- Я смотрю, Лео и здесь сопровождает тебя безотлучно? - не глядя на Джона, я покачивала бокалом, любуясь на пузырьки, тонкой струйкой бегущие вверх.
- Приходится, - пожал он плечами. - Лео считает, что назревает какой-то новый заговор, и всю семью охраняют с особой тщательностью. До сих пор он ни разу не ошибался, надо сказать.
Сегодня вместо принца Хольгерда я снова видела хорошо знакомого мне Джона, того самого темноволосого молчуна, который спасал меня. Амулет маскировки работал безупречно. Только ведь в случае нападения это не поможет...
- Ужасно люблю этот вид, - он продолжил говорить, не дождавшись от меня ответа. - Еще пара недель, и долины станут совсем золотыми. Если не зарядят дожди, нужно будет еще разок вот так выбраться. И зимой тут очень красиво...
- А зимой фьорд разве не замерзает?
- Нет, тут же теплое течение. Другое дело, что зимой штормит очень часто, рискованно вот так выходить на маленьком суденышке.
В подтверждение его слов сильный порыв ветра взметнул мои волосы, сдернул плед с шезлонга и плеснул высокой волной о борт яхты. Я поежилась.
- Пойдем в каюту? - обеспокоенно спросил Джон.
- Нет, не хочется, - я покачала головой. - Насидимся еще зимой в комнатах. Я лучше в плед завернусь.
Мой принц бережно укутал меня теплым пледом, задержав на мгновение руки на плечах, и отвел взгляд к горам. Молчание не было тягостным - мне показалось, что нет на свете другого человека, с которым было бы так хорошо в тишине.
- У тебя вся семья с магическими способностями? - нарушил молчание Джон.
- Нет, у мамы и у самой старшей сестры, Моники, только Дар. У мамы то, что называется. "зеленая рука"; она может просто ткнуть в землю старую вишневую косточку, и вырастет отличное дерево. А Моника получила голос, - я улыбнулась, - когда она его включает, любой заслушивается и про все забывает. Поэтому в нашей семье дети никогда не плакали и вовремя засыпали.
- Вы жили в Бритвальде?
- Нет, что ты! - Я повернулась к солнцу и зажмурилась, подставляя лучам лицо. - Дипломаты дома не живут. Мое детство прошло в Барсе, на берегу теплого синего моря. Потом меня отправили на пять лет в монастырскую школу в горах, возле озера Леман, ну, а последние семь лет я жила в Новом Свете.
- И когда ты поняла, что ты артефактор?
- Лет в двенадцать, наверное... В школе была одна монахиня, очень талантливый мастер. Ну, понятно, с поправкой на монастырскую составляющую... Вот она и начала меня учить.
Я вспомнила сестру Урсулу, в какой-то степени заменившую мне маму, и загнала внутрь злые слезы. Ну, не должна была она так нелепо погибнуть - молодая еще женщина, маг, ей пятидесяти не было, для мага это почти детский возраст. И вдруг на прогулке она каким-то образом поранила руку, а через двое суток скончалась от заражения крови! Я была уже в Гарварде, и никак не успела бы на похороны, но дала себе слово, что, вернувшись в Старый свет, съезжу в школу и попытаюсь все выяснить. Как раз и поеду в октябре, будет год со дня смерти сестры Урсулы...
Тряхнув головой, я попыталась прогнать печальные мысли.
- А ты... ты же с самого детства знал, что ты - наследник престола?
- О да! - Джон рассмеялся как-то невесело. - Ты себе не можешь представить, насколько это обстоятельство усложняет жизнь мальчишке! Иной раз мне в кошмарах снятся восемнадцать томов законов и их толкований, или официальные формулировки приветствий на гномьем наречии. Или стихи на высоком квенья! А когда мне исполнилось шестнадцать, отец с удовольствием переложил на меня все вопросы казначейства, а потом и промышленности, рыболовства...
- Ого!
Он махнул рукой:
- Ну, зато я выторговал себе несколько обязательных условий. Отец неделю думал, но согласился.
