"Самое необходимое" едва вместилось в два мешка, большой и малый, остальные вещи пришлось бросить. Оставалось надеяться, что пугливая хозяйка не спалит их в камине. Теперь все четверо шагали по брусчатке мостовой, пробираясь вдоль каналов куда-то на восточную окраину города. Поэт вёл их непрямым путём, избегая площадей и шумных улиц. Откуда-то издалека доносилось хриплое пение, сопровождаемое глухими ударами барабана. Смотреть по сторонам было некогда, дома, каналы, узкие кривые переулки - всё перемешалось. Мальчишка давно уже потерял всякую ориентировку и вряд ли смог бы найти дорогу обратно в гостиницу. Запоздало вспомнилось, что он так и не удосужился узнать её название. Пузатый мешок покачивался с такт шагам, Фриц хватал его за углы и пытался поддерживать снизу. Барабан на длинном ремне при каждом шаге поддавал сзади под коленки. Отставая назад, забегая вперёд, непоседа Октавия в меру сил старалась держаться рядом и казалась не столько испуганной, сколько взволнованной, всё время раскрывала-закрывала свой зонтик. Её платье давно уже высохло, волосы покрыл чепец, а тополевые башмачки при первой же возможности ей купили новые. Процессия выглядела странноватой, но не привлекающей внимания - на улицах старого Брюгге видывали и не такое.
Неизвестность тревожила. Когда они миновали ратушу и кружным путём обогнули площадь, кукольник не выдержал и снова обратился к их провожатому:
- Куда мы всё-таки идем?
- Я вам сказал уже: в безопасное место, - терпеливо пояснил юноша. Несмотря на мешок за спиной, шёл он быстро и почти не смотрел по сторонам. - Зачем вам знать заранее?
- Porca Madonna! Почему бы и не знать?
- Да потому, что если вас поймают стражники, вы можете признаться, где это. А так - не сможете даже под пыткой.
Фриц при этих его словах слегка похолодел и вслед за бородачом ускорил шаг.
- Но вы не говорили, что ваше убежище находится так далеко.
Йост пожал плечами.
- Водой, наверно, было бы быстрее, - философски сказал он, - если найти толкового лодочника, конечно. Но мне некогда было искать.
- Что ж вы мне сразу не сказали! - Итальянец остановился, сбросил мешок и сердито поправил очки. - На лодке мы бы увезли всё сразу, а теперь тащим эти жалкие два мешка. Разве дела так делаются? Пять минут ничего не решали. Право слово, я уже начинаю жалеть, что доверился вам.
Поэт остановился тоже. Мешка, однако, с плеч не сбросил.
- Если хотите, можете вернуться. Если вас ещё не ждут в гостинице, наверняка поймают около. Говорите, на лодке увезли бы всё? А где б вы взяли эту лодку, позвольте спросить? Наняли канальщика? Так эта братия, - он помахал рукой, - похуже старых кумушек: через день весь Брюгге будет знать, куда вы поехали. И всё равно пришлось бы гнать порожняком - нагруженная лодка что жилая баржа, просто так не развернёшься и не выгребешь. Мы бы добрались до места к середине ночи, и это в лучшем случае. А в худшем нас бы захватило отливом и утащило в Звинн. Пришлось бы до утра отсиживаться под каким-нибудь мостом. Вы этого хотите?
- Всё равно можно было что-нибудь придумать, - не сдавался итальянец. - Я бы сам мог сесть на вёсла.
- Вы умеете грести, господин кукольник? - едко спросил юноша. Карл-бБаас промолчал, и поэт безжалостно закончил; - Так что, берите свой мешок и следуйте за мной. До этого момента нам везло, будем надеяться, что и дальше будет везти. Не так уж долго нам осталось. И спрячьте куда-нибудь вашу бороду: уж очень она приметна.
- Куда ж я её спрячу?
- Да хоть за пазуху...
Вновь потянулись улочки, мосты и набережные каналов, но на сей раз это и впрямь продолжалось недолго - минут через десять Йост перевёл всю компанию через очередной мост, спустился вниз по лестнице и постучался в дверь в кривом и неприметном переулке, где, судя по запахам окалины, кислот и угольного шлака, размещались какие-то мастерские. Стук, не иначе, был условным, ибо отворили сразу. Присутствию посторонних тоже не удивились. Видимо, сыграло свою роль то, что двое из пришедших были детьми, а может, к подобным выходкам со стороны поэта здесь уже привыкли. Вопросов им, во всяком случае, не задали.
