До Пограничья мы ехали довольно долго. В основном передвижение тормозили тадапы, у них хоть и были у всех кони, но плохие. Обычные трудовые лошадки, привыкшие поле пахать, а не возить всадников через всю страну. Но мы с Авьен никуда не спешили. Зато мы познакомились с другими шаинами и аршаинами, их ехало со своими шираями почти пятьдесят человек, очень многие взяли с собой своих магов. Только тогда я, наконец, понял и оценил все преимущества методики Ахима. Если в школе Растерзала основное внимание уделяли тому, в чем заключается суть заклинания, то в остальных школах шаинов, как попугаев, просто заставляли заучивать заклинания. То есть колдовать они могли так же, но зато ничего нового, кроме того, что им вбили в голову учителя, сами придумать не могли. Я нашел единственного аршаина, с которым смог по душам про магию поговорить. Да и тот, в конце концов, признал, что мои взгляды на природу магии слишком революционные, и он их не готов еще принять.
А еще я наконец узнал, что такое Багряный Храм и кто такие Багряные стражи Храма. То есть я прямо не спрашивал, это могло вызвать подозрения, а просто как-то завел беседу на общие темы, и плавно съехал на Храм. Среди шаинов один, совсем мальчишка, младше Авьен, оказался очень словоохотливым, и рассказал мне все, что про этот храм когда-то слышал.
История Багряного Храма оказалась тесно переплетена с Башней Драконьей Кости, самым загадочным объектом этого мира. Никто не знает, кто и когда ее построил, а по одной из версий она существовала вообще всегда. Когда на берег океана пришли первые люди, чтоб основать там свои поселения, Башня Драконьей Кости уже стояла. Вокруг нее возникло несколько человеческих поселений, которые постепенно срослись в одно, и стали тем самым городом Хонери, еще его называют Хонери Великолепный. Но сколько люди не пытались переплюнуть творцов башни, ничего у них не получалось. Прекрасные дворцы смотрелись на ее фоне жалкими сараями, и сверкающий блеск золота не мог затмить ее белизну.
Существовала древняя легенда, что человек, который сможет подняться на самый верх этой башни, получит великую мудрость и обретет большую силу. Но только за все те века, что эта башня стоит, еще никому не удавалось добраться до ее вершины. Никто не знал, что находится внутри. Раньше тысячи людей заходили в ее гостеприимно открытые двери, но ни один из них не вернулся. Люди знали об этом, но все равно находились желающие рискнуть и сгинуть навеки.
А потом шираи решили, что так дальше продолжаться не должно. Они закрыли дверь в башню и запечатали ее магическим ключом, а сам ключ оставили на вечное сохранение в храме, стоящем в самом центре Латакии, в ее сердце, где некогда появились первые люди и был построен первый замок. Этот храм получил название Багряный, а те шираи, которые несли службу у ключа, стали называться Багряной стражей Храма. Постепенно храм стал чем-то большим, чем просто хранилищем ключа, там возникла одна из лучших боевых школ, именно там вывели тех самых боевых коней, которыми сейчас пользовались все шираи. Более того, в Багряном Храме была самая большая библиотека в Латакии, даже больше, чем Библиотека Хонери. Со временем роль Храма выросла настолько, что его настоятель стал называться магистром Багряной стражи Храма, то есть он формально был приравнен к магистру Стражей Пограничья, шираю, который отвечал за защиту всей Границы от вражеских сил.
Люди уважали Храм. Его все считали сосредоточением великой мудрости, а если ты не просто ширай, а еще и Багряный страж - то слово твое будет уважаемо вдвойне. Уже почти все забыли о первоначальном назначении Храма, всего лишь хранить ключ от Башни Драконьей Кости. Постепенно Багряный Храм перетягивал на себя властные полномочия, отбирая их от Хонери, негласной столицы Латакии.
