Прошел год, но я до сих пор ощущаю себя виноватой во всем - если бы не моя безалаберность, ничего бы не произошло. К этому прибавилось другое чувство вины, проклюнувшееся примерно три месяца назад. Я стала думать, что Таня тяготится моим присутствием. У меня отличный слух и обоняние, хотя иной раз и они мне отказывают - в минуты, когда наваливается стресс, вызванный воспоминаниями - и я понимаю, как Таня страдает. Я слышу изменения в ее голосе и понимаю, что недавно она плакала. Тайком. Я чувствую также запах, который исходит от нее. Чужой, неопределенный, тревожащий. Думаю, он связан с ее работой, и это мне не нравится. Я боюсь подобных мыслей и чувствую свою вину. Тане пришлось из-за меня изменить свою жизнь. Возможно, ее жертва чересчур велика, она заставляет ее страдать.
Это единственное, что я знала доподлинно. Какова бы ни была ее работа, она, конечно, приносит нам деньги, но как долго будет продолжаться наша игра в молчанку? Как долго Таня будет скрывать правду?
Я лежала на диване, укрытая шалью с головой, и вспоминала сквозь дрему.
Год назад. Моя память повернулась назад, показывая все, что происходило тогда. Хочется обо всем забыть раз и навсегда, но я не в силах.
Я обнимаю теплый комок кошачьего тельца, и Нюся громко мурлычет мне под ухо.
2
В тот же день, после ухода Тани, ко мне пришла женщина из "Центра помощи жертвам насилия".
От нее пахло духами, резкий цветочный аромат, от которого начинало першить в горле. Я отметила, что теперь очень часто, если не всегда, мне придется встречать людей по запаху. Запахи начнут формировать мое впечатление о ком-либо - я буду навсегда в тисках этого стереотипа.
Женщина сказала, что ее зовут Маргарита Викторовна Логинова. Голос у нее был мелодичный. Наверное, она хорошо пела.
- Вы психолог? - спросила я.
- Да. Это моя профессия.
- Сколько же стоит ваша консультация? Чего вы хотите вообще?
- Бесплатно. Не в том вопрос.
- А в чем?
- Мы проводим исследования, консультации, собираем статистические данные, и никаких денег за мы не берем.
- Таких, как я, много?
- Больше, чем кажется.
- Не знаю, вам видней.
- Если необходима помощь, мы помогаем.
- А сейчас вы с чем пришли?
- Поговорить.
Она села, рассматривая меня. Ее цепкий взгляд я чувствовала кожей.
Психолог, профессионал, считающий, что ему все известно. Я подумала, что хорошо, наверное, иметь в запасе дюжину фикций, которые выдаются за истину, и оперировать ими в любой ситуации, объяснять не моргнув глазом любое явление. Фикция избавляет от необходимости думать. Сейчас Логинова начнет разбирать по полочкам мой случай.
- Ладно. Все равно мне делать нечего.
Кажется, руки у нее были свободными. Ни тетрадки, ни блокнота.
- Вам снятся плохие сны, Людмила?
- Конечно.
- Так же, как было… там? Каков характер снов?
- Я их не помню.
Я почти не соврала.
- Вы кричите во сне?
- Не знаю. Было один раз, что я вопила, но это когда я очнулась от наркоза. Я думала, что все еще нахожусь в плену. Мне поставили укол, чтобы успокоить.
- А потом?
- Не помню. Спросите у сестер, может, они слышали.
- У вас появлялось чувство, что вы задыхаетесь? Что воздуха не хватает?
Тяжесть на сердце?
- Да.
Я поняла, что Логинова открывает что-то и шуршит по клавишам. Ноутбук.
- И что это за исследование такое?
- Особенности периода адаптации к нормальным условиям после долгой травмирующей ситуации…
- Это диссертация?
- Нет, - рассмеялась Логинова. - Просто наш центр работает в сотрудничестве с кафедрами и институтами психологии, мы часто поставляем им свою статистику, которую добываем на практике.
- Значит, я считаюсь жертвой насилия.
- В общем, да. Вы попали в неординарную ситуацию. Лично я с таким не сталкивалась. Мы обычно имеем дело с женщинами, которые пострадали в бытовых условиях.
