– Мы приносим, конечно, извинения вашему сотруднику – Бобровский кивнул в сторону пострадавшего парня, сидевшего на камне со страдальческим видом. Девчонки кудахтали вокруг него, прикладывая спиртовой компресс к разрастающемуся синяку. Помощник опять мысленно материл Богомазова. – но он сам виноват: ну, кто же вскакивает, когда вокруг нервные люди с оружием? Так что…
– Да ладно – мой юный коллега не в обиде… – сказал доктор, но, глянув в сторону бородатого, добавил: – не в очень большой обиде – так честнее будет!
Бобровский, довольный поворотом событий, дал команду возвращаться к шлюпке. Егоркин же, тоже довольный – обошлось без боя драки – что-то зашептал офицеру на ухо. Тот согласно кивнул, махнул рукой, и беспечно сказал вслух:
– А, спишу как-нибудь потом!
Сухой паек был в мешке у Богомазова за спиной. Палыч достал оттуда пару увесистых банок тушенки, решительно добавил к ним банку сгущенки и буханку свежего хлеба. А Бобровский, в приступе щедрости добавил большую шоколадину "Ленинград", которая была у него в кармане затасканной "канадки".
– А это – вам! Гостинцы "робинзонам" от моряков-овровцев! – галантно преподнес Бобровский всё это одной из девушек. Та была смущена вниманием и даже румянец проступил у нее на загорелых щечках.
Вот пахучему свежему хлебу девчонки обрадовались больше всего, ибо, сухари и галеты им уже поднадоели. Знакомое дело!
Увидев "дары волхвов", Дмитрий Сергеевич безапелляционным тоном изрек: – А у нас, у поморов, принято отдариваться!
Тут парень, которому недавно досталось от Богомазова, вынес тушки трех копченых уток и вручил офицеру и недовольно буркнул: – А это – вам!
Чувствовалось – делал он это через силу, его бы воля… он бы им… но пока воля была не его!
Одна из девушек пояснила, улыбаясь: – Берите, берите! Очень вкусно – особый рецепт засолки по Дмитрию Сергеевичу – никакого запаха рыбы не чувствуется! Кулинарный секрет!
В любом мясе или рыбе холодного копчения – главное и определяющее – предварительная засолка, ее тип и рецепт рассола – авторитетно согласился мичман. Вот только в то, что нет в этих утках привкуса рыбы – он упрямо не верил. Так не бывает! Егоркин это знал!
– Вот сегодня всей кают-компанией и попробуем! А куда отзывы написать? – ненавязчиво спросил у девчонки офицер. Бобровский женат пока не был, поэтому имел солидный запас адресов и телефонов девушек. Так, на всякий случай, поэтому вопрос получения этих самых телефонов и адресов был у него отработан до автоматизма.
Через полчаса вся команда была на борту, и Бобровский докладывал в красках о всей недавней "операции". Приврал, конечно! Тем временем, "добровольцы" тоже делились впечатлениями с братвой, собравшейся на баке у обреза для курения. И тоже врали! Кто не был молод и не жаждал приключений!
Жеребчиков, выслушав внимательно своего помощника, заключил:
– Хорошо то, что хорошо кончается! А вот если бы у них было все в порядке? Твоя вина – налетели на студентов, как татары на водокачку! Тоже мне, разведчики-пионеры! Надо было сначала мозги применить, а уж потом – приклад автомата! Выскочили, как черти… Ворвались, как басмачи! Тоже мне – Виктор Леонов выискался!
– Да надувная "резинка" и акваланг возбудили нас до безобразия! А так бы… А чего разбрасывают госимущество где ни попадя?
– Тебя забыли спросить – там никого нет и не может быть – на семь кэмэ в округе, а таскать каждый раз все это вверх – вниз по камням да между скал?
