1
С заказчиками Макс всегда встречался в кафе "Харлей-Девидсон", хотя к байкерам не имел ни малейшего отношения.
Но Максу ничем не мешали странные (с его точки зрения) лохмато-бородатые типы в косухах, равно как и он им. Байкеры собирались в отдельном зальчике на антресолях, - там у них организовался не то клуб по интересам, не то штаб-квартира.
Макс же предпочитал сидеть внизу, напротив стойки бара. Народ сюда, в общий зал, забредал случайный, привлеченный антуражем: подвешенным на цепях к потолку мотоциклом, давшим название заведению, и стоявшим в углу скелетом в эсэсовской фуражке, и умопомрачительно низким декольте барменши Люсеньки.
…Сегодня Макс поджидал денежного клиента - а пришли сразу двое. Перебор.
Сначала к столику подошел здоровенный верзила. Тавтология, но именно так он и выглядел: верзила, причем здоровенный. Возраст - лет этак под сорок, рост - под два метра, плечистый. Но весь из себя какой-то усталый, мрачный, измотанный, с темными кругами вокруг глаз. Подсел, поздоровался, и объявил, что направлен сюда Хромым.
- И что? - с ленивым интересом спросил Макс. На западного немца, встреча с которым должна была принести неплохой заработок, пришелец никоим образом не походил. - Ну и как у него, у Хромого, дела в Гатчине?
- Хромой там больше не живет, переехал, - без запинки сказал гость.
Пароль, поминавший мифическую личность Хромого, был незамысловат, но порой весьма помогал. Перед людьми, не произнесшими его, Макс делал вид, что не понимает, о чем идет речь. При его работе предосторожность нелишняя.
Макс - когда на горизонте замаячил тридцатилетний юбилей - решил: хватит заниматься рискованными авантюрами, в столь почтенном возрасте стоит поискать работу тихую, - непыльную, но денежную…
Поискал. И нашел, вспомнив увлечения юности. Не совсем тихую, не совсем непыльную, но все-таки не контрактником в горячие точки…
Макс теперь работал черным следопытом.
Люди этой редкой профессии специализировались на нелегальных раскопках в местах жестоких боев Великой Отечественной - под Питером велись они зачастую в местах безлюдных, покрытых густыми лесами и топкими болотами…
И разминирование после войны проводилось лишь частичное - очищать густо нашпигованные смертоносным железом дебри показалось себе дороже. Некоторые места былых сражений попросту объявили закрытыми для любых посещений зонами и окружили табличками "ОСТОРОЖНО! МИНЫ!".
Мин там действительно хватало. Но было и много чего еще интересного. И - покупателей на это интересное тоже хватало.
Особо ходко шли вермахтовские и эсэсовские цацки: ордена, знаки, бляхи ремней, металлические детали формы… Не поддавшееся времени оружие тоже находило сбыт - болотная жижа обладает консервирующими свойствами.
Был случай, когда извлеченный из топи Синявинских болот танк Т-34 вымыли, высушили, прочистили двигатель, залили свежую солярку, - и попробовали завести! И он завелся! Правда, та памятная находка была на счету Красных Следопытов - легальных, снабженных необходимыми разрешениями (но тоже не брезгающих загнать что-либо налево).
Впрочем, оружием Макс в последнее время занимался все реже, хоть дело и было доходным. Но не так давно наметилась еще более денежная тема. Ожидаемый сегодня немец был связан именно с ней.
- Чем интересуетесь? - спросил Макс, про себя решив на любой заказ ответить, что ничего подходящего нет и не ожидается, - и спровадить пришельца до прихода бундеса. Наверняка мужику нужна какая-нибудь ерунда, серьезные клиенты известны наперечет, не стоит из-за копеек рисковать доходной сделкой…
Воплотить благие намерения в жизнь Макс не успел.
Немец пришел за четверть часа до условленного срока и тут же плюхнулся на табурет, стоящий возле столика Макса. Оказался он (не табурет и не столик, понятно) очкастым, конопатым, лет тридцати с небольшим, но уже с достаточно внушительным животиком, - и при том ни бельмеса не понимал по-русски. Ломаным языком выпалил пароль - и тут же затараторил по-своему, не дожидаясь ответа. Макс вздохнул и полез в карман за русско-немецким разговорником, - его познания в языке Гёте и Гейне ограничивались почерпнутыми из фильмов фразами типа "хенде хох".