- Ясно. Мужья-садисты, дети-наркоманы… Избиения.
- Вы хорошо реагируете… У вас был невропатолог? Снимки мозга вам делали?
- Грозятся. А что?
- Вами интересуются специалисты. Многие хотят получить данные о деятельности вашего организма. Вы популярны…
- Это здорово.
- Во всяком случае, вы адекватно воспринимаете окружающий мир.
- Разве?
- С первого взгляда могу определить, что вы агрессивны - в данный момент. Ваша агрессивность имеет компенсаторную природу. Ирония и самоирония понятны и относятся сюда же. В целом, вы владеете собой, вы не отгораживаетесь от окружающего.
- Откуда вы знаете?
- Это не стопроцентное утверждение, Люда.
"Люда". Ладно, пускай называет как хочет.
- Ваши кошмары - продукт работы подсознания. Вы избавляетесь от психического шлака, который отравляет вас.
- Но что-то я не чувствую себя лучше, - заметила я.
- Вы пребывали в плену долго. Дольше, чем обычно это бывает. И вы остались в живых. Преступник сделал все, чтобы боль и страх остались внутри вас, и их удельный вес не такой и маленький. Избавиться от него - дело не одного дня, - сказала Логинова.
Снова шуршание по клавишам. Меня так и подмывало спросить, что она там пишет.
- И как мне быть?
- Как бы вы определили свое главное… каждодневное ощущение? Будем говорить просто.
- Страх.
- Угу. - Конечно, это то, ради чего она пришла, несомненно.
- Вы чем-то можете помочь мне?
- Если только вы согласитесь. Я могла бы провести небольшой курс терапии. Пока вы находитесь здесь, мы могли вплотную заняться вашим страхом.
Жертвы, как правило, испытывают страх. Это воспоминания о боли, унижении, постоянном чувстве, что жизнь висит на волоске. Если женщину, например, периодически избивает муж, она склонна винить себя в том, что происходит…
- Знаю, что вы скажете. Она не виновата, да?
Психолог помолчала.
- Разумеется, нет.
- Неправда. - Я тут же пожалела, что сказала это.
- Почему?
- Человек получает то, что заслужил…
- Вы думаете?
- Человек получает то, что он посеял. Вольно или невольно. Если он не осознает, не помнит, что поступил неверно, то это не освобождает его от ответственности. Я неправа? Если у тебя муж алкоголик, дебошир и садист, зачем надо было выходить за такого человека? Чем он мог привлечь, чтобы броситься в омут с головой, а потом…
- Извините, вы были замужем?
- Это запрещенный удар. Не надо апеллировать к моему опыту, - огрызнулась я. - Не нужно меня выставлять идиоткой, которая ничего в жизни не смыслит.
- Не думаю я так.
- Но так говорите. Я слепая, но я хорошо слышу. Я приспособилась и замечаю какую угодно интонацию.
Логинова ударила по какой-то клавише. Сгоряча. Видимо, по пробелу.
Значит, я попала не в бровь, а в глаз.
- Неприятно слышать от "жертвы" такое? Вы думаете, что всегда выше и мудрее несчастных овечек.
- Зря вы так говорите. У меня, возможно, и деловой тон, но он не означает, что я дистанцируюсь и ставлю вас на ступень ниже. Однако не я завела разговор о вине. Вы чувствуете ее сами, потому и…
- Я знала, что все прикатится ко мне…
- Если я досаждаю, то могу уйти. Я хотела помочь.
- Не лезьте в бутылку. Сидите. Вы пришли поговорить, вам необходимы данные. Не зря же вы тащили с собой ноутбук.
Логинова помолчала, под ней скрипнул стул.
- Итак. Мы спорили о чувстве вины. Я поняла, как вы относитесь к этому.
