Мау никогда не считал, сколько людей в Народе. Их было… достаточно. Достаточно, чтобы чувствовать себя частью чего-то большего. Чего-то такого, что видело вчерашние дни и увидит еще множество завтрашних дней. Живущего по известным правилам, которые работали именно потому, что все их знали настолько хорошо, что они стали тканью самой жизни. Люди жили и умирали, а Народ был всегда. Мау отправлялся с дядьями в долгие путешествия, на сотни миль от острова, но Народ никуда не девался, он был где-то за горизонтом и ждал, пока Мау вернется. Мау это чувствовал.
Что ему делать с призрачной девчонкой? Может, какие-нибудь другие брючники будут ее искать и явятся сюда? И заберут ее, и Мау опять останется один. Это будет ужасно. Его пугали не призраки, а воспоминания. Может, это одно и то же? Если женщина ежедневно ходит с калебасом за водой по одной и той же тропе, запомнит ли ее тропа?
Мау закрывал глаза, и остров наполнялся людьми. Может быть, это остров помнит их шаги и лица и вкладывает их в голову Мау? Дедушки сказали, что теперь Народ - это он. Но этого не может быть. Много людей могут стать одним, но один человек не может стать многими. Но он будет их помнить, и если сюда придут другие люди, он расскажет им о Народе, и тогда Народ опять оживет.
Хорошо, что призрачная девочка здесь. Без нее Мау вошел бы в темную воду. Ныряя за девочкой в косяк серебряных пузырей, он слышал шепот. Так легко было поддаться на хитрые слова Локахи и кануть во тьму, но тогда и девочка утонула бы.
Мау не намерен был оставаться в одиночестве. Да и не будет. Остаться наедине с голосами стариков, которые все время командуют и никогда не слушают? Ни за что.
Нет… они будут тут вдвоем, и он научит ее говорить, чтобы поделиться с ней воспоминаниями, и когда кто-нибудь придет, они смогут сказать: "Когда-то здесь жило много людей, а потом пришла волна".
Он услышал, как девочка зашевелилась, и понял, что она за ним наблюдает. И еще одно: из горшка вкусно пахло супом, а для себя одного Мау, скорее всего, не стал бы готовить. В супе была рыба-лапша, наловленная им с рифа, горсть мидий, имбирь из Женской Деревни. Еще Мау нарубил туда таро - для сытности.
Он взял две палки, вытащил горшок из углей и вручил девочке половинку раковины в качестве ложки.
А потом на них "напала смешинка". Наверное, потому, что обоим приходилось дуть на суп, чтобы он остыл, и девочка заметно удивилась, когда оказалось, что Мау выплевывает рыбные кости в огонь. Сама она очень осторожно выкашливала их на клочок материи с оборочками, задубевший от песка и соли. Кто-то из них двоих захихикал… а может, и оба сразу… и Мау так ослабел от смеха, что не смог выплюнуть очередную рыбью кость, а вместо этого выкашлянул ее на ладонь с тем же звуком, который производила девочка, - что-то вроде "пю!", и девочка чуть не подавилась от смеха. Но ей удалось на секунду подавить смех, чтобы попробовать выплюнуть кость. Правда, это у нее так и не вышло.
Они не знали, почему это смешно. Иногда человек смеется, потому что в душе больше нет места для слез. Иногда потому, что светский этикет у костра на морском берегу - это очень смешно. Иногда потому, что ты выжил, когда все было против тебя.
А потом они легли у костра, глядя в небо, где звезда Воздуха сверкала желтоватым светом на востоке, а Костер Имо краснел прямо в зените. И сон накрыл их, как волной.
Мау открыл глаза.
Мир был полон птичьих песен. Они царили повсюду, самые разные - от трубных звуков, с которыми птицы-дедушки отрыгивали вчерашний ужин, до чего-то такого, что, строго говоря, никак не могло считаться песней. Оно доносилось от нижнего леса и звучало следующим образом: "Попка хочет сахарку! Старый святоша! Покажи нам панталончики!"
Мау сел.
Девочка исчезла. Ее странные беспалые отпечатки ног вели в сторону нижнего леса.
Мау заглянул в горшок. Вчера они съели все без остатка, но пока они спали, какой-то мелкий зверек вылизал горшок дочиста.
Сегодня, пожалуй, можно продолжить расчистку полей. Может быть, от урожая осталось хоть что-то…
- ВОССТАНОВИ ЯКОРЯ БОГОВ! ИСПОЛНИ ПЕСНОПЕНИЯ!
Ну вот… А ведь день начинался так замечательно, хоть и ужасно, конечно.
