***
Сергей Воронин. Иногда ему казалось, что он чужой в этом городе, в этой индустрии. Кто он? Что он? Зачем он? В голове появлялось слишком много вопросов и бредовых мыслей. Он знал причину этой хандры - таблетки. Они стимулировали. Они успокаивали. Они помогали делать то, чего делать не хочется, быть тем, кого в нем привыкли видеть окружающие. Молодой красивый мальчик, такой перспективный, такой талантливый, такой желанный. То, что поначалу вселяло надежду, впоследствии стало являться причиной глубокой депрессии. Сергей не хотел возвращаться туда, откуда пришел. Его там никто не ждал. Его там ничто не грело. Его жизнь была здесь, она улыбалась ему его собственной улыбкой с гламурных страниц глянцевых журналов. Сколько он шел к этому? Год? Два? Теперь уже было неважно. Теперь рядом с ним был человек, способный позаботиться о нем, и не имело значения, сколько постелей пришлось сменить, прежде чем найти ту, где его по-настоящему любили.
Вазген Фелаев. Он никогда не скрывал своих чувств. Иногда Сергей любил его за это, иногда ненавидел. Но Вазген помогал ему, заботился о нем. С Вазгеном дела Сергея пошли вверх. Понимая это, Сергей старался не думать о том, что Вазген мужчина. Первый и до сих пор последний мужчина в его жизни. Он подобрал Сергея в буквальном смысле на улице, предложил работу, разрешил пожить у себя. Их первая ночь? Сергей почти не помнил ее. Он был слишком пьян и одурманен стимуляторами, чтобы отдавать себе отчет в том, что делает. Реальность наступила лишь утром. Вазген спал рядом, нежно обнимая его. В тот день Сергей осторожно поднялся с кровати и мучимый тяжелым похмельем отправился в душ. Ему не хотелось убежать, не хотелось покончить жизнь самоубийством. Ему не было даже стыдно. Он просто принимал душ, удивляясь своему безразличию. Чуть позже холодное пиво и заваренный Вазгеном черный кофе прогнали похмелье.
- Вчера ночью… - начал было Вазген, но Сергей прервал его.
- Все нормально.
- Ты не обижаешься на меня?
- Нет.
- Мне просто показалось, что у тебя это впервые, - Вазген помолчал и добавил. - С мужчиной.
- Ты теперь выгонишь меня? - спросил Сергей.
- Нет. С чего ты взял?
- Ты добился, чего хотел.
- Ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь, - заверил его Вазген. - Если, конечно… - он осекся.
- Если буду спать с тобой? Да?
- Я имел в виду, если сам пожелаешь остаться.
С момента того разговора прошло уже больше года. Сергей помнил о нем и все еще жил у Вазгена. У него была своя комната, свои интересы. Вазген никогда не посягал на его свободу. Возможно, при других обстоятельствах он смог бы заменить ему отца - высокий, полный, с копной обесцвеченных волос и таким проницательным взглядом…
Но отец не приходит к тебе на ночь, не достает для тебя таблетки.
Сергей с силой ударил Вазгена по руке, не желая больше терпеть его прикосновения. Эти пальцы, они гладили его по щеке, касались его кожи. Они умели быть нежными и требовательными. И этот голос, он умел убеждать. Умел, но только не сегодня. Сергей не чувствовал прикосновений, не слышал мягкого низкого голоса Вазгена. Его красные от последних бессонных ночей глаза напоминали глаза безумца. Но он хотел еще. Еще больше таблеток, еще больше забвения. Возможно, отравиться и умереть. Уснуть навсегда. Но… Но таблетки кончились. Понимание этого привело его в бешенство. Реальность, от которой он старался бежать, снова нависла над ним. Лощенное, взволнованное лицо Вазгена, этого падшего предка армянской аристократии, гордившегося своим происхождением, улыбалось ему.
- Не трогай меня! - взвизгнул Сергей, пытаясь подняться.
Ватные ноги отказались держать истощенное тело. Он упал к ногам Вазгена и в бешенстве ударил кулаком в пол.