- Извините, но у меня сейчас встреча со старым другом, - сказал он первому гостю, листая древнюю, принадлежавшую еще Прапорщику книжечку. - Поговорим в другой раз.
- Поговорим, - легко согласился тот. - Между прочим, ваш старый друг - зовут его, кстати, Фридрих, - спрашивает весьма интересную вещь, которая едва ли найдется в вашем пособии для допроса пленных. Его интересует, действительно ли вы можете продать его покойного дедушку? И сколько это будет стоить? А еще он желает побывать на месте смерти и поставить там небольшой памятный знак.
Макс вздохнул. Похоже, придется воспользоваться услугами этого подвернувшегося типа - благо, на конкурента не похож, а криминала в сделке не наличествует.
Никакие законы не запрещают одному продать, а другому купить останки солдата вермахта, смертный медальон которого - овальный, надсеченный посередине металлический жетон - нашел Макс полгода назад в болотистом лесу у Мясного Бора. За такой медальон дойчи выкладывали триста пятьдесят евро - совершенно официально, через консульство, по установленной таксе. Выложили и за этот. Но очкастому клиенту взбрело в голову похоронить дедулю в фатерланде… Устроить не символические похороны с фуражкой в пустом гробу - закопать вполне реальные косточки. Причем именно дедушкины. Дурной каприз, а потакать таким капризам стоит лишь за хорошие деньги.
- Скажите ему, что стоить это будет три тысячи евро, - попросил Макс. И пояснил:
- Его предка дернула нелегкая в неудачном месте загнуться - тащить придется через топь и два минных поля… Но можно и за треть цены - если ему все равно, чьи косточки бабульке предоставить. Кстати, а вам-то что от меня надо?
Ответ заставил Макса уважительно присвистнуть и почесать в затылке. А еще - отчасти потерять интерес к внуку оккупанта.
- Мне нужен миномет в рабочем состоянии. Как минимум батальонный, еще лучше полковой. И два ящика" летучек", можно больше. А чтобы вам не хотелось с порога отказаться, предлагаю стартовую цену: пять тысяч евро. Почти как за двоих немецких дедушек. Это за саму машинку, мины за отдельную плату. Но ржавьё не предлагать.
- А пушка танковая не прокатит? - вздохнул Макс. - Есть одна, тридцать семь миллиметров, и тащить недалеко…
- Мне нужен миномет, - отрезал пришелец. И Максу отчего-то расхотелось спорить. Да и предложенная сумма не располагала к дискуссиям. Отдельная квартира превращалась из мечты в реальность.
- Лады… Но полковой не климатит, он же четверть тонны тянет, на себе не вынести. А батальонный… Есть на примете дурында. Наш, на восемьдесят два миллиметра. В хорошем месте лежал, почти новьё, даже краска не вся слезла. Шарахнет, так уж шарахнет. Но тяжелы-ы-ы-ы-й… Одна плита чего тянет… Я ж его в одиночку не попер, в тряпки масляные завернул да снова присыпал. Вдвоем пойдем, и то две ходки придется сделать, если вместе с минами. А "летучки" советую немецкие брать, есть у меня запасец, и не из земли, в ящике лежали… они к нашему вполне сгодятся, а сохраняются лучше…
Немчик по имени Фридрих следил за их переговорами, поблескивая очками, и глуповато улыбался.
И Максу пришла в голову плодотворная идея: а пускай-ка потомок оккупанта маленько возместит ущерб, нанесенный русской земле предком. И не только валютой… Вон какой лось здоровый - на таком минометы возить самое милое дело. Пусть растрясет пивной животик, благо дедуля его лежит не так уж и далеко от пресловутого миномета… Может, ха-ха, его "летучкой" из той дурынды и накрыло, какие только совпадения в жизни не встречаются…
- Ладно, по рукам. Как зовут-то? - перешел на "ты" Макс, и махнул Люсеньке-барменше - стоило обмыть знакомство.
