Единорог тяжело опустился на передние ноги, из-под его копыт брызнули красные капли, напоминающие свежую кровь. Видимо, это могло считаться ответом на еще пока не заданный вопрос Основателя.
- Быть может, боль вернет ее в этот мир? - задумчиво произнес он.
Атум посмотрел на Кэтрин, пребывающую в счастливых иллюзиях, и позвал мысленно. Ответили ему, как всегда, мгновенно и конечно же утвердительно. А через несколько минут в дверь постучали.
- Входи, - велел Основатель, усаживаясь в кресло напротив кушетки, на которой лежала Кэтрин.
Ученик Якоба осторожно зашел в комнату, увидел бэньши и тут же отвел взгляд в сторону. Его мысли мгновенно ощетинились десятками подозрений и опасений. Он не хотел принимать участия ни в каких делах гостя, тем более связанных с кем-либо из кадаверциан, но не мог отказать.
- Доброй ночи, Кайл, - чрезвычайно вежливо произнес Атум. - Все еще никаких вестей от учителя?
Тот не ожидал подобного вопроса, но постарался держать себя в руках и не выдать Якоба случайным словом или мыслью. Он действительно не знал, куда пропал его наставник, но подозревал, что Основатель в состоянии догадаться об этом, увидев даже обрывочное, бессвязное воспоминание, не связанное с учителем.
- Я не знаю, где он, - быстро ответил асиман, стараясь не смотреть в глаза опасному гостю.
- И у тебя нет никаких догадок?
Кайл попытался рассердиться, уже зная, что злость помогает ему держать под контролем свои воспоминания.
- Вы позвали меня только для того, чтобы поговорить об учителе?
Атум улыбнулся, глядя на угрюмого пиромана. Приятно было наблюдать подобную преданность.
- Нет, я позвал тебя по другому делу. Ваша магия может причинять сильную боль, не так ли?
- Да, - осторожно ответил Кайл, недоумевая, почему Основатель уточняет столь очевидные вещи. Ведь он и сам знал об этом.
Тот указал на Кэтрин и велел:
- Тогда сделай одолжение, продемонстрируй свое искусство на ней.
Асиман, не ожидавший ничего подобного, в недоумении уставился на Атума.
- Но зачем?
Основатель промолчал, продолжая приятно улыбаться и выжидающе смотреть на Кайла. Впрочем, тот быстро вспомнил, что гость не имеет привычки делиться своими планами и требует лишь четкого исполнения приказов. Поэтому поспешно отвернулся от него и еще раз взглянул на бэньши.
Пребывая в своих грезах, она была удивительно красива и беззащитна. Несколько минут Кайл смотрел на ее длинные ноги, на бледное лицо, по которому витала тень легкой улыбки, на волосы, свешивающиеся почти до пола. Поднял руку, в которой загорелся красный огонь, отошел на шаг, потоптался на месте, сжал пальцы в кулак, явно собираясь с духом, а потом плечи его опустились, и магия в пальцах погасла.
- Я не могу, - сказал он глухо.
- Почему? - поинтересовался Атум, удивленный подобной нерешительностью.
Ученик Якоба промолчал. Он считал себя ученым и не желал, чтобы его использовали как палача. Это казалось ему унизительным.
Основатель внимательнее посмотрел на Кайла, и асиман вдруг съежился под его взглядом. Поспешно отвернулся, вновь поднял руку, а затем пламя, сорвавшееся с нее, упало на Кэтрин.
Тело женщины вспыхнуло. Вонь горящей плоти поплыла по комнате удушливым облаком. Бэньши с криком выгнулась дугой на кушетке. Лохматое пламя, окутавшее ее, стало похоже на драгоценный шлейф, вокруг головы взметнулся алый нимб горящих волос. Руки, оплетенные огненными браслетами, вцепились было в кровать, но тут же расслабились и повисли чернеющими сожженными плетьми.
По знаку Основателя Кайл сбросил пламя с Кэтрин, словно тяжелое ватное одеяло. Она снова рухнула на кушетку, и Атум поспешил подойти к ней. Наклонился.
