Она передернула плечами и убежала резвиться с детьми. Марсель Леближуа тотчас раскрыл записную книжку и снова перелистал ее, повернувшись к морю спиной: его заинтриговали химические формулы с третьей страницы. Но познания в данной области за давностью лет не позволили извлечь из блокнота ничего полезного. С другой стороны, ему не хотелось делиться тайной ни с кем посторонним. Чем дольше ковырялся он во всей этой неразберихе, тем больше убеждал себя: символы эти – не что иное как некий новый продукт, способный совершить настоящую революцию в производстве и коммерции. Например, чудодейственный лекарственный препарат, или новая взрывчатка, наконец, прочный синтетический материал. От природы склонный к фантазиям, он не замечал более ни белизны пляжа, ни голубизны неба. Купающихся тоже не наблюдалось – в чистом поле, на сколько хватало глаз, высились корпуса заводов, производящих "его" новшества. Марсель уже представил себя миллионером: частный дом в Париже, замок в Турине, виллу на Антибах, скаковую конюшню, любовницу, кучу бухгалтеров – как вдруг на матрасы с хохотом и визгом плюхнулись его собственная супруга и дети. Чтобы не вызвать подозрений, он был вынужден припрятать блокнот, вместе со всеми окунуться в море и даже сделать несколько гребков. Но по-прежнему ни с кем не поделился своими соображениями. Тело его плавало в зеленоватой морской воде, а разум в то же самое время купался в роскоши. Спустя десять минут, принесенных в жертву спорту, он вышел на берег, подсох, оделся и небрежным тоном объявил о своем желании прошвырнуться по городу. Со стороны остальной части семейства, жарившейся на солнце с полуприкрытыми глазами и обмякшей плотью, поднялась слабая волна протеста. Его осудили за неумение пользоваться дарами природы, на что он пообещал возвратиться к обеду, для которого из соображений экономии был выбран бар на пляже, и смылся.
Спустя пять минут он вошел в аптеку, выбрал среди персонала одного, в белой блузе, с усталыми глазами и лбом ученого, отвел его в сторону и показал блокнот, открытый на третьей странице:
– Не могли бы вы мне сказать, чему соответствует эта формула?
Человек уткнулся в открытую страницу носом и ответил:
– Ничему.
– Как ничему?
– Да так, ничему… Просто химические символы, написанные как попало… Очевидно, тот, кто их писал, едва знаком с правилами составления соединений… Нелепость… Вам это врач написал?
– Нет-нет…
– Речь идет о рецепте?
– Вовсе нет!
– Вот и отлично, – заметил аптекарь.
Со всей очевидностью, этот представитель человечества на самом деле был ослом. Марсель Леближуа поблагодарил его с улыбкой на губах и вне себя от возмущения. Он обошел все городские аптеки, но в итоге так и не получил желаемого ответа. Какая-то лаборантка приняла его за шутника-неудачника и ответила ему, что не может понапрасну тратить свое время. "Да, – подумал он, – это уже не те фармацевты минувших дней, любившие поколдовать над истинным рецептом. Те не спасовали бы перед столь простой задачкой. Нынешние права называться провизорами не имеют – от провизоров, и как там их еще кличут, остались одни названия. Теперь они способны лишь на торговлю готовым товаром в упаковке, как в какой-нибудь бакалейной лавке". Оставив эту затею и припомнив, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих, он заглянул в книжную лавку и приобрел школьный учебник по химии. В лицее он постоянно занимал по этому предмету одно из первых пяти мест. Прежде чем вернуться на пляж, он устроился в бистро, заказал пастис и принялся за работу. К половине второго он вспомнил, что у него есть семья.