Тогда я понял, что Беар еще более важная шишка, чем я думал. Если этот рассказ был правдив, тот этот ширай-великан был некоронованным королем всей Латакии. Впрочем, он не давал никаких оснований для таких подозрений, наоборот, стараясь всегда подчеркнуть, что он лишь один из многих. Беар почти всегда ночевал на открытом воздухе, потому что не было таких домов, в которые он бы мог пройти, и ехал он не во главе войска, а в самой середине. И вел себя по-человечески, как и должен вести уважающий себя ширай.
Однажды я подъехал к Беару, и осмелел настолько, что спросил:
- Ваше Благородие, скажите, вот Вы - и ширай, и аршаин. Но почему второе Ваше звание обычно опускают? Вам не обидно, что люди часто упускают то, что Вы - маг, забывают об этом? Разве это не неуважение к Вашим заслугам?
- Ты задал хороший вопрос, шаин, - почти дословно повторил слова Кесарра Беар, - и я тебе отвечу. Ты молод, ты еще не понимаешь, что слава - это ничто. Человек славен своими поступками, а не тем, как его называют. Я аршаин, но мне не нужно лишнее преклонение и подобострастие. Была б моя воля, я бы отказался и от того, чтоб меня величали шираем - я просто человек, но мир пока еще не готов к этой простоте. Я дам тебе один совет, шаин, послушай его. Не позволяй славе затмить твои глаза, старайся остаться простым человеком, даже если ты достигнешь больших высот.
- Спасибо, Ваше Благородие, я прислушаюсь к вашему совету.
Когда я слушал ширая, мне вспомнился старый анекдот, в котором Брежнев просит: "не нужно мне всех этих регалий, называйте меня просто - Ильич". Человек, который добивается славы, но при этом называет себя простым человеком, может хотеть только одного. Чтоб само его имя, Беар, стало именем нарицательным, и говорило простым людям больше, чем любые титулы.
А потом мы приехали в Пограничье. Я даже не заметил, как мы пересекли ту черту, что отделяет Пограничье от остальной Латакии. То есть там были и блокпосты, и дозорные, но когда едет армия шираев - никто не смеет проверять их документы или просить у них разрешения на въезд. И тех, кто ехал с шираями, тоже не тронули. О том, что мы уже в Пограничье, мне сказала Авьен. А потом она спросила:
- Моше, а ты не боишься?
- Чего, Авьен? - переспросил я.
- Границы. Врагов. Говорят там, по ту сторону Границы, такой ужас, что неподготовленные люди, когда это видят, сходят с ума. А еще говорят, что шмон Аледе уже стар, и не может так, как в молодости, предсказывать прорыв Границы.
- Нет, Авьен, я не боюсь. Но если ты не хочешь, любимая, мы можем повернуться и уехать, я придумаю что-то, чтоб никто ничего не заподозрил.
- Спасибо, Моше, не надо. Это наш путь, мы не должны убегать из-за моих смутных опасений.
Но, говоря эти слова, моя даву думала о чем-то другом, я видел, что в ее глазах загорелся какой-то новый огонь. И только потом до меня дошло, что я ее впервые назвал "hеневья", что значит "любимая". Я не хотел этого говорить, но слово вырвалось как-то само по себе, вне зависимости от моего желания.
Авьен не стала поднимать эту тему, и я тоже молчал.
Тадапов мы оставили разбивать лагерь прямо посреди чистого поля, а шираи и те, кто был с ними, отправились в ближайший замок. Как не странно, но и тут, возле самой Границы, замок был точно такой же, как и везде. Мне даже стало иногда казаться, что во всей Латакии есть только один единственный замок, просто он время от времени меняет свое положение. Такие же стены, такие же башни, даже внутренняя планировка была точно такой же, как и в Кэй-Вэе, единственном из замков, в котором мне довелось пожить.
Ширай аршаин Беар и приближенные к нему шираи, среди которых был и Кесарр, уехали куда-то по своим делам, а все остальные стали устраиваться как могли. Местные жители уступали нам свои дома, потому что мы были шираями, а значит теми, на чьих плечах лежит защита Границы.
Но мы не успели устроиться на новом месте, потому что скоро Беар вернулся, и нам сказали, что мы срочно выезжаем дальше. В сторону Границы.
