- …она еще никому не говорила… я была первой и единственной… насчет медведей она думала то же, что и я… медведи были тут замешаны не больше, чем жирафы или гиппопотамы… убийство это было, и с рук сошло, все шито-крыто… Герольф себе дорогу расчищал… он на все пошел бы за-ради короны… и ребенка бы убить не посовестился… я сказала Унн, чтоб лучше молчала про то, что ждет ребенка… пока с виду не заметно, пусть никто не знает… а уж когда живот большой станет - тогда к королю под защиту, у него стража… она сказала, да, так и надо будет сделать… на том и разошлись… я рада была, что она так разумно решила… а сама-то и проболталась… да… я ее и выдала…
Голос у нее сорвался, она разрыдалась. Вытащила из кармана платок и уткнулась в него, утирая слезы.
- Кому ты проговорилась? - спросила одна из женщин. - Я ни от кого никогда не слыхала, что Унн ждала ребенка.
- Кому проговорилась, тому не резон было другим пересказывать, мадам.
- Это был Герольф?
- Да… - простонала Нанна, - Герольф… тот самый, от кого это надо было пуще всего скрывать… по гроб жизни себе не прощу… я это не нарочно… само сорвалось… больно нрав у меня горячий… неделя тогда миновала со смерти моего Арпиуса… нашли в снегу тела, истерзанные, когтями изорванные, и привезли, и все говорили - медведи, медведи… так все и думали… медведи… медведи, как же! А я и наткнись на Герольфа с его шайкой на рыночной площади… курицу шла продавать, а курица-то сестры моей, сестра сама хотела пойти, а муж у ней занемог, в спину ему вступило, ну и вот… а они-то верхами, а я пешком… один на меня пальцем кажет и Герольфу шу-шу-шу на ухо… ясно, сказал ему, кто я есть… минутное дело, да я-то увидала… а он этак на меня глядит с усмешечкой… как я закричу тут: "Убийца!" - а кругом народ, ну, я и опять ему: "Убийца!" - а он только усмехается… болтай, мол, не больно напугала… тут-то я и ляпнула, подумать не успев… уж так-то захотелось согнать эту ухмылку с его подлой хари, извините за выражение… показала пальцем на дворец да и крикнула: "Рано обрадовался! Ты пока еще не там! На подходе уж тот, кто тебе дорогу-то перекроет!" Его как ошпарило… коня остановил, повернулся ко мне… смотрит, смотрит, понять старается… и понял… опять усмехнулся, да теперь в другом смысле - спасибо, мол, за ценные сведения… мне бы помереть тогда… язык бы себе откусить… "Нет! - ору. - Нет!" Но ори не ори, ему каждое мое "нет" - лишнее "да"… как я со стыда не сгорела… курицу прямо там на рынке бросила и бегом к Унн…
Голос у нее опять сорвался.
