***
Несмотря на глубокую ночь, в тату салоне Бориса было людно. Полина не знала, почему согласилась прийти сюда. Возможно, после пропахшей афродизиаком свинг вечеринки она все еще с трудом могла отличить реальность от вымысла. Не смущали даже покрытые татуировками и пирсингом полуобнаженные люди, которые сновали вокруг. Прямо перед ней на столе лицом вниз лежала девушка. Звуки тяжелой музыки поглощали звук работающей машинки в умелых руках мастера татуировки. С неспешной неизбежностью на бронзовой коже девушки появлялся еще один рисунок. Он разрастался, становился все больше и больше, обретая форму, наливаясь пунцовыми красками. Работа медленно подходила к концу. Полина стояла рядом с Дереком, крепко держа его за руку, ожидая своей очереди.
- Как думаешь, мне будет очень больно? - спросила она, видя, как по бронзовой коже лежавшей на столе девушки скатилось несколько капель крови.
- Борис говорит, хорошая татуировка это всегда больно, - Дерек сухо улыбнулся. - Но Борис хороший мастер.
Полина кивнула. Мимо них прошел раздетый по пояс худощавый мужчина. Его тело напоминало один сплошной узор разноцветных цветов. Остановившись возле девушки за соседним столом, он небрежно начал массировать ей левый сосок.
- Что он делает? - спросила Полина Дерека.
- Сосок онемеет, и ей будет почти не больно, когда он проколет его.
- Это так же, как прокалывать уши, да?
- Почти.
- А мужчины прокалывают себе соски?
- Некоторые.
- А ты?
- Нет.
- Почему?
- Не было повода.
- У меня тоже не было. - Полина увидела, что девушка, которой делали татуировку, одевается. - Если честно, то я немного боюсь, - призналась она. - Как ты думаешь, на какой ноге лучше сделать?
- Думаю, на бедре будет лучше всего.
- Я надеялась ограничиться маленьким ободком возле ступни.
- К черту ободок.
Дерек развернул Полину к себе спиной и начал раздраженно расстегивать пуговицы ее платья.
***
Он привез ее домой ранним утром.
- Я думала, между нами сегодня что-то будет, - призналась Полина.
- Не сегодня. - Дерек прикоснулся к ее бедру. - Татуировка болит?
- Не очень, - Полина затаила дыхание.
- Я хочу, чтобы ты до утра не снимала пластырь.
- Почему? Мне же интересно, что у меня там.
- Посмотришь утром.
- Может быть, посмотрим вместе?
- Нет. Если захочешь, то покажешь потом.
- Захочу, - заверила его Полина.
Она вернулась домой, закрылась в своей комнате и проспала до обеда. Потом долго лежала в кровати, вспоминая минувшую ночь. Может быть, все это было сном? Но нет, бедро болело, напоминая о татуировке. Полина сняла повязку, желая увидеть рисунок. Но рисунка не было. Только слово. "Шлюха".
- Дура! - разозлилась на себя Полина. - Какая же я дура!
Не зная, что делать дальше, она продолжала стоять перед зеркалом, тупо разглядывая огромную, уродливую надпись на воспаленной коже бедра.
Часть четвертая
Глава 1
Свидание с Дереком, вопреки ожиданиям, начинало значить для Дарьи Козыревой больше, чем просто формальность. Она рассчитывала на ужин в ресторане, ряд комплиментов в свой адрес и скромные намеки на предстоящую ночь. Именно поэтому Дарья и рассказала Роберту Степченко о том, что его жена нашла ей ухажера, позволив ему самому решать, что ей делать в этой ситуации. Теперь, если бы Дерек повел ее в ресторан, и кто-то из знакомых Роберта сообщил ему об этом, это не стало бы для него сюрпризом. Больше, теперь ответственность за принятое решение о предстоящем свидании ложилась только на его плечи.
В итоге здравый смысл взял верх над ревностью.
Дарья смотрела в черные, как ночь глаза Дерека и не могла не признать, что он нравится ей. Судя по всему, у Лизаветы был хороший вкус. Она, как и любая другая женщина ее уровня, знала в мужчинах толк. А может быть, это Дерек знал толк в женщинах. Это мнение усилилось, когда он не повез ее в ресторан. Он словно прочитал ее мысли, понял ее нежелание посещать общественные заведения. Тихая дружеская компания - вот чего сейчас хотелось Дарья.