- Какие, поделишься? Или секрет?
- Вообще секрет, но с тобой поделюсь, - Джон чему-то усмехнулся, поставил пустой бокал на столик и начал загибать пальцы, - Во-первых, ни при каких обстоятельствах я не буду говорить на гномьем.
Я непочтительно фыркнула в остатки шампанского, а он продолжал с самым суровым видом:
- Во-вторых, я близко не подойду ни к чему, что имеет отношение к сельскому хозяйству, полиции и армии. И, в-третьих, никаких династических браков. Я женюсь только по любви.
Он повернулся ко мне, забрал и поставил на столик бокал, и взял за руки.
- Александра ван Хоорн, ты станешь моей женой?
Мамины глаза горели неземным пламенем. Хочется надеяться, что это не повышенная температура, а тот восторг, который переполняет любую женщину, узнающую о грядущей свадьбе. Платья, букеты, торты, ленты - возможность запустить во все это руки и хорошенько покопаться не оставляет равнодушной ни одну сестру по разуму. На всякий случай я пересела поближе к отцу.
- Что ты ему ответила? Ну, не молчи, Алекс! - мама вскочила и сделала круг по гостиной.
В ответ я молча протянула ей левую руку, на безымянном пальце которой сверкало кольцо.
- Ну, расскажи поподробнее, а? И когда тебя будут официально представлять двору? И когда он хочет назначить свадьбу? И...
- Мама!
- Гвендолен!
Наши с папой возгласы прозвучали одновременно, и он продолжил:
- Дорогая, ты же понимаешь, что в данном случае проблем вырисовывается несколько больше, чем в любом другом случае. Я завтра же отправлюсь в Люнденвик, в министерство, за консультацией. Сколько я знаю, таких случаев еще не было, но, почти наверняка, мне придется менять страну пребывания. Полагаю, - папа посмотрел на меня и еле заметно прикрыл глаза, - его высочество предложил годичную помолвку?
Вообще-то, его высочество предложил ограничиться тремя неделями, но, раз отец сигналит, кто я такая, чтобы спорить?
- Да, папа.
- Вот и хорошо. Значит, у нас у всех есть время, чтобы подготовиться. Гвен, время позднее, иди-ка ты спать.
- А ты? - мамин голос прозвучал жалобно...
- А я выпью глоточек аква-виты, и последую за тобой.
Мама вздохнула и вышла из кабинета, напоследок одарив меня много обещающим взглядом. Отец встал и, в самом деле, достал низкие стаканы с толстым тяжелым дном и хрустальный графин. Налил себе, потом посмотрел на меня, хмыкнул и, не спрашивая, плеснул на донышко янтарной жидкости.
- Держи!
Я понюхала: море, дым, торф, солод... Отличная штука, когда надо поставить на место мозги.
- Насчет переезда в другую страну - это серьезно? - спросила я, выпив первый глоток и переведя дух.
- Конечно. Тут вообще вырастает нехилый дипломатический казус. Представь себе, что твой принц через энное количество лет становится королем.
- Надеюсь, это произойдет нескоро... И?
- И ты, соответственно, становишься королевой. Как, в этом случае, твой отец может возглавлять при этой правящей чете посольство другой, пусть и дружественной, державы? И, кстати, насчет годичной помолвки - это вовсе не шутка. В крайнем случае, после долгих переговоров, Ингвар согласится на шесть месяцев.
- Согласится? Погоди-ка, откуда ты знаешь, на что он согласится, если еще никто?...
- Алекс, - папа покачал головой. - По-моему, у тебя мозги в розовом тумане плавают. Ну, неужели ты думаешь, что твой Хольгерд-Иоанн сделал бы хоть один официальный шаг в твою сторону, не согласовав это с королем? И, конечно, мы с Ингваром все это обсудили еще вчера вечером, приватно.
Вот же Тьма! Самый романтический момент в моей жизни, оказывается, был заранее согласован с родителями! Да ну, все удовольствие пропало...
Я мрачно уставилась в стакан с невразумительными остатками аква-виты.
