Но в голове его, благодаря Каструни, уже открылась другая дверь и он, несмотря на весь свой гнев знал, что ему ее теперь никогда не захлопнуть. Даже не прикрыть. На он все же постарался хотя бы повернуться к ней спиной, отказываясь принимать приглашение. Ведь за этим порогом начиналась сфера фантазий, а Трэйс всегда обеими ногами твердо стоял на земле.
В ожидании такси под козырьком входа, он вдруг поймал себя на том, что нервно притопывает левой ногой по тротуару. Каструни собирался рассказать ему гораздо больше, показать какие-то вещи. Интересно, что именно? Содержимое седельных сумок Гуигоса? А был ли вообще этот Джордж Гуигос?
Впрочем, какая теперь разница? Каструни явно не в своем уме, и попросту нагромоздил вокруг нескольких ставших ему известными фактов целую кучу кошмаров и… и фантазий. Явных фантазий.
Да пошел он… вместе со своей дурацкой историей!
Но, несмотря на все эти мысли, нога Трэйса - его левая нога - как будто продолжала жить свей собственной жизнью…
Трэйс редко спал днем, но в эту субботу, придя домой он тут же улегся и проспал до вечера. Сон его был глубоким, без сновидений и, очевидно, он даже ни разу не пошевелился во сне, поскольку после тяжелого пробуждения ему стало ясно, что он спит на неразобранной постели и только вмятина на покрывале свидетельствует о том, что он вообще на ней лежал.
Точно такой же след на покрывале мог бы оставить например безжизненный, скатанный в рулон ковер.
Наверняка виновато в этом было выпитое виски. Оно подействовало на его ошеломленный внезапно свалившимся на него неведомым прошлым или, что еще более вероятно, чьими-то болезненными фантазиями мозг, как сильный анестетик.
Черт бы побрал этого Каструни с его дурацким мумбо-юмбо!
Каструни…
Аж из самых Афин…
В памяти Трэйса внезапно всплыли слова. Слова, прозвучавшие в тех же самых бредовых фантазиях грека, но, тем не менее, отложившиеся в его сознании.
Аб…
Демогоргон… Хоразин…
Стигматы.. ?
Он встал, перелистал "Желтые Страницы", нашел телефон мотеля, в котором остановился Каструни, и уже начал его набирать… как вдруг остановился.
Проклятье, НЕТ! Его жизнь и без того была полна проблем и совершенно ни к чему ввязываться еще и в чужие кошмары.
К тому же, сегодня он должен быть у Джилли через… (он взглянул на часы)… через пятьдесят минут!
Все пережитое и внезапная паника вылились в неожиданный взрыв неистовой умственной и физической активности. Прежде чем ему удалось взять себя в руки, Трэйс опрокинул столик, на котором стоял телефон, споткнулся о телевизионный кабель и больно ударился рукой о раковину.
Потом… он аккуратно, буква за буквой, мысленно набрал имя Каструни на экране компьютера своего мозга и столь же методично, буква за буквой, стер его. Вот и все. А что касается Джилли, так она может и подождать, черт бы ее побрал!
Он постарался успокоить душу и тело, примерно с час приводил себя в порядок и одевался, и в конце концов, опоздав на час двадцать пять минут, появился у Джилли…
Джилли была очень красивой, длинноногой, большеглазой блондинкой всего на каких-то три дюйма ниже Трэйса. Груди у нее были классической грушевидной формы, ничуть не отвисшие, и, когда они с Трэйсом занимались любовью, она обычно закладывала руки за голову, чтобы они предстали в лучшем виде. Джилли любила секс не меньше его самого, и запретных поз для них не существовало.
В принципе, мозг у нее конечно был, но она перестала им пользоваться сразу как только обнаружила насколько ошеломляющее впечатление производит на мужчин.
Нравилась она обычно и женщинам: благодаря своей внешности фотомодели и природному чувству стиля, она стала старшей продавщицей в довольно известном обувном магазине на Оксфорд-стрит. Две субботы в месяц у нее были выходными, сегодня как раз была одна из таких свободных суббот, поэтому отказ Трэйса провести ее вместе с ее точки зрения означал бы, что день прошел впустую.
