Братьев Алекса и Бриско все называют близнецами. Родители не решаются рассказать им, что один из них был усыновлен. Новорожденного к ним в дом на руках принесла колдунья. Мальчики растут, ни о чем не подозревая, как вдруг происходит страшное: Бриско похищают злодеи. На острове начинается война за королевский трон. Неожиданно выясняется, что захватчики причастны и к похищению. Более того, они настроили повзрослевшего Бриско поднять оружие против близких ему людей.
Роман Жан-Клода Мурлева - о самом важном: любви и преданности, доме и войне, борьбе и примирении.
Содержание:
Часть 1 - Детство 1
1 - Какой огонь, Ваше Величество? 1
2 - Ночь двух младенцев 3
3 - Скачи за луной… на смерти верхом… 5
4 - Совет 7
5 - Безмолвие медведя 9
6 - Нанна 10
7 - Подарок Волчицы 12
8 - Любовное гнездышко 14
9 - Южный Ветер 16
10 - Экспедиция 18
11 - Хальфред дает концерт 19
12 - Как колдунья Брит стала колдуньей Брит 21
13 - Ночь, овраг 22
14 - Красное небо 25
15 - По совести и чести 26
16 - "Выпотрошьте брюхо, вспорите мне пах" 27
17 - Предсказание Бальдра Пулккинена 29
Часть 2 - Война 30
1 - Локти и пальцы 30
2 - Дорогие родители… 32
3 - Маленькая телочка 33
4 - Третье рождение Бриско Йоханссона 37
5 - Миссия 39
6 - Itiyé… все хорошо… 40
7 - В хлеву 41
8 - Африка 44
9 - Зубы стучат 46
10 - Пятый солдат 47
11 - Кровью сердца 49
12 - Два деревянных меча 52
13 - Где ты? 53
14 - Где ты? 56
15 - Под камнем 57
16 - Потерянный солдат 58
17 - Возвращение на Малую Землю 59
Жан-Клод Мурлева
Горе мертвого короля
Часть 1
Детство
1
Какой огонь, Ваше Величество?
- А ты уверен, Александер, что тебе так уж этого хочется? Несколько часов толкаться в толпе, в снег, в такую стужу, поморозить руки-ноги и вернуться несолоно хлебавши, потому что и увидеть-то ничего не удастся? Уверен?
- Уверен, мама, и потом, Бриско же будет со мной. Ты ведь идешь со мной, а, Бриско?
В доме Йоханссонов было еще темно. Только-только забрезживший рассвет процеживался сквозь запотевшие стекла маленького окошка. За длинным общим столом два взъерошенных, совсем еще заспанных мальчика сидели рядом в совершенно одинаковых позах: голова ушла в плечи, ладони охватывают дымящуюся кружку с молоком. Мать, стоя у плиты, оглянулась на них, очередной раз улыбнувшись тому, как они даже невольно копируют друг друга. Это была красивая молодая женщина, спокойная и ясная. Волосы у нее были забраны под завязанную сзади косынку, из-под которой выбилось несколько белокурых прядей.
- Ты правда хочешь пойти, Бриско?
- Если Алекс пойдет, то и я… - буркнул тот, что покруглее, не поднимая кудрявую голову от кружки.
- Видишь, мам, он хочет! - подхватил другой.
Женщина, давно привыкшая к нерушимой солидарности своих мальчиков, улыбнулась и принялась переворачивать ломтики ячменного хлеба, уже подрумянившиеся с одной стороны на раскаленном чугуне плиты. Под чугунной пластиной за стеклянной дверкой плясало пламя. Просторный открытый очаг в противоположном конце залы был еще не разожжен.
- Ладно, - чуть помедлив, сказала мать, - идите, я разрешаю, только обещайте не отходить друг от друга и хорошо себя вести.
- Мама!.. - вздохнул Алекс с утомленно-досадливым видом человека, сто раз уже слыхавшего все те же совершенно излишние наставления.
- Я знаю, вы уже вполне разумные, - поправилась та, - но сегодня, имейте в виду, не праздник. Все горюют. Так что не бегать, не орать - договорились?
- Договорились… - ответил за обоих Алекс.
Вообще-то молодая женщина была рада, что сын показал себя таким решительным. Когда они с мужем вернулись под утро, Алекс, едва их увидел, пожелал узнать, "как там было", и твердо вознамерился тоже пойти. Ничто его не поколебало - ни обещанный мороз, ни предстоящее долгое ожидание.
- Да что там для тебя интересного? - спрашивали его. - Почему тебе так хочется идти?
- Ну, я же хочу тоже попрощаться с королем, - заявлял он в ответ. - Я его очень любил.
