Гораздо хуже дело обстоит с Азаматом. Прежде всего, он первый в истории Муданга некрасивый Император. И скрыть этот факт уже точно не получится, потому что на второй день после избрания по планете уже ползали разнообразные жутковатые описания, в которых находилось место для клыков, бородавок и шакальей шерсти, не говоря уже о чешуе и прочих крыльях. Короче говоря, в данный момент население Муданга в большинстве своём твёрдо верит, что Императором у них нынче какой - то полубог - полудемон со звериной мордой и страшный до одури. Азамат, понятно, не в восторге, но для него это не было неожиданностью. Однако имидж правителя - вещь серьёзная, в прежние дни портрет Императора был в каждом доме хотя бы потому, что Императорами обычно были исключительно красивые люди. Есть даже отдельные любители, коллекционирующие портреты Императоров разных эпох… Совет Старейшин устроил особое заседание по этому вопросу и пришёл к решению, что рисовать Азамата надо. То, что он некрасивый, нарушает только одну традицию, а если не рисовать портрет, то нарушатся сразу две, а это уже слишком радикально для сознания среднего муданжца. Могут и возмутиться. Когда в теории вопрос с портретом был решён, немедленно возникла проблема на практике: ни один мастер искусств на всём Муданге никогда в жизни не рисовал ничего и никого некрасивого. И представления не имеет, как это делать. Старейшины собрали в столице всех самых выдающихся художников современности, и те несколько дней усердно ломали головы и кисти над проблемой, периодически требуя подать им объект спора и рассматривая его с разных сторон и расстояний. Это кончилось несколькими драками, но решение так и не было найдено. Азамат ходил злой, как три Алтонгирела, даже разок огрызнулся на кого - то в канцелярии, отчего вся столица потом ещё пару дней трепетала - Азамат уже успел зарекомендовать себя как исключительно добродушного и терпеливого человека.
После того, как художников разняли и подлечили, кому - то из них пришла в голову светлая мысль попросить меня о помощи. Дескать, я же как - то терплю своего мужа, значит, наверное, знаю, как именно надо на него смотреть, чтобы было красиво. Я почесала в затылке и предложила им тупо нарисовать, как есть, потому что Совет Старейшин пришёл к решению, что надо
рисовать
, а не что надо рисовать
красиво
Мне удивлённо сообщили, что нарисовать некрасиво совершенно невозможно, ибо всё искусство рисования заключается в том, чтобы сделать красиво. А для того, чтобы изобразить как есть, существует фотография. Я почесала в затылке второй раз, покопалась в Сети и продемонстрировала господам художникам подборочку старинных земных портретов всяких малоприятных граждан, дескать, вот, портреты, а некрасиво. Но мои доводы разбились в прах о несокрушимое представление муданжцев, что все земляне красивы, даже если у них по восемь подбородков, фиолетово - зелёный цвет лица и нет одного глаза. Я попыталась поискать портреты уродцев с других планет, но ничего убедительного не нашла. Тогда я предложила нарисовать Азамата в левый профиль, на котором шрамов почти нет, а что есть, то можно проигнорировать, списав на то самое приукрашивание. Но мне категорически заявили, что у портрета Императора есть канон, а именно анфас, в полный рост, на лошади и с мечом, и изменить канону - это такое же нарушение традиции, как не рисовать портрет вообще. В итоге, когда мастера искусств вновь потребовали Азамата на ковёр для рассматривания под лупой, он отказался в довольно грубой форме и заявил, что у него всё равно нет времени позировать, так что пусть рисуют без него, раз уж так подробно его изучили. Художники обиделись и разъехались, оставив столичных представителей профессии разбираться самостоятельно.
Так вот, стоит, значит, на пороге моей спальни мастер искусств, первый в столице, длинный тощий старый хрен с условно одухотворённым лицом и жиденькой косичкой до колен. Он ко мне наведывается всякий раз как я бываю в столице, что в последнее время не очень часто на моё счастье. Чего он хочет, я не понимаю. То есть, понятно, что он надеется, что я как - нибудь решу проблему с портретом Азамата, каким - нибудь чудесным способом. То ли исцелю его, то ли богов попрошу… не знаю. От постоянных размышлений об этом несчастном портрете у меня даже появилась идея, но донести её до мастера мне не удалось с пяти раз, так что я отчаялась.