Если кто-нибудь думает, что нам с мамой удалось оторваться хотя бы с выбором платья и прочими материальными выражениями радости, то этот кто-нибудь глубоко ошибается. Как выяснилось довольно быстро, королевские свадьбы регламентированы даже больше, чем эльфийские праздники наречения имени, и чуть-чуть не дотягивают в этом смысле до процедуры открытия счета в гномьем банке.
В королевстве Дании и Норсхольма примерно последние пятьсот лет все проходило по одному и тому же сценарию: проезд по Христиании невесты в открытой коляске, запряженной белыми лошадьми и украшенной белыми и кремовыми розами; проезд жениха верхом на караковом жеребце; обряд в Храме Единого, совершаемый архиепископом; завтрак в королевском дворце и столы для жителей и гостей столицы - в городе. Меню завтрака, цвет лент в гривах лошадей и форма пряжек на туфлях лакеев - все было установлено прапра... бабушкой Ингвара IV, и изменениям не подлежало.
Я мрачно посмотрела на жениха и спросила:
- А если у невесты аллергия на розы?
Джон засмеялся и взял меня за руку:
- Тогда ей дадут амулет, который защищает от аллергии. Сандра, милая, вот честное слово - все не так страшно!
- И хороша я буду в начале марта в открытой коляске в кружевном платье! - я посмотрела на изображение платья. Кружева поражали наповал, декольте не оставляло места воображению. - И, кстати, нельзя ли поподробнее про платье? Ему что, и в самом деле больше пяти сотен лет? И я должна буду надеть на себя этот... пыльный антиквариат?
- Платье хранится в стазисе, Сандра! И оно, правда, очень красивое! Ты в нем будешь похожа на только что раскрывшийся цветок ландыша...
Я только махнула рукой. Куда уж теперь деваться? Карусель раскрутилась, и спрыгнуть не получится, только держаться крепче.
Глава 18.
Крошечный городок Блоне стекал с горы к берегу озера Леман. Десяток улиц, площадь с традиционной статуей девятого герцога Шателара, защитившего жителей своего домена от нашествия нежити, белые виллы, прячущиеся в глубине яблоневых садов. Вверх по горе взбирались террасами виноградники, пока не упирались в красный кирпич монастырской стены. Издавна высоко ценилось знатоками монастырское белое вино, "ледяное", сделанное из винограда, собранного после заморозков.
Мы поднимались по дороге из городка пешком, и все слегка запыхались. Переведя дух, я подошла к высоким деревянным воротам и постучала дверным молотком, латунным кольцом, которое держал в пасти лев. Почти мгновенно отворилось маленькое смотровое окошко в двери, и сухой женский голос спросил:
- Что вам угодно?
- Сестра Мария, доброе утро! - я улыбнулась про себя. - Я приехала... навестить всех, новости рассказать.
- Александра ван Хоорн? - в ее голосе появились человеческие нотки, - Хм, я думаю, мать настоятельница будет рада тебя видеть! Но правила ты знаешь, твоим спутникам придется остаться за стенами. Мужчинам в монастырь хода нет.
Я повернулась к тем, кто стоял за моей спиной, и ослепительно улыбнулась. "А я предупреждала!", должна была сказать им эта улыбка. Джон философски пожал плечами и спросил:
- Когда за тобой вернуться?
- Я, наверное, здесь переночую. Завтра позвоню, когда соберусь возвращаться в отель.
За правым плечом Джона, как всегда, стоял Леонард, еще двое охранников сопровождали нас в этой поездке. Похоже, всю оставшуюся жизнь отпуск я буду проводить именно в такой компании. Хм, а бывает у принцесс отпуск?
В первом дворе монастыря - широком, вымощенном плоскими темно-серыми камнями - ничего за последние семь лет не изменилось. Впрочем, я подозреваю, что и за последние сто семьдесят семь лет ни камни, ни стены, ни ворота массивного дерева никаких изменений не претерпели. Ага, вот дерево справа, старая груша с толстенным стволом, пожалуй, еще подросло. Плоды уже собрали, монахини делали из них джем и настойку, но, когда я подошла, чтобы погладить ствол, то прямо перед собой увидела на ветке забытую грушу - большую, желтую, с красноватым боком.