Якоря богов… Трудно объяснить, что это такое. Если ты о них спрашивал, тебе отвечали, что ты еще мал и не поймешь. Мау знал только, что якоря удерживают богов на месте и не позволяют им улететь в небо. Конечно, боги все равно жили в небе. Но любые вопросы по этому поводу считались глупыми. Боги могли быть где им угодно. Хотя по каким-то причинам - совершенно очевидным, или, точнее, совершенно очевидным для жрецов, - боги оставались в окрестности якорей богов и приносили людям удачу.
Так какой же бог привел большую волну и какая именно в этом была удача?
Люди рассказывали, что большая волна уже один раз приходила. Она часто упоминалась в историях про времена, когда все было другое и луна тоже была другая. Старики говорили: волна пришла, потому что люди стали плохие. Но старики всегда такое говорят. Волны приходят, люди умирают, а богам все равно. Имо сотворил всё и сам был всем - почему он?.. Неужели он мог сотворить бесполезных богов? Это была очередная мысль, которая родилась в темноте, царившей внутри Мау. Несколько дней назад ему не пришло бы в голову даже подумать о таком. Эта мысль была настолько опасна, что Мау решил выбросить ее из головы как можно скорее.
Что ему делать с якорями богов? Но Дедушки не отвечали на вопросы. Небольшие алтари из глины или дерева были раскиданы по всему острову. Люди ставили их с самыми разными целями - чтобы боги помогли больному ребенку выздороветь или позаботились о сохранности урожая. А поскольку передвигать алтари было очень плохой приметой, их никто не трогал. Они сами со временем разваливались.
Мау видел их так часто, что перестал замечать. Должно быть, волна сдвинула с места и унесла сотни алтарей. Как он может их восстановить?
Он посмотрел вдоль берега - в одну сторону, потом в другую. Большая часть веток и поломанных стволов исчезла, и он впервые заметил, чего не хватает.
В деревне было три особенных алтаря, три якоря богов. Мау примерно помнил, где именно они стояли, но сейчас их там уже точно не найти. Это были большие кубические белые камни, тяжелые - почти неподъемные для одного человека. Но волна поломала даже сваи племенного дома и зашвырнула куски коралла размером с человека на другую сторону лагуны. Несколько каменных кубиков она унесла не глядя, и ей было все равно, что именно они привязывают к месту.
Мау прошелся вдоль берега, надеясь найти какие-нибудь следы, ведущие к занесенному песком якорю. Но не нашел. Зато увидел каменный якорь богов на дне лагуны, потому что к этому времени вода стала немного прозрачнее. Мау нырнул и попытался вытащить якорь, но тот был слишком тяжел. Потребовалось несколько попыток. Волна словно вспахала дно лагуны и вырыла большую яму на западном конце. Мау пришлось тащить камень по дну, время от времени бросая его и выныривая за глотком воздуха. Наконец удалось найти пологое место и выволочь якорь на сушу. Конечно, на воздухе камень весил гораздо больше, чем в воде, - по магическим причинам, которых никто не понимал. Выкатив якорь на берег, Мау окончательно запыхался.
Мау помнил этот якорь. Он раньше стоял возле дома вождя. На якоре было вырезано странное существо. С четырьмя ногами, как у свиньи, но гораздо длиннее, и головой как элас-ги-нин. Люди называли его Ветром и перед долгими путешествиями приносили ему в жертву рыбу и пиво, предназначавшиеся богу воздуха. Рыба доставалась птицам, свиньям и собакам, а пиво впитывалось в песок, но это было неважно. Важен был дух рыбы и пива. Так говорили люди.
Мау опять нырнул. Дно лагуны покрывали груды камней. Волна разбросала повсюду куски рифа размером с дом и проделала новый вход для моря. Но Мау приметил белое пятно.
Подобравшись поближе, он увидел, как велика новая дыра. В нее пролезло бы каноэ на десять человек, Даже боком.
Еще один каменный якорь богов оказался прямо у Мау под ногами. Мау нырнул, и стайка мелких серебристых рыбок испуганно прыснула в сторону.
А, это Рука - якорь бога огня! Этот камень был меньше, но залегал глубже и дальше от берега. Мау понадобилось больше часа, чтобы отвоевать якорь у моря. Его пришлось медленно, понемногу передвигать по белому песчаному дну.
Мау заметил еще один якорь в новом проломе, где опасно закручивался прибой. Это должен быть камень Воды, а вода уже забрала достаточно жертв. Она может и подождать.
- СОБЕРИ ВСЕ ЯКОРЯ БОГОВ И ВОЗНЕСИ СМИРЕННЫЕ ХВАЛЫ! ИНАЧЕ ТЫ НАВЛЕЧЕШЬ НА НАРОД НЕСЧАСТЬЕ! - сказали Дедушки у него в голове.