- Здравствуйте, мастер, - уныло приветствую я. - Чем могу быть полезна?
- Здравствуйте, Хотон - хон. Да вот, зашёл поинтересоваться, вы случайно с мужем не поговорили?
Собственно, я почти исключительно этим и занималась последние несколько дней между схватками и кормлениями.
- О чём я должна была с ним поговорить? - тоскливо протягиваю я, заранее зная ответ.
- Ну как, о портрете об этом. Уже лето на исходе, а всё по - прежнему. Надо же что - то делать!
- Так делайте, раз надо, - говорю. - Я - то тут причём? Моя забота вон в кроватке спит.
- Да как же делать - то? Вот ведь в чём проблема! Ещё, видите, он позировать отказывается…
В таком духе с ним можно разговаривать вечно. Это, кстати, ещё одна причина, по которой я не хотела лететь в столицу на именование, но Азамату я о художниках напоминать не стала, а то он и правда клыки отрастит.
Я с горечью понимаю, что придётся предложить мастеру сесть, потому что стоять я уже устала, а он нескоро уйдёт, даже если я его грубо пошлю. Он принадлежит к категории счастливых людей с избирательным слухом. Но мне везёт - дверь гостиной открывается и заходит какой - то ещё человек, мне не знакомый.
- Мастер Овыас! - окликает он с порога. - Где вы… ой!
Последнее явно относится ко мне, потому что вошедший молодой человек застывает посреди комнаты, уставившись на меня круглыми глазами.
- Куда ты вломился, болван! - неожиданно эмоционально рявкает на него мастер. - Здесь вообще - то императорские покои!
- П - простите, Х - хотон - хон… - мямлит несчастный парень, пятясь к выходу. Ну нет, он сейчас сбежит, а я останусь один на один с мастером? Нет, спасибо!
- Подождите, - я милостиво улыбаюсь парнишке и машу рукой в сторону кресел в гостиной. - Присядьте, пожалуйста, и вы тоже, мастер, я сейчас.
Иду проверить, дрыхнет ли чадушко. Возвращаюсь в гостиную и закрываю за собой дверь.
- Я была бы вам очень признательна, мастер, - говорю сахарно, - если бы вы не кричали в присутствии спящего князя. А то, понимаете, мне придётся отрывать мужа от управления планетой, чтобы его укачать…
Я, естественно, и сама прекрасно справлюсь, но муданжские мамаши очень любят сделать вид, что дети их не слушаются, чтобы спихнуть все хлопоты на и без того перегруженных мужей. Мастер искусств сразу принимает виноватый вид и долго извиняется. Так - то тебе, старому зануде.
Я присаживаюсь напротив гостей.
- Я Элизабет, - сообщаю парнишке. Мне последнее время доставляет массу удовольствия смотреть, как муданжцы теряются, когда я им представляюсь. По их убеждениям моё имя должно храниться в строгом секрете, чтобы не приведи боги никто не напакостил, а уж если так необходимо кому - то моё имя сообщить, то делать это должен кто угодно, кроме меня, потому что в устах другого человека имя несёт меньше силы… ну или какой - то подобный бред. Я - то вполне уверена, что если кто - нибудь захочет мне подгадить, его успех или неудача будут связаны не с тем, как я своё имя скрываю, а с тем, как хорошо меня охраняют телохранители и духовник. Зато в ответ на моё доверчивое представление рядовые муданжцы чувствуют острую необходимость выложить о себе всю подноготную, а потом ещё хвастаются перед друзьями, что я им благоволю.
