- Я запнулся… мой повелитель… - сдавленно проговорил Кельдерек.
- Да это я подножку тебе поставил, трусливый дурень! За тобой что, медведь гонится? И ты ведешь его прямо к нам? Где он, говори живо!
Кельдерек кое-как поднялся с земли. При падении он рассек скулу и больно ушиб колено, но, по счастью, раненая рука не пострадала.
- Я не от медведя бежал, мой повелитель. Я нашел его - нашел владыку Шардика, но он вот-вот заснет смертным сном. Где тугинда?
- Я здесь, - раздался голос позади него. - Далеко ли идти, Кельдерек?
- Нет, он совсем близко, сайет… еле живой от увечий, насколько я могу судить. Он лежит без движения уже больше суток. И непременно умрет…
- Не умрет, - отрезала тугинда. - Если это действительно владыка Шардик - не умрет. Веди нас к нему, скорее!
Подойдя к краю ложбины, Кельдерек молча указал рукой и стал пристально наблюдать за своими четырьмя спутниками. Бель-ка-Тразет невольно вздрогнул и отвел глаза, словно устрашенный представшим взору зрелищем, - во всяком случае, так казалось. Если он и впрямь испугался, то быстро совладал с собой и присел на корточки за зарослями бурьяна, уставившись на исполинского зверя напряженным, настороженным взглядом, каким смотрит вперед лодочник, гребущий через бурную реку.
Мелатиса, едва глянув вниз, закрыла глаза и прижала ладони к бескровным щекам. Потом повернулась кругом и упала на колени, точно пораженная в самое сердце ужасным известием.
Шельдра и тугинда остановились на краю впадины, не обнаруживая страха и не пытаясь укрыться. Девушка с совершенно бесстрастным лицом стояла позади и чуть слева от своей госпожи, твердо упираясь в землю широко расставленными ногами, свободно опустив руки. Ничего похожего на позу испуганного человека. Несколько мгновений она неподвижно смотрела вниз, а потом, словно вспомнив о своих обязанностях, вскинула голову и выжидательно уставилась на тугинду.
Тугинда сцепила руки на животе и не шевелилась, лишь плечи слегка поднимались и опускались в такт дыханию. Вся ее фигура производила странное впечатление невесомости: казалось, она вот-вот воспарит на землей и плавно слетит в ложбину. Голова у нее была чуть наклонена набок, по-птичьи настороженно; однако, несмотря на видимое напряжение, тугинда казалась не более испуганной, чем стоявшая рядом служанка.
Бель-ка-Тразет поднялся с корточек; тугинда повернулась и серьезно, внимательно посмотрела на него. Кельдереку снова вспомнилось, как позапрошлой ночью Мелатиса молча вглядывалась в лица мужчин, с трудом достигших Верхнего храма, и как сам он стал в своем роде избранным и посвященным. Вне сомнения, тугинда тоже обладала даром прозревать людские сердца, не задавая вопросов.
Чуть погодя она отвернулась от Бель-ка-Тразета и спокойно промолвила:
- Шельдра, ты видишь, что это владыка Шардик?
- Да, это владыка Шардик, сайет, - ответила девушка ровным тоном, каким произносят литургические ответы.
- Следуй со мной вниз, - велела тугинда.
Две женщины уже спустились с откоса на несколько шагов, когда Кельдерек спохватился и тронулся за ними следом. Бель-ка-Тразет схватил его за руку:
- Не будь дураком, Кельдерек! Медведь их убьет. А даже если нет, тебе не обязательно лезть в это бессмысленное дело.
Кельдерек изумленно взглянул на барона. Потом, без тени презрения к этому седому покалеченному воину, но с новым, незнакомым ощущением неподвластности его воле, он сказал:
- Господин, владыка Шардик при смерти.
Быстро наклонив голову и дотронувшись ладонью до лба, охотник повернулся и стал спускаться вниз по крутому откосу.