Как они залезают к нему в голову? И откуда они все знают? И почему они не понимают?
Народ был силен. Существовали острова и побольше, но они были далеко, и им не так повезло. На одних было слишком сухо, на других - ветра неблагоприятные, или недостаточно почвы, или они находились в местах неправильных течений и там не ловилась рыба, или располагались слишком близко к охотникам за черепами, которые, впрочем, в последнее время не забирались так далеко в гущу островов.
Но у Народа были гора и постоянный запас питьевой воды. На острове росли овощи - большинству островов с этим не повезло. В джунглях в изобилии водились дикие свиньи и птицы. На острове росли безумные корни, и островитяне знали секрет пива. Народу было что предложить для мены. Поэтому у него были нефритовые бусы, и два стальных ножа, и трехногие горшки, и привезенные из далеких краев ткани. Народ был силен и богат. Некоторые говорили, что это все из-за белых каменных якорей богов. Нигде больше на островах не было такого камня. Люди говорили, что Народ благословен.
А теперь по острову бродит маленький мальчик, старается как может и все время делает все неправильно.
Он выкатил каменный куб, называвшийся Рукой, на песок возле костра. Люди оставляли что-нибудь на этом якоре, если им нужна была удача на войне или на охоте. И если удача приходила, то по возвращении имело смысл возложить на камень еще что-нибудь.
Пока что Мау водрузил на камень собственный зад. "Я выудил тебя из моря, - подумал он. - Рыбы уж точно не стали бы приносить тебе жертв! Так что извини, но я отдам тебе свою усталость". Дедушки разъярились, но Мау постарался их не слышать.
"Возблагодари богов, а не то навлечешь несчастье", - подумал он. Но что может считаться несчастьем теперь? Что сделают ему боги - хуже того, что уже совершили? Волна гнева поднялась в нем, горькая, как желчь, и он почувствовал, как внутри его разверзается тьма. Взывали ли люди к богам, когда обрушилась волна? Цеплялась ли его семья за эти камни? Смотрели ли боги, как люди пытаются добежать до безопасного места? Смеялись ли?
У него застучали зубы. Под жарким солнцем его пробил озноб. Но голову заполнял огонь, испепеляя мысли.
- Вы слышали их крики? - заорал он в пустое небо. - Вы любовались? Вы отдали их Локахе! Я не буду вас благодарить за то, что остался жив! Вы и их могли бы спасти!
Он сел на Руку, дрожа от гнева и ожидания кары.
Никто не ответил.
Он посмотрел в небо. Там не собирались грозовые тучи, и не похоже было, что сейчас польется дождь из змей. Мау посмотрел на синюю бусину на запястье. Они действуют только один день. Может быть, пока он спал, в него залез демон? Конечно, только демоны способны на такие мысли!
Но эти мысли были… правильные.
А может, у меня вообще нет души? Может быть, эта тьма внутри - моя душа, и она умерла… Он сел, обхватив себя руками, и стал ждать, пока дрожь пройдет. Нужно забить голову мыслями о повседневных вещах. Правильно. Так безопаснее.
Он сидел, глядя на пустынный пляж, и думал: "Надо посадить кокосы - их много выкинуло на берег. И еще панданусов посадить, для тени". Это звучало не очень по-демонски. Он представил себе картину будущего. Она наложилась на жуткий хаос теперешнего пляжа. В самой середине нарисовалась белая точка. Он моргнул. Это шла призрачная девчонка. Она была вся покрыта белым и над головой тоже несла какую-то круглую белую штуку, наверное, чтобы спрятаться от солнца - или от богов.
Лицо у девочки было очень решительное, и Мау заметил, что у нее под мышкой свободной руки зажата какая-то другая штука, похожая на кусок дерева.
- Доброе утро, - произнесла она.
- Дафна, - отозвался Мау.
Это было единственное слово, в котором он не сомневался.
Она со значением посмотрела на камень, на котором сидел Мау, и едва заметно кашлянула. Потом ее лицо стало ярко-розовым.
- Извините, пожалуйста, - сказала она. - Это у меня плохие манеры, правда? Послушайте, нам надо научиться разговаривать между собой, и у меня появилась идея, потому что вы все время смотрите на птиц…
Кусок дерева оказался вовсе не куском и совсем не деревянным. Дафна потянула за края, и он распался. Внутри было что-то вроде листов бумажной лианы, но не скрученных жгутом, а плоских, расправленных. На листах были значки. Мау не мог их прочитать, но Дафна провела по листу пальцем и громко произнесла:
Птицы Великого Южного Пелагического океана
Полковник Х.-Дж. Хукворм, Ч. К. А., Ч. К. С.