- Можно? - повернулась я к сестре Марии, спокойно наблюдавшей за мной.
- Можно, - кивнула она.
Сорвав грушу, я последовала за монахиней во второй, внутренний двор, классический клуатр: крытые галереи с четырех сторон, резные капители, колодец в центре, окруженный кустами роз. Кадки с лимонными и апельсиновыми деревьями еще не убрали в оранжерею, и рядом с ними стоял тонкий запах цветов и нагретой на солнце кожуры плодов.
Сестра Мария отворила дверь в скрипторий и вошла, жестом пригласив меня последовать за ней. Я помедлила: школьницам категорически запрещалось сюда входить, и моя филейная часть хорошо помнила розги, последовавшие за нарушением запрета. За обнаруженным нарушением запрета, разумеется.
- Ты хочешь переночевать в одной из келий, или в странноприимном доме? - поинтересовалась моя проводница.
- Лучше в келье, если это возможно.
- Конечно, возможно. Следуй за мной.
Келья была небольшой и очень светлой, тщательно выбеленной комнатой, с широким окном, выходящим в яблоневый сад. Я умылась и вымыла руки, старательно переплела косу - мать Филиппа терпеть не могла растрепанные волосы! - и повернулась к сестре Марии, все с тем же терпением ждавшей меня, сидя на стуле.
- Я готова. Мать-настоятельница примет меня прямо сейчас?
- Да, она сообщила, что ждет.
Хм, интересно, похоже, что сестры не чужды технического прогресса - коммуникатор у сестры Марии последней модели, как я успела заметить.
Настоятельница монастыря, она же директриса школы для девочек, мать Филиппа, была в своем кабинете. Как всегда. Думаю, как и последние лет двести - она была сильным магом воздуха и очень сильным целителем, так что в ближайшие годы монастырю не придется привыкать к другому руководству.
- Здравствуй, Александра!
Я склонилась в поклоне, но мать Филиппа вышла из-за стола и обняла меня.
- Хорошо, что ты приехала, - сказала она просто, и тут я, не удержавшись, расплакалась. О сестре Урсуле, на похороны которой я так и не попала, о давно кончившемся детстве, о потерянных школьных подругах...
Настоятельница не стала говорить мне какую-нибудь глупость типа "Не плачь", просто протянула белоснежный носовой платок и погладила по голове. Чем, естественно, вызвала новый всплеск слез.
"Соберись, Сандра, тебе не двенадцать лет!" - сказала я себе, шмыгнула носом и вытерла слезы.
- Простите, мать Филиппа...
- Ничего, все естественно и понятно. - Она улыбнулась. - Я читала в прессе о твоей помолвке. Хороший выбор. И у тебя получится когда-нибудь стать ему опорой, настоящей королевой, в тебе есть стержень.
Она взяла меня за подбородок и критически осмотрела лицо.
- Слезы высохли, отлично. У меня дело к тебе, Александра, - продолжила настоятельница деловым тоном. - И хорошо, что ты приехала, потому что иначе я послала бы за тобой. Дело в том, что сестра Урсула оставила тебе наследство.
Я совершенно неприлично вытаращила глаза. Что могла оставить в наследство монахиня, при пострижении отрекшаяся от любой собственности?
Настоятельница достала из воздуха и протянула мне не очень большой прямоугольный предмет, завернутый в белый, слегка пожелтевший платок тонкого шелка. Ну да, конечно, она воздушник, им такие пространственные карманы удаются лучше, чем другим магам.
Тут же, на журнальном столике, я развернула платок. Внутри была шкатулка из очень темного и явно очень старого дерева, крышку ее украшала резьба и скупая инкрустация перламутром. Вот только открыть ее не получилось, я не смогла даже найти не то, что замочную скважину - не было и никакой, хоть чуть-чуть заметной щелки между корпусом и крышкой. Мать Филиппа кивнула:
- Да, вместе с этим свертком в комнате Урсулы была записка. Она просила передать тебе, что открыть эту шкатулку сможешь только ты, и для тебя это будет проще простого.