Не понравилось ей и его опоздание, а ко всему прочему он еще и не заказал, как обещал, столик в ресторане. Но он все же СВОДИЛ ее в дорогой ресторан и угостил изысканным ужином, а потом в казино на Кромвель-роуд во время игры в рулетку несколько раз довольно удачно посоветовал ей на что ставить.
Всего за какой-нибудь час ей удалось выиграть более трех сотен фунтов и он настоял, чтобы она оставила их себе ("Купи себе колготки, ну или там что-нибудь…"), а потом они на ее красном "капри" вернулись к ней домой.
И только там она заметила насколько Трэйс чем-то озабочен, хотя ему и казалось, что он это умело скрывает. Ее приятель явно думал о чем-то постороннем.
Обычно сначала они немного выпивали, потом вместе мылись и, растянувшись обнаженными на больших подушках перед телевизором, смотрели какое-нибудь мягкое порно до тех пор пока не заводились сами. Сегодня же все было как-то не так. Прелюдия вроде бы прошла как надо, но потом… после того как Джилли едва ли не час пыталась завести его, она неожиданно спросила:
- Чарли, ты где?
- Что?
- Я хочу сказать, телом ты здесь - почти - а мыслями как будто где-то в другом месте!
Он отвернулся от экрана и недоуменно взглянул на нее. Наконец до него дошло то, что она сказала.
- Как это?
Она погладила его гениталии, касаясь их самыми кончиками пальцев, и прошлась губами по его груди.
- Все это - здесь. Но ты-то где? Может, познакомился с кем-то?
Он попытался заняться с ней любовью, но не доведя дело до конца вдруг остановился и, как бы задним числом, ответил:
- Да, кое с кем познакомился.
- Так я и знала! - как всегда бездумно надула она губки.
- С мужчиной, - пояснил он. - По делам.
Тогда она завела руки за голову и Трэйсу все же удалось сосредоточиться на время достаточное, чтобы они оба дошли до оргазма. Через некоторое время она заметила:
- Все-таки, это довольно забавно. Я хочу сказать, что раньше ты никогда не позволял себе смешивать наши дела со всеми остальными. - Для Джилли это было необычайно умное замечание.
Но после этого она сказала такое, что сразу испортило ему настроение и полностью выбило его из колеи.
- Чарли, ты что - повредил ногу? Обычно ходишь совершенно нормально, а сегодня то и дело прихрамываешь. Болит, да? Я имею в виду твою смешную ногу.
Его "смешную" ногу! А ведь он как-то предупреждал ее, чтобы она не смела упоминать о ней. Трэйс встал, оделся и вызвал такси. Было заметно, что Джилли подавлена. Но его желание уйти было вызвано не столько раздражением, сколько тем, что после ее слов, собственная нагота вдруг почему-то показалась ему непристойной.
Пока он ждал такси, она накинула халат, закурила и продолжала молчать.
Обычно он оставался на ночь и они еще несколько раз занимались любовью. Так что, возможно, он и впрямь завел себе кого-то еще. Но она держала свои мысли при себе и даже не спросила уходящего Трэйса когда они увидятся снова. А он был даже рад этому.
И теперь, сидя в такси, направляющемся на восток от Северной Окружной, он откинулся на спинку сиденья и принялся перебирать в памяти все сегодняшние события. Они не потребовали от него особого напряжения, хотя и были довольно необычными, и, тем не менее, он чувствовал себя совершенно измотанным. И это после того как он полдня продрых мертвым сном! Обычно в таком состоянии он бывал вечером НАКАНУНЕ очередного дела, а не после него.
Напряжение и тревога охватывали его тем сильнее, чем ближе был намеченный срок.
Но этот Каструни - и он сам и его так и недосказанная история - с его похоже чересчур детальной осведомленностью о происхождении Трэйса…
И его нисколько не наигранный страх перед летней грозой.
