Небольшой рассказ, никак не связанный с другими моими произведениями. Повествование ведётся от лица наёмного стрелка, подрядившегося выполнить опасную и грязную работу для опасных и грязных людей. Мир вокруг походит на Европу 17 в. где, однако, существуют самые настоящие чудовища и стрелки с паранормальными способностями - фламспиттеры. Развитие порохового оружия в этом мире оказалось настолько пагубным, что после Великой Войны, артиллерия оказалась под абсолютным запретом, а личное пороховое оружие облагается огромным налогом и владеть им могут лишь избранные, такие как обученные элитные мушкетёры, богатые дворяне либо всё те же наёмники фламспиттеры.
Илья Крымов
Цареубийца
Когда утром ты чувствуешь себя так плохо, что хочется умереть, это может значить несколько разных вещей. Например, это может значить, что прошлым вечером тебя очень сильно били. Били до тех пор, пока ты не потерял сознание, после чего стражники как единственного, кто не успел убежать, отволокли тебя в караулку и бросили в камеру. Или что прошлым вечером в борделе тебя одурманили, ограбили и вышвырнули на улицу голого и нищего. Или что прошлым вечером ты не щадил своего тела, топя печень в вине.
В моём случае правильным, скорее всего, было третье предположение, потому что находился я не на улице, и не в камере, а в какой-то неважно обставленной комнате, явно гостиничной. Во рту будто нагадили кошки, распухший язык царапал пересохшее нёбо, в голове клубился туман, я постанывал от повсеместной боли и невыносимо хотел пить. В такое утро ты готов помолиться Четырёхликому во спасение души того доброго человека, который прошлым вечером поставил рядом с твоей койкой большую кружку рассола.
Левая рука дрожала, а расплескать драгоценную влагу позволить себе я не мог. Усилием воли заставил конечность уняться, схватил и жадно опустошил кружку. Рассол был тёплым, но и то благо!
Попытка сесть на кушетке оказалась выворачивающей наизнанку ошибкой, и я упал обратно на жёсткий тюфяк, набитый, судя по запаху, чистым сеном. Повалявшись ещё немного, с трудом всё же встал на ноги и добрался до лохани с водой, побрызгал в лицо, замер на минуту, перебарывая второй приступ тошноты, поплёлся обратно к кушетке. Упал и вновь уснул.
Разбудил стук в дверь. Удары отдавались в голове так, словно кто-то надел на неё ведро и лупил булавой.
- Уходите… пристрелю как собак…
- Извольте проснуться, уважаемый! Вас внизу ждут, просят поскорее!
- Кто? - простонал я.
- Не могу знать, уважаемый! Это тот господин, что привёл вас вчера! Говорит, принёс ваш геверр!
Ужас впился ледяными пальцами в потроха и швырнул меня на пол. Пытаясь преодолеть колотящую дрожь, я принялся на четвереньках ползать по комнате, в поисках геверра. Нашёл всю свою одежду, штаны, обмотки, сапоги, сорочку, стёганку и капюшон, но, ни геверра, ни пистолей, ни холодного оружия! Даже поясных сумок не было.
Молчуна нет… всё хуже, чем я мог себе представить.
Оделся с большим трудом, тело болело, не слушалось, на лестнице едва не упал, но смог спуститься в трапезный зал заведения, не сломав ни одной кости. Позднее утро. Первое, что бросилось в глаза, это отсутствие людей. В это время ночные постояльцы обычно приходят на завтрак, но все столы кроме одного пустовали, и я очень не хотел идти к нему, но выбора не было.
Я постарался разглядеть повнимательнее единственного посетителя в зале, прежде чем сесть напротив него. Тот был одет в чёрную кожанку, тёмно-серые штаны и пыльные сапоги. Со спинки стула свисал плащ, а с тонкого пояса - чинкуэда. Худое бледное лицо казалось крайне невыразительным, самой заметной его чертой являлся нос - совершенно прямой, тонкий и острый как стрела. Незнакомец колол пальцами лесные орехи и закидывал ядрышки в рот.