Тугинда со спутницей уже достигли дна ложбины и проворно шагали вперед с той же спокойной решительностью, с какой позапрошлой ночью две жрицы с фонарем прошли по тлеющим углям костра. Кельдерек, посчитавший за лучшее не бежать, чтоб не разбудить шумом медведя, нагнал женщин, только когда они остановились у ближнего края озерца. Трава под ногами была сырая, - видимо, почва здесь увлажнялась и озерцо наполнялось водой из того же подземного источника, что питал ручей на открытом склоне за ложбиной.
С другой стороны озерцо - глубиной по колено и чуть шире, чем способен преодолеть прыжком мужчина, - окаймляли алые трубчатые цветы, полускрытые под ворохами лапчатых ворсистых листьев. В воздухе стояло жужжание мух и разносился тошнотворный запах гнили и разложения. Медведь не пошелохнулся, и они слышали его затрудненное дыхание - тяжелые булькающие хрипы. Нос у него был сухой, шерсть - встопорщенная и тусклая. Под одним приоткрытым веком виднелся налитой кровью белок. Вблизи размеры зверя казались поистине чудовищными. Могучее плечо поднималось над Кельдереком подобием стены, резко очерченной на фоне неба. Пока он стоял в растерянности, медведь, не открывая глаз, на миг приподнял голову и опять бессильно уронил на землю. Так и человек в тяжкой болезни сначала ворочается и мечется в поисках облегчения, но потом, поняв, что от этого становится только хуже, затихает и лежит недвижно.
Не думая об опасности, Кельдерек с плеском вошел в озерцо, торопливо сдернул повязку со своего раненого плеча, намочил ее в воде и принялся увлажнять запекшиеся губы и язык медведя. Громадные челюсти конвульсивно задвигались. Увидев, что зверь пытается жевать ткань, охотник снова хорошенько намочил повязку и выжал из нее воду в приоткрытую пасть.
Тугинда склонялась над боком медведя с зеленым листом папоротника в руке, обследуя одну из ран, уже очищенную от мух. Покончив с этим делом, она принялась внимательно осматривать все туловище, раздвигая мех пальцами или черенком папоротникового листа. Судя по всему, она вытаскивала из шерсти мушиные яйца и опарышей, но в лице ее не проскальзывало ни тени отвращения - оно хранило точно такое же заботливое, сосредоточенное выражение, с каким женщина недавно перевязывала плечо Кельдереку.
Наконец тугинда выпрямилась и знаком подозвала охотника, стоявшего по колено в озерце. Кельдерек стал взбираться по крутому откосу; полые стебли трепсиса с тихим треском лопались у него под ногами. Ища, за что бы уцепиться, он случайно схватился за кривые когти передней лапы, каждый длиной с его кисть и толщиной с его палец, и тотчас отдернул руку. Забравшись наверх, он встал рядом с Шельдрой и окинул взглядом исполинского зверя.
Брюхо и бока медведя были покрыты длинными подпалинами, черными или грязно-серыми, какие оставил бы факел или раскаленный железный прут. В нескольких местах мех в четыре пальца длиной сгорел полностью, и голая кожа под ним, сморщенная и изборожденная глубокими складками, растрескалась и кровоточила. Там и сям в шерсти висели гроздья мушиных яиц или личинок, не замеченные тугиндой. Из уже загнивших ран сочилась зеленая блестящая жидкость, от которой мех слипался и, высыхая, торчал жесткими остриями. Примятая масса пожухлых желтоватых стеблей свидетельствовала, что беспомощное животное мочилось прямо под себя. Наверняка задница у него вся в дерьме и опарышах, подумал Кельдерек, но он не чувствовал отвращения - только жалость и готовность сделать все от него зависящее, чтобы помочь Шардику.
- Придется изрядно потрудиться, чтобы его спасти, - произнесла тугинда. - Нельзя терять ни минуты. Но сначала мы вернемся, поговорим с бароном, и я объясню жрице, что нам потребуется.
Когда они уже выбирались из ложбины, она сказала Кельдереку:
- Мужайся, искусный охотник. Благодаря своему мастерству ты нашел Шардика, и бог поможет нам уберечь его от смерти, не бойся.