С шестнадцатью цветными, раскрашенными
от руки иллюстрациями работы автора.
И перевернула страницу…
Мау ахнул. Ее слова звучали для него тарабарщиной, но говорить картинками он умел. Это птица-де-душка! Прямо вот тут, на бумаге! Совсем как настоящая! Замечательные яркие краски! Никто на острове не умел делать таких красок, и на обмен таких не привозили. Казалось, птица-дедушка вдруг возникла из ниоткуда!
- Как это делается? - спросил он.
Дафна постучала по птице пальцем.
- Птица-панталоны! - произнесла она. Выжидательно взглянула на Мау, показала себе на рот и сделала движение большим и указательным пальцами, как будто кого-то кусала.
- "Что бы это значило? - подумал Мау. - "Я собираюсь съесть крокодила"?"
- Пти-и-ца-а-а-па-ан-та-а-а-ло-о-ны-ы, - произнесла Дафна очень медленно.
"Она думает, что я маленький ребенок, - решил Мау. - Так разговаривают с младенцами, когда хотят, чтобы они по-ня-ли. Она хочет, чтобы я это сказал!"
- П-п-пти-и-и-и-ца-а-а-па-а-а-ан-та-а-а-ло-о-о-н, - произнес он.
Она улыбнулась, словно он выполнил какой-то сложный фокус, и показала на ноги птицы, усаженные густыми перышками.
- Панталоны, - сказала она, а затем показала на свои брюки в оборочках, которые виднелись из-под рваной юбки. - Панталоны!
"Ясно, - подумал Мау. - "Птица-панталоны" означает "птица-дедушка". Эти ноги в оборочках очень похожи на ноги птиц-дедушек. Но она ошиблась с названием птицы!"
Он снова показал на картинку и сказал так, как разговаривают с младенцами:
- Пти-и-и-ца-а-а-де-е-ду-у-у-шка-а!
- "Дедушка"?
Мау кивнул.
- Дедушка? - Она явно не понимала.
Ага. Надо ей показать. Ну что ж, каменную дверь он, конечно, не собирается открывать, ради нее или кого бы то ни было, но…
Он устроил целое представление. Поглаживал несуществующую длинную бороду, ковылял, опираясь на невидимую палку, гневно бормотал, грозя пальцем в пространство, и наконец - этой частью представления он гордился больше всего - сделал вид, что жует кусок жесткой свинины невидимыми отсутствующими зубами. Он видел, как едят старики, и постарался, чтобы его рот был похож на двух крыс, пытающихся сбежать из мешка.
- Старик? - завопила Дафна. - Да-да! Замечательно! Птица-старик! Да, я поняла! Они всегда чем-то недовольны!
После этого с помощью песка, прутиков и камушков, а также актерского таланта дело очень быстро пошло на лад. Кое-что далось легко (каноэ, солнце, вода). С числами тоже все оказалось просто, после некоторой заминки (один камушек - не только "камушек", но еще и "один"). Они трудились изо всех сил. Птица, большая птица, маленькая птица, птица летит… Гнездо! Яйцо!
Огонь, готовить, есть, хорошо, плохо (чтобы показать "хорошо", Мау сделал вид, что ест, а потом довольно заухмылялся; в качестве "плохо" Дафна изобразила, что ее тошнит, - возможно, неподобающе для юной леди, но вполне реалистично). Они как-то разобрались со "здесь" и "там" и, кажется, с чем-то вроде "здесь камень" или "это птица". Мау был не очень уверен, но, по крайней мере, это было начало… неизвестно чего.
Они опять вернулись к песку. Мау нарисовал человеческую фигуру с ручками и ножками как палочки и произнес:
- Мужчина.
- Мужчина, - повторила Дафна и забрала у него прутик. Нарисовала другую фигуру, с ногами потолще.
Мау задумался.
- Брючник? - спросил он.
- Человек, - твердо сказала Дафна.
"Что бы это значило? - задумался Мау. - Может, она хочет сказать, что только брючники - настоящие люди? Я вот не ношу брюк. С какой стати? Представляю, каково в них плавать!"
Он взял прутик и аккуратно нарисовал женщину из палочек. Она была такая же, как мужчина из палочек, но на ней была плетеная юбка из волокон бумажной лианы, а над юбкой он добавил два круга с двумя точками.
Дафна мгновенно выхватила у него прутик и нарисовала новую фигуру. Это, видимо, была женщина, но кроме юбки на ней была другая юбка, закрывающая верхнюю часть тела. Наружу торчали только руки и голова.
Сильно покраснев, Дафна воткнула прут в песок и вызывающе скрестила руки на груди.