- Я справлялся у дельных ребят и узнал: ты там занимался картографией. А это очень интересно! Тогда я снова их попросил… И вот! - Вай Кау указал на стопку вкривь и вкось исписанных листков, лежавших перед ним, и продолжал: - И вот она, та копия, которую один мой друг снял с твоего трактата. Узнаешь?
Рыжий привстал и - в алых всполохах пристального адмиральского взгляда - прочел две-три строки… сел и сказал:
- Узнаю. Из четвертой главы. Варианты.
- Да, в точности, - кивнул Вай Кау. - А подлинник нам достать не удалось. Сэнтей опередил нас и сжег. А жаль! Ибо вот здесь, - и адмирал вновь указал на рукопись, - есть довольно любопытные рассуждения. И вообще, для, извини, для поганой сухопутной крысы ты заглянул на юг уж очень, ну даже очень, очень далеко! И… что ты там увидел?
- Землю.
- Землю! - глаза у адмирала оживленно замерцали. - И что, вот так вот сам, воочию? Да?
- Н-ну, почти.
Вай Кау потер лапы, ощетинился. Сказал:
- Ну так и поведай мне про это "почти". И… не смущайся, не смущайся! Я ведь тебе не Сэнтей, я не собираюсь обкармливать тебя всякой гадкой отравой. И я не Юрпайс - я и перебивать тебя не стану. Я даже сигары тебе не подам. Сигары, это, кстати, очень вредная привычка, сигара отшибает нюх, а мы без нюха кто?! А от тебя вон как разит табачищем! Ну ладно, все, рассказывай, я затыкаюсь, я теперь весь внимание - как прокурор!
И адмирал поправил налокотники, уперся ими в стол, закрыл глаза - и в кабинете снова наступила темнота. А темнота - это покой. А не хочешь покоя, так будешь покойником. Это, говорят, одна из любимых присказок Вай Кау. Да и опять же, для чего ты сюда шел, точнее, рвался?! То-то же. И Рыжий принялся рассказывать - конкретно, обстоятельно, без суеты, от факта к факту; посылка - ломка - осмысление, вторая сторона, еще посылка, перевертыш - и сведение, итог, еще итог; течения, склонения, зенит, надир, подчистки в чертежах, приписки и лакуны в вахтенных журналах… Ну, и так далее. И Рыжий говорил и говорил и говорил… Вай Кау же, как он того и обещал, молчал, не шевелился. И лишь только когда Рыжий сказал: "Вот, собственно, и все", - только тогда он, адмирал, открыл глаза - и снова все вокруг залилось слабым красным светом, - затем поправил шарф и протянул лапу к бумагам, еще раз поперебирал их, пошуршал, задумался… и наконец опять заговорил:
- Да, много в твоих словах дельного. Хотя… Не все здесь, друг мой, доказательно. Ну, о Равновесии равно как и о Создателе я на всякий случай лучше вообще промолчу. Я, как настоящий моряк, суеверен. И птиц не будем впутывать - птицы суть бессловесные твари, какой с них спрос… И, значит, получается, что во всей этой подозрительной истории за ответчика оказываешься один только ты, друг мой. И у меня к тебе вот такие вопросы. Их немного, всего два. Первый совсем простой, я даже знаю на него ответ, ты это только подтверди… Итак, ты, значит, явился сюда для того, чтобы выманить у меня наилучший корабль, чтобы потом на этом корабле отправиться на юг и попытаться отыскать этот… возможно, ты и прав… н-ну, этот, Южный Континент. Так?
- Т-так, - нехотя ответил Рыжий.
- Ну а второй вопрос, - и тут Вай Кау усмехнулся… - Второй немного посложней. Итак, зачем ты утаил?
- Что? - вздрогнул Рыжий.
- А то… что жжет тебя за пазухой. Ты же там что-то прячешь. Ведь так?