- Хотите орешек? - предложил он, как только я опустил зад на стул.
- Где Молчун?
- В надёжно месте. - Хрусть, и ядрышко исчезает во рту.
- По какому праву…
- Это ваша долговая расписка? - Он неуловимым жестом фокусника извлёк из рукава и выложил на стол лист пергамента с моей подписью внизу.
- Я этого не помню…
- Это ваша долговая расписка. - Хрусть, и ядрышко исчезает.
Я несколько минут таращился на лист, пытаясь различить знаки и вникнуть в суть написанного, а также прикидывая, успею ли схватить и разорвать его, если попытаюсь? По всему выходило, что не успею. Не с такой больной головой, и не при таком человеке напротив. Он всего лишь достал этот лист и положил его на стол, а я уже понял, что он опасен. Если бы не раскалывающаяся голова и трясучка, то, возможно…
Я натянул капюшон, чтобы спасти глаз от режущего света. Нечего и думать, сейчас я ему не соперник. К тому же, если даже я и избавлюсь от этой сомнительной расписки, то кто скажет мне, где Молчун?
- Вчера вечером вы немного перебрали и хорошо провели время в нашем игорном доме. - Хрусть. - Вы пожелали взять кредит у нашего игорного дома, и мы пошли вам навстречу. К сожалению, вы проиграли всё.
- Да, к сожалению. Сколько я… проиграл?
- Пять тысяч уберландских зекслингов золотом. Или две с половиной тысячи харцландских грошей золотом. Вам как удобнее расплачиваться? - Хрусть, и ядрышко исчезает вместе с моим даром речи.
Опять очень захотелось пить.
- Насколько мы знаем, герр Доу, вы не располагаете такой суммой.
Он знал мою фамилию. Никто кроме старинных друзей не знал мою фамилию, а этот тип знал.
- Я не только вашу фамилию знаю. Точно не хотите орешек?
- Да засуньте вы себе эти орехи…
Его бровь слегка приподнялась и я осёкся.
- …в рот, пожалуйста.
Вот ведь гамнюк! Ведёт себя так, словно я крыса, которую он собирается препарировать! Показывает, что я в его власти. Я, больной, слабый, без оружия. Мне само дыхание через силу давалось, а этот востроносый урод…
- Вы родились в Албайоне тридцать два года назад в семье кожевенника Доу, и были названы Джеком. Джек Доу. Но так вас никто не называет. Гораздо чаще вы слышите в свой адрес обращение "Меченый Джек". Видимо, вас так называют из-за лица.
- Так вот в чём дело? Никогда бы не догадался! - осклабился я.
- А иногда вас зовут "Цареубийцей". - Хрусть и мимолётная недовольная гримаса - попалось сухое чёрное ядрышко. - Вы попали в долговую кабалу, вы понимаете это? В целях безопасности вкладов нашего игорного дома, мы приняли на временное хранение ваше оружие и ваш геверр.
- И я получу их, как только выплачу вам сумму? Отлично! Пойдёмте в банк, и я возьму кредит у Красного ордена!
И буду должен состояние Красному ордену, но не тебе, скотина. Я видел этого человека впервые в жизни, но мне было ясно как день, что он скотина.
- Как вам такой вариант?
- Будем откровенны. - Очередной орешек получил отсрочку и вернулся на стол. - Нам не нужны деньги, герр Доу. Нам нужны ваши услуги.
- Услуги фламспиттера? Что за услуги, ради которых надо сначала опаивать работника, а потом вгонять его в долги и обворовывать?
- Услуги деликатного характера, - ничуть не смутился Востроносый. - Нужно обворовать замок барона фон Лайкроста.
- Ох…
- И нас проинформировали, что вы можете помочь в такого рода деликатных делах.
- Я наёмный солдат, а не наёмный вор.
- Мы знаем. Более того, мы и сами не рассматривали вашу кандидатуру, но источник был больно уж убедителен. Настолько убедителен, что… Очень убедителен.