Придя на пляж, он нашел детей изрядно обгоревшими, а жену – весьма взволнованной. Жижи успела обзавестись некоторым вниманием ближайшего мужского окружения. Всякий раз на просьбу матери притушить блеск в глазах и убавить громкость хихиканья она раздраженно возражала: "Послушай, мам, ну я ведь уже взрослая". Андрэ же только огрызался, поскольку ему было отказано в платных уроках по водным лыжам. "Что, я до сих пор не должен этого уметь?" – бурчал он. Все эти слова жужжали возле ушей Марселя Леближуа, не проникая внутрь. Подошло время сэндвичей, и снова он отбился от выводка, сославшись на колики в животе. Симона заохала:
– Здешний климат явно не для него! Уверена, в Бретани ему было бы много лучше.
А он, запершись в комнате отеля "Фризели", решительно нырнул в науку. Он сравнивал формулы из учебника с теми, что были записаны в блокноте, попытался на всякий случай заучить законы Лавуазье, Рихтера и Авогадро, вконец запутался и бросил все, ничего не поняв и уверив себя, что истинный секрет скорее всего – не химической природы. Были в блокноте и другие не менее странные пометки. К примеру, такая: "2°2’3’’ южной широты, 92°24’17’’ западной долготы, ля Сюплеант, Бухта ветров, 37 ступеней, 3П+7Л+2П. Ах! Ах!" Это уже явно была география – похоже на указатели пути к сокровищу, но метки эти не могли ввести в заблуждение Марселя Леближуа. Он думал про них весь оставшийся вечер. А на следующий день, бросив жену и детей на пляже, убежал в муниципальную библиотеку и вцепился там в атлас. По дороге он успел купить газеты. Что за глупость – награда вновь увеличена: за возвращение блокнота Жан де Биз предлагал уже пятнадцать тысяч франков.
Пришпоренный новостью, Марсель Леближуа набросился на карты, разложенные перед ним учтивым библиотекарем. Сначала его внимание сосредоточилось на Южной Америке. Взгляд заскользил по огромному пространству Тихого океана – голубому, чистому, без единой морщинки на поверхности. По указанным координатам он отыскал крохотную точку к югу от Галапагосского архипелага. Один из затерявшихся островков, без сомнения, не знакомый широкой общественности, наверняка – жерло потухшего вулкана, покрытого остывшей лавой и пеплом, на нем три пальмы, источник и тишина. Его название? Ля Сюплеант. Кто его так обозвал? Одинокий путешественник Жан де Биз – собственно, кто же еще? Перво-наперво, отыскать Бухту ветров. Там спуститься на 37 ступенек в подземную галерею, сделать три шага на П, значит направо, семь на Л, то есть налево, снова два направо и – Ах! Ах! – перед тобой сундук! На спине Марселя Леближуа выступила испарина. Все это он так четко представил в уме, что немало удивился, когда, подняв голову и оторвав глаза от карты, обнаружил вокруг вместо бескрайней морской глади стеллажи с книгами. Жан де Биз, должно быть, сомневался, что нашедшему записную книжку придет в голову идея снарядить экспедицию и добраться до острова ля Сюплеант прежде него. Да, Марсель Леближуа сильно сомневался, что сможет собрать необходимый для подобного предприятия капитал. Более того, он был недостаточно авантюристом, не владел автоматическим оружием, а в редких случаях, когда приходилось очутиться на борту корабля, обязательно мучился морской болезнью. Нет, он не поплывет на ля Сюплеант, но даст понять Жану де Бизу, что подобное плавание его не страшит, и спровоцирует того на сговорчивость. Достаточно направить этому мсье анонимное письмо, где будет написано: "Я все знаю, отправляюсь, буду там раньше вас", обозначена сумма компенсации и обещана огласка в прессе. В случае штрафных санкций сумма вырастает четырехкратно. Да, робкие людишки тут же сказали бы, что все это смахивает на шантаж. Но Жан де Биз – флибустьер, а с человеком подобной закваски кивать на моральные ценности – верная гарантия поражения.
