При звуке ее голоса Джуд развернулся на сто восемьдесят градусов и присел. Перед ним промелькнули белое неподвижное лицо девочки, широко раскрытые глаза, и в тот же миг оружие в ее руках выстрелило с оглушительным грохотом. Взорвалась стоявшая на одном из шкафчиков ваза с белыми камешками и искусственными орхидеями. В воздух взвились осколки стекла и камни.
Девочка попятилась. Пяткой она зацепилась за половик и чуть не упала. К ней подскочила Бон, но Риз успела выпрямиться. Когда собака уже столкнулась с девочкой, раздался второй выстрел.
Пуля вошла низко – в живот. Заднюю часть тела овчарки подбросило так, что она развернулась в воздухе и ударилась о дверцы шкафчика под раковиной. Глаза Бон выкатились из орбит, челюсти разверзлись. Изнутри нее, откуда-то из глубины пасти, выскочила черная дымчатая собака, жившая в ее теле – словно джинн вырвался из арабской лампы, – и понеслась через кухню, мимо девочки, на веранду.
Кот, неотрывно следивший за событиями со стола на веранде, при приближении черной собаки дико мяукнул. Серый мех на его загривке вздыбился. Когда черная собака легко опустилась на стол рядом с ним, кот рванулся вправо. Бон-тень игриво сжала челюсти там, где только что лежал кошачий хвост, затем прыгнула вслед за котом. В прыжке она пролетела через луч яркого утреннего света и исчезла.
Джуд смотрел туда, где мигом раньше видел невероятную тень собаки. Он был слишком поражен, чтобы действовать, он мог только чувствовать. А чувствовал он восторг перед увиденным чудом – восторг такой силы, что это переходило в шок. Нечто невообразимо прекрасное и вечное явилось Джуду. Он трепетал и преклонялся.
А потом он оглянулся на мертвое, пустое тело Бон. Живот ее являл ужасное зрелище – кровавое месиво разорванной плоти и синий комок вывалившихся кишок. Из неподвижной пасти свисал длинный узкий язык. Не верилось, что один выстрел мог так вывернуть ее тело. Казалось, что собаку распотрошили. Кровь была повсюду – на стенах, на мебели, на Джуде, она растекалась темной лужей по полу. Бон упала на пол уже мертвой. При виде собачьего трупа Джуд снова испытал шок, но уже совсем иного рода.
Мозг не успевал за происходящим. Джуд непонимающе уставился на Риз. Видела ли девочка собаку из черного дыма, промчавшуюся мимо нее? Он чуть не спросил ее об этом, но не смог произнести ни слова, вновь потеряв дар речи. Риз приподнялась на локтях и наставила на него черное дуло.
Никто не говорил и не двигался. В наступившей тишине послышался монотонный голос радиодиктора:
– В Йосемитском парке из-за продолжительной засухи уже который месяц голодают дикие жеребцы. Эксперты выражают серьезные опасения: животные погибнут, если не будут приняты самые срочные меры. Твоя мать умрет, если ты не пристрелишь его. И ты умрешь.
Риз никак не показала, что услышала эти слова. Может быть, она их действительно не слышала, во всяком случае – не осознавала. Джуд глянул на радиоприемник. На фотографии, висящей рядом с ним, Крэддок по-прежнему держал руку на плече Риз, но теперь его глаза скрыли метки смерти.
– Не позволяй ему приближаться. Он хочет убить вас, – зудел радиоголос. – Убей его, Риз, убей его.
Нужно заставить радио замолчать, давно уже пора разбить его, думал Джуд. Он двинулся в ту сторону быстрее, чем следовало, и поскользнулся в луже крови Бон. С пронзительным скрипом каблук его ботинка выехал вперед. Джуд замахал руками, удерживая равновесие. Чтобы не упасть, он невольно сделал длинный шаг в сторону Риз. Глаза девочки раскрылись еще шире, она нервно вздрогнула. Джуд поднял правую руку вверх, жестом призывая ее успокоиться, уверяя, что он не желает ей вреда. А через мгновение понял, что в руке он сжимает монтировку и его жест выглядит недвусмысленно угрожающим.