- Я Бэр, - после секундной ошарашенной паузы выпаливает юноша. - Подмастерье, учусь у мастера Овыаса. Я хороший ученик, родился под Долхотом, отец рыбак… Я зашёл за мастером, потому что он задержался в канцелярии, а надо уже семинар у первогодок начинать, а… простите, я не знал, что вы тут… э - э…
- Ничего - ничего, - я продолжаю милостиво улыбаться. Мастер сидит мрачнее тучи. Ему, видимо, довольно стыдно за простака - ученика, да ещё и теперь я точно знаю, что ему пора идти. Ох, чувствую, парню влетит… Ладно, сейчас как - нибудь поправим ситуацию. - Как вовремя вы зашли, а то, я боюсь, я бы тут надолго задержала мастера разговором. Что ж, в таком случае мы с вами, мастер, увидимся в другой раз…
- Н - да, прошу прощения, - он встаёт и угрюмо кланяется. Паренёк Бэр тоже порывается встать, но я останавливаю его жестом. - Вы не возражаете, если я задержу вашего ученика ненадолго? Он ведь в курсе проблемы с портретом, правда?
- Безусловно, - слегка огорошенно отвечает мастер, потом зыркает на ученика и наконец очищает помещение от своей персоны. Ну слава богу! Не знаю уж, что он подумал… хотя на самом деле знаю, только размышлять об этом не хочу. Они все думают одно и то же, что у такого человека, как Азамат, не может быть верной жены. Судя по всему, мальчишка не сильно отличается от своего учителя в этом отношении: сидит красный, как Азаматов свитер, теребит в пальцах край рукава.
- Говоришь, ты хороший ученик? - спрашиваю гораздо менее светским тоном. Если его удивить, есть шанс, что он перестанет ждать, что я его сейчас изнасилую.
- Да - а, - охотно отвечает он. - Мастер даже позволяет мне заканчивать его картины.
Я уже успела разобраться в здешних художественных правилах достаточно, чтобы знать, что это очень высокая оценка умений ученика. Значит, есть шанс, что он справится с моей задумкой. Теперь надо его немного заинтриговать…
- А хранить секреты ты умеешь? Только честно!
- Вы хотите доверить мне секрет? - спрашивает он шёпотом, таращась на меня во все глаза. - Да я его под пыткой не выдам!
- Отлично, - усмехаюсь. - Тогда слушай. Я хочу поручить тебе одну очень ответственную работу. Если ты хорошо справишься, то получишь вознаграждение как самостоятельный художник.
- А если я не справлюсь? - в ужасе уточняет мальчишка. Ему лет шестнадцать, наверное.
- Ну, тогда придётся мне искать кого - то другого, - пожимаю плечами. - Зато если справишься, то сразу станешь мастером, и тебе будут заказывать картины всякие богатые люди.
У парня глаза начинают сиять, как лазеры.
- И я смогу больше не работать у мастера Овыаса?
- Естественно, - я заговорщицки улыбаюсь. - Ну что, берёшься?
- Да! А что надо делать?
- Надо нарисовать портрет Императора, - развожу руками.
Парнишка моментально сникает.
- Но ведь никто не знает, как это сделать!
- Я знаю, - говорю. - И я тебя научу.
- Вы умеете рисовать? - изумляется он.
- Нет, но у меня есть идея, - я подмигиваю, чем окончательно отшибаю впечатлительному мальчику дар речи.
Пока он ищет слова в своём образно - одарённом сознании, я беру бук и открываю в нём две папки с картинками. Одна - это отобранные специально для этой цели фотографии Азамата. Попытки объяснить мою идею мастеру Овыасу оканчивались ровно на этом месте: он категорически отказывался рисовать Императора с фотографии. Вторая папка - это просто картинки, накачанные из Сети, в основном, иллюстрации к книгам.
- Вот смотри, - говорю, - что можно сделать.
Мальчик уходит от меня просветлённый, с предвкушением в глазах, пообещав, что работа будет готова через три дня. Я же, натрудившись за день, прозаично заваливаюсь спать до вечера.
Вечером Азамат заходит за мной вместе с Тирбишем. Тот чем - то ужасно доволен.
- Ну что, - Азамат подхватывает мелкого уже привычным движением, - полетели домой?
- Давай, - говорю, поднимаясь с дивана.
- Тирбиша берём с собой, он готов приступить к обязанностям няньки, - усмехается Азамат, а Тирбиш расправляет плечи. Мы уже давно с ним об этом предварительно договорились, и Азамат, как всегда, хочет подоткнуть мне прислугу со всех сторон.