В ее широко распахнувшихся глазах, похожих на тусклые озерца, не было ни единой мысли. Обожженные губы бормотали что-то невнятное. Боль, которую бэньши испытала только что, стала для нее новым кошмаром, не имеющим никакого отношения к реальности и к Основателю.
Кайл приблизился, с профессиональным интересом осмотрел обожженное тело. Неодобрительно покачал головой.
Основатель бросил взгляд на единорога, пляшущего на гобелене, и понял, что сейчас его постигнет новое разочарование, но все же приказал:
- Ударь еще раз.
Асиман бросил новое заклинание. На этот раз в крике бэньши прозвучало имя учителя. Прошлое и будущее перепутались в ее сознании. Она снова была смертной, которую тащат на костер. И ждала, чтобы Анри спас ее от озверевших крестьян, посчитавших ведьмой девушку, обладающую редким некромантическим даром.
Кайл поспешил затушить огонь, опасаясь, что в итоге просто спалит ее.
- Если вы дадите ей время на восстановление, я могу попробовать еще раз, - сказал асиман задумчиво, забыв о роли палача, раздражавшей его совсем недавно, и теперь глядя на Кэтрин, как на очередной любопытный опытной образец. - Но, по-моему, это бесполезно… Впрочем, я мог бы синтезировать вещество, которое причиняло бы ей боль изнутри, не убивая…
- Лучше бы ты синтезировал что-нибудь, что вернет ей рассудок, - ответил Атум.
Кайл неожиданно серьезно задумался над его предложением.
- Я посоветуюсь с Фарихом. Он занимался чем-то подобным.
- Хорошо. Иди, работай. Но сначала убери эти красные тряпки. - Основатель указал на драпировки. - Замени на зеленые.
Асиман кивнул и, довольный тем, что так скоро освободился от общества Атума, поспешил выполнять распоряжение. Скоро алая ткань со стен была снята, на ее место повесили зеленые ковры, которые должны были больше прийтись по душе Кэтрин.
Остался лишь единорог, удивительным образом переместившийся с красной портьеры на изумрудное поле.
- Как бы самому не сойти с ума вместе с ней, - пробормотал Основатель, глядя на косматого зверя, топчущего шерстяной ворс.
Ожоги на теле бэньши постепенно затягивались, но она не реагировала на боль регенерации. Атум сидел, покачиваясь на стуле, отстраненно наблюдал, как на лице безумной то появляется, то исчезает легкая улыбка, и напряженно размышлял.
Пока он не знал, как заставить Кэтрин сделать то, что ему нужно. Он не ожидал от нее столь упорного сопротивления… Но был уверен, что рано или поздно все равно поймет, как ее сломать.
- А ведь у меня была возможность убить всех кадаверциан, - продолжил Атум свой монолог вслух. - Жаль, что не удалось.
Основателю пришлось очень долго копаться в памяти Вольфгера, чтобы понять, что представляет для него настоящую угрозу в этом мире. Лориан, на котором лежала тень Витдикты, ревенант и, как это ни смешно звучало - вампирские кланы. Те самые, кого он создал, чтобы спастись.
Чтобы навсегда избежать возможности Большого круга, он должен устранить какой-то из них.
Убить Лориана не получилось. Можно попытаться сделать это вновь, пожертвовав кем-нибудь из асиман или оставшихся в живых приспешников Храньи, но теперь в этом нет особого смысла. Если даже по приказу Атума уничтожат мальчишку, вампиры в состоянии обратить еще одного человека и вновь провести его через Витдикту. Это рискованно, но осуществимо.
Уничтожить целый клан… У него была возможность расправиться с кадаверцианами, но двое из них ускользнули. Нашли лазейку, в которую он никогда не сможет последовать за ними.
- Я мог бы вырезать асиман, - сказал Атум, обращаясь к Кэтрин, вновь вернувшей свою привлекательность. - Но Якоб по-прежнему держится вдали от родного гнезда и недоступен для меня. Значит, остается только одно… одна.