Риз нажала на курок. Пуля ударилась о монтировку со звонким "дзинь", соскочила винтом по рукоятке и срезала половину указательного пальца Джуда. Горячий фонтан крови брызнул ему в лицо. Он повернулся и в изумлении воззрился на собственную руку, столь же пораженный исчезновением пальца, как совсем недавно был поражен волшебным появлением черной собаки. Этой рукой он брал аккорды. От пальца почти ничего не осталось. Оставшимися пальцами Джуд все еще сжимал монтировку. Он разжал кисть. Монтировка тяжело ударилась о кафельные плитки.
Мэрибет выкрикивала его имя, но ее голос звучал так далеко, словно она была где-то на улице. Джуд едва слышал ее сквозь звон в ушах. В голове ощущалась опасная легкость, хотелось присесть. Он не стал садиться. Он оперся левой рукой о кухонный прилавок и начал отходить назад, осторожно продвигаясь в направлении гаража.
В кухне резко пахло порохом и горячим металлом. Правую руку Джуд держал пальцами кверху, хотя обрубок указательного пальца кровоточил несильно. Кровь стекала по ладони на предплечье довольно медленно, и это удивило Джуда. Как и то, что боль его не особенно беспокоила. Даже не боль, а неприятная тяжесть, какое-то давление, засевшее в обрубке. Своего лица он не чувствовал вовсе. На полу оставались следы: цепочка крупных капель крови и красные отпечатки подошв.
С его глазами случилось что-то странное: все вокруг увеличилось и одновременно исказилось, будто ему на голову надели аквариум. Джессика Прайс сидела на коленях, сжимая обеими руками горло. Ее лицо покраснело и опухло, словно она страдала жестокой аллергией. Джуд чуть не рассмеялся. У кого нет аллергии на монтировку поперек горла? Потом он вспомнил, что за три дня умудрился покалечить обе руки, и с трудом поборол приступ истеричного смеха. Придется учиться играть на гитаре ногами.
Риз смотрела на него сквозь грязно-серое облако пороховых газов своими большими, испуганными, немного извиняющимися глазами. Револьвер лежал на полу рядом с ней. Джуд махнул ей перебинтованной левой рукой. Что означал этот жест, он и сам не знал. Наверное, Джуд давал понять, что он в порядке. Его беспокоила бледность Риз. Она больше не сможет жить как раньше, хотя в том, что произошло, не было ни капли ее вины.
Потом он почувствовал, что Мэрибет схватила его за руку и потащила из кухни. Они уже в гараже. Нет, уже не в гараже, а под раскаленным сиянием солнца. Ему на грудь легли передние лапы Ангуса. Джуд чуть не упал на спину.
– Ангус, фу! – кричала Мэрибет, но голос ее все еще доносился издалека.
Джуд больше не мог бороться с желанием присесть – прямо здесь, на подъездной дорожке – и подставить лицо горячему солнцу.
– Нет! – воскликнула Мэрибет, едва он начал опускаться на бетон. – Держись. В машину. Пошли.
Обеими руками она тянула его вверх, не давая опуститься на землю.
Он покачнулся сначала назад, потом вперед, почти упал на Мэрибет, смог закинуть руку ей через плечо, и вдвоем они поковыляли вниз к дороге – как пара обкурившихся юнцов на выпускном балу, упрямо пытающихся танцевать. На этот раз он все-таки засмеялся. Мэрибет со страхом взглянула на него.
– Джуд. Помогай мне. Я не могу нести тебя. Если ты упадешь, нам не уйти отсюда.
Мольба в голосе девушки встревожила его. Джуд постарался выполнить ее просьбу. С тяжелым вздохом он пытался сконцентрироваться на своих ботинках, на том, как они сменяют друг друга. Да, с этим бетонным покрытием надо быть очень внимательным. Ощущение было такое, будто он напился и идет по трамплину – почва под ногами гнулась и вздувалась, небо опасно кренилось.
– В больницу, – выговорила Мэрибет между шагами.
– Нет. Ты знаешь почему.
– Тебе нужно…
– Не нужно. Кровь скоро остановится.
Кто отвечал ей? Удивительно спокойный голос, очень похожий на его собственный.