- Я?! Прячу?! - возмутился Рыжий и даже попытался встать…
- Сиди, сиди! - наигранно доброжелательно воскликнул адмирал. - Мало того: не хочешь показывать, так и не надо, и не показывай. А может, и показывать там нечего, потому что вдруг мне все это почудилось? Глаза, я же говорил тебе, мне эти скоты очень сильно испортили, и вот теперь порой мне всякая дрянь кажется! Да, друг мой, да! Всякая дрянь. Только ты это близко к сердцу не бери, не надо. Ты вообще…
Но тут он встал и вперился… Нет, р-ра! - вонзился в тебя этими своими острыми, красными, как раскаленные спицы, глазами, а спицы раскаленные, и жар от них, от этих спиц, и колют они тебя, режут, пронзают, и…
Да! Скот ты! И тварь тщедушная! И…
Рыжий - сам не свой! - вскочил! Полез в лантер! Швырнул! - и адмирал поймал монету на лету! И сел…
Но только рассмотрел, что это он схватил, как снова подскочил и резко разжал лапу! Монета мягко шлепнулась на стол - и сразу замерла на нем, словно прилипла! Вай Кау пристально смотрел то на монету, то на Рыжего… и наконец осторожно, весьма осторожно спросил:
- И что ты хочешь мне этим сказать?
- Как это что? Она оттуда, с юга, с Континента!
- С него? Вот даже как! Прелюбопытно… - и адмирал снова, но на этот раз как-то боком, сел за стол, а к монете он и вообще уже не тянулся и даже не смотрел в ту сторону, молчал. Он явно был напуган - и при этом очень сильно. Но чем? Монетой, что ли? Быть того не может! Возмо…
Вдруг адмирал опять заговорил:
- Ха! С юга! Ну и ну! А откуда у тебя такая уверенность? А?
Рыжий сглотнул слюну, сказал:
- Да потому что именно она, эта монета, и помогла мне пересилить Яблоко.
- А как это?
- А так. Я взял ее и стал рассматривать. И вдруг она…
Р-ра! Как огнем в глаза! Язык свело! И Рыжий отшатнулся от стола. Молчи, Рыжий, молчи, нельзя!..
Но тотчас все прошло, как будто бы ничего и не было. Тишь в кабинете, полумрак. Вас двое, больше никого. И адмирал сидит себе и ухом не ведет, он не спешит…
Р-ра! А куда ему спешить?! Он - мудрый старый крот. Не он к тебе, а ты к нему пришел и хочешь много получить, но при этом правды - самой важной, самой главной - ему так и не сказать… Да только адмирал тебя - да как и всех других, ты ж это знал, куда ж ты лез?! - да только адмирал тебя как муху - ц-цоп! - схватил и рассмотрел, и все, что пожелал, из тебя высосал, узнал. Мало того, он и монету эту знает, это же по нему сразу видно! Вот только что ему о ней известно? О том, что этот глаз может легко… Э, нет, шалишь! Я ни о чем не думаю! Я ни о чем…
- Ну, говори! - нетерпеливо напомнил адмирал. - Чего замолчал? Или тебе воды подать? А то ты, я смотрю, весь как-то обмяк. Или, может, задумал чего нехорошего?
И снова смотрит, снова душит, красный туман в тебя так и вползает, и травит тебя, травит, и…
И Рыжий, мотнув головой, твердо сказал:
- Нет-нет, благодарю, воды не надо! А… Да! Так вот… - и опустил глаза. - Да, вот! Я взял ее и стал рассматривать. И вдруг… И вот я вдруг… Увидел надпись, да! Прямо сказать, довольно странную. Вот, сам посмотри!
- Я уже видел, продолжай.
- И продолжаю, да, - согласно кивнул Рыжий, но глаз не поднимал, ему так было легче. - Так вот. Надпись на ней была довольно странная. И странный герб. Я таких гербов отродясь не видывал… Воды!
- Изволь!
Адмирал подал ему воды. Из своей кружки, между прочим! Рыжий пил воду медленно, короткими глотками. Пил и лихорадочно соображал, что же ему теперь говорить дальше, как ему теперь из всего этого вывернуться ну хоть бы на день, а хоть бы и на час, хоть бы… Но ровным счетом ничего не мог придумать! Одно он только чуял несомненно - про глаз нельзя ни слова, ни намека, ни…
- Еще подать? - насмешливо спросил Вай Кау.
- Нет-нет, довольно. Продолжаю!
И Рыжий, глядя на монету, да-да, все на нее да нее - ведь это придавало ему сил! - уже значительно уверенней заговорил:
- Так вот, таких гербов я раньше нигде не встречал. Тогда я взял ее на зуб, я думал, что она фальшивая… Нет, чую: настоящая. Тогда я стал перечислять известные мне страны и вспоминать, где какой герб. И вот я так перечислял, перечислял… пока вдруг, я и сейчас не знаю почему, как это получилось, вырвалось, а вот взял и назвал именно его!