Юная Виттория. Если убить ее, род ревенантов прервется навсегда. И уже никто никогда не сможет угрожать ему. Кроме гин-чи-най, естественно.
Основатель поморщился и вновь с досадой взглянул на Кэтрин, упорно не желающую понять, как ему нужна ее помощь. Мысленно позвал Хранью.
Нахттотерин откликнулась на его зов так же быстро, как и асиман, но с гораздо большим энтузиазмом. Атум предпочел бы встретиться с девушкой в более нейтральной и даже, может быть, романтичной обстановке, но не мог оставить Кэтрин одну. Было бы обидно пропустить то мгновение, когда у нее пробудится разум.
- Ты звал меня? - спросила Хранья, входя в комнату.
Это был вопрос, не требующий ответа.
Девушка излучала искреннее желание оказаться полезной. Она взглянула на обнаженную бэньши, лежащую на черном от копоти диване, заметила постепенно затягивающиеся ожоги на ее теле и равнодушно отвернулась, благоразумно решив не вмешиваться не в свое дело.
- Есть какие-нибудь новости о ревенанте?
- Еще нет, - осторожно ответила Хранья, заметила его недовольство и поспешила уточнить: - Мы работаем над этим. Человек не может просто исчезнуть. Всегда остаются следы, по которым его возможно обнаружить. Телефонные звонки, заказ билетов, регистрация в отелях, съем жилья. И множество других мелочей. Мы найдем ее.
Атум невольно улыбнулся, слушая ее вкрадчивый голос.
- Мне нравится твоя уверенность.
Она улыбнулась в ответ, подошла ближе, опустилась на пол рядом. Основатель запустил пальцы в ее теплые вьющиеся волосы и сказал:
- Как только обнаружите ревенанта, я хочу, чтобы ты ее убила.
- Я? - ошеломленно переспросила Хранья, отстраняясь от ласкающей ее руки.
- Можешь взять с собой кого-нибудь для компании, - великодушно отозвался Атум, вновь привлекая девушку к себе.
Нахттотерин немного помедлила с ответом и произнесла:
- Я не понимаю, какой смысл в убийстве ревенанта.
В ее голубых глазах, устремленных на Основателя, было столько искреннего недоумения, что он ответил почти правду:
- Она мне мешает.
- Чем?
- Своим существованием.
Девушка по-прежнему ничего не понимала, но по тону Атума быстро уяснила, что больше он ничего ей не скажет.
- Конечно, я сделаю то, о чем ты просишь. - Хранья снова взглянула на Кэтрин и поинтересовалась осторожно: - Это как-то связано с бэньши?
- В какой-то мере в этом мире все связано с кадаверциан. И с проклятыми даханавар, - Основатель поднялся и подошел к ковру, на котором продолжал резвиться единорог. - Например, мне не пришлось бы затруднять тебя поручением избавиться от ревенанта, если бы не глупость и малодушие Вольфгера. Еще несколько веков назад он мог убить предка нынешнего ревенанта - и последняя из них просто бы не появилась на свет.
Напряженное любопытство Храньи стало почти материальным.
- Я ничего не знаю об этом. - Она сидела, подтянув колени к груди и опустив подбородок на руки. Очень юная, очень женственная.
И Атум не стал мучить ее неведением.
- Это давняя история. Но ты можешь… - Он быстро подошел, рывком поднял ее на ноги, прислонился лбом к ее лбу, крепко сжал голову нахттотерин пальцами, впиваясь своим взглядом в ее расширившиеся от боли зрачки, и приказал: - Смотри.
Глава 9
Немного покоя во время чумы
Я всегда удивляю сам себя. Это единственное, ради чего стоит жить.
Оскар Уайльд. Женщина, не стоящая внимания.
Прованс, 1721 год…
Копыта лошадей глухо стучали по лесной дороге. Сквозь листву вязов, начинающую наливаться осенним золотом, проглядывали первые звезды. В воздухе плыл запах прелых листьев, мха и мокрой земли. Издали доносился заунывный волчий вой.
