- Послушай, уродина, это ты его наколдовала? - прищурилась Марго. - Его тут никогда не было, этого чудовища…
- Ничего я не наколдовала. Я вообще не играю сатанинскими игрушками. А вот ты когда-нибудь доиграешься. Вдруг этот чёрт вырастет и утащит тебя в преисподнюю!
Драку предотвратило только появление дежурного учителя. Марго Аффенштайн всегда относилась к Илане с нескрываемым презрением. После этого случая она стала её побаиваться. И всем говорила, что "эта Стивенс" испортила её магическую ледышку.
- Она наколдовала чёрта, и больше шарик не показывает никаких картинок. Пришлось его выбросить. Это-то ладно - скоро у меня будет другая ледышка, но ведь эта уродина может и на человека порчу наслать! Сразу видно - сатанинское отродье…
Надо сказать, что появившийся в магическом шаре чёрт рассмешил Илану только в первое мгновение. Потом она испугалась даже больше, чем Марго, просто не подала виду. Пастор Коул постоянно твердил, что дьявол охотится за человеческими душами и является тем, кто его призывает. Получается, что она вызвала чёрта. Пусть даже маленького, игрушечного, но всё же вызвала!
"А может, в шарике с самого начала была такая фигурка, - успокаивала себя Илана. - Просто раньше не появлялась… Да конечно была! И когда-нибудь всё равно бы появилась".
Забавляться магическими ледышками при взрослых никто не решался, но все знали, что учителя давно уже смотрят на эти забавы сквозь пальцы. Вот попасться со "жвачкой" - это уже похуже. За такое можно было даже вылететь из школы.
Илана не раз наблюдала, как девочки - в основном из старших классов - жевали в туалете что-то похожее на конфеты-тянучки. При этом лица у них были какие-то странные. Они словно спали с открытыми глазами и видели приятные сны. Грета Вульф, дочь инженера из космопорта, которая иногда снисходила до общения с Иланой, говорила, что эти "конфеты" вызывают чудесные видения. Человек даже может представить себя в том месте, которое придумал сам, и всё будет казаться настоящим. Правда, недолго.
Дежурные учителя то и дело устраивали в туалетах облавы, но никто из пойманных на месте преступления любителей иллюзий не признавался, где раздобыл чудесную "жвачку". Одному дали на сдачу в каком-то ларьке, а в каком - забыл, другому - приятели из соседнего двора, а тем - их приятели… В общем, концов было не найти.
Ходили слухи, что контрабандными товарами торгуют юты. Тем более, что жили они недалеко от космопорта. Селиться в черте города им запрещалось. "Борцы за чистоту" добивались, чтобы "этих нелюдей" вообще выдворили из страны.
В Германаре едва ли не все няньки и бабушки пугали непослушных детей ютами. Не удивительно, что все германарские дети боялись этих странных существ, и Илана тут не была исключением. Юты появились на Гее лет сто назад. Они прибыли сюда на исследовательском корабле "Сонус", принадлежавшем корпорации "Гала-географика". Экспедиция биологов сделала вынужденную посадку на одной холодной, неприветливой планете. Несколько сотен гуманоидов упросили экипаж "Сонуса" взять их на борт. В Гаммеле - столице самого крупного на Гее государства Германар - у экспедиции был сборно-перевалочный пункт. Там к группе биологов присоединились их коллеги, проводившие исследования на отдалённых планетах системы Гелиос-3. После того, как на "Сонус" погрузили многотонное оборудование, все пробы и опытные образцы, стало ясно, что везти незапланированных пассажиров дальше корабль не сможет.