- Кого это "его"?
- А Юг! А Южный Континент! И сразу понял все. Вот как будто пелена с глаз упала! И вот стою пень пнем и как будто в газете про себя читаю: я не трактирщик, а тайнобрат! И меня мои злодеи тайнобратья только за то, что я…
Тут Рыжий головой мотнул и, уже совсем осмелев, поднял глаза на Вай Кау. Их взгляды встретились. Да, подумалось Рыжему, это, конечно, очень странно, если глаза такие кровавые да к тому же еще светятся, и еще острые как спицы. Но с другой стороны, ну и что с того, подумалось, ну и горят, ну и светятся, ну и что? Чего ты, Рыжий, так всполошился? Да что, тебя до этого ни разу в жизни не кололи? Не жгли? Не рвали? Не…
Да, вот именно! И Рыжий, выдержав взгляд адмирала, твердо и с достоинством закончил:
- Вот, собственно, и вся история о том, как это мне тогда с этой монетой все открылось.
- Ой ли? - насмешливо покачал головой адмирал. - Полковник, договаривай! В таком мундире, и вдруг завилял! Нехорошо это, нехорошо, не по-гвардейски!
И снова заморгал и засверкал, напыжился… Да только не брало это уже, не жгло и не душило… Но все же Рыжий сделал вид - на всякий случай! - что снова заробел: вздохнул, еще вздохнул - совсем уж тяжело - и словно нехотя, через силу, сказал:
- Я бы рассказал тебе еще кое о чем, но ты, боюсь, будешь надо мной смеяться.
- А это почему еще? - насторожился Вай Кау.
- Да потому что ты в Стоокого не веришь.
- А причем тут, при этой монете, Стоокий?
- Да потому что именно Стоокий в тот миг и пробудил меня. Я только посмотрел на этот герб… Нет, ни к чему это тебе! Если не веришь Стоокому, так и в эту историю тоже не поверишь. Потому что не получится. Ведь правда же? Ведь ты мне не веришь?
- Да, не верю, - напыщенно… и с превеликим раздражением ответил адмирал. - Но… Пусть будет по-твоему. Пусть я как будто бы тебе поверил. Ведь ты же мой гость, а с гостем разве спорят?! - и, усмехаясь, продолжал: - Так! С этим, значит, решено. Значит, разбираем это дело дальше. Итак, ты, значит, утверждаешь, будто Стоокий пробудил тебя. То есть он не то чтобы разбудил тебя, спящего после вчерашнего, а благородно пробудил твою фантазию. Это прекрасно. Но ведь не он же лично преподнес тебе эту монету. Не расплатился же он с тобой у стойки, правда? Вот видишь, тебя всего трясет от моих слов, ты молчишь. Значит, я угадал - не Стоокий принес. Хорошо! А кто тогда? Зурр? Звездный дождь? Рыбаки за новую сеть отстегнули? Или… - и адмирал вдруг засмеялся и сказал: - Я ставлю десять против одного: ты ее выиграл! Так?!
- Д-да, - ответил Рыжий, ибо почуял вдруг, что вся эта история с ганьбэйским капитаном случилась очень даже неспроста и что она теперь ну до того важна, что…
Х-ха! А адмирал того еще не знал! И потому он засмеялся и сказал:
- Ну вот, хоть одно слово правды. Прекрасно! И… И… И проиграл ее тебе моряк. Ведь снова так?
- Так!
- Вообще великолепно! И тот моряк, опять держу пари, ганьбэец!
- Да! И к тому же капитан.
- Х-ха! Врешь!
- Я?!
- Да. А если это правда, так опиши тогда его, твоего капитана. И как он выглядел, и как он себя вел. Ну, слушаю!