Джуд поднял голову и увидел перед собой "мустанг". Мир кружился перед его глазами калейдоскопом слишком зеленых дворов, цветочных клумб, белым от ужаса лицом Мэрибет. Она была так близко, что носом Джуд зарывался в темное облако ее пушистых волос. Он сделал глубокий вдох, втянул в себя знакомый сладкий аромат – и сморщился от вони горелого пороха и мертвой собаки.
Они обошли машину, и Мэрибет сбросила его на пассажирское сиденье. Потом она обежала машину еще раз, поймала за ошейник Ангуса и стала подтаскивать пса к водительской дверце.
Она пыталась открыть ее, когда из гаража с визгом выкатился пикап Крэддока, проскальзывая шинами по бетону и изрыгая жирные выхлопы. За рулем сидел сам мертвец. Грузовичок вышвырнуло с подъездной дорожки, понесло через газон. С громким треском машина снесла забор, перепрыгнула через тротуар и выскочила на дорогу.
Мэрибет отпустила Ангуса и бросилась животом на капот, буквально выскользнув из-под бампера пикапа, врезавшегося в бок "мустанга". От удара Джуда припечатало к дверце, а "мустанг" развернуло. Задней частью он выехал на середину дороги, а передом впрыгнул на тротуар, да так резко, что Мэрибет выбросило с капота на землю, словно катапультой. Столкновение сопровождалось хрустом смятой обвески пикапа и чьим-то пронзительным криком.
Битое стекло посыпалось на асфальт. Джуд пришел в себя и увидел, что рядом с "мустангом" стоит не пикап Макдермотта, а вишневый кабриолет Джессики. Пикапа нигде не было. То есть его не было с самого начала. Из руля вывалилось и надулось белое яйцо подушки безопасности. На водительском месте сидела Джессика.
Джуд понимал, что должен чувствовать тревогу, желание действовать, но его одолели сонливость и бездумность. Уши заложило, и он несколько раз сглотнул.
Джуд отлепил себя от дверцы и подумал, все ли в порядке с Мэрибет. Девушка сидела на тротуаре. Причин беспокоиться не было, она осталась цела. Правда, выглядела Мэрибет такой же ошалевшей, каким чувствовал себя Джуд. Она приходила в себя, растерянно мигая в солнечном свете. Ее подбородок пересекла широкая ссадина, волосы растрепались. Джуд снова посмотрел на кабриолет: окно со стороны водителя опущено или разбилось, оттуда торчит обмякшая кисть. Джессики не было видно – должно быть, съехала по креслу вниз.
Кто-то закричал. Похоже на голос ребенка. Это девочка плакала о своей матери.
в правый глаз Джуда вкатилась капля то ли пота, то ли крови. Не думая, он поднял руку, чтобы вытереть ее, и коснулся лба обрубком указательного пальца. Ощущение было такое, будто он приложился к раскаленному грилю. Боль пронзила руку до самой грудины, где распустилась и превратилась во что-то иное в недостаток воздуха, в ледяную щекотку под ребрами; ощущение одновременно и пугающее, и восхитительное.
Мэрибет неуверенно обошла вокруг "мустанга" и, нагнувшись, потянула за ручку дверцы.
Раздался скрежет покореженного металла. Потом она выпрямилась, держа в руках нечто вроде огромного черного саквояжа. Из саквояжа что-то капало.
Нет, это не саквояж. Это Ангус. Сложив водительское кресло, Мэрибет опустила пса на заднее сиденье, потом села в машину сама.
Она завела машину. Джуд развернулся в кресле, желая и боясь увидеть, что с его собакой. Ангус тоже поднял на него глаза – влажные, блестящие, красные от лопнувших сосудов. Он тихо заскулил. Его задние лапы расплющило в лепешку. Из черного меха торчала красная кость.
Джуд перевел взгляд с Ангуса на Мэрибет: на ее исцарапанный подбородок, сжатые в тонкую линию губы. Бинты на обезображенной правой руке девушки промокли насквозь. Вот уж парочка безруких. Если так пойдет и дальше, они не сумеют и обнять друг друга.
– Ты посмотри на нас троих, – обратился он к Мэрибет. – Ну и зрелище.
Он закашлялся. Морозные иголки под ребрами таяли, но очень медленно.
