производившей на флоте испытания совершенно экзотического оборудования, за что очень благодарен МОРСу.
Через год ко мне явился Андрей и сообщил, что уволен в запас по болезни. Врезался куда-то на мотоцикле, вследствие чего якобы страдает потерей памяти и головными болями. Возможно, был еще и тик – уж больно активно он подмаргивал левым глазом. Или подмигивал?
Кто их знает – этих "фиников". Капитан забрал свое письмо и угостил меня виски, а уходя, оставил блок американских сигарет.
Лет двадцать с гаком ничего о нем не слышал, но недавно увидел по телевизору на какой-то крутой тусовке. Как я понял, он оказывает консультационные услуги частным фирмам в области финансов.
Пользуется авторитетом. И выглядит вполне отлично.
Думается, что срок хранения тайны МОРСа давно истек и ее разглашение никому не повредит.
Да! А тот дворе, кажется, похож на Тадж Махал. Очень похож.
Военморкор
Году, кажется, в семьдесят пятом или около того отправили меня в очередную экспедицию на эсминце ЧФ "B-вый". Был я в то время младшим научным сотрудником одной военной исследовательской организации в старлейском звании и находился в константной готовности к "бою и походу". Снабдили меня четырнадцатью ящиками аппаратуры, которую надо было проверить в экстремальных условиях морского похода, и помощником – мичманом, мгновенно исчезающим из виду при малейшем намеке на потребность в выполнении любой работы.
Прикомандирование на корабль перед походом на боевую службу, надо отметить, редко обходилось без проблем и разногласий. Командир эсминца – пожилой в моем тогдашнем восприятии, среднего роста, полноватый капитан второго ранга тяжело вздохнул, понимая, что отделаться от меня не сможет (есть директива сверху!), а для размещения железяк и двух человек требуются помещения, каюты, места за столом и дополнительные пайки на камбузе. На его прямой вопрос о том, будет ли от нас и нашей техники хоть какая польза, я пообещал разбиться в лепешку, но показать на практике преимущества перспективной аппаратуры для облегчения военной службы.
– У нас с собой новые приборы локации. Сядем на хвост американцам – не скроются. Наверняка половину похода корабль на слежении будут держать.
– Ну-ну, – скептически ответил он и, вызвав старпома, поручил ему вздорное дело по размещению нашей группы. Моего мичмана Валентина сравнительно безболезненно удалось внедрить в каюту к двум баталерам – продовольственнику и финансисту, которые считали себя членами некой избранной касты и не допускали к проживанию в своей трехместной каюте представителей иных гильдий. Исключение было сделано лишь потому, что Валентин был человеком со стороны и вряд ли стал бы совать свой нос в чужие дела.
Аппаратуру пристроили в небольшую каптерку на надстройке, удалив оттуда запасы какой-то заплесневелой парусины, наличие которой в хозяйстве порядком удивило даже местного боцмана. Старпом же, пользуясь его смущением, экспроприировал помещение в мою пользу.
Когда же была предпринята попытка моего внедрения в каюту командира БЧ-2 за счет выдворения оттуда "бычка-три" – командира БЧ-3, разразился скандал. Командир этот, капитан-лейтенант Михаил Врубель, заявил, что скорее зарядит собой торпедный аппарат левого борта, чем покинет родную каюту. Он убедительно сообщил, что видал нас всех последовательно в одном и том же гробу, а ему срочно нужно готовиться к экзаменам в академию, что возможно осуществить только в привычном штатном помещении. А академия крайне необходима для того, чтобы покинуть, наконе, задолбанный плавсостав, наделать детей и жить по-человечески. Становилось ясно, что жена грозилась его бросить при невыполнении этой программы. Свою речь он завершил аксиомой, что жизнь дается один раз и прожить ее надо в Питере.
Решение нашлось компромиссное. Мне выделили соседнюю, ужасно тесную одноместную каюту без умывальника, с малюсеньким, с ладошку ребенка, навечно заваренным иллюминатором, но предоставили право посещения соседей для выполнения процедур самообслуживания и личной гигиены. Мое новое жилище корабельный врач старлей Женя ранее использовал в качестве складского помещения для хранения медикаментов и неприкосновенного запаса спирта-шила. Поэтому дверь в каюту была дополнительно оснащена внутренними запорами и одним навесным замком, хотя доктор уверял, что и этих мер предосторожности было недостаточно: шило, по его заверениям, кто-то регулярно ворует, разбавляя НЗ водой. Для вящей убедительности своих доводов он даже дал отдельным офицерам попробовать по 20 граммов этого самого таинственным образом исчезающего шила, а потом перебазировал его тающие запасы в другое секретное место.
Отведав угощения, мы согласились с тем, что продукт явно разбавлен, хотя в один голос признали, что пить его все же можно. И тут же предложили продолжить следственный эксперимент, заключавшийся в дегустации. Продолжить дегустацию старпом, понятно, запретил, а заодно легонько всех нас обматерил для порядка и с чувством выполненного долга отправился на мостик – готовить корабль к убытию на БС.