Выходя из библиотеки, Марсель Леближуа ощущал жар в голове и свинцовую тяжесть в руках. Он посмотрел в зеркало витрины и удивился, обнаружив вместо загорелого лица, соответствующего, как ему представлялось, нынешнему состоянию его души, вытянутую физиономию горожанина, лысоватого, с безвольным ртом под растрепанными усами и с усугубляющим все это неисправимо честным взглядом. Разочарованный, он нахмурился, придавая своей внешности лишней значимости. При этом глаза его рассеянно пробежали по выставленным за стеклом куклам, оружию и корабликам. Одна из надписей, выполненная броским красным цветом на белой коробке, его потрясла: "Ля Сюплеант – игра для детей и взрослых". Когда сердце немного успокоилось, он зашел в магазин. Предупредительная продавщица показала ему картонную коробку, в которой лежали игрушечные карты, компасы, правила игры, маленькие кораблики, миниатюрные сундуки, жетоны.
– Это игра для дураков, – пояснила она, – смесь домино и "Монополии". Представим, что вы купили остров ля Сюплеант – это самое главное, и с первого же броска получили две шестерки…
Ее он не слушал. Он прислушивался к грохоту у себя внутри – только что обрушились подмостки, сооруженные им в собственной душе. Неужели Жан де Биз просто записывал результаты игры с собственными детьми? Или эти каракули и должны повести его по ложному следу?
На грани отчаяния Марсель Леближуа пристроился на лавочке в сквере у набережной Круазетт и принялся вновь листать записную книжку. Каждую исписанную страницу он подверг такому пристальному анализу, что у него разболелась голова. Обычные имена, адреса, названия газет с датами выпуска… Все номера по странному совпадению – за прошедший март. Он решил заполучить их и обратился с запросом в агентство новостей. После чего поплелся на пляж. В течение всего дня из него на жену и детей изливались лишь печальные банальности. Но их ничем нельзя было задеть, настолько переполняла их радость пребывания на свежем воздухе. Андрэ связался с группой молодых людей, игравших в волейбол. Один парень по имени Патрик Мигрекюль с накачанными грудными мышцами оказывал вялые знаки внимания Жижи. Симона под тентом болтала с соседями, среди которых доминировал седеющий господин с брюшком и латиноамериканским акцентом. Так что Марселю Леближуа оставалось предаваться думам и действиям.
Назавтра, согласно последнему объявлению во "Франс-Суар", вознаграждение за блокнот стремглав подскочило вверх – до двадцати тысяч франков. Марсель Леближуа стиснул зубы и решил держаться до последнего. В последующие три дня объявления не появлялись вовсе, затем курс внезапно рухнул – пятнадцать тысяч. Еще через два дня он скатился до четырнадцати. Как все это понимать? Отступление? После некоторых раздумий Марсель Леближуа предположил, что в блокноте содержится ссылка на скоропортящийся продукт. Однако речь могла также идти и о попытке спровоцировать тревогу у нынешнего владельца записной книжки. Как это узнаешь? О, кажется он играет с сильным противником. Как раз в этот день Симона заговорила с ним о дочери, не явившейся ночевать. А он почти ее не слушал, он, совсем недавно считавший добродетель Жижи основным сокровищем в семейном достоянии, ничуть не обеспокоился, узнав, что дочь утратила невинность в объятиях пятидесятилетнего латиноса. И совсем не понимал, отчего это его жена с полными слез глазами, трясущимися плечами и сложенными в маленькую корзиночку руками требует от него использовать свой родительский авторитет:
– Это твоя обязанность, Марсель. Только ты можешь помешать нашему ребенку не совершить роковую ошибку.
Этот мужчина ищет с ней мимолетного удовлетворения. Он женат. Может быть, у него даже внуки.
– Она взрослая, – заметил Марсель Леближуа со скукой в голосе.
– Физически, но не морально, ты это хорошо знаешь! Поговори с ней! Меня она совсем не слушает, но тебя… но ты…
Он рассердился и заявил, что у него и так достаточно хлопот, и потому некогда заниматься еще и постельными связями Жижи; наконец, теперь девушка не может подцепить себе мужа, не показав на деле своих способностей между простынями, а он сам – приверженец свободной любви, он за эмансипацию угнетенного пола, упразднение ограничений и контроля над рождаемостью, и если ему и дальше будут надоедать этими историями о раздвинутых ногах, он возьмет обратный билет на первый же поезд, идущий на Париж. Изумленная заявлением, столь разительно расходящимся с привычными идеями супруга, Симона пристально на него посмотрела и прошептала:
– Ты этого скоро захочешь, Марсель, ты этого очень скоро захочешь.