– Я еду в больницу.
– Никакой больницы. Выезжай на трассу.
– Без помощи врачей ты умрешь.
– Я умру, если мы поедем в больницу. И ты тоже, кстати. Там Крэддок легко справится с нами. Пока Ангус жив, у нас есть шанс.
– Да что Ангус…
– Крэддок боится не его. Он боится той собаки, что находится внутри собаки.
– Что? Джуд, я не понимаю тебя.
– Поезжай. Я остановлю кровотечение. Это всего лишь палец. А ты выезжай на трассу. Там сверни на запад.
Джуд поднял правую руку, чтобы замедлить ток крови. Способность думать понемногу возвращалась к нему. Но думать о том, куда ехать, не было никакой необходимости. Осталось только одно место, куда они могли отправиться.
– И что там, черт возьми, на западе? – спросила Мэрибет.
– Луизиана, – сказал он. – Мой дом.
Аптечка первой помощи, что сопровождала их от самого Нью-Йорка, валялась на заднем сиденье. Джуд нашел в ней один рулон бинта, булавки и несколько обезбаливающих таблеток в плотных упаковках. Сначала он взялся за таблетки. Он разрывал упаковки зубами и глотал одну таблетку за другой, не запивая. Он съел все шесть штук, но этого не хватило. Свою руку он по-прежнему чувствовал как раскаленный кусок металла, который неторопливо, но методично плющили молотом.
Зато боль помогала справиться с сонливостью. Она был якорем для его сознания, веревочкой, соединяющей с миром реального с шоссе, с проносящимися мимо дорожными знаками, с гудением кондиционера.
Джуд не представлял, долго ли сумеет сохранить ясность мысли, и хотел поскорее объяснить Мэрибет, что надо делать. Он говорил сквозь стиснутые зубы, прерываясь и наматывая на искалеченную руку бинты, виток за витком.
– Ферма отца находится почти у самой границы штата, в Мурс-Корнере. Туда мы доберемся часа через три. За три часа я не потеряю столько крови, чтобы умереть. Он болен, не приходит в сознание. При нем старуха – моя тетка. Она фельдшер, кажется. Она смотрит за ним. Получает за это деньги. В доме есть морфин для него. И собаки. Его собаки. По-моему, у него… О, черт. О. Черт. Две собаки. Пастушьи овчарки, как мои. Здоровые твари.
Когда бинт закончился, он закрепил края булавками. Ногами стянул с себя сапоги и носки. Один носок, как варежку, натянул на кисть правой руки, второй обернул вокруг запястья и затянул достаточно туго, чтобы замедлить кровообращение, но не перекрыть его совсем. Разглядывая получившуюся тряпичную куклу, он прикидывал, можно ли брать аккорды без указательного пальца. Или проще опять поменять руки и брать аккорды левой, как в детстве? При этой мысли он снова рассмеялся.
– Прекрати, – сказала Мэрибет.
Джуд сжал зубы и заставил себя остановиться. Он и сам понимал, что смех выходит не веселый, а истерический.
– Как ты думаешь, она не сообщит в полицию, эта твоя тетка? Она не захочет позвать к тебе доктора?
– Не захочет.
– Почему?
– Мы ей не разрешим.
После этих слов Мэрибет долго молчала. Она вела "мустанг" ровно, автоматически объезжала попутные машины по левой полосе, затем снова вставала в правый ряд, поддерживая скорость семьдесят миль в час. Руль она держала белой и сморщенной левой рукой. Правой рукой она больше не могла ничего делать.
Наконец Мэрибет произнесла:
– Как ты думаешь, чем все это кончится?
У Джуда не было ответа. Вместо него ответил Ангус – тихим жалобным стоном.
Джуд старался оглядываться назад и проверять, не гонится ли за ними полиция, не преследует ли их Крэддок, но, во второй половине дня он прислонился головой к окну и прикрыл на миг глаза. Его гипнотизировало шуршание шин по асфальту: фамп-фамп-фамп. Кондиционер, раньше никогда не шумевший, время от времени начинал звучать как трещотка. Эти циклические перемены тоже производили гипнотический эффект: яростная вибрация вентилятора – тишина, вибрация – тишина.