Беженцам - они называли себя ютами - разрешили поселиться на западной окраине Гаммеля. Правительство Германара тогда ещё не возражало против присутствия в стране представителей инопланетных рас. Девяносто пять процентов населения Геи составляли потомки её первых колонистов - выходцев с Земли. Заселив маленькую похожую на Землю планету в системе звезды Г-3, земляне присвоили себе статус коренного населения Геи. Всех остальных они называли инопланетянами. Позже, когда человечество расселилось по всей галактике, инопланетянами здесь стали называть всех, кто прилетал с других планет, в том числе и потомков землян. Ну а те инопланетяне, которые не являлись потомками землян, получили на Гее другое прозвище - алиены. Попросту говоря, чужаки. Теперь уже никто не мог точно сказать, когда началась дискриминация последних. Ясно было только, почему она началась. Образ жизни пришельцев из некоторых миров вызывал у основного населения планеты, то есть у землян, полное неприятие. Конфликт назревал долго и медленно, а правительства всех четырёх государств Геи долго и упорно закрывали на это глаза. В конце концов Германар и Леброн, где инопланетян было больше всего, оказались на пороге гражданской войны. Вот тут-то в Германаре и пришла к власти Партия борцов за чистоту. Почти всех инопланетян попросту выдворили из страны. В первую очередь представителей негуманоидных рас. Некоторым гуманоидам позволили остаться, но чувствовали они себя здесь неуютно. Последние лет тридцать кроме потомков землян в Германаре жили только юты. Власти официально закрепили за ними территорию к западу от Гаммеля, где находился их сильно разросшийся за сотню лет посёлок. Появляться в столице ютам было запрещено - под угрозой штрафа и тюремного заключения сроком до полугода. Ходили слухи, что это они распространяют сатанинские игрушки и лекарства.
Юты всё же появлялись в городе, но ни одного из них так и не удалось задержать. Эти существа обладали способностью исчезать без следа. Стоило полиции заметить на какой-нибудь улице или на рынке юта, как тот мгновенно растворялся в толпе. Однажды активисты Партии борцов за чистоту обнаружили в роще Звёздного Парка небольшую компанию ютов. Парк был немедленно оцеплен, и его посетителей выпускали по одному через маленькие служебные ворота, после чего полиция прочесала весь парк с собаками-ищейками. И не обнаружила ни одного юта.
- Думаю, они умеют становиться невидимками, - рассуждала одноклассница Иланы отличница Долли Спаун. - Нечисть - она и есть нечисть.
Илана тоже могла бы быть отличницей. Если бы не Божий Закон. Как бы хорошо она ни отвечала урок, пастор Коул всегда находил к чему придраться. Он любил повторять, что святость божественных законов человек должен чувствовать всем сердцем, а если этого нет, значит он эти законы по-настоящему не усвоил, пусть даже они у него от зубов отскакивают. Наверное, пастор Коул был прав, упорно отказываясь ставить Илане по своему предмету высший балл. Она действительно не ощущала на его уроках никакой святости. Только смутное раздражение и обиду. Учебник по Божьему Закону пестрел картинками, изображающими всех созданных Богом тварей, в том числе и представителей всех человеческих рас. Ни под одну из них Илана не подходила, из чего следовало, что божьей тварью она не является. А если и является, то лишь наполовину. Подслушав тогда в раздевалке разговор двух мамаш, она с ужасом подумала о том, что, возможно, госпожа Риттер и права. Один из родителей Иланы вполне мог быть ютом, ведь её сходство с этими странными существами просто бросалось в глаза.