И Рыжий рассказал - подробнейше, в деталях. Р-ра! Р-ра! Крот затаился, ждет, что ты сейчас заврешься, и тогда… Ну так слушай же! Слушай! И Рыжий говорил и говорил, Вай Кау слушал, не перебивал, кивал да вздрагивал и вновь кивал… Когда же Рыжий наконец замолчал, Вай Кау взял очки, тряхнул ими - что было вовсе ни к чему, а просто так, со зла, - затем надел их на себя… и лишь потом уже, в кромешной тьме, сказал усталым голосом:
- Это был Хинт, мой верный добрый Хинт. Сейчас он в крейсерстве, на днях должен вернуться. Вот мы его тогда и призовем сюда, возьмем ладный бочоночек, сядем втроем, поговорим, повспоминаем. Надеюсь, это будет оч-чень интересно. Ну а пока…
Вай Кау чуть привстал, потянулся к монете и осторожно тронул ее когтем, а после, высунув язык, еще и подтолкнул ее… а после, осмелев, взял в лапу, сел… и принялся рассматривать ее уже вовсе без всякой опаски - вертел и так и сяк, и пробовал на зуб, и нюхал, и прикладывал к ушам, и вновь рассматривал, а то водил подушечками пальцев, как слепой, по надписям, что-то нашептывал, урчал… Все тщетно! В его когтях это была монета как монета, да надпись необычная, да герб невиданный… а больше ничего такого - золото как золото. Глаз Незнакомца оставался неподвижным. Хвала Создателю, что удержал тебя, что ты не показал, как этот глаз…
- М-да! - с шумом выдохнул Вай Кау. - Так, говоришь, она… Ладно, гадать не будем! Хинт явится, тогда… А пока подождем! Я буду ждать, ты будешь ждать. И она будет ждать - у меня: со мной ей будет веселей, не так ли?
Рыжий почел за лучшее смолчать, не отозвался. Ну а Вай Кау повернулся в кресле и, выдвинув ящик стола, бросил туда заветную монету, закрыл, щелкнул замком, сказал:
- Вот, на сегодня как будто бы все. Иди, друг мой, и отдыхай. И вспоминай. Чтобы потом, в следующий раз, отвечать четко, быстро и ясно. А чтобы ты даром время не терял, я, чем могу… О, да!
И потянулся к колокольчику, тот едва слышно брякнул, и тотчас опять сама собой распахнулась входная дверь. Вай Кау указал на нее. Рыжий медленно встал и пошел из кабинета - как во сне…
Да нет - просто во сне, в кошмарном сне! Проклятый Крот! Он что-то знает про монету, но молчит… Но и он тоже чего-то не знает, но зато знаешь ты! А посему, придя в гостиницу, ляг, вспомни все, как следует, прикинь и сопоставь, и, может быть, тогда… В гостиницу! Скорей в гостиницу!..
Глава третья - ВВА-ВА-ВА!
Только в гостиницу он больше не вернулся. Адъютант, дожидавшийся Рыжего в холле, важно сказал:
- За мной!
Рыжий не спорил. Спустившись по канатному крыльцу, они еще раз миновали площадь и подошли к распахнутым дверям обер-лоцманской школы. Там на приступочке сидел хмельной стюард в засаленной беляшке. При виде адъютанта он вскочил, неловко отдал честь, пытался доложить…
- Хва! - рявкнул адъютант.
Стюард испуганно присел, посторонился.
- Вот так всегда! - в сердцах воскликнул адъютант. - С утра напьются, как клопы!.. Прошу!
Рыжий прошел за ним в застольную. Там было грязно и накурено. Всклокоченный приземистый толстяк в коротенькой штабной жилетке стоял возле окна, смотрел на рейд. И он, похоже, был еще пьяней стюарда. Услышав, что к нему вошли, толстяк спросил, не повернув головы:
- Ну, что еще?
Да, так и есть: он пьян! Однако адъютант как будто не заметил этого, а браво доложил:
- Вот, Сам прислал.
Толстяк лениво повернулся, глянул на Рыжего, пожал плечами и сказал:
- Зачем он мне?!
- Н-ну, - сбился адъютант, - велели привести, я и…
- А больше ничего?
- Нет, ничего.
- Тогда гуляй. Гуляй, я говорю!
И адъютанту ничего не оставалось, как уйти. Что он и сделал, громко хлопнув дверью. Ну а толстяк…
Толстяк, шатаясь, подошел к столу и сел, наполовину скрывшись за кувшинами, костями, мисками, яичной скорлупой и прочим мусором… и снова соизволил посмотреть на Рыжего. Рыжий молчал. Тостяк, поплевав на лапу, пригладил ею плешь между ушами и принялся насвистывать "Красотку", и строить из костей редут, и то и дело искоса поглядывать на Рыжего. Даже не искоса, а злобно. При том очень злобно!