Никто толком не знал, что и почему на самом деле происходит. И люди даже не задавались такими вопросами. Они верили, что раз сам магистр Багряной стражи Храма ведет их вперед, то только так все и должно быть. Никто не хотел даже попробовать во всем разобраться, и нам с Авьен приходилось мириться с этим, чтоб не вызывать лишних подозрений.
А потом я увидел Границу. До этого я думал, что это понятие условное, некая абстрактная линия, по ту сторону которой находятся вражеские земли. Но все оказалось не так. Граница была зрима - по эту сторону было лето, светило солнце и цвели травы, по ту сторону висели грозовые тучи и шел снег. А между снегом и зеленой травой стояла стена, выше Китайской, я как-то был там на экскурсии. Стена шла от горизонта до горизонта, и сверху по ней ходили люди.
- Это и есть Граница, Моше, - сказала мне Авьен, как будто бы я сам не мог догадаться, - а те люди - Воины Пограничья. Только благодаря им Латакия существует, и только тогда Латакия падет, когда погибнет последний из них.
- А эта стена? Она длинная? - спросил я.
- Она бесконечная, - ответила моя даву, - она начинается у одного океана, и идет до другого. Если бы не эта стена, враги бы уже давно уничтожили Латакию. Стена, и те воины, которые несут на ней свой дозор.
Во мне проснулось любопытство. Я захотел увидеть, что находиться там, за Границей. Я думал, что мы приехали сюда как раз за этим, и надеялся, что мне удастся подняться на стену и посмотреть на мир с той стороны. Но все произошло не так.
Я уже одиннадцатый день пишу этот дневник. И до сих пор удивляюсь. Вроде бы уже столько времени прошло, а все эти события стоят перед моими глазами, как будто это только что было. Свежие, яркие воспоминания. Я помню каждое слово, что сказала мне Авьен в первый день. Я помню первую встречу с Норром, я помню, как впервые увидел Ахима Растерзала. Латакия - это мир ярких красок, это мир живописных образов и колоритных людей. Тут все происходит по-настоящему, друзья приходят на всю жизнь, а враги никогда не дадут покоя. Но есть такие моменты, которые особо врезались в мою память. Один из них произошел тогда, возле самой Границы.
Навстречу нашему отряду выехал другой, не такой многочисленный. Там было не больше сорока шираев, но дело даже не в этом. Мне просто уже к тому времени начало казаться, что шираи - это отдельная раса воинов-гигантов, а теперь я увидел, что это не так. Тот, кто возглавлял встречающий нас отряд, ехал на низеньком пони, с крошечным мечем, больше похожим на кухонный нож, висящим на поясе. И сам он был не выше полутора метров, доспехов никаких, легкая льняная рубашка, кожаные штаны, на ногах сапоги, на голове шляпа с пером. Лицо открытое, улыбчивое, из отличительных признаков - разве что слишком большая, по сравнению с туловищем, голова, так что его можно было спокойно принять за земного ребенка, который решил поиграть в рыцарей. Но не это было тем, что меня поразило, а та аура, что окружала этого человека. Я не знаю, в чем дело, но мне захотелось упасть перед ним на колени, даже больше, чем перед Беаром.
И не только мне. Я видел, как шираи, благородные и величественные, конфузились, когда на них падал взгляд этого "мальчишки", и опускали глаза. Вышла невольная заимка, и единственным, кто смог одолеть общее замешательство, оказался Беар. Он выехал вперед, и обратился:
- Приветствую тебя, ширай Яул, магистр Воинов Пограничья.
- Приветствую тебя, ширай Беар, магистр Багряной стражи Храма, - ответил Яул. - Зачем ты приехал сюда? Я тебе уже сказал все, что думаю. Ты услышал. Ты здесь не нужен. Забирай тех, кого ты привез с собой, и уезжай. Беар, тут тебя не ждали, тебе тут не рады. Одумайся, ширай, я не хочу, чтоб проливалась кровь, но я не позволю тебе наводить тут свои порядки.