Но задали поэту.
- Йост? - Фриц еле различил в царившей здесь полутьме косматую голову и кряжистую невысокую фигуру говорившего. - Где ты пропадал? Мы думали, что тебя схватили или ты опять решил загулять на всю ночь.
- Ни то и ни другое, - отозвался юноша. - Пришлось отвлечься, чтоб помочь вот этому бородатому господину.
Хозяин подвала смерил взглядом непрошеных гостей, Барба снял шляпу и раскланялся, но объяснять ничего не стал, предоставив это право поэту.
- Вот как? И в какой помощи нуждался сей... э-э-э... сей достойный господин?
- В защите от испанских собак, которым не по вкусу правда и не по зубам весёлый смех. Я ручаюсь за него. Помоги ему, Проспер, как ты когда-то помог мне.
Собеседник Йоста поглядел на Карла Барбу с интересом:
- Так вы что же, сударь, тоже, стало быть, поэт?
- Отчасти, - с достоинством ответил бородач и вновь раскланялся. - Я - кукольных дел мастер.
- Что? Вы делаете кукол?
- Si. Я даю представления,
- Представления, представления... - задумчиво повторил хозяин подвала. - Какой только ерундой люди не занимаются... У вас нездешний выговор, господин кукольник.
- Он из Сицилии, - ответил за него Йост.
- Это правда, - подтвердил Карл-Баас, - я из Неаполя. Моё имя Карло. Карло Барба,
- Странно, что вас занесло в такую даль. Ваши дети, они тоже из Сицилии?
- Это не мои дети.
- Не ваши дети?... - не понял хозяин.
- Мальчик - немец, а девочка местная, - объяснил кукольник. - Они путешествуют со мной и помогают в представлении.
- Мы помогаем! - пискнула Октавия и запоздало сделала книксен.
- Мы можем заплатить за постой.
Фриц угрюмо молчал, исподлобья оглядывая низкое, захламлённое помещение. Это был полуподвал, в котором помещалась кузница или что-то подобное. В углу тлел очаг, рядом находились мехи, чуть дальше - наковальня, кадка и корыто для воды, пара верстаков, У стенки громоздились железки. Помимо Проспера здесь был ещё какой-то парень - он стоял сейчас у наковальни, стучал молотком и не очень-то прислушивался к разговору.
Колокола в церквах зазвонили к вечерне. За маленьким окошком быстро темнело.
- Хорошо, - сказал наконец кузнец. - Пусть остаются до утра, а там мы что-нибудь придумаем. Если твой бородатый друг не может помочь, пусть не мешает. Отведи их наверх, пусть перекусят и ложатся спать в твоей комнате, а сам спускайся сюда. В шкафу на кухне хлеб, вино и холодная печёнка.
- Я тоже голоден, - запротестовал Йост.
- Перекусишь и спускайся - у нас полно работы. Нужно починить двадцать аркебуз, перековать три десятка наконечников для копий, отлить полторы тысячи пуль. Скучать не придётся. Всё, проваливай, мы и так не успеваем. Одна нога здесь, другая там.
- Сколько я вам должен? - спросил кукольник.
- Нисколько, - ответил кузнец.
С этими словами он вернулся к наковальне и взялся за молоток.
В противоположном от входа углу кузницы отыскалась узенькая деревянная лестница наверх. Вслед за Йостом гости поднялись на второй этаж, где поели и стали располагаться ко сну.
Проспер кузнец, отхлебывая из кружки, заговорил поэт, когда с трапезой было покончено. - Днём он куёт заказы для аристократов и богатых бюргеров - каминные решётки, ворота, флюгера, а ночью - алебарды, аркебузы и самострелы для армии повстанцев. Поэтому он спит только по утрам. А я ему помогаю. В штормовые ночи, когда трусливые испанцы сидят на берегу и сосут подогретое вино, морские гёзы тайно пробираются в город и перевозят оружие на своих лодках на большие корабли.