Мать-то догадывалась, в чем дело. Он хотел видеть короля - это само собой, но главное - он хотел видеть мертвого короля. Он еще никогда не видел мертвых. А тут такой исключительный случай! Родители, когда вернулись, сами говорили: "У него такое умиротворенное лицо, как будто спит… такой красивый…" "Так что, - думал Алекс, - я смогу приобрести этот опыт - увидеть настоящего покойника - и не расплачиваться за него страхом. Кругом будет полно народу, и все это на улице, а не в какой-нибудь там темной комнате, и Бриско со мной".
Мать не боялась отпускать двух десятилетних мальчишек одних. Она не раз убеждалась в их осторожности и находчивости. Оба знали город как свои пять пальцев, до малейшего закоулка. Бегали они быстро, а в случае какой-нибудь опасности умели так спрятаться, что их никто бы никогда не нашел. Она сняла ломти хлеба с плиты и намазала их маслом, потом взяла каминные щипцы и вынула из топки четыре плоских камушка, которые завернула в тряпки и сунула в рукавицы, висевшие на гвозде у двери.
- И не болтайтесь потом по улицам. За ночь еще похолодало. Я не хочу, чтоб вы обморозились.
Никогда за всю свою жизнь мальчики не видели в городе столько народу. Едва они свернули со своей улочки за угол, их подхватил людской поток, стекавший к Главной площади. Они отдались течению, дивясь тому, что все так неузнаваемо на таких знакомых улицах. Им ничего не было видно, только спины, зады, ноги и, если запрокинуть голову, - белое небо.
Но больше всего поражала тишина. Люди шли, не переговариваясь, разве что вполголоса. Ни окликов, ни возгласов. Только приглушенный шум шагов и дыхания.
Где-то на полпути мальчики взобрались на невысокую стенку, а с нее - на чей-то подоконник. Оттуда, сверху, им открылось ошеломляющее зрелище заснеженной Главной площади. Словно картина какого-то живописца, огромная, далекая и безмолвная, но картина движущаяся. Несметная толпа медленным шагом продвигалась между деревянными загородками, образуя нескончаемую змею, раз двадцать обвивающуюся вокруг себя.
- Это не на один час! - вздохнул Бриско.
- Посмотрим, - сказал Алекс. - Может, нас пропустят?
Четверть часа спустя они заняли место в нескончаемой очереди, обмотанные шарфами, упрятав руки в карманы, грея пальцы о горячие камушки, готовые отстоять сколько понадобится.
Они были не так уж похожи друг на друга. Бриско, кудрявый крепыш, был шире в кости, плотнее. Только выражение глаз немного противоречило этому впечатлению силы. В них светилась трогательная детская доверчивость.
Алекс был тоньше, легче. Короткие темные волосы падали ему на лоб. И если кого-то из двоих можно было считать беспокойным, то скорее его. При этом у обоих - тот же рост, та же манера смотреть на все вокруг с ненасытным любопытством. Но главное - оба повиновались одному рефлексу: держаться рядом, чтоб можно было коснуться, чтоб все время чувствовать друг друга. У них это выходило самой собой, неосознанно, им даже взглядами не надо было обмениваться - как будто их связывала какая-то невидимая нить.
Отстояв час, мальчики начинали подумывать, что ожидание затягивается; плитки у них в карманах были уже чуть теплыми. Иногда взрослые расступались и пропускали их на несколько мест вперед.
- Храбрые вы ребята, молодцы, - сказал им какой-то толстый лысый дядька, стоявший перед ними. - Король был бы вами доволен. Проходите-ка вперед.
И добавил, обращаясь к соседу:
- Я специально приехал с Большой Земли, все бросил - корабль, все дела - и сюда.
Тем не менее прошла еще вечность, прежде чем они смогли наконец увидеть величественное каменное ложе, воздвигнутое посреди площади. Подойти можно было только к изножью, с других сторон к ложу не пропускали - запретная зона. Оттуда, где они сейчас находились, лицо короля еще нельзя было разглядеть, только угадывалось большое лежащее тело в красной с золотом мантии да сапоги с торчащими вверх носками. Бриско потянул брата за рукав.
- Это он?
- Ясное дело, а ты думал кто?
Хотя сказано это было вполне залихватским тоном, Алекс был глубоко взволнован, даже ошеломлен. По углам ложа стояли четыре солдата - почетный караул. Разрешалось только дотронуться до сапога или колена короля, что, собственно, и делали люди.
Между последними загородками проход был такой узкий, что пришлось двигаться гуськом. Скоро впереди осталось человек десять, не больше. Алекс подтолкнул Бриско.
- Давай ты первый.
Они уже оказались перед ложем. Король лежал с непокрытой головой в нимбе пышной седой гривы. От мельтешащих в воздухе снежинок немного кружилась голова и казалось, что видишь сон, однако это была явь: король умер, и его тело покоилось здесь, на морозе, посреди Главной площади.