Голос Яула был тих, он не шел ни в какое сравнение с голосом Беара. Это были Давид и Голиаф, великан, и мальчишка, который ему не доставал даже до пояса. Могучий Беар, каждая из шести рук которого была толще в обхвате, чем туловище Яула, в грозных доспехах, с оружием, поднять которое я бы не смог. И тихий "мальчишка", Яул, которого Беар мог просто раздавить своим весом. Но, почему-то, всем было понятно - "мальчишка" не боится, и если возникнет необходимость, то Яул пойдет со своим крошечным кинжалом против великана, имея все шансы победить. Ширай Яул не угрожал, а предупреждал: "уходите, вам тут делать нечего, это моя земля и я не позволю отобрать ее чужакам".
Я услышал невольный ропот. По рядам тех шираев, что приехали с Беаром, пошло роптание, но Беар сделал шаг вперед и направил все шесть своих мечей в сторону Яула.
- Ширай Яул, ты забываешься! Охрана Границы - это святое дело, каждый ширай клялся, что отдаст свою жизнь за Латакию! Мы видим угрозу, и мы пришли сюда, чтоб эту угрозу остановить! Ты не имеешь права нам мешать, Яул. Ты - лишь один из равных, твое звание магистра Воинов Пограничья не дает тебе права распоряжаться другими шираями. Мы пришли сюда чтоб своими глазами увидеть Границу, и мы не уйдем лишь потому, что ты нам не рад!
- Нет, это ты ошибаешься, Беар, - покачал головой "мальчишка", - клятва ширая обязывает его прежде всего хранить Латакию, а лишь потом умереть, если не будет другого выхода. Ваше место не здесь, пока вы собрались возле Границы, ваши замки пусты, и некому следить за порядком в Латакии, вершить суд и решать человеческие споры. Уезжайте. Пока Воины Пограничья стерегут Границу, с этой стороны Латакии нет угрозы. Враги никогда не пройдут сквозь наши ряды, вам не нужно было тащить сюда через пол Латакии многоуважаемого шмона Аледе. Ему не пойдет на пользу столь дальнее и утомительное странствие, и то, что ты хочешь сейчас устроить, Беар, будет лишним для его глаз. Я повторяю во второй раз - уезжайте. Я не хочу проливать вашу кровь.
Два голоса, громкий голос великана Беара и тихий Яула, соревновались за право владеть умами людей. Когда говорил Беар, его голос гремел на километры вокруг, заглушая остальные шумы. Когда говорил Яул, все замолкали, и его едва слышный голосок проникал до глубины души.
- Яул! - не отступал Беар. - В Латакии мир, ей ничего не грозит изнутри! Единственная угроза - враги с той стороны Границы, ты это знаешь лучше, чем любой другой! Мы не уйдем лишь потому, что твои амбиции завладели твоим разумом! Ты опьянен своей властью, Яул, ты решил, что имеешь право самолично определять, что нужно Латакии! Но это не так! Мы пришли сюда, и ни один из нас не повернет лишь потому, что тебе неприятно нас видеть! Ты не остановишь нас своими словами, и если надо - мы силой проложим свой путь! Ширай Яул, мы даем тебе последний шанс! Опомнись! Тебе никто не давал прав распоряжаться судьбой Латакии!
Я слушал Беара, анализируя его речь. Он говорил правильно. Я и сам любил многие из тех приемов, что он использовал в своих словах. Например, дважды повторенный аргумент в два раза убедительнее. Или отказ от местоимения "я" в пользу местоимения "мы", тот, кто ведет толпу, не имеет права из нее выделяться, а должен постоянно подчеркивать, что он такой же, как и все. Или, например, использование общих фраз, которые невозможно опровергнуть - Яулу действительно никто не давал прав самолично распоряжаться судьбой Латакии. Обязательно должно быть несколько обвинений, например "ты опьянен своей властью", которые нельзя опровергать, потому что от этого они становятся еще более убедительными. Не говоря уже о интонациях, о голосе - Беар владел ораторским искусством в совершенстве. Но и соперник у него на этот раз был достойным.