- Принести ей воды, - бросил Кетиль в сторону стражника, стоящего у дверей. - И кресло…
Стражник повиновался, и через несколько минут, усевшись, хотя по-прежнему на некотором расстоянии от стола Совета, Нанна продолжила свой рассказ:
- Я ей во всем призналась… уж натворила дел, так надо отвечать… она не осердилась… простила меня… Нанна, говорит, это они - чудовища, а вы-то что ж… вот тут я поняла, что такое настоящая знатная дама, и зарок дала помогать ей чем могу… мы решили бежать… у меня была старуха тетка, жила одна-одинешенька в своем домишке на взморье… я и сказала Унн - спрячемся там, это даже не край света, а за край света, а тетка моя из ума выжила, ничего не соображает, никому ничего не скажет, и вы спокойненько родите своего ребеночка, никто вас не побеспокоит, а я за вами ходить буду, рыбки вам сготовлю… а Унн говорит, хорошо, и не надо мне, чтобы мой сын был королем, хочу только, чтоб он рос, играл, стал мужчиной, хочу, чтоб он жил… и на другой день уехали вдвоем в санях… вы помните, какая она была красавица… тоненькая такая, беленькая… со мной рядом - прямо тебе Красавица и Чудовище… она переоделась крестьянкой, а мне и переодеваться ни к чему, я такая и есть… тетка нас пустила и не спросила ничего… полоумная, я уж вам говорила… день-деньской вяжет да распускает одну и ту же фуфайку да песни моряцкие поет, что с нее возьмешь… так мы лето прожили и осень, а зимой у Унн начались схватки… я туда-сюда, никогда ведь роды не принимала… не так чего-то пошло… она много крови потеряла… я помогаю, как могу, а внизу старуха полоумная распевает "Выбирай, ребята, якорь"… ну и ночь, ох, что за ночь… а Унн бледная, прямо белая вся, насквозь светится… ох, простите, дамы-господа…
И Нанна снова разрыдалась. Потом высморкалась, отпила воды и продолжила:
- … и родила она мальчика… здорового, крепкого… сразу закричал, все как следует… пуповину я обрезала… она еще успела его на руках подержать, но сил у ней уже не осталось, под утро и умерла… я прямо голову потеряла… сами подумайте, дом на отшибе, я одна, младенец орет, а мать мертвая лежит, а полоумная горланит "По морям, по волнам"… тут я вспомнила про колдунью Брит… за пару лет до того я ее как-то выручила - разогнала ораву хулиганов… они закидывали ее снежками, а в снежках-то камни… она мне и говорит: Нанна, если тебе чего понадобится… х-с-с… х-с-с… только кликни, я добро помню… вот и понадобилось… я послала соседского сына… где уж он искал, как уж она добралась - меня не спрашивайте, но в тот же вечер она была тут как тут… что за беда, Нанна? - спрашивает… а чего спрашивать, вот она, беда… я ей все рассказала… и кто отец… она говорит - положись на меня… х-с-с… х-с-с… завернула тело Унн в простыню, взвалила на спину и в ночь ушла… вернулась, говорит - ну вот… х-с-с… х-с-с… спит она в Великой Могиле… в море, значит… потом взяла мальчонку… то он орал, а как взяла, сразу смолк… а прежде чем унести, говорит - погоди, надо знак ему сделать… какой, спрашиваю, знак? атакой… х-с-с… х-с-с… это ж будущий король, надо, чтоб его узнать было можно хоть через двадцать лет… бери лопату, пошли, поможешь… х-с-с, х-с-с… вышли с ней в ночь… велела копать, глубоко, точное место показала меж двух деревьев, а дальше она сама рыла уже руками, черными своими ногтями… вырвала какой-то белый корешок… ты, говорит, не трожь… х-с-с… х-с-с… обожжешься… вернулись в дом, там тетка моя поет ребеночку "Эх, пляши, красотка"… знаете эту песню? там чего-то "Вот мы в порт придем, на берег сойдем"… а дальше "Там вино и водка, эх, пляши, красотка…"
- Нанна… - остановил ее Кетиль.
- …ох, извините… взяла она ребеночка на колени к себе… я ему ручку держала, а она два кусочка того корешка положила крест-накрест на ладошку, откуда большой палец растет, и прижала, и какие-то колдовские слова сказала, только я их не запомнила… ребенок орал во всю глотку… а когда она сняла корешки, осталась метка… вроде ожога, аж дымилась… а она говорит, вот и ладно… х-с-с… х-с-с… теперь снесу его в безопасное место… а куда - не скажу даже тебе… х-с-с… х-с-с… прощайся с ним… а я ей: он же замерзнет насмерть, если его по улице нести… ничего не замерзнет, х-с-с, х-с-с… - она говорит… у моего огня ему и на морозе тепло будет… во как сказала: "У моего огня"… меня аж в дрожь бросило… а больше ничего не знаю… поцеловала я ребеночка, и она его унесла…
Нанна тяжело вздохнула и умолкла. Члены Совета обернулись к Бьорну, и тот медленно опустил руки, открыв лицо.