На ремонт "мустанга" у Джуда ушли месяцы, а Джессика Макдермотт Прайс в один миг снова превратила его в никчемный кусок металла. Из-за этой женщины с Джудом случилось такое, что, по его мнению, бывало только с героями баллад в стиле "кантри": машина сломана, собаки погибли, он вынужден покинуть свой дом и многократно нарушить закон. Это почти смешно. Кто бы мог подумать, что отстреленный палец и потеря полпинты крови так хорошо влияют на чувство юмора? Нет. Смешного тут мало. И смеяться сейчас нельзя. Джуд не хотел пугать Мэрибет. Он не хотел, чтобы она думала, будто он сходит с ума.
– Ты сходишь с ума, – сказала Джессика Прайс – Никуда ты не поедешь. Успокойся. Давай я принесу тебе чего-нибудь успокаивающего, и потом мы все обсудим.
Звук ее голоса заставил Джуда открыть глаза.
Он сидел в плетеном кресле возле стены полутемного коридора на втором этаже дома Прайсов. Он не поднимался на второй этаж, но ни на миг не усомнился в том, что находится именно там. Подсказкой служили фотографии, большие портреты в рамах, развешанные на панелях темного дерева. На одной карточке на фоне синего занавеса стояла Риз в возрасте примерно восьми лет – с широкой улыбкой, чтобы продемонстрировать скобки на зубах, со смешными ушами торчком.
Другой портрет был сделан раньше, его краски слегка выцвели. На нем запечатлен, прямой как палка, военный – капитан с квадратными плечами. Длинное узкое лицо, небесно-голубые глаза и широкий тонкогубый рот придавали ему почти фамильное сходство с актером Чарлтоном Хестоном. Взгляд Крэддока на снимке был рассеянным и вызывающим одновременно.
Слева от Джуда начиналась широкая лестница, ведущая из прихожей на второй этаж. Анна поднялась почти до середины пролета, следом за ней шла Джессика. На слишком бледном лице Анны горели два пятна румянца, из-под кожи на руках выпирали кости запястий и локтей, а одежда висела как на вешалке. Она больше не была девушкой-готом. Ни косметики, ни черного лака для ногтей, ни сережек или колец. Только белая майка, старые спортивные шорты и незашнурованные кроссовки. Волосы она, похоже, не расчесывала неделю. Растрепанная и истощенная Анна должна была бы выглядеть ужасно – но Джуду она казалась прекрасной. Такой же прекрасной, как в то лето, которое они провели в гараже, трудясь над "мустангом" в компании двух овчарок.
При виде ее Джуда захлестнули эмоции: потрясение, тоска и обожание, слитые воедино в невыносимом накале чувств. Может быть, чувства эти были чересчур сильны не только для него, но и для окружающей реальности – мир по краям его поля зрения исказился и помутнел. Площадка перед лестницей превратилась в коридор из "Алисы в Стране чудес": с одного конца слишком узкий, с маленькими дверями, куда пролез бы только кот, а с другого – слишком широкий, так что Крэддок на портрете вырос почти до натуральной величины. Голоса женщин на лестнице стали низкими и растянутыми до неузнаваемости. Так искажается звук на пластинке, если проигрыватель отключить от сети, оставив иглу на крутящемся диске.
Джуду хотелось позвать Анну. Больше всего на свете он желал подойти к ней, но мир вокруг него вдруг заходил ходуном, и он вжался в кресло, принуждая тело не двигаться. Через секунду зрение вернулось в норму, коридор выровнялся, и Джуд снова смог слышать разговор Анны и Джессики. Тогда он понял, что картина, которую он видит, очень хрупкая и он не должен нарушать существующий баланс. Нужно спокойно сидеть, не шевелиться, спрятать мысли и чувства. Нужно просто наблюдать.
Руки Анны сжались в маленькие худые кулачки, и в приступе гнева она стремительно зашагала вверх по лестнице. Джессика еле поспевала за сестрой. Споткнувшись, она ухватилась за перила, чтобы не упасть.
– Подожди, Анна! Стой! – крикнула Джессика и снова бросилась вверх, пытаясь поймать сестру за рукав. – У тебя истерика…