Эти люди, кем бы они ни были, не знали обо мне почти ничего. Ну, кроме того, что знали обо мне практически все. Я понял это по мимолётной заминке в его самоуверенной речи. Кто-то хотел ограбить этого фон Лайкроста. А кто-то другой нашептал этому желающему, что Меченый Джек - "самое то", если хочешь куда-то тихонько прокрасться. Этот добрый советчик знает меня и имеет некий авторитет у людей, которых Востроносый называл "мы". Но слишком много он им не поведал. Это обнадёживает.
- Если согласитесь всё сделать по-хорошему, мы не только вернём вам ваше имущество, это само собой разумеется, но и заплатим сумму вашего, так сказать, "долга".
- Пять тысяч уберландских зекслингов золотом?
- Или две с половиной тысячи харцландских грошей золотом. Как вам будет удобнее.
Я сделал вид, что крепко задумался, будто мне было это нужно.
- А если я предпочту обратиться к Красному ордену?
- О! - Он сделал вид, что мой вопрос удивил и озадачил его. - Если бы вы это сделали, у нас прибавилось бы проблем.
- Не сомневаюсь.
- Поэтому мы не можем этого допустить.
В его правой руке, вынырнувшей из-под стола, лежал миниатюрный арбалет с металлическими плечами и стальной тетивой. Такие арбалеты можно было легко и незаметно носить под плащом, но убойная их сила такова, что легко пробивает доспехи рыцаря с расстояния в полторы сотни шагов.
- Пять тысяч зекслингов, говорите?
Востроносый убрал маленькую машинку смерти обратно.
- Завтра утром сюда придёт человек с вашим оружием и прочими вещами. Вы отправитесь с ним в Бергзден.
- Этот человек принесёт Молчуна?
- Не считайте нас дураками, герр Доу. Вы получите пистоли и клинки, но не геверр.
Я вздохнул.
- А я надеялся, что между нами уже установились добрые доверительные отношения.
Востроносый накинул на плечи плащ и оставил на столе три золотых монеты.
- Хозяин, поухаживай за постояльцем!
Ну и ну! На такие деньги я мог бы жить в гостинице несколько месяцев, ни в чём себе не отказывая.
- Без Молчуна я бесполезен в вашем деле.
- Вы получите геверр перед самым началом, непосредственно, "дела".
- Мне бы…
- Перед самым началом, герр Доу. Всего доброго. И вы ешьте орешки, ешьте.
Востроносый быстро вышел через парадную дверь.
- Чего желаете, господин? - Привлечённый блеском золота, трактирщик расплылся в приторнейшей из улыбок.
- Принеси вина и, - я принюхался, - шницель. Поживу здесь до завтра.
Я проспал достаточно, чтобы следующим днём вновь почувствовать себя человеком, но не более того. До восхода сидел в темноте, и смотрел на дверь, дожидаясь стука, который раздался лишь после того, как стихли городские колокола, возвестившие о приходе нового дня.
На пороге комнаты стоял невысокий сутулый человек в тёмно-коричневой ноской одежде с капюшоном-колпаком, надвинутым на лицо. Изо рта у него сильно воняло, но я не обратил на это особого внимания, потому что сразу принялся копаться в мешке, который он принёс.
Первым делом я затянул вокруг талии широкий пояс с тремя поясными сумками, и укрепил на груди ремни перекрёстной перевязи с кобурами и патронами. Оба мои пистоля были заряжены и смазаны. К передней поясной сумке прикрепил ножны с хебсбургским мерным кинжалом. Справа на поясе повисли ножны с катценбергером, в голенище правого сапога утвердился засапожник. Всё, я человек при оружии - то есть настоящий человек… Но, увы, не более того. Пока был Молчун не со мной, я не являлся фламспиттером.
- Готовы идти, мастер?
Я покопался в передней поясной сумке.
- Моего кошеля нет.
- Да что вы говорите! - осклабился он, показывая грязные редкие зубы. - Ай-яй-яй! Так вы готовы?