Но после адмиральских глаз это было не только нестрашно, а даже просто смешно и нелепо. И Рыжий без "позвольте", "разрешите" прошел к столу и сел напротив толстяка, достал сигару, закурил и пустил дым - прямо в него, конечно, в толстяка! Того всего перекосило: он тотчас же вскочил, лапой махнул - и все, что было на столе, со звоном-лязгом-грохотом слетело на пол!
- Бейка! Служи! - гневно вскричал толстяк.
Вбежал стюард, засуетился, смел черепки, убрал и вновь накрыл на стол - на этот раз все чистое, горячее и свежее, и до краев. Толстяк сурово наблюдал за ним, молчал, злобно поглядывал на Рыжего, сопел… Но только лишь стюард ушел, сразу поднял кувырь дрожащею с похмелья лапой и важно представился:
- Ларкен, флаг-спец.
Рыжий ответил ему в тон:
- Полковник Рыш, картограф, - и отложил дымящую сигару и тоже взялся за кувырь.
- Тогда… за крыс! Береговых! - сказал Ларкен и нагло рассмеялся.
- Береговых, пусть так, - согласно кивнул Рыжий. - И за морских, они чем хуже?!
Ларкен грозно рыкнул, вскочил!.. А Рыжий как сидел, так и сидел себе, смотрел на спеца теплыми, ленивыми глазами. Вот разве что и когти еще выпустил да уперся коленкою в стол, чтобы чуть что, так сразу же пинать его на спеца!
Нет! Не дошло до этого. Ларкен зло фыркнул, сел. Сказал:
- И все-таки за крыс. За всяких!
- Всяких.
Чокнулись и кувырнули, и принялись закусывать. А закусив, Ларкен резко отставил свою миску, помолчал, потом нервно откашлялся, глянул на Рыжего, а после жадно взялся за кувшин… отдернул лапу… снова потянулся… нет, все-таки убрал, сказал усталым голосом:
- Итак, полковник… Как тебя?
- Рыш.
- Рыш! Итак, полковник Рыш, за дело. Давно ты здесь?
- Нет, со вчерашнего.
Ларкен изумленно захлопал глазами, спросил:
- И уже отсидел в Карантине и вышел?
- А я и не сидел, - просто, совсем без вызова, ответил Рыжий. - Я так: пришел, оформился, меня свезли в гостиницу. Там отдохнул, а утром пригласили к адмиралу…
- К Кроту? - совсем уж недоверчиво спросил Ларкен. - Тебя, береговую кры… Гм! Да! Значит, тебя - и к адмиралу, сразу, без конвоя!
- Да, без. А что? Вай Кау ждал меня и беспокоился. Вот и…
- Ну-ну! Пой, заливай! - вскричал Ларкен и засмеялся. - Да вас, волны не нюхавших, чтоб сразу допустили до…
И вдруг он замолчал и проморгался, и даже почесал за ухом и так и замер с поднятою лапой… И вдруг вскочил и закричал:
- Ар-ар! Какой я чва! Так ты ж… тот самый Кронс, трубач и тайнобрат, трактат о Юж… Так это?!
- Да, - скромным голосом ответил Рыжий и столь же скромно потупился.
- Ну вот! - и Ларкен развел лапами. - Надо же! А я как… Да! Прости, приятель! Но ты в таком диком прикиде, что я и не узнал. Прости!.. Бейка, сюда!
Опять вбежал стюард. Ларкен важно сказал:
- Так! Эту дрянь убрать. А принести… Из верхней бочки. Понял? И закусить - чтоб было в масть. Порс! Порс!
Бейка забегал, зашустрил. Ларкен преобразился, просветлел и даже вроде протрезвел. А волновался как! То вскакивал, то вновь садился, напевал, ребра почесывал от нетерпения. Когда же все было готово, Ларкен немедленно налил конечно же по полному, провозгласил:
- За Бурк! - и залпом выпил, и, даже не притронувшись к закуске, опять налил, сказал: - Ты, брат, не представляешь даже, да! Еще за Бурк! И за тебя! За годы юные! За все!