- Мне нужны таблетки, - проскулил Сергей, понимая, что сейчас только Вазген может помочь ему.
- Нет. Не нужны.
Сильные руки Вазгена подняли его с пола. Сергей смутно понимал, что его куда-то несут. Лишь по заклеенным постерами стенам, он понял, что это чья-то гримерка. Кожаный диван был мал для мужчины средних размеров, но Сергей легко поместился на нем. Вазген молча стоял над ним, дожидаясь, когда он уснет.
Все, что он мог сделать сейчас для своего фаворита, так это убрать подальше от любопытных взглядов, дать немного прийти в себя, а затем попросить водителя отвести его домой.
- Прости меня, - сказал на следующее утро Сергей. - Иногда я сам не знаю, что делаю.
- Ты знаешь, - Вазген положил свою тяжелую руку ему на плечо. - Ты всегда знаешь, что делаешь.
- Ты ничего не понимаешь…
Сергей сдержался, чтобы не отстраниться от его руки. Он помнил Викторию Озолина. Помнил, как презрительно плюнула она ему в лицо, когда узнала о его связи с Вазгеном. Сергей до сих пор чувствовал, как растекается ее слюна по его щеке. Она не вернется. Она больше никогда не вернется. Он опустил голову, глядя, как рука Вазгена ласкает его плоскую грудь. Что останавливает его сказать "нет"? Почему он не может уйти из этого дома? Уйти от Вазгена? Ведь если бы не этот старый педик, Виктория до сих пор была бы рядом. Но… но если бы не Вазген, то не было бы той жизни, которая была у него сейчас, не было бы Виктории. Сергей был обязан Вазгену всем, что имел. Он снова ненавидел и любил этого человека.
***
Карина Фелаева открыла дверь своим ключом. Она всегда носила его в кармане, опутанный длинной веревкой - привычка детства, когда ключ, подобно талисману, висел у нее на шее. Уже тогда, не смотря на то, что многого не могла понять, Карина ненавидела своего отца. Все в нем вызывало у нее отвращение: его внешность, его манера говорить. Они даже не были похожи - полные противоречия. Иногда Карина рассматривала оставшиеся от матери фотографии, сравнивая ее с собой и задаваясь вопросом, почему она выбрала отца. Карина никогда не скрывала от него свою нелюбовь, лишь изредка она забывалась и с озорным детским смехом бросалась к нему в объятия. Вечерами, когда у них обоих было хорошее настроение, он сажал ее на колени и осторожно гладил по голове тяжелой, но мягкой рукой. Воспоминания об этом сохранились по сей день, и стоило кому-то также прикоснуться к ее волосам, как у нее начиналась истерика.
Карина до сих пор помнила, как еще ребенком вернулась домой раньше обычного и застала в холостяцкой постели отца незнакомого мужчину. Он и отец лежали обнаженные поверх одеял и курили. Эта картина была настолько четко запечатлена в памяти, что будь Карина художником, она не смогла бы рисовать ничего другого. Это было сильнее нее, так же, как сжавшийся в тот момент желудок. Он просто выдавил наружу все, что было съедено за обедом, запачкав дорогой ковер. С тех пор Карина никогда больше не называла этого человека отцом. Вазген. Имени было достаточно.
Они прожили вместе еще два года, затем Карина ушла. Ей было шестнадцать. Она жила то с одним, то с другим. Все равно с кем, только бы не возвращаться к Вазгену. Лишь иногда, когда становилось совсем туго, она приходила и спрашивала у него денег. Он давал. Давал много, но ничто уже не могло вернуть ее.
Сегодня ей тоже были нужны деньги, но она не собиралась спрашивать их у Вазгена. В этом доме у нее до их пор оставались кое-какие вещи. Их можно было продать. Поэтому Карина открыла дверь своим ключом. Это было впервые с того далекого дня, когда она застала Вазгена в постели с мужчиной. Обычно она либо звонила по телефону и предупреждала, что придет, либо стучала в дверь, перед тем, как войти. Сегодня ничего такого Карина не сделала. Если она не собиралась просить у Вазгена денег, то и встречаться с ним было не зачем.