- Я как узнал, что Алэк родился, сразу собираться начал, - улыбается Тирбиш. - Капитан надолго не задержится, а вам ведь помощь нужна.
- Ну раз ты хочешь уже приступить, то пожалуйста, - пожимаю плечами. - Только вот с твоей помощью я совсем обленюсь. Ты ведь, небось, и готовить будешь, и прибираться, знаю я тебя.
- Можем составить расписание, - усмехается он.
Таких чёрных ночей я в своей жизни ещё не видела. Огоньки Ахмадхота быстро скрываются за горами, а луны на небе ни одной, да ещё и летим на восток: в столице сумерки, а на Доле - то уже ночь глухая. Глядя из окна кабины в густую черноту, я даже не могу с уверенностью сказать, что мы летим, а не стоим на месте. Азамат, конечно, включает во всё лобовое стекло экран с инфракрасным изображением, да и маршрут этот мы оба знаем, как свои пять пальцев, но всё равно страшновато. Только на подлёте к дому за окном появляется что - то светящееся - это габаритные огни нашей крыши.
В приморских горах летней ночью кипит такая бурная жизнь, что приходится закрывать окна в детской, чтобы ребёнок не просыпался от каждого птичьего вопля, волчьего воя и прочих приятных звуков. Я и сама побаиваюсь, хотя Азамат говорит, что дикие звери в дом никак войти не смогут, да и не станут пытаться, потому что мы не держим скота, а летом в лесу все сытые. Однако мои котята шляются туда - сюда через форточки и подвал, как хотят. Они, конечно, маленькие, но кто знает, насколько опасны могут быть местные дикие звери того же размера.
Когда мы собираемся в кухне за ужином, котята берут нас на абордаж громовым мурчанием и требуют молока и масла, к которым я их довольно быстро приучила. Получив лакомство, они переключают внимание на лампы, вокруг которых вьются грозного вида муданжские ночные бабочки. Назвать эти авианосцы "мотыльками" у меня язык не поворачивается. Азамат встаёт на стул и, отцепив крючочки, спускает с потолка несколько верёвок. Котята немедленно взбираются по верёвкам и принимаются с хрустом уплетать шумных насекомых. Идея с верёвками пришла Азамату в голову, когда ему надоело каждый вечер отбиваться от хищно настроенных кошек, которые пытались использовать его в качестве подъёмника. Они, конечно, по - прежнему маленькие по сравнению с земными кошками, но всё - таки не такие крошечные, как когда мы их только взяли, килограмм - то в каждом есть, если не полтора, и когти острые. Кстати, они все трое оказались котами. Назвала я их Электрон, Мюон и Тау, потому что маленькие, а для Азамата эти слова очень смешно звучат. У них, на Муданге, все термины из физики и химии названы по - муданжски.
На следующий день застенчивый Бойонбот привозит к нам Азаматову матушку. Это его синенький проворный унгуц доставлял мне раненых во время кампании. Я выхожу вместе с Азаматом на посадочную площадку встречать.
Кабина открывается, и становится видна матушка в новой вышитой косынке и сверкающем золотом диле. Она боязливо высовывается за борт, прикидывая расстояние до травы под брюшком унгуца - в отличие от нашего, который прямо на брюхо и приземляется, у этого есть ножки, так что получается довольно высоко прыгать.
Азамат приходит на выручку: подцепляет матушку из кабины и ставит на землю, придерживая, пока она не обретёт равновесие.
- Ма! Наконец - то ты к нам выбралась!
- О - ой, ну ты и домище отгрохал! - протягивает матушка вместо приветствия. - Вот Арават - то не видел, а то б бороду свою от зависти съел! Ну дела - а…
Бойонбот тем временем спрыгивает на землю и обходит унгуц.
- Здравствуйте, Ахмад - хон! Вот, доставил в целости. Куда вещи выгружать? Ой, Хотон - хон! - он мгновенно краснеет. - Здравствуйте, простите, не заметил вас сначала…
- А, Лиза, и правда! - матушка наконец отвлекается от созерцания дома. - Тебе ходить - то не рано?