Ростом взрослые юты обычно не превышали полутора метров. Сложением они бы совершенно не отличались от людей, если бы пропорции не нарушала чересчур крупная голова. Да и лица у ютов были почти человеческие, только слишком сужались к подбородку. Всех почему-то очень пугали их огромны светлые глаза. Говорили, что юты видят в темноте и способны одним взглядом нагнать порчу. Их матовая, слегка отливающая голубизной кожа была совершенно невосприимчива к загару, но голубоватый оттенок иногда становился ярче. В тех случаях, когда человек краснеет, кожа юта приобретала цвет фаянса, подсвеченного голубой лампой. А если переделать известное выражение "бросило в жар", чтобы оно было применимо к ютам, то оно превратилось бы в свою полную противоположность и звучало бы так - "бросило в холод". Голубая кровь ютов многими свойствами напоминала человеческую и была почти такой же тёплой, но от стыда и гнева она становилась холоднее, хотя и сильней струилась по жилам. Точно такими же свойствами обладали кровь и кожа Иланы. В жаркие летние дни она казалась рядом со своими загорелыми сверстниками маленьким призраком. Волосы у неё тоже были почти как у ютов - белоснежные и пушистые. И так же, как у ютских детей, начали расти только в пять лет. Но если у ютов они никогда не вырастали длиннее шести сантиметров, оставаясь мягкими, словно лебяжий пух, то волосы Иланы становились всё более жёсткими и росли всё быстрей и быстрей. В шесть лет её голова напоминала головку отцветающего одуванчика, а в семь шелковистые прядки обрели упругость и начали несмело закручиваться в колечки. Через год лицо Иланы уже обрамляли крупные серебристо-белые локоны. Её по-прежнему дразнили, обзывая уродиной, привидением, бледной молью и белой мышью, но по крайней мере больше не называли призраком Фантомаса. К девяти годам она догнала в росте почти всех своих ровесников.
- Ты уже совсем выровнялась, детка, - говорила бабушка Полли. - И голова уже совсем не кажется большой. Ты хорошеешь не по дням, а по часам.
Илана делала вид, что верит. Бабушка вечно старалась её утешить. Илана к этому привыкла. Так же, как привыкла бояться зеркал. Дома было только одно - маленькое и мутноватое. Оно висело в полутёмной ванной. Принимая душ или умываясь, Илана каждый раз завешивала его полотенцем. Расчесаться можно было и без зеркала, а макияж она не делала, хотя многие её одноклассницы уже подкрашивались. Пастор Колул смотрел на это неодобрительно, но молчал. В 7-й гаммельской гимназии учились в основном дети из весьма уважаемых семей, с которыми Ортодоксальная Церковь предпочитала не ссориться. Состоятельные горожане делали щедрые пожертвования.
В школе зеркал было много, и они регулярно протирались специальной жидкостью для мытья стёкол. В каждом туалете имелось огромное - во всю стену - зеркало, возле которого каждую перемену толпились девчонки. Одна только Илана старалась прошмыгнуть мимо него как можно быстрее. Она не просто боялась в него посмотреть. Ей казалось, что оно ехидно наблюдает за ней, словно гигантский живой глаз. Странное, жуткое враждебное существо, которое вечно пытается выхватить её из толпы и выставить на посмешище.
Илана обычно приходила в школу перед самым началом занятий - чтобы у одноклассников не оставалось времени на выпады в её адрес. Нельзя сказать, что её дразнили каждый день. Иногда её не замечали, и она благодарила за это судьбу. Она старалась по возможности оставаться незаметной. И как можно реже находиться среди сверстников, когда поблизости нет взрослых. Издеваться над ней при учителях как правило всё же не решались.
Главными врагами Иланы были близнецы Агнесса и Питер Джефферсоны, дети пастора Коула, учившиеся с ней в одном классе. На переменах к ним охотно присоединялся их старший братец Ральф, прыщавый верзила, о котором говорили, что он вечно лезет девочкам под юбки и пристаёт в туалете к малышам из начальных классов. Зато на уроках Ральф Джефферсон вёл себя безупречно. Пакости он делал исподтишка. Как и его сестра Агнесса. Питер был туповат, поэтому изредка попадался, что называется, с поличным. И на следующий день приходил в школу с опухшей от слёз физиономией. Пастор Коул считал, что детей надо держать в строгости. А детей у него было шестеро - почти все пухлые, белобрысые, с водянисто-голубыми глазами. Уменьшенные копии своего папаши. Только самый младший, Сид, походил на мать - темноволосую женщину с землисто-смуглым лицом и мрачно поблескивающими карими глазами. Марианна Джефферсон преподавала Божий Закон в приюте Святой Бригитты и довольно часто выступала с лекциями в разных школах города. Она пару раз проводила беседы о благочестии в классе, где училась Илана, и оба раза с тёмным огнём в глазах призывала быть нетерпимыми к греху. Кто бы мог подумать, что лет пятнадцать назад Марианна Джефферсон (тогда ещё Марианна Твинс) была завсегдатаем ночных клубов и увлекалась идеями, которые принято называть завиральными. Одно время она даже входила в группировку "Граждане Ойкумены". "Граждане" провозглашали равноправие всех рас и религий и отстаивали свободу личности.