Карина пересекла гостиную, прошла в свою комнату, собрала в сумку нужные вещи и собиралась уходить, когда любопытство взяло над ней верх. Она снова была той маленькой девочкой, испуганно крадущейся к спальне отца. Он находился там. Теперь она не сомневалась в этом. Его мягкий голос был слишком хорошо ей знаком. Карина открыла дверь и вошла.
Как и когда-то на кровати лежал Вазген. Он курил сигарету. Его любовник тоже курил. Несколько раз Карина уже видела этого мальчика здесь. Его тело было слишком худым, а щеки слишком розовыми, чтобы заподозрить, что эта худоба причина какой-то болезни.
- Свиньи, - процедила сквозь зубы Карина. - Грязные свиньи!
Она снова почувствовала, как сжимается желудок, попыталась закрыть рот рукой, но поняв, что не сможет остановить рвотный позыв, сделала шаг вперед. Ее стошнило прямо на кровать. Вазген пытался ей что-то объяснить, но Карина не слышала его. Она визжала, срывая голос.
Схватив одежду, Сергей выбежал из спальни. Спокойствие Вазгена убивало его. "Малахольный педераст", - так, кажется, назвала его Карина. Были и другие оскорбления, но это запомнилось ему больше всего. Оно стучало в висках, сводило с ума. Нет! Он не такой! У него есть девушка. Была. Он любил ее. Он любит ее до сих пор. К черту Вазгена. К черту все, что с ним связано. Ему нужно найти Викторию. Нужно все рассказать ей. Она умная, она сможет понять. Понять и простить. Сможет…
***
Кирилл. Он смотрел в глаза Виктории Озолиной и думал, что в них может провалиться целый мир. Виктория нравилась ему. Нравились те непристойности, которые она всегда выкрикивала в постели, нравилось даже, как она просто идет ему навстречу. Если бы у него не было жены, то он привел бы ее в свой дом. Забрал у режиссера, с которым она жила, и привел.
Как-то раз, в сильном подпитии, он даже сказал ей об этом.
- И что ты будешь делать со мной? - смеясь, спросила она. - Трахать, как трахает меня сейчас Лаврин? Снова и снова?
Кирилл не знал, почему избил ее в тот день. Больше. Он пошел к ее дому и хотел избить режиссера, с которым она жила. Избить за то, что он, несмотря на все свое богатство и влияние, не предложил Виктории за два года, что они были вместе, ни одной нормальной роли. А ведь мог. Кирилл не сомневался, что мог. Но Романа Лаврина в тот день не было дома, да и Виктория шла следом, умоляя Кирилла остановиться.
- Ты все испортишь, дурак! - кричала она.
После они никогда не говорили об этом, притворились, что этого не было.
- Ты можешь жить с кем хочешь и где хочешь, - сказал Кирилл. - Я просто трахаю тебя.
Викторию это устроило.
***
Роман Лаврин был на съемках, поэтому Кирилл подвез Викторию до дома. У калитки ее ждал Сергей. Он сидел на земле, прислонившись спиной к забору. Жалкий, тщедушный.
- Это еще кто? - спросил Кирилл.
- Никто. Пустое место, - сказала Виктория.
- Но ждет он тебя.
- Да.
- Мне он не нравится.
- Мне тоже. Теперь не нравится.
- Хочешь, чтобы я ему врезал?
- Только не сильно. Не хочу, чтобы у тебя были проблемы.
- У меня их не будет.
Они вышли из машины.
- Иди в дом и ложись спать, - велел Виктории Кирилл.