Бородатое лицо выглядело безмятежным, как будто король мирно отдыхал. Казалось, вот сейчас старческие руки, скрещенные на груди, приподнимутся при вдохе, но они оставались неподвижными, они застыли, как руки статуи. Казалось, вот сейчас разомкнутся веки, и голубые глаза взглянут на небо, но веки не размыкались. Они сомкнулись навсегда. Король Холунд не спал - он был мертв.
- Давайте, давайте, - поторопил солдат, - не задерживайтесь.
Бриско протянул руку, тронул край каменного ложа и отошел. Алекс же сделал еще шаг и дотянулся до королевского сапога. Пальцы коснулись холодной кожи, и его пробрала дрожь. "Я потрогал мертвого короля!"
- Ну давай, проходи! - сказал солдат, следивший, чтобы движение не застопорилось.
Он сказал это доброжелательно - не такой был день, чтоб покрикивать.
Но Алексу было мало, ему хотелось еще остаться, и он отважился на безумный экспромт. Еще секунду назад он ни о чем таком и не помышлял, а тут решился: вместо того чтоб проследовать дальше вместе с очередью вслед за Бриско и остальными, он сделал шаг в сторону, потом еще шаг, и еще, и встал как вкопанный. Солдаты никак на это не отреагировали. Почему? Трудно сказать. Возможно, потому, что он проделал свой маневр так естественно и невинно, не таясь. Возможно, потому, что каждый из четырех солдат понадеялся на трех остальных. Возможно, потому, что он был ребенком. Как бы то ни было, теперь он стоял здесь и едва осмеливался дышать. "Если я хоть глазом моргну, - думал он, - они меня сразу прогонят". Так что он и не моргал, и не двигался много долгих минут. Снег ложился ему на капюшон. Он его не стряхивал, и белая нашлепка у него на макушке росла сантиметр за сантиметром.
Когда Алекс почувствовал, что удержал за собой занятое место, что о нем практически забыли, убедившись, что он никому не мешает, он осмелился рассмотреть все как следует.
Во-первых, лицо короля. Это было самое интересное, потому что на него легко и нежно опускались снежинки. Сперва они забивались в пышную бороду, в волосы, брови, потом постепенно покрывали белым налетом лоб, скулы, щеки. Тогда солдат - всегда один и тот же, высокий и худощавый, стоявший слева у изголовья, - подходил и сдувал снег. Сдувал в несколько приемов, благоговейно, осторожно выдыхая: "Ф-фут… Ф-фут…" Снег разлетался, и лицо открывалось вновь. Алексу чудилось, что короля это забавляет, что на губах его проступает улыбка, но, скорее всего, эту иллюзию порождал мороз, сковавший черты покойного.
Король, казалось, спал. А перед ним проходил его закутанный народ. Алекс смотрел на это нескончаемое шествие. Толстые, худые, коротышки, верзилы. Люди со всего острова, с этого края света, называемого Малой Землей. Не пришли только больные да умирающие. Все остальные были тут: старые-престарые старики и старухи, знавшие короля еще ребенком, - они подходили и склонялись, почти раздавленные годами и горем; мужчины и женщины помоложе, которые останавливались на миг, прикасались к каменному ложу или к сапогу короля или прикладывались лбом к его сапогу или колену. Если кто-нибудь слишком долго не отходил, один из солдат легонько подталкивал его прикладом.
- Давайте, сударь, ну-ка, сударыня, проходите, не задерживайтесь, вон какая очередь.
Алекс уже не чувствовал пальцев на руках. Камушки в рукавицах давно остыли. А ноги? Замерзли они или, наоборот, горели? Вот уже больше часа он стоял неподвижно на морозе. Он не дрожал. Сперва ему было очень холодно, а потом это прошло. Должно быть, в какой-то момент он потерял сознание, задремал, что ли, стоя, потому что солдаты были уже другие. Караул сменился, а он и не знал. Новые солдаты тоже его не гнали. Раз прежний караул разрешал мальчишке тут стоять, так и пусть стоит - решили, видимо, они. Алекс был как каменный. От мороза каменело все, кроме соленых слез, катившихся по щекам.
Король был как лежачая статуя, а он - стоячая. Он засмеялся, представив себе, как, если он еще сколько-то постоит, настанет ночь, все разойдутся по домам - мужчины, женщины, лошади, солдаты, - и на опустевшей площади останутся только они двое: мертвый король на каменном ложе да он, Алекс, стоящий рядом. И снег будет падать на них всю ночь.
И то-то удивится первый утренний прохожий, наткнувшись на него! Удивится, взвалит его, негнущегося, как полено, себе на плечо или возьмет под мышку и понесет оттаивать.