- Беар, - покачал головой Яул, - твои слова не более чем сотрясение воздуха. Это ты, а не я, возжелал власти. Посмотри, Беар - это в твоих руках оружие, не моих. Это ты собрал тех, кто сомневался, и привел их сюда. Беар, уходи. Ты - магистр Багряной стражи Храма, ты не Воин Пограничья, тебе тут нечего делать. Это ты хочешь крови, а мы всего лишь выполняем наш долг, долг Воинов Пограничья - следим за тем, чтоб в Латакию не пришла отсюда никакая угроза. Я давал клятву, что пока я жив - в Пограничье будет порядок, и я сдержу эту клятву. Я не позволю тебе навести тут свои порядки, но я не хочу, чтоб люди убивали людей. Мы давали одну клятву, клятву хранить Латакию, и я не хочу, чтоб твои амбиции распространить власть Багряного Храма на Пограничье, привели к гибели людей. Я в третий, последний раз, предлагаю - уезжайте.
Тоже правильная речь. Немного в другом стиле, более спокойная, фразы сказаны без повышения интонации, но в то же время очень внушительно. Особенно мне понравилось про оружие - действительно, шесть обнаженных мечей в руках Беара и крошечный кинжал за поясом Яула, наглядно свидетельствовало, с чьей стороны идет начальная агрессия. Еще один очень сильный ход - слова про "общую клятву", люди всегда чувствительны к таким вещам. Найти что-то общее у себя и противника - это значит пройти половину дороги к миру. Плюс, конечно же, обвинения в желании узурпировать властью. Действительно, никогда нельзя в таком споре оправдываться, а когда тебя обвиняют - всегда надо бросать другие обвинения, это получается намного более убедительно. Но Беар не сдавался:
- Твоя сладкая ложь не может смутить наши умы! Ширай Яул, я, ширай Беар, магистр Багряной стражи Храма, обвиняют тебя в предательстве и утверждаю, что ты больше не достоин быть шираем!
- Беар, ты сам выбрал свою судьбу. Я, ширай Яул, магистр Воинов Пограничья, обвиняю тебя в предательстве и утверждаю, что ты больше не достоин быть шираем.
- Так умри же, предатель!
- Только после тебя.
Великан Беар бросился на "мальчишку", как огромный лев на крошечную мышь. Но Яул не собирался бежать или прятаться, он достал из ножен свой кинжал, размером с рукоять любого из мечей Беара, отсалютовал своему противнику и с ледяным спокойствием встретил его бешенный напор. Это была самая странная из всех битв, что я когда-либо видел. Беар, мастер, шесть мечей которого мелькали со скоростью лопастей вертолета, был бессилен против способного пройти, не согнувшись, у него между ногами Яула, фехтовавшего одной лишь правой рукой, в то время как левая была у него на поясе. Однако насладиться этим зрелищем мне не дали. Шираи с обоих сторон бросились помогать своим лидерам, и смешались в кучу кони и люди. Шаины и аршаины поспешили помочь своим нанимателям, но не мы с Авьен. Я не собирался отдавать свою жизнь за амбиции одного из магистров. А потому спрыгнул с коня, подхватил свою даву и мы с ней бросились прочь, в ближайшие кусты, где и собирались укрыться, пока все не закончиться.
Но не мы одни были настолько оригинальными.
- Да куда вы лезете! Тут уже все занято! Найдите себе другие кусты! - внезапно раздался рядом смутно знакомый голос.
- Да пусть остаются! Они тут оказались самыми разумными, после нас, конечно, зачем ты их гонишь? Пусть сидят, - ответил ему другой.
- Ты так думаешь? Ладно, сталбыть, оставайтесь, ребятки! - не стал спорить первый.
Мы с Авьен раздвинули кусты, и нашим взорам предстала удивительная картина. Прямо на земле лежали трое - араршаин Жан-Але, ширай Исса и ширай Хомарп, наши старые знакомые, и они самым внимательным образом наблюдали за потасовкой, время от времени вставляя свои комментарии.