Уток съели за ужином. Разрезанные ломтями тушки сочились нежным жиром, распространяя обалдительный запах копченой дичи. Слюна выделялась еще в коридоре у кают-компании. Недостатки у них все же были, целых два: – первый – на такую компанию их было, все же, мало, второй – к ним сейчас не было ни пива, ни водки… А жаль! Было не просто вкусно, но как-то уж экзотически вкусно. И точно – рыбой и не пахло. Палыч, иногда стрелявший уток на озерах и болотах в окрестностях Загрядья, всегда отмечал этот неистребимый ничем рыбный запах и привкус рыбьего жира у мяса этих птиц, приготовленных в любом виде, вымоченных в любом растворе. А тут – поди ж ты… Как жалел, что не выклянчил рецепта у ученого – видно, бывалого человека в охоте и в бродячей жизни. Но, когда поезд ушел, то поздно биться головой об рельсы… проверено не раз! И, тем не менее – снова грабли под ногами из-под земли сами вырастают… да все те же, как ни смотри!
Глава 6. О рыбалке и чудовищах
На юте опять шла рыбалка-соревнование – на этот раз в пользу БЧ-5. Их лагун наполнялся быстрее! Фортуна сегодня была благосклоннее к "маслопупам". Минеры, метристы и комендоры метались с удочками с борта на борт, забрасывали с юта – но удачи не было! Нет ничего переменнее, чем нравы начальства, желания женщины и рыбацкой удачи!
В качестве "рефери на ринге" выступал замполит, сменившийся с вахты на ходовом посту. Сам Сергей Константинович тоже ловил понемногу – для кают-компании. Пока везло не очень-то… А тут еще вдруг его рыбацкая снасть зацепилась за что-то – уложил, видно Сергей Константинович свой блестящий бронзовый "дуролов", хитрый такой, закрученный под определенным углом – для скорости погружения, с поводком и крючком с наживкой из свежей рыбы, аккурат на дно, метров на сорок-пятьдесят, где уже скопилось всякой проволоки, оборванных швартовых концов… фиг знает чего еще… может, и другого военного лома, вплоть до бомб и снарядов еще с войны. И все – встал "дуролов" на месте, вцепился крючками во что – то, ни туда, ни сюда! Насмерть стоит!
Применил Сергей хитрые рыбацкие приемы по освобождению крючка – всё тщетно! Махнул рукой обреченно, и хотел уже было Васильцев леску дефицитную в те годы резать и погибший дуролов помянуть Вдруг… что-то там внизу оторвалось от грунта и тяжело пошло вверх – вслед за выбираемой леской. Тихо-тихо, мертвым грузом, медленно, но уверенно!
– Ну, все – сейчас вытащу весь хлам, который сюда накидали, к вам на палубу подниму – пообещал приписной замполит зрителям.
В эту секунду сигнальщик Ромашкин как заорал: – Товарищ старший лейтенант! Смотрите!
В изумрудной воде, уже на глубине пять – шесть метров виднелась чья-то страшная голова, и длинное серое тело. Как огромная змея! От нетерпения Васильцев резко поддернул лесу вверх, рыбе это не понравилось и она начала метаться, сильно натягивая леску. Ромашин барсом метнулся к надстройке и бегом притащил "экологический сачок". Здоровый такой сачок, с мелкой сеткой, который применяли для сбора с воды плавучего мусора – так было положено. Но, все-таки, он чаще работал как подсак для вытаскивания из воды крупной рыбы или крабов – было дело. И еще в некоторых полезных целях.
Вот сейчас и наступал именно такой случай – Васильцев подтянул трофей к самой поверхности, а Ромашин и Мединский – хвать рыбу сачком и на палубу – шмяк! Да та как забьется! Что-то ей, похоже, не понравилось!
Зубатка, толстая, злая, больше метра в длину! Может даже – полтора! Так всем показалось, особенно – счастливчику! Мединский ткнул ее в голову сапогом, а она как извернется, да ка-а-к вцепится ему в сапог! Народ испуганно отскочил от чудища.
– Прокусила! – заорал акустик от испуга. Но – так, чуть-чуть! А вот если бы кто сунул ей в пасть ногу в "тапочке с дырочками" – то фельдшеру была бы работа по специальности.
Но за свою наглость рыба тут же получила по голове палубным ключом, оказавшимся под рукой у кого-то из трюмных. Злюка успокоилась и затихла. С дырой в башке рыбе стало как-то трудновато прыгать и кусаться!