Снежная шапка у него на голове все росла и росла. Она была уже не меньше четверти метра толщиной и угрожающе кренилась на левую сторону. Алекс чувствовал ее тяжесть. "Видел бы это Бриско - со смеху бы лопнул", - подумал он, стараясь не шевельнуть головой.
Тут-то как раз, в тот самый момент, как Алекс представил себе смеющегося брата, это и случилось. Это был сон - конечно же, просто сон, ведь мертвые не двигаются, это всем известно. А тут король Холунд, причем вполне мертвый, вдруг открыл глаза, голубые, как лед. Его длинные белые ресницы искрились от инея. Он медленно приподнялся и сел на своем каменном ложе. Снег съехал по его мантии и мягкой лавиной осыпался вокруг него. Глаза короля улыбались, как и всегда при жизни, но лицо было встревоженное, а улыбка вымученная.
- Бриско, - выдохнул он, глядя на мальчика.
- Я не Бриско, - хотел поправить Алекс, - я…
Но губы и щеки у него совершенно одеревенели, и он не мог произнести ни звука.
- Бриско, берегись огня…
Король покивал и повторил:
- Берегись огня, тебе говорю… - Голос у него был тихий и спокойный. И грустный.
- Огня? Какого огня? - безмолвно спросил Алекс.
Король как будто понял и ответил:
- Огня, который сжигает…
"Огонь, который сжигает! Ничего себе объяснил! Масло масляное!"
Люди между тем все шли и шли, приостанавливаясь перед ложем, чтобы поклониться останкам умершего короля, потому что тело как лежало на камне, так и лежало. И новый солдат так же, как прежний, сдувал снег с его лица. Король, сидящий на краю ложа, был словно сидячий двойник, вышедший из лежачего, некий скорбный призрак, которого никто, кроме Алекса, не видел.
- Огонь, который сжигает… - простонал он. - Огонь, который сжигает…
Он смотрел, как маленький ребенок, который знает всего три слова и повторяет их опять и опять в надежде, что кто-нибудь его наконец поймет.
Но Алекс не понимал. Здесь, на холодном острове Малая Земля, огонь не был врагом. Наоборот, его любили, его берегли, лелеяли - от горячих углей, которые сохраняют в печке, чтоб разжечь поутру, до высоких костров, которые трещат и вздымаются в ночное небо по праздникам.
- Огонь, который сжигает… - невнятно бормотал старый король, и выглядел он все печальней и печальней. - Берегись огня…
Он горестно вздохнул, сокрушаясь о своей беспомощности.
- Объясните получше, Ваше Величество, - попросил Алекс. - Какой огонь вы имеете в виду?
Но такое усилие превышало возможности мертвого короля. Несомненно, все его силы ушли на то, чтоб выйти из своего тела, сесть на край ложа и выговорить несколько слов.
- Огонь, который сжигает… - повторил он в последний раз, чуть не плача.
А потом действие стало разворачиваться очень быстро. Какой-то человек прорывался сквозь толпу, расталкивая очередь.
- Пропустите! У меня там сын!
Алекс повернул голову, и его снежная шапка, достигшая сантиметров тридцати в высоту, наконец обрушилась.
- Господи, Алекс! Это что ж ты творишь? С ума сошел, что ли?
Солдаты не успели вмешаться. Мужчина кинулся к мальчику, подхватил его, как перышко, прижал к груди и понес прочь. Через его плечо Алекс еще видел, как король простирал к нему руку жалким, безнадежным жестом.
- Бриско уже два часа как вернулся, а тебя все нет! - негодовал отец. - Мы с ума сходили!
Алекс пытался заговорить, но подбородок у него дрожал, и он с трудом выдавил:
- Я… х-хотел ви-видеть… м-м-мертвого… к-к-короля…
- Мертвого короля хотел видеть! Как же, знаю! Но король-то старик, он имел право умереть! А тебе всего десять лет!
- Он… с-со мн-ной… г-говорил… к-к-король…
- Что ты несешь?
- Г-говорил… с-сказал… б-берегись огня… т-только он… м-меня принял за Б-бриско…
Отец приложил свою загрубелую ладонь ко лбу мальчика, но никаких признаков жара не обнаружил. Лоб был таким же, как и все остальное: ледяным. Зубы стучали, как кастаньеты. Губы посинели.
Дома спешно разожгли очаг, не жалея дров. Алекса, раздетого догола, поставили перед огнем и принялись растирать побелевшую кожу горячими полотенцами. Все трое: мать, Сельма, терла плечи и спину, отец, Бьорн, - живот и ноги, Бриско - зад. Через четверть часа мальчик немного отошел, и стало можно усадить его, не переломив, в отцовское кресло, придвинутое к очагу. Он больше не дрожал и смог выговорить более внятно:
- Я хотел только немножко еще постоять, мне позволили. А потом хотел уйти и уже не мог, окоченел…
- Алекс, ох, Алекс… - простонала мать.