Чуть погодя она заметила ему, что их сын перекрасил волосы, носит розовую шелковую рубашку, чесучовые брюки и золотой браслет на запястье.
– Ну и пускай, если это ему нравится, – ответил Марсель Леближуа, отвернув голову.
– А тебя не интересует, кто оплачивает ему подобную экстравагантность? – выкрикнула Симона.
– Он сам, конечно же.
– На пять франков в день, которые ты ему выдаешь? Нет, Марсель, ты закрываешь на это глаза, потому что тебя так устраивает! Однако тебе следует знать…
И она сообщила ему странные детали об отношениях, завязавшихся между Андрэ и незнакомыми господами самого разного возраста. Он отказался в это поверить, Впрочем, тем же вечером, посмотрев на сына попристальней, он вынужден был согласиться: действительно, нет ничего общего между тем темноволосым и вялым школьником, которого он знал еще совсем недавно, и гибким светловолосым загорелым юношей, который сегодня смотрел на него с выражением некой осторожной дерзости. Однако, повинуясь зову природного инстинкта, он решил не впутываться в решение этой головоломки, лишь бы сберечь личное спокойствие. Ему суждена более важная цель, он из страха проигрыша не может уделять даже малейшего внимания мелочным проблемам повседневной жизни. Чтобы двигаться дальше, он нуждается в облегчении нагрузки со стороны семьи. Отныне единственный его ориентир – зеленый блокнот. День и ночь в его голове, словно под легким бризом, переворачивались странички из записной книжки. Он наизусть помнил все ее иероглифы. Однако дешифровка их становилась все более обманчивой.
Вознаграждение продолжало уменьшаться раз за разом и в итоге скатилось к пяти тысячам франков. Прогрессирующая утряска довела нервную систему Марселя Леближуа до грани срыва. Через две недели отпуска он превратился в столь желчного критикана, что Симона больше не осмеливалась заводить с ним какие бы то ни было разговоры. Между тем Жижи съехала от родителей в студию, которую ей оставила в полное распоряжение одна из новых подружек. По крайней мере, это она так говорила. Андрэ вовсе перестал ночевать дома, катался на водных лыжах "как бог" и изредка объявлялся на пляже, держа нос по ветру и соблазнительно виляя бедрами.
Внезапно Марсель Леближуа решил, что в Каннах он просто растрачивает время, а настоящий след удастся взять, видимо, лишь в Париже. Потому им следует поторопиться с отъездом, вообще-то намечавшимся только через восемь дней. Когда он сообщил о своем намерении семье, запротестовали все. Здесь и такая погода, и только что обзавелись по-настоящему приятными друзьями!.. Рядом с женой и детьми, загоревшими до цвета черного хлеба, Марсель Леближуа один остался с бледным лицом и холодным разумом. Дабы оправдаться за принятое решение, он сослался на неважное финансовое положение. Действительно – у него оставалось всего две тысячи франков из тех четырех, которые он нашел. Сей аргумент смягчил раздражение Симоны, однако не поколебал бесчувственности дочери и сына. Те заявили, что благодаря вновь обретенным связям могут продлить свое пребывание в Каннах, не тратя на это ни единого су. Симона для приличия повозмущалась, а Марсель Леближуа выразил полное понимание. С его точки зрения, молодежь должна идти в ногу со своим временем и перешагивать через предрассудки стареющих предков. Только так Франция сможет лет этак через двадцать добиться признания и вновь обрести свое место в европейском сообществе. Обязанность родителей – лишь в том, чтобы отрекаться от обязанности быть родителями. Марсель Леближуа столь охотно об этом объявил еще и потому, что любой повод уклониться от личного родительского долга был ему теперь весьма кстати. Для очистки совести он выудил из Жижи обещание присматривать за братом и почаще писать письма. Дети, удивленные широтой ума родителя, расцеловали его, а Симона, прослезившись, бросила на него исподтишка одобряющий взгляд.