- Да дело вовсе не в моем мастерстве, сайет… - начал Кельдерек, но тугинда знаком велела ему молчать и, повернув голову в другую сторону, тихо заговорила с Шельдрой:
- …Понадобятся и тессик, и тельтокарна, - расслышал охотник, а чуть погодя до него донеслось: - Если он придет в чувство, попробуем Песнопение.
Бель-ка-Тразет стоял на прежнем месте. Мелатиса, бледная как луна, уже поднялась с колен и неподвижно стояла поодаль, уперев взгляд в землю.
- У него много ран, - сказала тугинда. - Некоторые из них гниют и заражают кровь. Должно быть, он приплыл по реке, спасаясь от пожара. Впрочем, это я поняла сразу, как только услышала рассказ Кельдерека.
Бель-ка-Тразет помолчал, словно мысленно советуясь сам с собой. Потом, явно приняв какое-то решение, поднял взгляд и заговорил:
- Сайет, давайте постараемся понять друг друга. Вы - тугинда, а я - верховный барон Ортельги, пока кто-нибудь не убьет меня. Люди повинуются нам, поскольку верят, что мы с вами в силах обеспечить им безопасность, каждый своими средствами. Старые сказки, старые мечты - с их помощью людьми можно повелевать и властвовать, покуда они верят в них и в тех, кто извлекает из них силу и тайное знание. Ваши женщины ходят по огню, стирают у мужчин из памяти собственные имена, втыкают ножи себе в руки без всякого вреда для себя. Это все замечательно, ибо народ трепещет и повинуется. Но какой нам прок от истории с медведем? Какую пользу вы предполагаете извлечь из нее?
- Не знаю, - ответила тугинда, - и сейчас не время обсуждать такие вопросы. Мы должны действовать быстро во что бы то ни стало.
- И все же выслушайте меня, сайет, потому что вам понадобится моя помощь, а я на основе долгого жизненного опыта научился предвидеть последствия тех или иных поступков. Мы нашли огромного медведя - возможно, самого большого из всех когда-либо живших на свете. Должен признаться, я бы нипочем не поверил, что медведь может быть таких размеров, когда бы не увидел своими глазами. Но если вы исцелите зверя - что дальше? Если вы останетесь рядом с ним, он убьет вас и ваших женщин и будет наводить ужас на всю Ортельгу, пока нашим охотникам не придется устроить на него облаву и уничтожить, рискуя собственной жизнью. Даже если предположить, что медведь вас не убьет, в лучшем случае он покинет остров, и тогда вы, потерпев неудачу в попытке использовать его для своих целей, утратите влияние на умы. Поверьте мне, сайет, вы ничего не приобретете, только потеряете. Как память прошлого и легенда, Шардик обладает великой силой, и сила эта принадлежит нам, но из попытки убедить людей, что он вернулся, не выйдет ничего хорошего. Послушайтесь моего совета: возвращайтесь на свой остров, сейчас же.
Тугинда терпеливо выслушала барона, а когда он умолк, знаком подозвала жрицу и распорядилась:
- Живо отправляйся обратно на стоянку, Мелатиса, и вели девушкам доставить сюда все необходимое. Будет лучше, если они пройдут на челнах вдоль берега и высадятся вон там. - Она указала поверх ложбины на берег под длинным косогором.
Без единого слова жрица повернулась и быстро зашагала прочь.
- А ты, Кельдерек, - обратилась тугинда к охотнику, - скажи мне: станет ли владыка Шардик есть в таком состоянии?
- Нет, сайет. Но он будет пить воду, а возможно, и кровь - или даже поест тщательно пережеванной пищи, какой иногда кормят младенцев.
- Хорошо, если бы так. Я знаю одну лекарственную траву, которая поможет Шардику, но она при смешивании с водой теряет целебные свойства.
- Я пойду подстрелю какую-нибудь дичь, сайет. Эх, мне бы сюда мой лук…
- Его забрали у тебя в Верхнем храме?
- Нет, сайет. - И охотник пояснил, в чем дело.