Разумеется, если в его рассказе была хоть крупица истины (ее, конечно, не было, но допустим), не было бы ничего удивительного в том, что он боится молний. А раскаты грома в этом случае и вообще должны были бы казаться ему предзнаменованием гибели и…
… И какого черта! Трэйс громко фыркнул и выпрямился на сидении. Да, похоже он все же позволил этому греку задеть себя за живое! Просто смешно!
Он взглянул в окно на проплывающие мимо, в темноте кажущиеся одинаково серыми здания. И конечно же, стоило помянуть черта, как где-то в вышине над крышами ярко сверкнула молния.
Помянуть черта…
Сатана.
Аб.
Демогоргон.
Стигматы…
- Въезжаем прямо в нее, слышь! - заметил таксист, через плечо оглядываясь на Трэйса. - В грозу то есть. Ну и погодка!
Трэйс кивнул, но ничего не ответил. У него болела левая ступня, и даже специально сшитый на заказ ботинок казался стальным капканом.
Такси подвезло к его дому ровно в 2. 15 ночи и как раз в это время начался дождь. Через пять минут Трэйс уже лег в постель и почти сразу заснул…
… и почти сразу проснулся.
Что это было? Стук в дверь - среди ночи?
Он вылез из постели, подошел к двери и заглянул в глазок. Перед ним была пустая темная лестничная площадка. Он вгляделся попристальнее, моргнул, откинул со лба мешающую смотреть прядь волос. Ему показалось, что на лестнице мелькнула чья-то тень и исчезла. Похоже кто-то негромко постучал в дверь и ушел, поскольку теперь, напряженно прислушиваясь, Трэйс различил негромкое поскрипывание перил где-то этажом ниже. Затем его догадку подтвердил стук захлопывающейся парадной двери, почти мгновенно заглушенный долгим раскатистым ударом грома. Похоже, гроза была в самом разгаре.
Но кто же мог явиться сюда в такую непогоду и в столь поздний час? Трэйс открыл дверь, хотел выйти на площадку и зажечь свет… но тут же растянулся на полу!
Он споткнулся о какой-то лежащий у самого порога предмет - обо что-то объемистое и тяжелое. Стоящему на четвереньках на полутемной лестничной площадке Трэйсу вдруг пришла в голову кошмарная мысль, что это труп. Сам не понимая почему ему такое пришло в голову, он мигом вскочил и принялся лихорадочно нашаривать выключатель.
Когда зажегся свет он с облегчением перевел дух и дрожащей рукой потянулся к стоящему у его двери старому потертому кожаному чемодану.
Из-под потемневшей от времени ручки торчала свернутая в трубочку бумажка. Трэйс заметил ее, вытащил и прочитал:
"Трэйс,
Он уже здесь и знает о моем пристутствии. Меня
снова преследуют. Я понимаю - вы считаете, что я
сумасшедший, но, возможно, содержимое этого
чемодана убедит вас в обратном. Больше для вас
сделать ничего не могу. Желаю удачи,
Д. Каструни"
Каструни! Значит, это был он. Но почему же он сбежал? Почему не дождался пока Трэйс не откроет и не впустит его? Трэйс бросился было вниз по лестнице, готовый окликнуть грека - и только тут сообразил, что не одет. Чертыхаясь про себя, он вернулся обратно в квартиру и сразу бросился в ванную. Окно ванной выходило на улицу и располагалось над парадной дверью. Трэйс распахнул его и высунулся наружу.
По улице бежал к ожидающему его такси человек в легком костюме. Садясь в машину, он оглянулся и перед Трэйсом смутно мелькнуло его лицо. Это вполне мог быть Каструни, но Трэйс не был в этом уверен. Он снова хотел было окликнуть его, и снова передумал. Поднялся ветер, который дул ему прямо в лицо и который конечно же отнес бы его слова в сторону. Тем более что человек уже захлопнул за собой дверцу и такси тронулось с места.