Я следовал за ним по городу, стараясь не отставать, потому что мой провожатый шагал очень быстро, почти что скользил по улицам, легко просачиваясь сквозь немногочисленные по утру скопления людей. Когда я заметил, что он, походя, срезал кошелёк с пояса какого-то мелкого торговца, тут же отпустил "поводок" и стал идти на десять шагов позади. Его это не озадачило, и провожатый продолжил путь с прежней уверенностью. Так мы и вышли к Угольным воротам.
Он запрыгнул в широкую телегу и насмешливо глянул на меня из-под капюшона. Как только я улёгся на устланное соломой дно, человек, сидевший на козлах, взмахнул кнутом. На воротах стража с подозрением отнеслась к моим пистолям, но знак Красного Сердца, помещённый на застёжку перевязи, убедил всех, что я имел право носить пороховое оружие. Мы отъехали от Гнецка на три лиги, когда телега остановилась, и в неё запрыгнули двое крепких парней, по виду - уберландские ландскнехты.
Через два часа вожжи взял коротышка, а прежний возница уселся напротив меня и сделал большой глоток из бурдюка, который вынул из-под плаща. Бурдюк перешёл в руки крепышей, а возница уставила на меня.
Это был крупный мужик с круглой головой. Все черты его лица оказались под стать фигуре - очень крупными и грубыми, нос, подбородок, скулы, выпуклый широкий лоб. У него были всклокоченные тёмные волосы, такие же всклокоченные усы и брови. Глаза навыкате, к тому же ещё и косые, слегка пугали своим выражением. Казалось, он одновременно смотрел чуть левее и чуть правее, но при этом замечал каждое моё движение.
- А что, мастер, не заскучали ли вы часом? - пробасил он, затыкая почти пустой бурдюк и пряча его под плащ. - Столько в молчании едем!
- Нет, веселюсь от души.
- Оно и видно! Я… - он помедлил, о чём-то поразмыслив, - Дункан. Вот эти славные парни Бернард и Аксель, а с вожжами управляется Джулиан. Но я называю его Джулз.
Здоровяки заржали, а коротышка на козлах раздражённо забормотал.
- Ты обещал не звать меня так больше, Дунк…
- А вот вы, мастер, в представлении не нуждаетесь. Меченый Джек, не так ли?
- Из-за морды, наверное, его так прозвали! - поделился своей догадкой Бернард.
- Из-за морды, - повторил Дункан, не сводя с меня свой воистину косой взгляд, - наверное.
- Цареубийца! - каркнул Джулиан, не оборачиваясь.
- Заткнись Джулз! Невежливо так говорить о многоуважаемом мастере!
Некоторое время ехали почти молча. Ландскнехты тихо болтали на уберландском, а Дункан пырился на меня, будто хотел заглянуть в самое нутро и как следует покопаться в содержимом кишок. Не впервые встречаю такое выражение. Так смотрели люди, которым не очень нравились фламспиттеры, люди, которые не доверяли нам, но не могли понять, что именно в нас их так гнетёт?
- А что, правду ли говорят, мастер, что фламспиттеры могут чувствовать, когда на них смотрят. Или когда на них наставляют оружие?
- Это правда. Как и то, что ты целишь мне в грудь из пистоля. Убери.
Он осклабился и незаметная складка на его плаще разгладилась. Итак, у человека по имени Дункан имелось огнестрельное оружие, что значило, что он либо тоже был фламспиттером, либо пользовался покровительством какого-нибудь очень влиятельного человека. Скорее всего, второе…
- А знаете, мастер, в молодости я тоже хотел стать фламспиттером. Но не срослось. Ни одна школа не приняла. Знаете почему?
Я указал пальцем прямо ему в лицо.
- Твой дефект. Ни одна школа не примет в ученики дефективного. Наставники считают, что нечего и начинать учить того, кого всё равно не удастся обучить идеально. Но ты всё же носишь при себе запрещённое оружие. Даже два.
Второй незаметный бугорок на его плаще разгладился и Дункан засмеялся.