Вольфгер оглянулся, прислушиваясь, но не различил в тоскливых звуках ворчания оборотней. Сегодня ночью в этом лесу некромант был единственным из кровных братьев. Его спутник, ехавший рядом на сером жеребце, не принадлежал ни к их числу, ни к людям. Босхет беспокойно ерзал в седле, вглядываясь в придорожные кусты светящимися желтыми глазами, и шумно принюхивался.
Тело, в которое некромант вселил духа-убийцу, совсем недавно принадлежало молодому мужчине. Небогатому горожанину, судя по одежде. Еще вчера он был жив - сегодня его труп стал собственностью некроманта, не доставшись ни воронам, ни волкам, ни бродячим собакам. И на месте этого человека мог оказаться любой.
Чума выкосила уже половину Франции и продолжала мчаться дальше, оставляя за собой груды трупов. Многие районы обезлюдели, и хищники, привлеченные запахом падали, открыто бродили по деревням и поселкам, ничего не боясь.
В этот раз эпидемия пришла из Китая и распространилась по всему Востоку. Ею были охвачены Стамбул, Кайсария, Антиохия и Анатолия, Багдад и Халаб. Затем чума захватила Сирию. Погибли все жители долин между Иерусалимом и Дамаском, от морского побережья и до самого Иерусалима. Улицы, дома, постоялые дворы, харчевни и чайханы были переполнены мертвыми телами, которые некому было убирать.
Люди умирали прямо в поле за плугом, ведя скот к водопою, верхом на лошадях, держа в руках оружие, и у собственного порога, не в силах переступить через него. Рыбацкие шхуны оставались на воде с погибшими рыбаками, сети были переполнены мертвой рыбой. Торговые корабли не доходили до портов, блуждая по морю и неся на себе смерть.
Особенно жестоко чума бушевала в Египте. За две недели улицы и рынки Каира заполнились умершими. Погибла большая часть войск, и опустели крепости. Ни один уголок не пощадила черная смерть. На улицах остались лишь трупы.
Потом эпидемия докатилась до Александрии. Вначале каждый день там погибало сто человек, потом - двести, а в одну из пятниц умерло сразу семьсот.
Генуэзские моряки занесли болезнь в Италию. И через год вся страна оказалась охвачена смертью.
Люди замертво падали на улицах. На городских кладбищах уже не хватало места для могил, и не было тех, кто мог бы хоронить умерших. Целые кварталы в городе стояли безжизненными, а в покинутых домах свистел ветер и пищали черные крысы.
После Италии болезнь перекинулась на Францию. И остановить ее было невозможно.
Пустели города и деревни, тень смерти витала над каждым…
- "Народ мой урукский гибнет, мертвые лежат на площадях, мертвые плывут в водах Евфрата!" - тихо произнес Вольфгер, глядя в серые сумерки, окутывающие лес.
- Прошу прощения? - подал голос бетайлас, оглядываясь.
Кадаверциан отрицательно покачал головой, продолжая думать о своем.
Одна из последних волн болезни, о которой хорошо помнил мэтр, юстинианова чума - пришла из Египта, забирая тысячи человек ежедневно. Сто миллионов за пятьдесят лет - воистину великая жатва.
И вновь эпидемия черной смерти накрыла Европу, убирая богатых и нищих, крестьян и королей.
- "Ничего не поделаешь… Ты герой и правитель! Но дни человека сочтены. И царь тоже ляжет и никогда уже не встанет".
- Ты снова начал разговаривать вслух сам с собой, - сказал Босхет на том же самом языке, что и Вольфгер. И ассирийский странно прозвучал в прохладной ночи осенней Франции, среди высоких желтеющих вязов.
- Знаю.
Бетайлас не любил, когда мэтр начинал цитировать древние предания или озвучивал собственные мысли. Воспоминания кадаверциана нередко порождали не менее жуткие призраки, чем чума.
- Ты все реже призываешь меня, - неожиданно произнес Босхет, глядя прямо перед собой.
- Не думаю, что ты страдаешь от полного отсутствия путешествий по этому миру. Тебя часто призывает Кристоф.