- Это правда, - сказал он безжизненным голосом, - Брит пришла к нам через несколько часов после рождения Алекса. И принесла Бриско.
Он был так бледен, что казалось, вот-вот потеряет сознание. Сейчас он переживал один из тех редких моментов, когда важнейшие жизненные узлы развязываются и перевязываются по-другому. Голова у него кружилась, словно он куда-то падал. Тайна, которую они с Сельмой хранили целых десять лет, больше не была тайной. Бриско не был их сыном. Но эту пустоту заполнила другая тайна - та, которую открыла сейчас Нанна. Ребенок, которого они растили день за днем, а теперь потеряли, был сыном Ивана и внуком короля Холунда. Бьорн вспомнил один давний вечер, когда Сельма это почти угадала. Бриско не было еще и года; они стояли вдвоем у его колыбели и любовались ребенком. "А тебе не кажется все это странным, - сказала она тогда, - погиб Иван, Унн исчезла, а теперь откуда-то взялся ребенок…" Бьорн только головой помотал - ну что, мол, ты выдумываешь… и больше они об этом никогда не говорили.
Нанна между тем еще не все рассказала.
- Прошло так это с год, - снова заговорила она, - и заявились они - шайка Герольфа… наверно, по всем домам прошлись, все ребенка искали… уж если в наш домишко заявились, так, значит, и впрямь ни одного не пропустили… меня дома не было, работала в наймах на одной ферме… они тетку расспрашивать… она им, поди, спела "Китобой, готовь гарпун" или еще что… а потом рассказала и про ребенка, и про колдунью Брит, и про метку - все-все… так мне и сказала, когда я вернулась… ведь вот полоумная, ничегошеньки не помнит, сколько пальцев у ней, не знает - а это, поди ж ты, запомнила и рассказала… они, надо думать, пошли искать Брит, чтоб дознаться, куда она снесла мальчонку… ну, Брит, вы ее знаете, небось так их встретила… вот теперь все сказала, дамы-господа… извините, что так бестолково… уж как умею.
- Вполне толково, Нанна, - успокоил ее Кетиль. - Совет тебя горячо благодарит. А я пользуюсь случаем сказать тебе, как мы рады, что ты вернулась к нам. Мы тебя не забывали, и все мы очень любили Арпиуса, ты ведь это знаешь. Тебя проводят, куда скажешь.
Тот же стражник, который привел ее, взял женщину за руку. С порога она оглянулась на советников и сокрушенно покачала головой.
- И все это - чтоб он попал-таки им в лапы… вот горе-то… бедный мальчонка…
Совет заседал до поздней ночи. Вспомнили позорное бегство Герольфа десять лет назад, его изгнание с Малой Земли, его заверения в своей невиновности, его унижение перед дядей-королем, его ярость и обещание страшной мести. Подозрения, вызванные гибелью Ивана, сыграли немалую роль в осуждении Герольфа, но еще большую - его характер, воинственный, непокорный и неистовый. Из нынешнего Совета многие помнили то бурное заседание - последнее, в котором он принимал участие, - где он дал выход своей ненависти. Битый час метал он тогда громы и молнии, и никто не мог его остановить.
- Малая Земля! - кричал он, стоя у стола и колотя по нему кулаками. - Малая Земля! Этим все сказано: "Малая"! Вы что, не видите, в чем мы расписываемся, когда говорим: "я - с Малой Земли"? Этот остров нас без конца умаляет. Теснит, ужимает, вы что, не замечаете? А я не люблю ужиматься. Мне нужен простор! История? История - это мы! Королевская библиотека? Вот в чем вы вязнете, вот он, символ! Символ вашей мягкотелости, вашего ухода от жизни! Про что написано в книгах, которые вы там нагромоздили? Про то, как другие народы в былые времена являлись сюда и нас завоевывали. И вот над этим вы гнете спину! И вам это нравится! Позор вам! Позор! Наша страна лежит лапками кверху. Вот вам истина. Она стала страной старых баб! Вы бы лучше прививали своим детям вкус к жизни, к славе! Учите их владеть оружием, сражаться! Чтоб мечтали о победах! О завоеваниях! Их надо растить орлами, а вы из них делаете мокрых куриц!