– Отъелся хищник трески и другой рыбы поменьше! Абзац! А все жадность – хапнул кусок селедки, даже крючка не заметил! Видал, Гоша, что с жадными бывает? – с намеком спросил Ромашин у своего подчиненного Скрябина, к которому товарищи насмерть приклеили прозвище: "Скрягин".
Вызванные из кают-компании вестовые потащили зубатку командиру – показывать, и потом – деликатесную рыбу понесли чистить и готовить к жарке на "вечерний чай" в кают-компанию. Должно было хватить на всех! Хотя, и у остальных офицеров сегодня тоже были рыбацкие трофеи, но – скромнее, скромнее… чему Васильцев был несказанно рад и оттого – горд!! Народ долго помнить будет и, втихаря, завиловать!
Он закурил от возбуждения. Метристы сделали несколько снимков момента подъема зубатки на борт – для истории. Кадры из штатной фототехники могут быть и не очень – надо будет посмотреть, что получится. Это же не родной "Зенит ТТМ", которым он часто хвастался пред коллегами. Тот на родном корабле сейчас, в шкафу заперт.
Тут над ютом разыгралась воздушная битва. Возмущенные бакланы, налетали со всех сторон на одного из своих собратьев. Тот отчаянно орал. Васильцев разглядел у него красный клюв, красное оперение хвоста и… бортовой номер, написанный тоже красной краской.
Все стало ясно – прямо, как апельсин. Скучающая братва – юные варвары, что с них взять – обычно ловили баклана на мелкую рыбку, прицепив ее к крючку и таща ее по поверхности. Глупая птица жадно кидалась на наживку, цеплялась. Чайку поднимали на борт, а потом расписывали пленника "под Хохлому". Выпустив птицу на волю, со злой непосредственностью жестокой молодости наблюдали, как бывшие товарищи, сначала испугавшись, затем нападали на несчастную птицу. Запах, вид вызывали у птиц страх, а реакция страха, дает реакцию агрессии. Вот бедолаге и досталось…
Заведенный Васильцев пробежал на самый ют, построил обормотов и загнул лекцию… обо всем, лишь в самом начале коснувшись предмета и истоках опасного психического заболевания – садизма, о злосчастном маркизе де Саде, о милиции и преступном элементе.
А так же – что с такими показателями, когда с виду нормальный молодой человек издевается над беззащитным зверьем – на деле он не может быть нормальным. Его крыша куда-то съехала, и обычно психиатры хотят знать – куда. А с такими записями не возьмут не только в милицию, (куда многие мечтали поступить после службы), но даже в городскую команду по отлову бродячих собак… А издеваться над чайками ни один русский моряк не будет – по нашим поверьям, это души моряков! И не какие это не бакланы – это большие морские чайки, тем более здесь, в море. Это в поселке они шарят по помойкам, как вороны в "парадке"… И понесло Сергея Константиновича по бездорожью… он лишь украдкой поглядывал на часы. Бойцы уже изнемогали и тихо-тихо материли смуглого электрика, по кличке "железный Хромец" – в честь Тимура (когда-то он, по разгильдяйству, провалился в открытый люк, ничего себе не сломал, но хромал еще долго…). Видно, это было его идея – с "Хохломой"-то.
Слушая все это, Егоркин убежденно говорил своему приятелю Митрофанову: – Нет, что ты не говори, этот зам, Васильцев, тоже явный садист. А ты говоришь – я над лоботрясами издеваюсь… Да я – сама гуманность! Представь себе – построить вот так и вещать – специально, ему же – сам видишь – тоже все насмерть надоело, а он все вещает и вещает… Садист! Нет бы зарядить Тимуру в репу, чтобы искры над головой у обормота взвились… Гуманнее и доходчивее бы было, так нет же… Садист, говорю же! Но бакланам бортовые номера бойцы теперь ставить не будут… какое-то время.
Наконец Васильцев перевел дух и распустил оболтусов по своим постам.
Когда приписной замполит принял вахту, и взгромоздился на крыло ходового мостика, то он даже не подозревал, что сейчас начинаются очень интересные события.