- Зачем вы это мне рассказываете? - сонным голосом спрашивал Карл-баас. - Ещё недавно вы не хотели мне даже сказать, куда мы идём, а теперь выдаёте такие тайны... Что если я шпион короля? Италия и Испания находятся не так уж далеко друг от друга.
- Бросьте, сударь. Бросьте. Надо быть очень хитрым Шпионом, чтобы таскать с собой детей и при этом ещё что-то разнюхивать, господин Барба. Да и что такого может вызнать кукольник? Сказать народу - да, но вот услышать... Я к вам присматривался с того дня, как вы приплыли в город. Вы не занимаетесь ничем таким - это было бы слишком рискованно, даже опасно. Дети подмечают всё и не умеют молчать. Но вы, вы - будете молчать. Мы поможем вам выбраться из Брюгге, но в обмен на некоторые услуги.
- Услуги? Какие услуги?
Йост покосился на Октавию и Фрица,
- Мы поговорим об этом завтра, - сказал он, вставая.
- А если я не соглашусь?
- Тогда вы тем более будете молчать. Только причина молчания будет уже другая.
На это кукольник ничего не ответил.
Мешки и прочее имущество свалили у окна. Кровать была одна, и довольно узкая, втроём на ней можно было расположиться лишь с большими неудобствами. Кукольник, впрочем, почему-то не лёг, заместо этого перебросился парой слов с Йостом, тот кивнул, и итальянец принялся шарить в мешках, Он копался там, ворчал себе в бороду и что-то с треском обрывал, пока не вытащил занавес, старый дорожный плащ и ворох непонятных тряпок.
- Пьеро или Коломбина? - нерешительно пробормотал он про себя и вдруг окликнул: - Октавия! Пьеро или Коломбину?
- Что? - пискнула девочка.
- Пьеро или Коломбину? Выбирай.
- Коломб... ой, нет, лучше пусть будет Пьеро. А зачем? Но бородач уже направился к ребятам.
- Ну-ка, слушайте меня, вы, stupido bambini, - строгим голосом сказал он. - Вам придётся сейчас ночевать одним. Si. Я, наверное, пойду спать вниз: здесь всё равно нет места для троих. Заодно узнаю, что тут затевается. Может, помогу в кузне - денег они с нас брать не хотят, а я не люблю оставаться кому-нибудь обязанным. Догадываюсь, что вам может стать страшно, но придётся потерпеть. Никуда не ходить! Вот, возьми, малышка. - Он протянул Октавии ком тряпок, оказавшийся куклой Пьеро в помятом белом балахоне. (Октавия охнула.) Только не сломай! - предупредил кукольник. - Не скоро нам, наверное, придётся снова выступать, а нитки я приделаю в две минуты.
- Я не сломаю! - заверила его девочка, вцепившись в куклу, как клещ в корову. - Я ни за что его не сломаю!
- Так вы идёте или нет? - нетерпеливо позвал от дверей Йост.
- Уже иду! - Он снова повернулся к детям, нахмурился и погрозил пальцем. - Ведите себя хорошо. Si?
- Си, си... - устало подтвердил Фриц. Глаза его слипались.
Фриц к этому времени уже мало что соображал. Бурные события прошедшего дня, вся эта суета и беготня измотали его вконец, а еда и тёплая постель довершили дело. Донимали блохи. Он не уснул, но впал в какой-то полусон. Так и лежал, изредка через силу отвечая на вопросы девочки, которая, казалось, и не думала засыпать. Совсем ещё ребёнок, она быстро уставала, но так же быстро набиралась сил, и у неё было достаточно времени для игр, расспросов, болтовни и поисков своей звезды. Фриц ей завидовал и злился на неё, одёргивал извечным, взрослым якобы "Да спи ты наконец!", но в итоге и девчонку не унял, и сам уснуть не смог. В принципе он понимал, что болтовня была естественной реакцией девочки на любые события. Точно так же вела себя его сестра, и мальчишка против воли погрузился в воспоминания. Картины прошлого, как в тумане, проплывали в его усталой голове, пробуждая в сердце грусть и безотчётную тоску, пока Фриц не понял, что девочка опять о чём-то его спрашивает и трясёт за плечо:
- Фриц! Ну Фриц же... Ты слышишь?