Человек представился:
- Павел Иванович Граев. Можно просто Граев.
Прозвище "Танцор" Макс узнал несколько дней спустя, уже после того, как в окрестностях Мясного Бора они вляпались. И не в утыканное противопехотками болото. Много хуже…
А сейчас, опрокинув сто грамм за знакомство, он ненавязчиво спросил:
- Слушай, мне вот в толк не взять: зачем тебе эта бандура-то?
- Хочу салют сделать, - совершенно серьезно, без тени улыбки сказал новый знакомый. Лишь позже Макс понял, что ни тени иронии в ответе не было, чистая правда, - просто салют следовало понимать как "Салют".
2
Матвей Полосухин с детства не любил этот день - первое сентября.
Честно говоря, для многих школьников День Знаний - самая черная дата во всем календаре: кончается привольное лето, вновь садись за парту, грызи опостылевший гранит наук… А Матвей, ко всему прочему, учился еще и в школе-интернате, в двух сотнях верст от затерянного в тайге кордона, где жили родители. Говорят, что в зрелом возрасте школьные годы принято вспоминать с ностальгической грустью, - Матвей если и вспоминал, то присовокуплением матерного словца. Холод вспоминался, голод (времена были тяжкие, послевоенные), да еще жестокие подростковые драки после отбоя.
В общем, крепко не любил Матвей день, начинающий осень. Нелюбовь оказалась взаимной: случались с Матвеем первого сентября самые разные жизненные неприятности, - не каждый год, но достаточно часто. Как-то раз даже со смертью на чуток разминулся - опрокинулась лодка-долбленка, на которой сплавлялся по бурным верховьям Кизира, едва на берег выбрался…
Вот и сегодня день с самого начала не заладился… Выйдя поутру из охотничьего зимовья (в котором уж третий день жили они с братом Федором), и отшагав с полкилометра, Матвей вспомнил вдруг, что так и не проверил бой своей мелкашки, всё какие-то другие дела по приезду находились… Непорядок.
Вообще-то собирался Матвей нынче пройтись по здешнему путику, присмотреть места, годные для установки капканов, проверить, что уцелело из самоловов охотничьих, некогда здесь стоявших… Кулемок и плашек, понятное дело, уже не сыскать, недолговечные они, ну да новых наделать недолго… А вот пасть - здоровенный, пополам расколотый обрубок бревна, придавливающий соболя или колонк Ошибка! Недопустимый объект гиперссылки., польстившегося на приманку, - это сооружение капитальное. Должны бы уцелеть со старых времен… Подновить, сторожки? новые приделать, - и снова исправно работать будут. Решил Матвей и пару-тройку новых пасте?й сладить, прихватил для того топорик плотницкий… Охотник солидный и обстоятельный загодя к сезону должен подготовиться, - чтобы уж, как зверь перелиняет, выкунеет, ничто другое от промысла не отвлекало…
Но и винтовку малокалиберную Матвей взял с собой - негоже по тайге без оружия ходить, мало ли что… Да и свежатинки какой-никакой промыслить не мешает, кто знает, как у Федора сегодня дело повернется. И вот поди ж ты - вспомнил, что так и не выбрал времени пристрелять винтовку, вполне прицел сбиться мог после долгой дороги…
Ну, не возвращаться же теперь… Матвей присмотрел стоящую наособицу березку: невысокую, но с толстым и каким-то искореженным, перекрученным стволом - настоящую инвалидку древесного царства, не то молния в нее когда-то угодила, не то другая беда стряслась… Прицелился метров с двадцати пяти в черную метину на белом стволе. По уму-то для стрельбы по белке или соболю сошки надо бы вырезать, - но высит или низит винтовка, понять и без них можно. Потянул спуск, выстрел щелкнул еле слышно, никакого сравнения с раскатистым грохотом дробовика.