Свидание, предполагавшееся, как сухая формальность переросло в дружескую беседу в доме брата Дерека. Патрик был весьма мил и гостеприимен, хоть и не очень хорошо говорил по-русски. Дарье понравилось разящие отличие двух братьев. Даже внешне они были ничуть не похожи. Что же касается девушки Патрика, то Дарья старалась не обращать на нее внимания. Таким же безразличием отвечала ей и Полина Добронравова. Продолжавшаяся более часа милая беседа сначала переросла в дружескую, а затем и вовсе сблизила их. Патрик был словоохотлив и весел. Дерек - немногословен и скуп на эмоции. Может быть, именно поэтому редкие и по-мужски сухие комплименты Дерека значили для Дарьи куда больше, нежели десятки подобных комплиментов его брата. Истосковавшись по подобным компаниям за последний год, Дарья с жадностью добирала то, чего была лишена.
Иногда она ловила себя на мысли, что думает о более серьезных отношениях с Дереком, нежели просто дружеское общение. Эти мысли посещали ее в тот момент, когда ей удавалось случайно проследить внимательный взгляд Полины, сосредоточенный на Дереке. В подобные моменты ангел, притаившийся за спиной Дарьи, расправлял свои крылья и начинал шептать ей о том, что между ее новым ухажером и девушкой его брата есть что-то большее, чем просто дружба. Ангел был достаточно хитрым и опытным, чтобы ошибаться. Очень многое для него было поставлено на карту. Слишком много демонов в последнее время плели свои интриги возле него, заставляя быть частью их неизъяснимого действа. Сомнения Дарьи в отношении Дерека и Полины подтвердились, когда настало время расходиться. Ничего не значащий намек Дерека на то, что уже поздно, и он не хочет мешать своему брату и его девушке, нарушая интимный ужин, вызвал язвительное высказывание Полины, а затем стеснение, с которым она пыталась объяснить Патрику, что сегодня не сможет остаться.
- В таком случае, я подвезу тебя, - сухо сказал ей Дерек.
Они покинули дом Патрика втроем. Всю дорогу Дарья чувствовала себя лишней. Она не знала случайно или нет, но Дерек выбрал такой маршрут, что первой подвез ее. Она проводила его машину взглядом до первого поворота и ушла домой.
- Что теперь? - спросила Полина, глядя прямо перед собой.
- Теперь я хочу поговорить про твою татуировку.
- Сволочь ты!
- Да, но только я могу помочь тебе избавиться от этой надписи.
- Я знаю.
- Отлично.
- Можно вопрос? Зачем ты это делаешь?
- Тебе понравится.
- Ты что псих? Как мне может это понравиться?
- Ты хочешь исправить татуировку или нет?
- Ты…
- Да или нет?
Полина опустила глаза и кивнула.
***
Электрическая машинка вызвала уже знакомую боль. Полина лежала на спине, тупо глядя в потолок. Левая рука Бориса Дроздова блуждала по ее бедру, растягивая кожу. Не смотря ни на что, он был мастером своего дела. Иногда Полина поднимала голову и смотрела на новый рисунок, медленно покрывавший ее белую кожу. Он разрастался, становился все больше. Жжение усиливалось, медленно перерастая в нестерпимую боль. Заметив это, Борис налил Полине выпить. Спиртное снизило боль и принесло беззаботность. Рисунок, покрывший кожу бедра, медленно начинал переползать на ягодицу.
Борис прекратил работу, когда Полина почувствовала тошноту и головокружение. Она поднялась со стола и посмотрела мутнеющим взглядом на разросшуюся татуировку. Ненавистное ей слово все еще резало глаз своей яркостью.
- Что это значит? - с пьяным недоумением спросила она Борис.
- Это очень сложный рисунок, - он стянул с рук резиновые перчатки и выбросил в урну.
- И что?
- Я не смогу нанести его за один день. Ты хочешь попасть в больницу?
- Нет.
- Одевайся. Я отвезу тебя домой, - сказал ей Дерек.
- Подожди, я обработаю рану, - Борис промокнул марлей кровь и наложил повязку.
- А когда мы сможем продолжить? - Полина пыталась собраться с мыслями.
- Через пару дней.
- Понятно, - она с трудом стояла на ногах.
Дерек помог ей обуться, отвез домой, проводил до двери.
- Я не буду тебя благодарить! - замотала головой Полина.
Дерек молча дождался, когда она откроет дверь, и только после того, как Полина зашла в дом, уехал.
***
Ганс Груббер был прямолинеен в своих желаниях. Дела, которые привели его в чужую страну, были закончены, и теперь он хотел провести оставшееся время в приятной компании миловидной девушки. Ганс вспоминал жену Роберта Степченко. Эта зрелая женщина произвела на него впечатление, однако, тратить время на ухаживания он не собирался, да и не было у него этого времени.
Прием, который Роберт устроил в честь приезда начальника, остался далеко в прошлом, однако кое-что Ганс Груббер сумел запомнить. Во-первых, это была жена Роберта, Лизавета, во-вторых, ее друг - Дерек Стэплтон и, в-третьих, девушка, на которой ненавязчиво акцентировал его внимание Дерек, когда они ненадолго остались наедине. Молодая, свежая, словно дивный плод, который созрел совсем недавно, но уже сорван с дерева и готов делиться своей сочной мякотью. Дерек говорил так мало и так точно, что каждое его слово попадало в цель, пробуждало желания, фантазии.