- А записка сохранилась?
- Нет. Как только я ее прочитала, текст исчез. Пустой лист бумаги я, на всякий случай, не выкинула, ты можешь взглянуть, но за этот год там ничего не появилось.
Я взяла протянутый мне листок - действительно, обычный чистый лист бумаги.
- Это значит, что подсказки там не было, - медленно сказала я.
- Думаю, подсказка - в том, чему сестра Урсула учила тебя. Она ведь была артефактором, как и ты?
- Да... - я повертела шкатулку в руках, затем снова завернула ее в белый шелк и решительно встала. - Благодарю вас, мать Филиппа. Мне есть, о чем подумать, вы разрешите мне уйти в предоставленную мне келью?
- Иди, Александра, - мать Филиппа осенила меня благословляющим кругом Единого.
Я уже почти открыла дверь, чтобы выйти, но демон любопытства дергал меня за уши, не переставая. Поэтому я вернулась назад на несколько шагов и спросила:
- Мать Филиппа, простите... а вы можете научить меня делать пространственный карман?
Войдя в отведенную мне келью, первым делом я проверила освоенное (не без труда) заклинание кармана, сунув туда завалявшуюся в сумке карамельку.
Получилось, ура! Теперь надо тренироваться, чтобы емкость постепенно увеличивалась, а то это пока не карман, а так, кармашек, только конфеты и прятать. И почему никто не научил меня этому раньше?
Ладно, займемся делом.
Я поставила шкатулку на небольшой дощатый столик и развернула пожелтевший белый шелк. Дневного света из окна было недостаточно, и я зажгла небольшой голубой шарик-светильник, чтобы внимательно рассмотреть ткань. Да, это шелковая туаль - некрученые нити, полотняное переплетение, самое простое из возможных. Края подрублены вручную, очень тщательно. На ткань заклинания ложатся плохо, хуже, чем на нити; на шелк - хуже, чем на хлопок и лен. А здесь - я переключилась на магическое зрение - здесь есть след какого-то заклинания, но именно что след. Уже даже не понятно, что это было. Поскольку сестра Урсула не знала, когда я появлюсь, можно предположить, что важным оно не было. Для меня важным, во всяком случае.
Хорошо, переходим к шкатулке.
В магическом спектре шкатулка светилась ровным бледно-розовым светом. Ровным! И это было странно: обычно банки, коробки, шкатулки, сундуки и прочие вместилища, состоящие из емкости и крышки, светились неравномерно. Самый сильный свет должна была излучать линия разъема. А здесь ее не было видно в магическом спектре, так же как и в обычном!
Задумчиво потерев нос, я вернула шкатулку на стол, встала и прошлась по келье, ровно четыре шага в одну сторону, от двери до окна. И еще четыре от окна до двери.
Если нет видимого разъема ни в каком спектре, может, его и в самом деле нет? И это вовсе не коробка, а просто кусок дерева? Тогда получается, что дело в нем самом...
Ну, хорошо, посмотрим, что тут у нас. Дерево... темное, почти черное. Похоже на мореный дуб. Покрыто бесцветным лаком, облупившимся на углах. На верхней плоскости рисунок, выложенный потускневшим перламутром; изображено вроде бы стилизованное солнце - спираль, от которой во все стороны расходятся не то лучи, не то лепестки. Кстати, а как выглядит рисунок в магическом зрении?
Ох, как интересно! Перламутр сиял ничем не замутненным белым светом, но... только если смотреть прямо на него. При небольшом изменении угла зрения яркое белое свечение пропадало. И еще одно: присмотревшись, я заметила, что лепестки-лучики как бы играют неслышимую мелодию. В известном только автору заклинания порядке то один, то другой лепесток на миг вспыхивал ярче. Код? Похоже на то.