- Вещи в дом, вон тележка для этого, - Азамат кивает на вход природной пещеры, где у нас импровизированный сарай.
- Ничего, хожу понемногу, - говорю. - Ребёнок небольшой, никаких проблем не было, так чего разлёживаться?
- Ой, как я хочу на него посмотреть! - матушка аж щурится от предвкушения. - Няньку - то взяли?
Забавно, что слово "няня" в муданжском мужского рода, а если попытаться сделать из него женский, то получится слово "кормилица", но это совсем не то же самое. Кормилицы на Муданге - явление редкое, потому что у незамужних женщин обычно нет детей, а замужние не подрабатывают, тем более, если у них собственные грудные дети. Так что услуги женщины - кормилицы стоят раз в двадцать больше, чем услуги мужчины - няньки.
- Взяли, взяли, - заверяет Азамат. - Пойдём, всех сама увидишь. Тебе не жарко в диле - то, ма? Лето на дворе, даже у вас на севере не те погоды, чтобы так кутаться.
- А у меня ничего нарядней нет, - разводит руками матушка. - Да нормально, потреплю, жара не холод.
- Для кого наряжаться - то? - не отстаёт Азамат. - Тут нет никого, только мы, кошки и зверьё в лесу.
- Ну так что ж я, к Императору домой в чём попало пойду? - возмущается матушка. - Сам - то в шелках!
Азамат качает головой.
- Ладно, я потрясён красотой твоего наряда. Сейчас придём, переоденешься.
- Вот правильно, я тебе всегда говорила: начинай с комплиментов.
Мы с Бойонботом ржём в кулаки, он при этом ярко - розовый.
Ребёнок у нас проветривается на террасе по другую сторону дома, так что Азамат сначала проводит матушку с обзорной экскурсией по дому, неприкрыто хвастаясь, какое у него тут техническое и эстетическое совершенство. Похоже, матушка - единственный человек, с которым он не скромничает. Она, в свою очередь, так ахает и восторгается, что забывает, зачем приехала. Я решаю, что не надо им мешать и загоняю Бойонбота на кухню.
- Как твоё зрение? - спрашиваю.
- Ой, - он опять розовеет. - Вы ещё помните… Вообще всё это время хорошо было, но в последние несколько дней стало похуже. Не знаю, может, я слишком много в экран смотрю…
- Да нет, просто уже срок истёк у линз. Надо или менять или оперировать. Ты на Гарнет не собираешься в ближайшее время?
- Собираюсь, а как же! Я ведь вместе с Алтонгирелом прилетел, мы опять на одном корабле работаем. А завтра улетим снова.
- Тогда давай я тебе направление напишу и контакты клиники дам, а ты там возьми отпуск и подлечись. А то если сейчас новые линзы приклеить, ещё полгода ждать придётся, пока растворятся.
Пока я вожусь с распечатыванием, Бойонбот глазеет по сторонам, щурясь, чтобы рассмотреть всякие красивости Азаматовой работы.
- Ой, что это? - внезапно дёргается он.
- Где?
- Как будто зверёк какой - то промелькнул, вон там, под столом.
- У меня три кошки.
- Рыжих?
- Нет, чёрных…
Я заглядываю за стол, но ничего там не нахожу. Ползать на четвереньках под мебелью я пока не готова.
- Ладно, - отмахиваюсь. - Как забежало, так и выбежит.
Отдаю ему бумажки и двигаюсь на террасу.
- Чего - то вы долго гостей встречаете, - Тирбиш скучает на перилах по соседству с кроваткой, в которой детёныш спит без задних ног.
- Азамат повёл матушку дом показывать, а он большой, - говорю. - Ты тут никаких зверей не впускал?
- Не - ет, - удивляется Тирбиш. - А что, завелись?
- Да вон Бойонботу кто - то под столом примерещился.
Бойонбот сконфуженно пятится и натыкается на дверь, которую как раз открывает Азамат с той стороны.
- Ну вот, ма, - тоном экскурсовода говорит он, - а тут у нас терраса, все тут и собрались.