- Я просто с вами шучу, мастер! Устанавливаю между нами связь, ага? Мы с ребятками давно друг друга знаем, понимаем с полуслова, а вы у нас чужак, и это неудобственно. Хочу, чтобы вы поскорее влились в нашу скромную компанию!
- Постараюсь вас не подвести, парни.
- Вот и отлично! И вы тоже можете положиться на нас, мастер! Хотя наша общая работа не будет долгой, надеюсь, мы станем хорошими друзьями!
- Взаимно.
Я натянул капюшон поглубже и решил поспать, зная, что в одной телеге со мной ехал человек, который искренне меня ненавидел, но который не дал бы меня спящего в обиду. Потому что надеялся сам прикончить меня через время.
Когда по дороге скачет кавалькада всадников, ты невольно начинаешь сжиматься в комок и тихо молиться, чтобы мир перестал трястись. Рыцари не таятся и не медлят, они любят скакать во весь опор, оглашая окрестности громкими выкриками и песнями охотничьих рогов. Со дна телеги я, едва успев проснуться, наблюдал, как проносятся мимо яркие цветные пятна плащей и сюрко, украшенных гербами благородных семей. Мои попутчики вылезли на дорогу и кланялись, провожая господ и надеясь, что никому из них не придёт в голову интересоваться какой-то телегой и какими-то смердами. Они надеялись зря.
Когда кавалькада уже промчалась мимо, напротив нас остановился рослый дворянин на пышущем жаром боевом коне. Он был молод и красив, имел длинные волосы каштанового цвета, породистое лицо и сосредоточенный взгляд опасно умного человека. Его мощная челюсть выдвигалась далеко вперёд, а в манерах сквозило пренебрежение.
- Кто такие, откуда и куда держите путь?
- Мы паломники, сир! - ответил Дункан, кланяясь так глубоко, словно пытаясь достать лбом землю. - Идём прикоснуться к чудотворной святыне, сир! К белому камню, что хранится в соборе Бергздена, сир! Нас направляет Четырёхликий!
- Паломники? Я не вижу белых повязок на ваших головах, я не вижу ваших посохов.
- О, сир, мы не идём по пути всех святынь, нет! Мой брат захворал, боль сдавливает тисками его голову так сильно, что он не может работать! Преподобный сказал, что его мучит дыхание Мёртвых богов, и мы должны пуститься в путь к белому камню! Вот он, мой брат, Седрик! Седрик, ты не издох ещё?
Я застонал, не вставая со дна телеги.
- А ещё у него бывает понос! Мы перестали кормить бедолагу, всё равно еда сразу же выходит наружу, так что он сейчас слабый, давно ничего не ел, вот и надеемся, что святыня его излечит, иначе помрёт же! Хороший он человек, братец мой! Вот как бы ни было страшно перехватить эту проклятую заразу, а мы с кузенами всё же везём его!
Я застонал громче, и даже смог прибегнуть к верху своих артистических способностей - натужно пустил ветры.
Рыцарь поморщился и тронул коня.
- Повяжите белые повязки и ступайте с благословением Четырёхликого!
Умного господина подвела брезгливость. Люди, которые не боятся смерти от меча, но боятся смерти от хвори, это вполне обычное явление, ведь рыцаря, окончившего свои дни на пропитанном потом и мочой ложе в корчах и муках, не воспоют в балладах.
- Вот так-так, парни, кажется, мы едва не попали под меч, - процедил Дункан, глядя вслед удаляющемуся всаднику.
- Du dize hulmener erfrout? Maine alebaat wutt ours problemme shalz ultnen!
- Не сомневаюсь, Аксель, но твоё решение проблемы очень шумное и опасное. Алебарда, лупящая по голове, это, знаешь ли, громко, даже без шлема. Если бы благородные сиры заметили, что их друг отстал, они вернулись бы и втоптали нас в землю, а потом повесили бы всё, что останется, на ближайшем дереве.
Джулиан, недовольно топтавшийся рядом с вожаком отряда, напомнил, что время не терпит, и надо добраться до постоялого двора прежде чем стемнеет.