Он долго еще с неослабевающим жаром развивал эту тему, пока Кетиль, тогда еще молодой, не остановил его, спокойно молвив:
- Спасибо, что открыл нам свои помыслы, Герольф. По крайней мере, теперь будем их знать.
Когда Бьорн вернулся домой, Сельма спала глубоким сном. Впервые после похищения Бриско. Бьорн пожалел будить ее. "Завтра, - подумал он, - завтра скажу ей, кто наш сын". Прежде чем лечь, он поднялся наверх поцеловать Алекса. Взошел по деревянной лестнице босиком, стараясь, чтобы ни одна ступенька не скрипнула, и тихонько отворил дверь спальни. Луна бледно освещала ее. У Бьорна перехватило дыхание: на кровати Бриско одеяло выпукло обрисовывало лежащую фигуру.
- Бриско… - прошептал он.
Мальчик спал в своей излюбленной позе, носом к стенке. Бьорн подошел нетвердой походкой. Протянул дрожащую руку и положил ее на круглое детское плечо.
- Бриско, сынок… вернулся…
- Папа? - откликнулся сонный голос, и из-под одеяла показалась голова Алекса. - Папа… я переселился.
7
Подарок Волчицы
- Порядок! Подсобите-ка!
Они перетащили Бриско в шлюпку, не развязывая.
- Ну что, Хрог, - посмеиваясь, спросил один, - как она, Волчица, не сожрала тебя?
- Не-а, - отшутился тот, - мясо у меня жесткое, зубы обломала бы! Но я вам здорово рад, ребята. Одному с ней оставаться - это не про меня…
Еще несколько гребков, и они добрались до корабля. Та, кого они называли Волчицей, приехала следующим рейсом. Можно было подумать, что она старается, насколько возможно, держаться подальше от Бриско. Как бы в подтверждение этого она, взойдя на борт, нервно отдала какие-то распоряжения, явно спеша сняться с якоря, после чего скрылась в своей каюте и больше не показывалась.
Матросы ее, видимо, побаивались: работа у них вмиг так и закипела. Очень скоро паруса были подняты, береговой ветер наполнил их и погнал судно в открытое море. Бриско, которого так и оставили на палубе, принялся стонать и извиваться, пытаясь ослабить путы.
- Хрог, да развяжи ты его! - сказал проходивший мимо матрос. - Жалко ведь мальчонку.
- Нельзя, Волчица не велела.
- Ну хоть ноги. Не улетит же он.
- Нет уж. Могу разве что на руки его взять, чтоб поглядел на родной берег. Напоследок…
- Да! - крикнул Бриско. - Дайте поглядеть!
Здоровяк поднял его, как пушинку, спиной к себе, и прошел на корму.
- Ну вот, гляди. Только чтоб без фокусов! Мне неохота за тобой в воду нырять. Тем более я плавать не умею!
Этот берег кому угодно показался бы на редкость неприютным: нависшие, готовые обрушиться пласты снега и черные скалы, о которые бьются свинцово-серые волны, - но Бриско всем сердцем вбирал эту последнюю картину удаляющегося родного острова. Малая Земля… До сих пор он и не сознавал, насколько он принадлежит этой земле, а она - ему. Это было все равно что ходить, дышать - что-то такое, о чем и не думаешь никогда.
- Алекс… папа… мама… - тихо простонал он и в первый раз с момента похищения заплакал горькими слезами.
Его похититель сам по себе жестоким не был. Он лишь слепо повиновался приказам, и, будь ему приказано снова побить мальчика, он бы, безусловно, так и сделал; однако пожалеть он тоже мог.
- Ну, не плачь, - проворчал он, - может, еще когда и вернешься, мало ли что…
Они обогнули островок, заселенный колонией крикливых олушей, потом судно взяло курс на северо-восток. Еще несколько минут - и Малая Земля скрылась из виду.