- Будет тебе твой лук. Мне в любом случае потребуется послать кого-нибудь в Ортельгу с несколькими поручениями. А сейчас ступай и сделай все, что в твоих силах.
Охотник повернулся прочь, почти ожидая услышать сердитый оклик Бель-ка-Тразета. Но барон хранил молчание, и Кельдерек зашагал в обход ложбины к ручью, где наконец напился вволю перед тем, как тронуться дальше.
Охота затянулась на несколько часов - отчасти потому, что Кельдерек, памятуя о встрече с леопардом, двигался по лесу очень осторожно, но главным образом потому, что беспокойные звери и птицы держали ухо востро, а сам он сильно волновался и нервничал. Да и лук подводил: не раз и не два охотник промахнулся с близкого расстояния. Он вернулся только под вечер, с четырьмя утками и пакараной - добычей ничтожной по обычным меркам, но давшейся ох как нелегко.
Девушки разложили костер с подветренной стороны от ложбины. Три или четыре из них носили хворост из леса, остальные сооружали шалаши из ветвей, переплетенных лианами. Мелатиса сидела у костра и растирала пестиком в ступе какую-то пахучую траву. Кельдерек отдал уток Нилите, выпекавшей хлебцы на раскаленном камне, а пакарану отложил в сторону, чтобы освежевать и выпотрошить самому. Но сначала он подошел к ложбине.
Медведь по-прежнему лежал среди алых цветов трепсиса, но выглядел уже не так плачевно, как раньше. Страшные ожоги у него на боку были покрыты какой-то желтой мазью. Одна из девушек отгоняла мух от косматой морды опахалом из папоротниковых листьев, а другая, с горшочком мази в руке, обрабатывала спину зверя и - где могла достать - бок, на котором он лежал. Еще две посыпали песком пропитанную мочой землю под ним, предварительно расчищенную и взрыхленную острыми палками. Тугинда подносила к пасти медведя обильно намоченную тряпицу, как недавно делал сам охотник, только окунала ее не в озерцо, а в глиняную посудину, стоявшую у ног. Спокойная неторопливость женщин, ухаживавших за чудовищным израненным зверем, казалась противоестественной. Кельдерек увидел, как они все разом выжидательно замерли, когда медведь беспокойно пошевелился. Жуткая пасть разинулась, одна задняя лапа слабо дернулась и опять неподвижно застыла среди трепсиса. Вспомнив слова барона, Кельдерек впервые задался вопросом: "Действительно, что будет, если нам удастся исцелить Шардика?"
11. Рассказ Бель-ка-Тразета
Внезапно проснувшись среди ночи, Кельдерек увидел сначала россыпи звезд, а потом черную взъерошенную фигуру на фоне ночного неба. Над ним стоял человек. Кельдерек резко приподнялся на локте.
- Ну наконец-то! - прорычал Бель-ка-Тразет, еще раз пихнув его ногой в бок. - Впрочем, скоро ты заснешь куда более крепким сном.
Кельдерек неуклюже встал с земли.
- Мой повелитель? - Теперь он разглядел за спиной барона одну из служанок с луком в руке.
- Ты нес дозор в первую стражу, Кельдерек. Кто караулил во вторую?
- Жрица Мелатиса, мой повелитель. Я разбудил ее, как было велено.
- Как она выглядела? Что говорила?
- Ничего, мой повелитель… то есть насколько я помню. А выглядела она так же, как вчера. Мне кажется, она напугана.
Бель-ка-Тразет кивнул:
- Сейчас уже начало четвертой стражи.
Кельдерек взглянул на звезды:
- Да, я вижу, мой повелитель.
- Эта девушка сама проснулась и пошла заступать в дозор, но не нашла ни единой бодрствующей души, кроме двух служанок, что сидят возле медведя. Девушку, которая должна была караулить в предыдущую стражу, никто не разбудил, а самой жрицы нигде нет.
Кельдерек поскреб комариный укус на руке и ничего не сказал.