- Он не знает моей истинной сути, как и все остальные твои ученики. Мне приходится играть роль расторопного слуги. Таким легче управлять, легче отдавать приказы. Думаю, большинство некромантов ценит в подобных мне силу и выносливость, но они не могут использовать все мои способности до конца. Им было бы затруднительно общаться со мной, если бы они знали, какой я на самом деле.
- Да, они вряд ли в курсе, что ты можешь цитировать древние шумерские предания, - рассмеялся Вольфгер. - А ты, значит, беспокоишься о душевном благополучии клана?
Бетайлас повернул голову и сверкнул глазами:
- Представь себе.
- И тебе не нравится новая роль?
- Я привык, - равнодушно отозвался дух-убийца. - И даже получаю некоторое удовольствие от нее. Но с тобой можно быть самим собой. И, клянусь Эррой, когда ты умрешь, поговорить станет не с кем.
Вольфгер улыбнулся.
- Надеюсь, это произойдет еще не скоро.
Бетайлас буркнул что-то неразборчивое и снова погрузился в размышления. А глава кадаверциан подумал о том, что это существо намного более древнее, чем он сам, и помнит времена еще до потопа. До первого потопа, естественно. И до первой чумы.
- "Все проходит", - пробормотал мэтр задумчиво, вспоминая известное изречение, высеченное на кольце Соломона.
А Босхет, обладающий отличным слухом, тут же подхватил:
- "Пройдет и это…" Только я бы написал по-другому: "Все повторяется". Так гораздо точнее.
- Тебе ли не знать, - усмехнулся Вольфгер, глядя на огни, замелькавшие за деревьями. И заговорил, вспоминая об одном из последних Советов, который ему пришлось посетить: - Некоторые считают, будто болезнь распространяют асиман, - Кадаверциан оторвался от созерцания осеннего леса и взглянул на спутника.
- Чушь, - ответил тот резко. - Черная смерть родилась вместе с этим миром. Задолго до появления Огненных. Знамя чумы - алого цвета, а символ ее - крыса и блоха.
- Весьма поэтично, - отозвался Вольфгер и продолжил: - В этот раз чуму завезли вьесчи. Не специально, конечно. Пытались расширить зону своего влияния. Увеличить товарооборот. Но в тюках с их кораблей вместе с шерстью и шелком оказалась зараза.
Бетайлас громко засопел, обдумывая полученные сведения, и спросил безучастно:
- И что теперь?
- Теперь даханавар пытаются изолировать всех своих человеческих протеже. Вриколакос патрулируют окрестности, убивая больных, приближающихся к границе их лесов. Тхорнисхи режут всех, кто кажется им нездоровым. Фэри быстро обратили своих людей, не дожидаясь пока они заболеют. А асиман пытаются остановить заразу. Но пока безуспешно.
Босхет скептически хмыкнул:
- И с чего бы это им стараться?
- Они так же, как и мы все, не хотят лишиться источника пищи, - ответил Вольфгер. - А люди умирают слишком быстро.
Дух-убийца понимающе кивнул, хотя его не особенно тревожили подобные трудности. Он не зависел от человеческой крови и мог питаться пищей людей, хотя, в отличие от того же Шэда, предпочитал свежую плоть.
Волчий вой стих. Аромат прохладного леса неожиданно заглушил запахи конского пота, сырых шкур, дегтя, недавно срубленного дерева, человеческой крови и страха. Босхет с шумом втянул в себя воздух и привстал в стременах.
- Телега, - пробормотал он. - Люди. Трое. Может, поохотимся?
- Не в этот раз. Вперед, - коротко приказал глава кадаверциан и вонзил шпоры в бока своего коня. Тот послушно перешел с рыси на галоп и быстро помчался вперед. Следом несся жеребец Босхета.
Лошадь, запряженная в старую скрипучую телегу, испуганно заржала, чувствуя некроманта, и попыталась встать на дыбы. Люди с громкими криками схватились за вилы и серебряные кресты, но успели заметить лишь две тени, промелькнувшие мимо.