И тут же, едва пулька в березу ударила, - порскнуло из-под корней огненно-рыжим… Колоно?к! Ну красавец… Белки к сентябрю еще лишь вполовину перелиняли, шерсть пятнистая, серо-рыжая, соболь тоже не до конца в зимнюю шубку обрядился - а этот пострел раньше всех поспел. Ну что, коли так - можно и почин сезону устроить…
Колонок, не догадываясь, что его шкуркой решил Матвей счет добыче начать, далеко не ушел - пробежал низом метров пять-шесть, на другую березу взмахнул, в развилке сучков затаился… Да разве ж затаишься в такой-то шубке? Молодой, знать, непуганый.
Матвей, не сводя глаз с колонка, торопливо дернул затвор мелкашки. Новый патрончик вставлять начал - не идет! Что за… Бросил под ноги, второй патрон достал, в патронник пихнул - опять не идет! И третий не пошел… Тут уж поднял винтовку к глазам, осмотрел внимательно. Вот оно что… Впопыхах потянул за ручку затвора резко, сильно чересчур, - да и оторвал донце у гильзы. А сама так в патроннике и осталась. Попробовал Матвей ножом ее выковырять - и так, и этак - не идет, проклятая. Пока возился, колонка и след простыл.
Пришлось патроны, под ноги брошенные, собрать, и на зимовье возвращаться, там-то уж нужный инструмент имелся… Открыл сезон, называется… С праздничком вас, Матвей Северьянович! С Днем Знаний! Будете знать, как на охоте горячиться, да как с мелкашкой непроверенной из дома выходить…
Пошел по новой на путик, делать нечего, но настроение уж не то, конечно… И как день начался, так весь и пошел, - наперекосяк. Дважды поднимал рябчиков, и перелетевших аккуратно скрадывал, - да и промазал оба раза. То ли глаз уж не тот, то ли рука подводит, шестьдесят третий год пошел, не шутка. А может, просто разволновался с тем колонком, расстроился…
Винтовка, кстати сказать, била как надо - как раз посередь той отметины, куда целился, пуля и угодила.
Чтобы отвлечься от промахов, в себя прийти, сладил Матвей пасть новую, долго возился, топором стучал, с отвычки-то… Дальше пошел - а неудача не отвязалась, следом тащится. Сначала косулю нашел задранную - вернее, малые от нее остаточки. Осмотрел дотошно, понял: задрала козу рысь. Но эта кошка лесная та еще барыня - съест немного, самое лакомое, и больше уж к туше не возвращается, свежатинку промышляет. А доела рысью трапезу росомаха, дважды приходила. Вот уж не было печали… Нет хуже зверя для промысловика: наглая и прожористая, повадится шляться по путику, так уж не отвяжется, - капканы и ловушки до самой последней обчищать будет… Прям как тот хохол из анекдота - что не съест, то надкусает. Придется первым же делом сходить по ее душу, вместе с Федором и собаками.
Дальше и того хуже. Напоролся на косуль - неожиданно для себя, не скрадывая: поднялся на увальчик, краснодневкой и лабазником заросший, - вот и они, четыре козочки да рогач старый… Всего-то в полусотне шагов. Не видят Матвея - известно всем, слабовато у дикой козы зрение, нюхом да слухом от врагов стережется.
А надо сказать, что однозарядная мелкашечка ТОЗ-16 на косулю ну никак не рассчитана. Из нее белку и других пушных зверьков бить хорошо, рябца наповал кладет, а даже на глухарку-копалуху - слабовата уже. Но охотники сибирские - народ смекалистый, давно приладились и из тозовки дичь приличную брать. Изредка промысловики в тайге даже лосей и медведей стреляют из обыкновенных мелкашек. Да-да, именно так. Лосей. И медведей. Многие, как услышат про такое, не верят, а зря… Крупнокалиберные патроны до?роги, да и тяжелы, когда весь запас на сезон не вертолетом, а на себе доставляешь. И для крупного зверя мягкую свинцовую пульку из крошечного патрона вытаскивают, отливают взамен самодельную, раза в три длиннее, из жесткого сплава свинца с сурьмой и оловом; и порох из гильзы высыпают - совсем чуть его там, на самом донышке, - а другой засыпают, очень мощный, от патронов к пистолету строительному, там порох ого-го, гвозди-то в железобетон заколачивать… Нынче, кто помоложе да побогаче, специальные усиленные заграничные патроны покупают, "магнумы" и "лонг-райфлы", но Матвей делал, как привык, - по старинке.