Она прошла мимо Сергея, даже не взглянув на него. Закрыла за собой входную дверь, сделала себе выпить. Ждала какое-то время, прислушивалась. Затем подошла к окну. Машины Кирилла не было. Виктория вышла на крыльцо. Сергей отполз от калитки и, тихо всхлипывая, корчился на газоне возле дороги. Увидев Викторию, он позвал ее. Голос у него был хриплым, жалобным. Его розовощекое заплаканное лицо в темноте напоминало лицо младенца. Виктория подошла к нему.
- Ничего не сломано? - спросила она.
- Он ударил мне между ног. Дважды.
- Скажи спасибо, что не по лицу, - Виктория помогла ему подняться, удивляясь насколько легким он был. - Зачем ты пришел? - спросила она.
- Хотел поговорить с твоим мужем.
- Лаврин мне не муж.
- Неважно, - Сергей продолжал всхлипывать и морщиться от боли. - Я хотел ему все рассказать. Я люблю тебя. Понимаешь? Я ушел от Вазгена.
- Это ты сделал зря.
- Что зря?
- Все. Лаврин просто посмеется над тобой, а без Вазгена ты не сможешь выжить в этом городе.
- Я надеялся, что мы сможем быть вместе.
- Это исключено.
- Почему?
Виктории показалось, что Сергей снова сейчас заплачет.
- Пойдем в дом, - устало сказала она, пресытившись этим спектаклем. - Я заварю тебе кофе.
- В дом? - встреча с Кириллом явно поубавила геройство Сергея.
- Не бойся. Лаврин уехал сегодня вечером. Его не будет пару дней.
Виктория провела бывшего любовника на кухню. Пока варился кофе, они молчали.
- У тебя есть куда пойти? - спросила Виктория, ставя на стол две чашки.
Сергей покачал головой.
- Можешь остаться на ночь у меня. Сейчас уже поздно искать другой ночлег.
- Ты предлагаешь мне остаться на ночь с тобой?
- Нет. Я положу тебя в гостиной.
- Почему?
- Что почему?
- Почему мы не можем лечь вместе?
- Потому что я не хочу этого.
- Это из-за того, что я жил с Вазгеном?
- И это тоже.
- А что еще? Я был плохим любовником?
- Не во всем.
- Что тебе не нравилось?
- Тогда нравилось все.
- А сейчас?
- Не могу смириться с мыслью, что ты представлял на моем месте мужчину.
- Я могу просто ласкать тебя.
- Зачем?
- Чтобы тебе было приятно. Мне нравится доставлять тебе удовольствие.
- Не думаю, что нам стоит продолжать.
- Давай попробуем, - Сергей поднялся на ноги. - Позволь мне начать. Если тебе не понравится, мы всегда можем остановиться, - он встал перед Викторией на колени. - Пожалуйста, дай мне шанс.
***
Маргарита Зинченко собирала вещи. Она не планировала долгой поездки, поэтому ограничилась одним чемоданом и походной сумкой. Поезд пришел с точностью до минуты. Уже сидя в вагоне, Маргарита начала вспоминать те вещи, которые планировала взять, но в спешке забыла. Среди них находился детский фотоальбом, добрая часть которого была заполнена фотографиями Дмитрия Кетова. Родителям Димы было бы интересно полистать его. Ведь скорбь должна уже пройти, уступив место доброй памяти. Поезд тронулся, заставляя Маргариту проститься с этой идей. Она была уверена, что и без фотографий сумеет найти нужные слова и теплые воспоминания. Пребывавший с ней ангел немощно повел обтрепанными крыльями. Он был последним из тех, кому удалось выбраться из безжалостного ветра смерти Дмитрия Кетова, уносящего всех, кто оказался слишком слаб, в пучину небытия.
Поэтому Маргарита и ехала к родителям Дмитрия Кетова. Ее вел голос появившегося рядом с ней ангела. Его корни уходили к истокам утешения. Его шепот не давал покоя, сводя с ума тревогой и чувством невыполненного долга. Она должна была встретиться с родителями Дмитрия, предложить им свою помощь. Она должна была прийти на его могилу и проститься с ним. Может быть, она даже навестит женщину, с которой он жил и повидает его друзей, спросит у них, почему Дмитрий решил свести счеты с жизнью. Хотя в отношении последнего, Маргарита была уверена, что не добьется никакого успеха. Что толку теперь ворошить прошлое. Нужно было думать об этом, пока Дмитрий был жив.