Но Трэйс не стал кричать вслед этому человеку не только из-за ветра, и не из-за крупных капель дождя, которые буквально хлестали его по лицу. Ведь все это было лишь следствием грозы. Сама же гроза представляла собой нечто совершенно необычное.
Она была живой. У нее имелась цель. Конечно, думать так было сущим безумием но Трэйс чувствовал, что это именно так. От подобной мысли у него мороз побежал по спине, а голые руки и ноги покрылись гусиной кожей. Гроза ворвалась в его квартиру и заполнила ее целиком. Ветер был полон странной энергии и как будто обладал каким-то собственным чудовищным разумом. У Трэйса возникло ощущение, что его пристально изучают.
Такси доехало до угла, включило сигнал поворота и стало притормаживать.
Зажглись тормозные огни. За поворотом начиналось открытое пространство, парк, поросший деревьями, верхушки которых, отчаянно мотающиеся под ударами ветра, виднелись над крышами домов.
И именно в этот момент с севера из низких кипящих туч вдруг появилась молния, быстро шагающая на ногах из белого пламени.
Трэйсу еще никогда ничего подобного видеть не доводилось.
Вспышки-шаги следовали с одно-двухсекундными интервалами и направлялась эта странная шагающая молния прямо к его дому… нет, К ТАКСИ, которое как раз свернуло за угол.
Неожиданная ярость бури производила ужасающее впечатление и в этот момент молния с треском ударила прямо в мостовую и растеклась огненными ручейками. За первой молнией тут же последовала вторая, ударившая во что-то находящееся прямо за тем самым углом, куда свернуло такси!
Раскат грома и звук взрыва слились воедино: первый пришелся с неба - оглушительный барабанный удар, от которого задребезжала даже черепица на крышах, а второй - от взорвавшегося такси. Из-за угла дома вырвался сполох алого пламени, осветивший стены оранжевым заревом, а в следующее мгновение во все стороны полетели пылающие обломки самой машины.
Из-за угла вылетела искореженная дверь, рассыпая вокруг осколки стекла.
В небе выделывала пиротехнические пируэты среди верхушек деревьев ось с пылающим колесом. К небу поднимался горячий черный дым, пронизанный языками пламени.
- Боже! - услышал Трэйс собственный хриплый возглас. - Иисус Христос…
Но где-то в глубине души он знал, что происшедшее не имеет к Нему ни малейшего отношения…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
У Трэйса так тряслись руки, что он с трудом оделся. К тому времени когда он наконец оказался на улице возле исковерканной, выгоревшей машины, там уже стояла вездесущая скорая, несколько полицейских автомобилей и даже пожарная машина, щедро поливавшая полыхающий кустарник. Окна в угловом и соседнем с ним доме были выбиты, на мокрых от дождя тротуарах было полно людей в халатах и шлепанцах, на дороге зияла выбоина, в которой, шипя, дымились остатки машины: куски раскаленного металла и с треском остывающего стекла.
Ничего напоминающего человеческие останки видно не было, что в какой-то мере даже обрадовало Трэйса. Впрочем, в любом случае, все произошло настолько быстро, что никто даже и боли почувствовать не успел, а уж тем более уцелел.
Что же до грозы, то она прошла - выжгла сама себя. Небо, венчающее совершенно ясную летнюю ночь, было ясным и чистым. Совершенно нормальным…
Понимая, что он все равно ничем не может помочь, и не имея ни малейшего желания ввязываться во все это, дабы никоим образом не засвечивать свое имя,
Трэйс постоял еше несколько мгновений возле места катастрофы, потом повернулся и ушел обратно домой. Там он открыл чемодан и разложил его содержимое на полу, а потом долго рассматривал кучу книг, документов и толстых конвертов.
Плоды трудов всей жизни Каструни, основа его "доказательств", вопрлощенная причина фобии, которая, в конце концов, по иронии судьбы убила его. Вот и все, что, скорее всего, представляет собой этот хлам, подумал Трэйс. А самое странное: Каструни боялся молний и конечно же именно молния прикончила его.