- Поговори об этом с Робертом Ефимовичем, - сказал Гансу Дерек на английском.
- Причем тут Роберт Ефимович?
- Доверься мне, я знаю много альковных тайн этого города. В конце концов одна ночь ее ни к чему не обяжет, ведь она даже не замужем.
- Какие цели преследуешь ты?
- О, не волнуйся, они никогда не пересекутся с твоими.
- Это хорошо, иначе я раздавлю тебя, как червя.
- Конечно, раздавишь.
Дерек взял пожилого бизнесмена под руку и повел к шумной компании, где находился Роберт Степченко. Спустя пару минут он устроил так, что Роберт Ефимович и Ганс Груббер остались наедине, лицом к лицу. И Роберт Ефимович не мог отказать. Не здесь, не сейчас, не при таких обстоятельствах.
***
Анна Фалугина приехала к своей сестре с гордо поднятой головой и подавленным настроением. Снова все получилось, так, как говорила Лизавета Степченко. Старшая сестра всегда оказывалась права, и это выводило Анну из себя.
Ей было уже почти тридцать лет, из которых двенадцать она прожила независимо. В отличие от Лизаветы, считавшей, что жизнь младшей сестры не сложилась, Анна редко оглядывалась назад. Лишь в последний год разочарование стало слишком сильным, заставив переосмыслить прожитое. Она крепко держалась за своего последнего мужчину. Держалась до тех пор, пока не поняла, что ее старания напрасны. Она не винила его за принятое решение. В чем-то в распаде их отношений была виновата она сама. Жить вместе и проводить вместе время, было совсем не одно и то же. Анна поняла, что нравится мужчинам на ночь, неделю, месяц, но что касается совместной жизни, то здесь она мало привлекала их. Поняв это, Анна поняла и то, что не сможет измениться. Так она снова осталась одна. Можно было вернуться либо к родителям, либо к старшей сестре. Из двух зол, Анна выбрала второе.
Нарекания Лизаветы трогали лишь внешне. Внутри она уже давно научилась не придавать подобной критике значения. Лизавета была ее сестрой и всячески хотела помочь - вот что было сейчас главным.
- Нужно определиться, где ты будешь жить, - в первый же вечер сказала Лизавета.
- Я не буду против, если ты разрешишь мне остаться у тебя, - Анна пыталась себя заставить мыслить не так, как раньше. - Я бы хотела научиться готовить и… - последнее далось ей с трудом. - У тебя двое детей. Думаю, что я могла бы гулять с ними.
- Детям нужна мать, - ревностно заявила Лизавета. - Хотя, думаю, тетя им тоже не помешает, - она улыбнулась сестре. - Признаться честно, странно слышать от тебя подобные слова.
- Мне и самой это кажется странным.
- Поэтому, думаю, будет лучше, если мы подыщем тебе отдельное жилье. Ты сможешь жить у нас или одна по своему желанию.
Лизавета прекрасно понимала, что порыв младшей сестры к переменам может оказаться совсем недолгим. Анна тоже понимала, поэтому не стала спорить.
***
Полина проснулась утром с головной болью и воспалившейся татуировкой. Прошлой ночью она уснула прямо в одежде. От несмытой косметики на лице началось раздражение. Откинув одеяло, она встала с кровати. Стянуть узкие брюки оказалось весьма болезненно. Чуть ниже наложенной Борисом повязки, виднелась засохшая кровь. Полина осторожно отлепила пластырь и подошла к зеркалу. Ненавистное слово все еще резало глаз, однако теперь вокруг него разрастался не менее яркий рисунок, состоявший из множества линий, понять которые было невозможно. Полина хмурясь смотрела на эту огромную татуировку, застлавшую внешнюю часть бедра. Она начиналась чуть выше колена и уходила чуть ли не к талии. Полина повернулась к зеркалу спиной, разглядывая не менее причудливый рисунок, затрагивавший часть ягодицы. Подобного она не ожидала. Полина неподвижно стояла перед зеркалом, не зная, как реагировать.
- Ничего себе! - растерялся Антон Ламзин, когда она пришла к нему и показала татуировку. - Это что, снова чья-то шутка?
- Нет. Они сказали, что нужно сначала сделать набросок рисунка, а затем уже менять старую татуировку.
- Набросок? Ты представляешь, каким огромным будет этот рисунок?!
- Я не знаю, Антон! - Полина в смятении всплеснула руками. - Что мне еще оставалось делать?