Если бы находившийся рядом с ней ангел был более стар и не столь однообразен, то, возможно, он бы нашелся, как возразить ее последним мыслям. Ведь именно смерть Дмитрия Кетова, его добровольный уход из жизни, позволили ему снова побороться за свободу, которую он уже, казалось, потерял навеки. Таков был порядок.
Незавершенные дела можно было оставить незавершенными. Долги списывались со счетов, позволяя начать все с чистого листа. Именно поэтому честолюбивые ангелы и корыстные, но не менее мудрые демоны, так часто использовали этот трюк, чувствуя приближающийся крах своих хитросплетенных действ. Они начинали нашептывать человеку идею о смерти, заранее подготавливая его к тому, что если их планы потерпят фиаско, то они снова смогут стать свободными. Сколько их было, доверчивых марионеток в руках мудрых созданий, кто купился на этот трюк. Сколько из них приняло решение добровольно уйти из жизни в трудный ее момент. Сколько обманутых судеб прыгнуло в пропасть небытия ради того, чтобы действо тех, кто их вел, продолжалось. Но разве понимали они, что делают? Нет. Они просто слышали голос. Они просто видели безвыходность, безысходность, тупик, хотя в действительности, в отличие от тех, чей перст указывал им дорогу, у этих людей в большинстве своем был второй шанс. Но, как часто случалось, уходили люди, а существа, которых они никогда бы так и не смогли увидеть, отправлялись в потоках вездесущего ветра смерти к новым хозяевам и марионеткам, продолжая чертить свои неизъяснимые схемы жизни, в которых людям надлежало быть всего лишь материалом, из которого будет выстраиваться еще одна башня нескончаемого города человеческих отношений.
Часть шестая
Открыв глаза, Леонид Ставропольцев тревожно уставился в потолок. Ему снова снился дом Мольбрантов. Снова снилась Мария Блонская - обворожительная женщина с томным взглядом, с которой познакомил его хозяин дома, Самюэль Мольбрант, когда брак Ставропольцева трещал по швам. Это было три года назад, за несколько дней до трагедии, которая случилась в том доме. Сейчас проблемы с женой были решены, Елена ждала ребенка, и брак был крепок, как никогда. Но время от времени Леонид Ставропольцев думал о том, что могло случиться, прими он в те далекие дни щедрое предложение Самюэля Мольбранта остаться. Наверное, именно поэтому и приходили все эти странные сны.
Психоаналитик, к которому обращался Ставропольцев, сказал, что для сценариста, которому платят за то, чтобы он сочинял криминальные истории, подобные сны - норма. Ставропольцев послал психоаналитика к черту. Не было в его снах детективных историй. Разврат и излишества - это что угодно, но не криминал. Великий пир. Буйство плоти. Маскарад обнаженных тел, где за дефектами кожи и лишним весом с трудом угадывались знакомые люди.
В своих снах Леонид Ставропольцев полз на четвереньках между их ног, желая отыскать свою супругу, быть рядом с ней в этот торжественный момент. Она была где-то здесь, среди них, среди этих холеных тел. Они пили, совокуплялись, поглощали яства, расставленные прямо на полу у них под ногами, испражнялись, освобождали желудки, вызывая рвотный рефлекс, чтобы иметь возможность повторить все заново, чтобы пир никогда не закончился. Некоторые из них узнавали Ставропольцева. Они улыбались ему, кокетничали, спрашивали что-то о жизни, о здоровье его супруги, о работе. Некоторые были ему симпатичны, некоторые вызывали отвращение. Иногда он задерживался, останавливался рядом с ними, умасленный весельем, и тогда они все вместе продолжали праздник. Ставропольцев жадно набивал рот яствами, не чувствуя насыщения, вступал в интимную близость, не в силах закончить ее.