Ну чего ещё? - недовольно отозвался он.
- Выброси руну.
- Зачем тебе?
- Хочу узнать, что с нами будет. Выброси.
- Сама выбрасывай, я спать хочу... Вон кошелёк, в штанах, в кармане,
- Я? - удивилась она. - Мне нельзя...
- Почему? Сама меня учила, а теперь - "нельзя"... Забыла, что ли?
- Нет, не забыла! - Девочка села, взяла Пьеро подмышку дотянулась до стула, где лежала их одежда, и зашарила по карманам. - Вовсе даже не забыла! Только это же твои руны, а не мои, ты к ним привык, они тебя слушаются... Вот, возьми.
В руку ему ткнулся кожаный мешочек.
- Они не мои, - сказал Фриц.
- Как не твои? - удивилась девочка. - А чьи?
- Моего учителя,
- Господина Карла?
- Нет, не его. Другого. Прежнего. - А кто он?
- Он... - Фриц на мгновение задумался и понял, что у него нет никакого желания об этом говорить. - Он умер, - закончил он. - Знаешь, давай спать. Я устал.
Октавия принялась толкать его в бок.
- Ну Фриц, ну расскажи-и... А кем он был? Тоже артистом?
- Нет. Он был... лекарем. - Мальчишка подумал, что надо бы на этом и остановиться, но не удержался и добавил: - Странствующим лекарем, травником... и немного волшебником.
- Ой, правда? - Октавия аж подскочила, - Ты не врёшь? Он на самом деле был волшебник? Как здорово! А он тебя научил чему-нибудь?
- Отстань,
- Покажи что-нибудь! Ну пожалуйста, пожалуйста! Я никому не скажу.
- Не хочу.
- Ну Фри-иц... - опять заканючила та.
Мальчишка вздохнул и тоже уселся на кровати. Сил спорить не было. Притом, где-то внутри него уже проснулся маленький обиженный лисёнок хвастовства и точил коготки. За несколько последних дней эта сопливая дурёха столько раз доказывала, как много она знает и умеет, что у Фридриха буквально руки чесались показать ей, что он тоже не лыком шит.
Он огляделся.
- Видишь свечку на столе?
- Где? - Октавия обернулась. - А... Вижу.
- Смотри, что будет. - Фриц стиснул зубы, напрягся и вытянул руку, привычно концентрируя в пальцах холодные мурашки магической силы. - Раз... два...
- Ой... - заёрзала Октавия. - А оно не это?..
- Помолчи. Раз... два... три!
Он шепнул наговор. Теплая волна заплескалась в рукаве рубашки, в пальцах защипало, и огарок сальной свечки с треском вспыхнул, зажёгся...
...И тотчас ожил браслет у Фрица на запястье!
Фриц совсем забыл о нём (равно как и о словах Единорога) и не на шутку испугался. А полоса металла будто сжалась, стала уже и теснее, даже врезалась в запястье. Кожу под ней немилосердно закололо, словно бы на внутренней поверхности браслета выросли вдруг тысячи иголочек или на запястье намотали плеть свежей крапивы. Камни запульсировали красным, и, прежде чем Фриц сообразил, что делает, он уже сорвал свой талисман и теперь держал его в руках, сердце его бешено колотилось.
Октавия тоже почувствовала неладное - сперва обрадовалась, но посмотрела на Фрица и испугалась:
- Фриц? Фриц, что с тобой? Фриц!..
- Да погоди ты... - Мальчишка соскочил с кровати, ёжась подбежал к столу и теперь при свете свечи разглядывал багровую полосу на запястье, где уже появились первые волдыри.
- Чёрт... - Он закусил губу.
- Что это?
Неугомонная девчонка уже выглядывала у него из-под мышки.
- Любопытной кошке прищемили ножку! - грубо ответил ей Фриц, в основном чтоб скрыть дрожь в голосе, и щёлкнул её по носу.
- Ой!
- Чего вскочила? Марш в кровать!
Он прогнал ее обратно и накрыл одеялом, сам забрался следом и некоторое время молча лежал, вертя в руках злополучный браслет. От пола и окна тянуло сквозняком, пламя свечи металось и потрескивало. Зеленоватый сплав был холоден и тускл, в нем ничего не отражалось.