- Ну? - рявкнул Бель-ка-Тразет. - Я что, должен стоять тут и смотреть, как ты чешешься, будто шелудивая обезьяна?
- Может, она спустилась к реке, мой повелитель?
- Я тоже так подумал. - Барон повернулся к девушке. - Где вы оставили челны?
- Вытащили на берег, мой повелитель, и спрятали там под деревьями.
- Не надо будить тугинду. Заступай в дозор и жди нашего возвращения.
- Наверно, нам следует вооружиться, мой повелитель? - спросил Кельдерек. - Мне взять с собой лук?
- Этого будет вполне достаточно.
Барон выхватил нож у девушки из-за пояса и широко зашагал прочь в свете звезд.
Спуститься к реке, следуя вдоль ручья по сухому травянистому косогору, не составляло труда. Бель-ка-Тразет опирался на посох с развилкой наверху, который выстругал вечером. Вскоре они услышали слабый шелест ветра в тростниковых зарослях. Барон остановился и огляделся по сторонам. Около воды росла высокая трава, и девушки, выволакивая на берег лодки, протоптали в ней дорожку. Бель-ка-Тразет и Кельдерек прошли по следу к деревьям и обнаружили там только три челна, аккуратно уложенные рядком и прикрытые нижними ветвями. От них обратно к реке тянулась единственная борозда. Кельдерек присел на корточки. От взрыхленной земли и примятой травы шел свежий запах, а некоторые листочки все еще шевелились, медленно расправляясь.
Бель-ка-Тразет, опираясь на посох, как козий пастух, пристально всматривался в реку. Ветер приносил запах пепла, но видно ничего не было.
- В здравом смысле этой особе не откажешь, - наконец промолвил он. - Не нужен ей ваш медведь.
Кельдерек, вопреки очевидности надеявшийся, что ошибается, почувствовал горькое разочарование: мучительное сожаление, с каким ограбленный путник размышляет о том, до чего легко было избежать несчастья; и острую душевную боль, какую причиняет предательство человека, еще недавно вызывавшего глубокое восхищение и почтение. Однако у него хватило ума не показывать свои чувства барону. Ну почему Мелатиса не обратилась к нему за помощью? На поверку, печально подумал Кельдерек, она оказалась подобна великолепному церемониальному мечу, сверкающему драгоценными инкрустациями, но неуравновешенному и незаточенному.
- Куда же она отправилась, мой повелитель? Обратно на Квизо?
- Нет. И не в Ортельгу, ибо знает, что там ей несдобровать. Мы больше никогда ее не увидим. Она закончит в Зерае. Очень жаль: у нее лучше, чем у меня, получилось бы убедить девушек вернуться домой. Ладно, мы просто потеряли один челн, ну и еще пару вещей, полагаю.
Они двинулись обратно вдоль ручья. Барон шагал медленно, тяжело втыкая посох в дерн, явно погруженный в сосредоточенное раздумье. Немного погодя он заговорил:
- Кельдерек, ты наблюдал за мной, когда я впервые посмотрел в ложбину вчера. Безусловно, ты видел, что я испугался.
"Он что, убить меня хочет, что ли?" - подумал охотник.
- Когда я впервые увидел медведя, мой повелитель, я повалился наземь со страху. И…
Бель-ка-Тразет поднял ладонь, останавливая его:
- Я испугался вчера и сейчас боюсь. Да, боюсь за себя - в самой смерти, может, и нет ничего страшного, но кому нравятся предсмертные муки? - но также боюсь за людей, поскольку среди них найдется много дурней вроде тебя и глупых баб вроде них. - Он указал посохом в сторону стоянки.
После короткой паузы барон неожиданно спросил:
- Ты знаешь, как я стал таким раскрасавцем? - И, не дождавшись от Кельдерека ответа, повторил: - Так знаешь или нет?
- Вы про шрамы, мой повелитель? Нет… откуда мне знать?
- Откуда мне знать, какие сказки рассказывают в тавернах Ортельги?
- Я по тавернам не ходок, мой повелитель, как вам известно. Если там и рассказывают какую-то историю про вас, я ее не слышал.