Привычно глянув на карту, заглянув через "маску" на выносной индикатор РЛС, "взбодрил" акустиков, приказал сигнальщикам опознаться с постами светом. Так, для практики…
Тут он заметил, что сигнальщик Баранов что-то пишет в тетрадке. Вряд ли это был конспект Уставов или чего-то еще! Точно! Это, братцы, были стихи! Ну, если быть точным и честным – то кое-как рифмованные строки. Ибо сентиментальные вирши в молодости пытаются писать все, кому не лень!
Сергей Константинович попросил у Баранова тетрадь – вежливо спросил: – Можно? – и углубился в чтение стихов. Что было нужно сказать? Где-то так – иногда в них попадались рифмы. Про размер строк и строф он, похоже, не слыхал.
А выглядело это все примерно так:
Точка, где одинокая бочка…
За сопкой зари догорает костер…
Прожектор с мостика с постами
Ведет о чем-то разговор!
– Ага! Правда жизни, значит? Ну, и где ты видел костер зари в июле? – вкрадчиво спросил замполит поэта.
"Поэт" сказал с непосредственной чистотой: – А так красивее!
– Так ты бы еще тогда и про пальмы с попугаями бы написал – то-то твоя зазноба бы обзавидовалась!!! Сверху донизу… и потом – про рифмы – типа "любовь-кровь" и "репка – сволочь и залепка" ты, похоже, слышал, а про размер – нет! И какой разговор с постами, если из вас каждое слово "морзянкой" буквально выбивать из ваших голов приходится? – и продолжал:
– А, интересно тебе, что такое размер стиха, если это не размер бюстгальтера? Это значит, что количество слогов в строчках с одинаковыми рифмами, должно быть одинаковым! Иначе твои стихи нельзя будет прочесть, не икая! Читай Пушкина, Лермонтова, Есенина, журнал "Юность" с современниками. Вон, в библиотечке, что-что, а эти книги есть…
А вообще – если можешь не писать, лучше не пиши! А то поэты любят читать свои стихи – кому попало, лишь бы найти "свободные уши". Между тем, количество нервных и психически-расстроенных людей растет – так вот, навернут тебя по голове, чем ни попадя, и ничего им за это не будет! А судья прочтет твои стихи – и вообще их освободит, как потерпевших… И. вообще – отвлекаться от своих обязанностей на вахте – это нарушения, а тайком кропая хреновые стихи, оставлять без присмотра доверенное тебе морское пространство – так вообще преступление! Тетрадь заберешь у меня после смены с вахты! Понятно?
– Так точно!
– Ну, вот – неси вахту дальше!
– Да, Сергей Константинович, ты и мизантроп! – потянув за руку Сергея, вполголоса сказал командир: – Вон, "птицеловов" по юту походя размазал, совесть у них искал, теперь вот поэт под руку подвернулся… Нет бы – подбодрить – у вас единственное военное училище, где русский и литературу преподавали, как я слышал, а ты… – укоризненно покачал головой Жеребчиков, вышедший проверить вахту и покурить – заодно.
– Да, преподавали, и преподаватели у нас были классные… – Васильцев припомнил с ностальгической грустью свое киевское прошлое.
– Наверное, не тебе чета? Знаний тебе книжками по башке не вбивали?
– Как сказать, да уж, наверное! Во всяком случае – не на этой кафедре! – согласился Сергей и обратился к сигнальщику: – Пиши, Баранов, если охота – только один совет – читай сначала сам, оч-че-нь внимательно, и думай, что в итоге получилось! А то… Есть такая болезнь – графомания называется, заболеешь – и мозги высохнут, думать нечем будет! А то пишут стихи – все, кому не лень! Вот не пиши стихов – и прослывешь оригиналом! А то некоторые "Казбек" для этого курят… Долго – пока окружающие этого не заметят!
– А другие – ногами-руками по-японски машут – подхватил Жеребчиков… И вообще, полагаю, что люди постепенно надоедают даже людоедам! От тесного общения…
Посмеялись… Васильцев тоже закурил – когда на вахте и дежурстве, то сигарета – это не просто дань вредной привычке, это еще и пять минут вахты – на фиг!