"Лёд, - штормовым предупреждением гудели в голове у мальчика слова Единорога. - Твоя болезнь на время замерла. Замёрзла. Прекратилась. Но не вздумай колдовать; тогда она оттает, А ты отныне один, и следующий наговор может стать для тебя последним".
На короткое мгновение Фрицу сделалось по-настоящему страшно, он даже вспотел. Он совсем забыл об этом предостережении, и вот теперь на собственной шкуре убедился, что это не было пустой угрозой. Опасность была. Опасность никуда не делась. Опасность затаилась до поры до времени, свернулась, как змея, и, может быть, подумал Фриц, ему невероятно повезло, что он затеял только зажигать свечу, а не чего-то большее. В противном случае за жизнь его никто не дал бы ломаного патара.
- Может, ты все-таки выбросишь руну? - робко подала голос Октавия. - Все равно ведь мы уже зажгли свечу...
- Хорошо, - сдался он. - Но только одну. Всё равно я помногу не умею.
- Я тебя научу.
- Потом. Не сейчас.
Он огляделся в поисках мешочка и обнаружил его на столе, у свечки. Как тот туда попал, оставалось только гадать, должно быть, Фриц со страху не заметил, как прихватил его с собой. Пропустив мимо ушей девчоночье "мы", он встал, на негнущихся ногах прошёл до стола, взял кошель и распустил завязки. Перебрал холодные костяшки пальцами. На сердце почему-то снова сделалось тревожно.
"Это просто, - снова зазвучали в голове слова Единорога. - Задаёшься вопросом, потом вытягиваешь руну из мешочка и смотришь, что тебе выпало".
"Задаёшься вопросом..." А о чем сейчас спрашивать? Что надо узнать и о ком? "Хочу узнать, что с нами будет", - пожелала девочка. А "с нами" - это с кем? С ним и Октавией? С ними двоими и господином Карлом? С мамой? С мамой и сестрёнкой? С ними всеми и ешё с Йостом?
Он стоял так и размышлял, перебирая скользкие руны, как вдруг почувствовал, что одна словно сама собою зацедилась меж кончиков пальцев и застряла там. Осторожно, стараясь не дышать, Фриц вытащил её и посмотрел на ладонь.
Два треугольника на костяной пластинке соприкасались уголками.
- Ой, ну что там, что там? - спрашивала Октавия, вытягивая шею, как гусёнок, и подпрыгивая на кровати от нетерпения. Она даже про куклу забыла.
Фриц показал ей.
- "Дагаз"! - определила девочка. - Это "Дагаз" Руна дня.
- Ты хочешь сказать, что завтра будет новый день? - усмехнулся Фридрих. - Так это я и сам знаю. Может, что получше скажешь?
- М-м-м... ну, я не знаю, - подумав, сдалась она. Фриц ощутил прилив довольства - не так уж, видимо, она и разбиралась в этой рунной магии.
- Дагаз означает весь день, от вечера до вечера, - подумав, уточнила Октавия. - В нашей жизни что-то очень сильно поменялось. Очень-очень. Мне кажется, это добрый знак, если она нам выпала. Это значит, что нам повезёт.
- Повезёт? - покачал головой Фриц, пряча костяной прямоугольничек обратно. - Повезёт... Хорошо бы, если повезло. Интересно, надолго ль?
Они загасили свечу и снова улеглись. Октавия прижалась к Фрицу со спины и доверчиво приобняла его за шею, совсем как делала когда-то его сестра.
- Фриц?.. - сонным голосом позвала она.
- Что?
- А у тебя когда-нибудь был дом?
Фриц против воли напрягся. Проклятая девчонка словно читала его мысли.
- Был, - глухо сказал он в подушку. - Даже не один.
- И мама была?
- И мама была. И сестрёнка вроде тебя - такая же непоседа.
- Они где? Они сейчас живы? Ты расскажешь мне?
От девчачьих волос пахло синькой. Деревянная голова Пьеро упиралась под лопатку. Фриц долго молчал, прежде чем ответить.
- Не знаю. Может, расскажу, Потом. А сейчас спи.
На сей раз уговаривать не потребовалось.