Об этих интересных фактах из жизни пасторской жены и о многом другом, не менее интересном, Илана узнала в старинном двухэтажном домике, который все в округе называли часовней. Кроме её родного дома это было единственное место, где Илана чувствовала себя комфортно. Друзья у неё были только там. Впрочем, о них и об этом доме - разговор особый.
Глава 2. Чудаки в ожидании чуда
Художник Мартин Кейн и его мать приехали в Гаммель лет десять назад, а откуда - никто не знал. Многие их недолюбливали. Кое-кто даже считал госпожу Гертруду ведьмой. Может, потому, что у Кейнов жил невероятных размеров чёрный кот, которого боялись все окрестные собаки, зато совершенно не боялись птицы. А может, потому, что госпожа Гертруда почти всё время проводила на кухне, делая свои знаменитые настойки на травах. Она довольно успешно продавала их через аптеки, принадлежавшие частной фармацевтической фирме "Трилистник". У Гертруды Кейн были лицензия фито-фармацевта. Что бы о ней ни говорили, а настойки её помогали многим. Их тайком покупали даже некоторые прихожане пастора Коула.
Гертруда Кейн была низенькой говорливой толстушкой с весёлыми карими глазами и ямочками на щеках. Тридцатилетний Мартин совершенно не походил на свою мать. Он был высок и очень худ.
- Весь в отца, - говорила госпожа Гертруда. - Аппетит у Марти, слава Богу, хороший, но у него же всё сгорает. Целыми днями работает. И даже по ночам.
Впалые щёки, горбатый нос и вихрастые, вечно всклокоченные волосы придавали Мартину Кейну сходство с демоном из детских сказочных фильмов. Он часто казался угрюмым и на первый взгляд мог отпугнуть, но те, кто был знаком с Мартином давно, считали, что человека добрее его не сыщешь во всей галактике.
Кейны жили на той же улице, что и Илана с бабушкой, в довольно странном ветхом строении, которое все называли часовней и которое городские власти уже, наверное, лет двадцать собирались снести. Как впрочем и все остальные дома на Трансильванской. Разве это нормально, что в центре столицы до сих пор стоят постройки первых переселенцев - этих чокнутых романтиков, страдавших жестокой ностальгией по старушке-Земле? Вообще-то старину в Гаммеле любили до сих пор. Многие районы столицы напоминали средневековые города Северной Европы. Правда, черепица на крышах была сделана из металлопласта, а за старинными фасадами царил современный комфорт. Древнюю культуру в Германаре знали и любили, но по сравнению с тем, что создавали, имитируя старину, нынешние архитекторы, дома первых колонистов выглядели слишком убого. А домик Кейнов смотрелся нелепо даже здесь, на улице Трансильванской.
Часовней его назвали потому, что его крышу венчала приземистая башенка с часами. Круглый циферблат был около метра в диаметре. Заржавевшие фигурные стрелки замерли между одиннадцатью и двенадцатью: маленькая ближе к двенадцати, большая - к одиннадцати. Без трёх минут полдень… Или полночь? Часы не работали уже давно. Илана слышала, что их несколько раз пытались починить, но так ничего и не получилось.
- Да и зачем их чинить? - говорил Мартин Кейн. - Они показывают хорошее время.