Командир корабля и его замполит тогда и думать не думали, что где-то совсем не далеко, в северной части полигонов боевой подготовки флота, как раз закончились очередные торпедные стрельбы флотилии атомных подлодок. А их последствия существенно разнообразят завтрашний день. И не только славному экипажу капитан-лейтенанта Николая Жеребчикова, но и многим дядям с шитыми звездами на погонах. И даже МИД всего Союза будет этим озабочен. Знать бы, где упадешь, так и о соломке бы наперед позаботился… но кто знает? Вот поделись своими перспективными планами вслух – и ничто не исполнится. Уже было! И жизнь была бы скучнее… Иной раз – скука это – благо!!.
Глава 7. Как промахнулся торпедолов. У пяти нянек рулевой без глазу…
Хоть до дома и подать рукой, не найдешь туда дороги, коль с дурною головой…
Итак, стрельбы подлодок шли по плану – и противолодочные, и по надводным кораблям. А сколько этих стрельб было за последние два дня! Ангары катера-торпедолова были набиты стальными сигарами с практическими "головами", всех типов. На некоторых из них до сих пор мигали сигнальные лампы. Команда торпедолова сноровисто собирала их по всем полигонам, укладывала эти металлические холодные "чушки" на стеллажи и порядком умаялась, и морально, и физически. Но, наконец, их командующий передал приказание торпедолову топать в Загрядье, на торпедо-техническую базу, притаившуюся за одним из колен в Сосновой губе и сдать туда практические торпеды на исследование. От результатов этих исследований будут зависеть оценки боевых упражнений подлодкам, и, следовательно, результаты за учебный год. Важное дело!
Прибравшись на палубах и в настройке, команда повела свою посудину в назначенную точку, получили добро всех положенных оперативных дежурных. Кораблик весело бежал себе назначенным курсом, распустив за собой белые усы бурунов, убегающих прочь от форштевня. Стояла, как уже говорилось, белая-белая, но глубокая ночь. Всем смертельно хотелось спать – сказывалась многодневная усталость и рваный, короткий сон лишь иногда. А кроме команды на борту были еще флагманский минер в звании капитана первого ранга – старший на борту, флагманский штурман одной из дивизий и еще несколько заинтересованных в исходе торпедных стрельб офицеров. Понятное дело, с каютами на катере проблемы, но место, где прикорнуть на и вытянуть усталые ноги, найти было можно.
С чувством исполненного долга, все так и сделали. А в кубриках уже вовсю стоял заливистый храп аж плафоны дрожали! Сам старший на борту, в уступленной ему хозяином, каюте командира катера, храпел так, что в соседней каюте капитану морской ракетоносной авиации, приписанному на учения для согласования действий, снился сон, что он стоит на старте и слышит гром двигателей стартующего бомбардировщика, только тот что-то долго не взлетает… Вот такие бывают ассоциации от посторонних ночных шумов. Да! А у вас?
Командира катера сон тоже сморил, и он, спустившись вниз, пристроился в рубке, около крошечного прокладочного стола. Наверху остался один рулевой – матрос, прослуживший целых полгода. Сам! Ибо его командир отделения передвинул свою вахту на более позднее время – без ведома понадеявшегося на него командира, конечно. Словом – все как положено – если какое-то нарушение допускает командир, то далее нарушения рождаются сами собой и идут снежным комом! И еще – суммарный вектор всех случайных нарушений всегда направлен в сторону большей аварии или неприятности – если мягко сказать.
Как сбился курс – точно никто не знал. Скорее всего, рулевой просто прозевал поворот, а вахтенный офицер не вовремя задремал. Ага – на вахте – оно всегда не вовремя! А что – берег далеко, цели – ни одной в целой округе, море – спокойное, почти полный штиль и видимость – сто на сто! Отсюда и спокойствие.
Вот так они и "ехали". Долго ехали, надо сказать! И ушли они потихоньку за "линеечку", то есть – за госграницу и вперлись прямо в территориальные воды соседнего государства, мало того, стали даже пытаться заходить в какую-то их рыбацкую гавань.
Надо сказать, соседи тоже проявили беспечность. Их посты и сторожевые корабли мирно наслаждались предутренним сном.