По возвращении в Париж у Марселя Леближуа оставалось четыре дня отпуска. Все эти четыре дня он носился по городу и рылся в книгах. Но всякий раз, докапываясь до сути той или иной цифры или какого-нибудь имени, он вынужден был признавать, что к разгадке не приблизился ни на шаг. День Трафальгарской битвы вместе с названием престижного ресторана, дополненные маркой лосьона для волос, ровным счетом ничего не означали. Было ли допустимо, что удача могла быть спрятана в родословной династии Капетингов, правивших Францией с Х по XIV век? А рецепт русских блинов, он что же – тянет на миллион старых франков? На самом деле цена успеха была уже далека от этой цифры: стоимость зеленого блокнота колебалась у отметки в пять тысяч франков, но акции снова могут вздорожать. Иногда Марсель Леближуа представлял себя рыбой, которую подсекли опытной рукой и теперь изматывают, понемногу отпуская леску, ослабляя ее натяг, затем вновь подтаскивают, точно рассчитав силу ее рывков, чтобы в конце концов совсем обессилевшую затащить в сачок. Эх, знать бы, как спрыгнуть с крючка! Но жало его засело глубоко и накрепко.
Он даже несколько раз кружил возле дома номер 50 по авеню Фош, где обитал его палач. Недавно выстроенное светлое здание с высокими, прозрачными, будто хрусталь, окнами, стеклянная, автоматически открывающаяся перед посетителями входная дверь, мраморный вестибюль и привратник в галунах!.. И несмотря на подобную роскошь, Жан де Биз столько хлопочет о своем блокноте, что публикует через каждые два дня объявления в газетах! Тут есть от чего помутнеть в голове у одного из самых уравновешенных бухгалтеров на свете…
Когда Марсель Леближуа появился на службе, коллеги заметили, что он неважно выглядит… Он стал опаздывать, ошибаться в вычислениях и уже не смеялся над шутками начальства. Машинистки заговорили о его любовной интрижке, курьеры утверждали, что он играет на бирже. Сам он думал лишь об этом гнусном Жане де Бизе. Дочь писала, что в Париж не вернется, ибо подумывает уехать в Чили с тем мсье, "о котором шел разговор в Каннах": он якобы подыскал ей там работу. Сокрушавшейся и требовавшей "изо всех сил" вмешаться Симоне он заметил, что их дочь имеет все основания быть счастливой с человеком старше ее по возрасту, и даже если она спустя несколько лет вернется назад, то, по крайней мере, хотя бы совершит прекрасное путешествие. Он остался столь же невозмутим, получив и другое письмо, в котором Андрэ извещал его о потере всяческого интереса к учебе. Их дорогому дитяти предложили место оформителя витрин антикварного магазина в Монте-Карло, и с самого начала он будет зарабатывать вдвое больше отца. Помимо этого, работодатель предоставляет ему пропитание, крышу над головой и чистое постельное белье. Преисполненный радости, сынок надеялся, что родители не будут чинить ему препятствий в выборе собственного светлого будущего. Несмотря на размолвку с Симоной, Марсель ответил сыну, что одобряет его решение двинуться вперед по новому пути.
Некоторое время спустя, вернувшись с работы вечером раньше обычного, он застал Симону в гостиной. Она угощала чаем молодого человека с торсом атлета и глазами сосунка. Одета жена была в выходное платье пастельно-голубого цвета, с декольте в виде туза червей. Ее окутывало дурманящее облако парфюма. С приветливой улыбкой на устах супруга напомнила Марселю, что мсье Патрик Мигрекюль ему знаком: они часто пересекались на пляже в Каннах.
– Верно, верно – рассеянно отвечал Марсель Леближуа.