- Успокойся, - он подошел ближе, внимательно, рассматривая образовавшуюся опухоль. - Было очень больно?
- Я немного выпила, поэтому не помню.
Антон принес мазь, обработал воспаление. Жжение стихло, уступило место зуду.
- Постой так немного. Не одевайся. Пусть мазь впитается, - сказал Антон.
Полина натянуто улыбнулась.
- Очень некрасиво?
- Не хуже, чем слово.
- Я тоже так думаю.
- Скажи, ты уверена, что они не обманут тебя?
- Кто? Дерек?
- Хотя бы.
- Не должен.
- Почему?
- Я встречаюсь с его братом. Зачем ему это делать?
- Ну, ты же сама сказала, что первую татуировку сделали из-за него.
- Я не знаю! - Полина недовольно всплеснула руками. - Разве у меня есть выбор?
- Тебе виднее.
- По-моему, теперь все равно уже поздно отступать.
- Главное, чтобы тебе это нравилось.
Антон подошел и заботливо осмотрел воспалившуюся кожу в районе татуировки.
Глава 2
Судья Кира Демидовна Джанибекова не могла заснуть. Ночь, которая всегда сулила долгожданный отдых, предательски наполнила сознание мыслями. Неужели клеймо отношений с Петром Лесковым будет всю оставшуюся жизнь довлеть над ней? Даже брат начал косо смотреть в ее сторону. Неужели он думает, что между ней и этим недочеловеком что-то есть? Как теперь доказать, что она не испытывает к бывшему коллеге ничего кроме ненависти и презрения? Что нужно сделать для этого?
Она вспомнила свои визиты к Лескову, когда он был уже в тюрьме. Разве они чем-то отличались от тех визитов, когда он был судьей, когда она, истекая желанием, бежала к нему домой, опасаясь любопытных взглядов? Даже в те моменты она была холодна и надменна. Ни разу они не говорили о чувствах. Между ними был только секс, в котором каждый из партнеров относился к другому с презрением. Два непримиримых соперника, объединенные одной страстью.
Она помнила, как Лесков встречал ее с бокалом вина в руке. Он делал это намеренно, желая показать безразличие к ее визиту. С тем же безразличием она принимала уже наполненный для нее бокал. Иногда Лесков забывал об этом, говоря, что она знает, где бар и может сама обслужить себя. Кира Джанибекова всегда ненавидела, как начинались их встречи. Обмен ничего не значащими колкостями, когда никто особенно не старается преуспеть в красноречии, разве только, чтобы унизить собеседника. Затем они отправлялись в спальню, туда, где шторы были плотно задернуты, чтобы никто не смог увидеть их. Они всегда запирали дверь. Всегда выключали свет…
Сейчас Кира Джанибекова уже не могла вспомнить целовала ли она когда-нибудь Лескова. Если и да, то только в пылу страсти и то, она не была уверена. Даже оставшись в закрытой комнате, окутанной мраком, они не удосуживались прекратить свое необъяснимое противостояние. Большая застеленная чистым бельем кровать всегда выглядела ненавистно и желанно одновременно. Осознание предстоящей плотской близости смешивалось с отвращением. Они раздевались, начиная ненавидеть друг друга еще сильнее. Презрение - вот что они дарили друг другу вместо классических постельных фраз. В спальне, каждый из них хотел доказать несостоятельность другого. Иногда побеждал Лесков, и тогда, желая продлить победное шествие, он старался взять как можно больше трофеев у этого поверженного противника, выкинувшего белый флаг. Иногда побеждала Кира Джанибекова, что в свою очередь не делало ее менее беспощадной к проигравшей стороне. Она добивала Лескова, заставляя чувствовать себя ничтожеством, жалким подобием мужчины, рабом в ее руках.
Лишь изредка в их безумной войне побеждала сама война, расчетливо принося в жертву победе своих лучших воинов. Если Кира Джанибекова и Петр Лесков когда-то и обменивались поцелуем, то это было именно в такие моменты, о которых впоследствии они старались не вспоминать даже наедине с самими собою. Затем, после подобных поражений, они вдвоем или один из них молча лежали в кровати, приходя в чувство, возвращая себе прежнюю уверенность. И каждый раз, прощаясь, они убеждали себя, что эта встреча будет последней…
Судья Кира Джанибекова испытала непреодолимый приступ тошноты. Ее вырвало на пол возле кровати. Еще один приступ рвоты заставил ее согнуться пополам. Зажав рукой рот, она побежала в ванную. Это не было отравлением - просто воспоминания. Когда желудок оказался пуст, а отвращение немного забылось, она прошла на кухню и налила себе выпить. Водка обожгла раздраженный пищевод, принесла тепло уставшему желудку.
- И все же он сильнее тебя, - услышала Джанибекова далекий голос демона.