Конечно, на медвежью охоту с таким несерьезным калибром Матвей Полосухин не пошел бы, и другим бы не посоветовал: даже если прострелит пулька из усиленного патрона мишку, - он, хоть и навылет прошитый, успеет из охотника люля-кебаб сделать, не такое останавливающее действие у мелкашки, как у карабина… Однако Матвей как-то зимой, лет десять уж тому, обнаружил, что оголодавший медведь-шатун повадился шляться по путику, да капканы проверять, - ну и стрельнул в него издалека таким вот боеприпасом. И рана смертельной оказалась, через два дня нашел по следу, благо снегопада не случилось, едва поспел - волки уж попировать возле туши топтыгина собирались…
Были у Матвея и сейчас с собой патроны, для крупного зверья переделанные. Но - на дне рюкзака с десяток, в тряпицу завернутых. Кто ж знал, что косули таким дуриком подвернутся? За ней, за косулей-то, порой находишься-набегаешься, полдня истратишь… Полез в рюкзак, да пока доставал и разворачивал… То ли шумнул невзначай, то ли рогач унюхал наконец человека, - загекал тревожно, да и ломанулся с козами сквозь кусты, только их и видели…
Матвей, понятно, с того момента патроны свои особые под рукой держал, но с косулями больше не встретился.
Не заладился день, что тут скажешь…
Так и повернул к зимовью пустым - гораздо раньше, чем намеревался поначалу. Незачем в такой день судьбу пытать, все равно толку не будет… И на обратном пути ничего под выстрел не подвернулось. Одна надежда: Федор с дробовиком да с обеими собаками сегодня ходил, - может, и добыл мясца, разговеются…
Но лишь подходя - последний распадок пересечь осталось - понял Матвей: настоящие-то неприятности сегодня еще и не начинались. А теперь вот начались.
Со стороны зимовья ударили выстрелы, причем не дробовик Федора, - автоматные очереди: одна, вторая, чуть погодя третья. И тут же - собачий визг, истошный, предсмертный.
Матвей, как шел, так и рухнул. Быстренько отполз в сторону. Прислушался - нет, никто его не заметил, свинцом встречать не готовится. Свои дела у зимовья творятся, нехорошие дела, гнусные…
Подрагивающими руками перезарядил винтовку - понятное дело, каким патроном. Тем самым, что на крупного зверя. По беде и против двуногого хищника сгодится. О том, кто лиходействует у избушки, ломать голову Матвей не стал. Придет время - увидит. Может, урки беглые, вертухая завалившие и автоматом разжившиеся. Может, солдатик какой - по мамке иль по любушке-зазнобушке затосковал, и так уж закручинился, что караул весь штабелем положил, да с оружием к дому подался, - и теперь, от крови опьяневший, любого встречного пристрелить готов. А может, кто и похуже, - самый разный народ в нынешнее время по тайге шастает…
Ясно одно: появились пришлые варнаки здесь либо пешком, как Матвей с Федором, либо на верховых лошадях. Вертолета подлетающего не слыхать было, а дорожкой, что с большака ведет, давненько никто не пользовался, непроезжей стала - стволины буреломные во многих местах перекрыли колеи; перепиливать и оттаскивать - на день работы.
Напрямки к зимовью Матвей не пошел - таясь в подлеске, описал большую дугу, подобрался с севера, откуда тянулась к зимовью дорожка. Ежели и вправду по ней чужаки пришли (а случайно на затерянную в тайге избушку напороться ой как трудно), то наверняка оттуда не так стерегутся. Это только зверь завсегда беду со стороны входного следа ждет, головой к нему на лежке поворачивается. У людей же, к тайге непривычных, наоборот: коли прошли где, так и думают, что за спиной чисто. А привычных тут и сегодня не встретишь, - таежник, коли вдруг автоматическим оружием разживется, всё равно очередями лупить не станет. Знает, как дорог припас в тайге-то…