ФОБИЯ? услышал он тихий внутренний голос. НАВЯЗЧИВАЯ ИДЕЯ? БЕЗУМНЫЕ ФАНТАЗИИ ОДЕРЖИМОГО? НЕУЖЕЛИ ТЫ И ВПРЯМЬ В ЭТО ВЕРИШЬ, ЧАРЛИ? ЧЕГО ТЫ БОИШЬСЯ?
У него, даже несмотря на мягкую теплоту шлепанца, ужасно ныла левая ступня. Трэйс стряхнул шлепанец с ноги, уселся по-турецки на кровати и уставился на причиняющую ему столько беспокойства ступню. В общем она очень напоминала обычную человеческую ступню, но подошва была на полдюйма толще обычной, а пальцы ноги - кроме большого - срослись. Нет, между ними не было перепонок, они просто срослись и все. Причем и кости и ногти пальцев, равно как и промежуток между ними и большим пальцем были совершенно нормальными, вот только они срослись вместе.
Нога свободно входила в ботинок, да - хотя и в специально сшитый - но на самом деле все же больше напоминала копыто, а не ступню. Раздвоенное копыто…
Физические недостатки…
Стигматы…
Да плюс еще тот чудовищный разум, который он ощутил в грозе. Отрицать это невозможно. И избежать тоже этого нельзя. Черная магия? Галлюцинации? В рассказе Каструни и того и другого было хоть отбавляй.
Трейс слез с кровати и снова уселся на полу среди разложенного на полу содержимого чемодана. Затем начал медленно изучать все по порядку. "Больше для вас сделать ничего не могу", говорилось в записке Каструни. Что ж, теперь уже Трэйсу казалось, что он ничего не может сделать для покойного грека кроме этого.
Он взял в руки тонкую тетрадь, с аккуратно выведенными на обложке инициалами Каструни - "Д. К. " Трэйс перелистал страницы и пробежал глазами по заглавиям, не особенно вчитываясь в написанное. Потом отложил тетрадь в сторону.
Дальше ему попались карты. Причем довольно много. Некоторые из них были просто обрывками каких-то древних пергаментов, другие казались вполне современными и весьма точными, скорее всего государственного или близкого ему по качеству издания. Здесь были даже военные карты (явно израильские) с обозначениями стратегически важных районов, возвышенных мест, пригодных для устройства наблюдательных пунктов, участков побережья удобных для десантирования войск, техники и тому подобного. Все эти карты за редким исключением относились к одному и тому же району: окрестностям Галилейского моря. И на всех этих картах жирными чернильными крестиками был четко обозначен Хоразин.
Была здесь и карта лежащего в Эгейском море острова Карпатос, правда не слишком современная - примерно десятилетней давности, поскольку на ней остров еще по старинке назывался "Скарпанто", а не так как в последние годы его после переименования начали называть турагенства - "Карпатос" - зато карта была исключительно подробной. На ней тоже имелся крестик, обозначающий скорее всего какие-то древние развалины или нечто в этом роде, находящееся в прибрежных горах на юго-востоке острова. Возле крестика было приписано какое-то название, но Трэйс не мог его прочитать, поскольку написано оно было по-гречески.
А еще в чемодане оказался плотный бумажный конверт форматом в стандартный писчебумажный лист, битком набитый вырезками и даже целыми страницами из нескольких кипрских газет. Все они были датированы либо 27 либо 28 июля 1957 года. К этим материалам была подколота ксерокопия шестистраничного доклада на английском языке, адресованного командующему брианскими войсками на Кипре и подписанного помощником заместителя начальника военной полиции британских сухопутных войск на Среднем Востоке. Вспомнив рассказ Каструни о том, что якобы произошло в ту ночь на вилле его отца расположенной к северу от Ларнаки, Трэйс решил в первую очередь ознакомиться с этим докладом, но лишь после того, как хотя бы бегло просмотрит остальные материалы из чемодана.