- И чем оно хорошее? - спросила Илана. - Полночный час считается самым зловещим.
- Так может, это полдень, - улыбнулся художник. - А вообще неважно… Двенадцать часов - время волшебное. День или ночь - всё равно. Когда стрелки приближаются к двенадцати, ты словно в ожидании чуда.
- А какого ты ждёшь чуда?
За Мартина ответила его мать:
- Он ждёт, что его картины будут приносить доход. И что ими увешают лучшие залы Королевской Галереи.
Мартин Кейн зарабатывал на жизнь тем, что делал копии картин старых мастеров - по репродукциям, которые извлекал из интернета. В последнее время в Германаре была мода на живопись докосмической эры. Продать что-нибудь из собственных картин ему удавалось редко. Илана любила бывать у Кейнов. Ей нравился ветхий, уютный, со скрипучими деревянными лестницами дом, где всё, включая кухонные полотенца, пропахло масляными красками. Ей нравилась странная разношерстная компания, которая частенько собиралась в доме художника по вечерам. Нравились пирожки, которые стряпала госпожа Гертруда. Нравился Илане и огромный чёрный кот по имени Люцифер, неизменно взиравший на всех с угрюмым презрением. Но особенно Илане нравились картины Мартина, коими был завален весь чердак. Большинство столичных критиков были членами Партии борцов за чистоту. Они не позволяли Мартину ни выставляться, ни участвовать в ярмарках, обвиняя его в пропаганде то порнографии, то язычества, то сатанизма. Некоторые картины Мартина казались Илане жутковатыми, но они все были так красивы, что хотелось смотреть на них часами.
С тех пор, как Гертруда Кейн вылечила бабушку Полли от болей в спине, они подружились и частенько ходили друг к другу в гости. Отправляясь к Кейнам, бабушка брала Илану с собой - чтобы не оставлять ребёнка одного. К тому же ребёнок обожал выпечку госпожи Гертруды. На маленькой уютной кухне "часовни" было интересно. Под самым потолком сушились травы, на полках вдоль стен теснились многочисленные бутылки и склянки с содержимым всех цветов и оттенков. На каждом пузырьке была наклейка с надписью, сделанной чётким, красивым почерком госпожи Гертруды. Илана ничего не понимала ни в лекарствах, ни в лекарственных травах, и названия всех этих снадобий казались ей некими магическими словами, имеющими не меньшую силу, чем сами лекарства. Когда она сказала об этом госпоже Гертруде, та даже и не подумала посмеяться над "глупыми детскими фантазиями", как это сделали бы большинство взрослых, включая бабушку Полли.
- Конечно, детка, - совершенно серьёзно промолвила она. - Слова тоже имеют силу. Недаром же говорят, что у всего в этом мире должно быть имя.
На кухне "часовни" было интересно, но чем старше становилась Илана, тем чаще предпочитала обществу бабушки и госпожи Гертруды компанию, которая собиралась в гостиной. Если точнее, это была смесь гостиной и мастерской. Здесь во всех углах валялись карандаши, мелки и бумага для набросков. Мартин Кейн почти всегда работал. Он не расставался с карандашом и блокнотом, даже когда беседовал со своими гостями. Впрочем, говорил он обычно меньше всех. Разговоры в гостиной велись самые разные, и Илана, которую никогда никто не прогонял, готова была слушать их часами. А уж если речь заходила о ютах, девочка старалась не пропустить ни слова.
В гостиной нередко работал телевизор. Как-то раз по одному из местных каналов показали выступление пастора Коула.
- Мы не против всех иноземцев, - заявил пастор. - Мы против тех, кто засоряет нашу страну вредными вещами и идеями. Нас пугает не внешнее уродство ютов, а их безбожие и неблагонадёжность.
- Они не безбожники, - сказал Мартин. - Мы мало что знаем про ютов, но, мне кажется, у этих людей есть вера.
- "У этих людей…" - усмехнулся Джек Эмерсон.