Чувство вины возникает в большинстве случаев у жертв насилия. Человек действительно думает, что своими поступками спровоцировал неприятные и страшные для него события. Однако нельзя утверждать, что он виноват во всем и всегда. Мало кто в состоянии предсказать импульсивное поведение некоторых людей, чтобы иметь возможность отгородиться в случае опасности. Мы все априори доверяем друг другу. Когда случается нечто из ряда вон выходящее, мы ищем причину, объект, на который надо возложить ответственность. Чаще и легче всего винить себя. Но если мы, например, выходим на улицу, и нам на голову падает большая сосулька с крыши, можем ли мы сказать, что в этом есть наша вина? Нет.
- Вы переводите на другую тему, - сказала я. - Я имела в виду совсем другое.
- Ситуацию, похожую на вашу?
- Да.
- Расскажите мне подробно. Вы в состоянии это сделать?
Логинова подалась вперед, точно хотела услышать от меня большой секрет.
От ее волос пахло травяным шампунем. Я почему-то решила, что она блондинка.
- Да. Я сильней, чем кажусь. Я выгляжу побитой собачонкой, попавшей под дождь, но я сильная… Я могу рассказать.
- Конечно, - ответила психолог.
В какой-то момент мне стало так мерзко и тошно, что я хотела попросить ее уйти. Главным образом, из-за своего вранья и этих наскоков. Я сама не ожидала от себя такой бурной реакции. Собственная злоба меня пугала. Когда Логинова вошла, я думала, что буду отвечать односложно, только "да" или
"нет", давая понять, что разговор лучше закончить побыстрей, но ни с того ни с сего принялась спорить, что-то доказывать. Компенсаторная агрессия.
Самоирония, переходящая в самоуничижение. Мне было наплевать на все эти понятия и умные объяснения, они вызывали во мне дикое раздражение. Мое стремление рушить, не оставляя и камня на камне, отрицать, ниспровергать догмы было всепоглощающим. И что это за сказки о силе? Поза бойцового петуха. Неужели и это тоже часть моего защитного комплекса?
Я сидела и рассказывала Логиновой то же самое, что и врачам и следователю. Было ощущение, что я раздеваюсь, медленно, с чувством, снимаю один предмет одежды за другим, чтобы остаться без всего. Логинова попутно заносила что-то в компьютер и время от времени подавала голос. Да, да. Ясно, ясно. Конечно, конечно. Вопросов она почти не задавала, точно ей все было известно заранее.
Я поняла, что ненавижу Логинову. Она заставила меня обнажиться, разрушила мои защитные укрепления.
- Итак, вы сказали, что боитесь. Вы могли бы определить основную причину страха?
- Не знаю. Всего боюсь. Если вы хотите, чтобы я говорила откровенно…
- Конечно. Не нужно воспринимать меня как врага, который заставляет вас выдавать сокровенные тайны.
Я прикусила нижнюю губу.
- Моего похитителя не поймали. О нем ничего неизвестно. Значит, он может вновь искать встречи со мной.
- Да, этот страх обоснован. Что же следствие?
- Не знаю. Был один, но пока никаких известий.
- Преступник сделал все, чтобы его нельзя было зацепить, - сказала Логинова. - Ему это важно. Вы считаете, подсознательно, что контакт между вами не прервался. Он это тоже понимает - для него это олицетворение его власти.
- Все-таки власть?
- Да. Я понимаю ваш негативизм и агрессию. Это нормально в вашем положении. Никто не любит быть уязвимым, современный человек вынужден жить закрывшись в скорлупе, потому что социальная климат тяжелый и нет надежды, что когда-нибудь он изменится. Если твои защитные оболочки вдруг спадают и ты теряешь собственную анонимность в пестрой массе, это тяжелый удар.
Инстинкт самосохранения включается на полную катушку. Я думаю, что маньяк имел в виду нечто подобное. Он был все время рядом, но оставался невидимкой.
Вы были в его власти. Для его сознания вы до сих пор там, в комнате, и с вами можно сделать что угодно.
- Он будет меня искать?
- Не знаю. Я не специалист по криминальной психологии, я только могу обрисовать картину в общих чертах.
- Ну как вам кажется?
- Возможно, он отпустил вас не просто так. В этом есть некий смысл. Для чего-то ему было нужно, чтобы вы остались живы.
- То есть, опять меня похитить?
- Трудно сказать. Если этот человек болен, то картина его бреда мне неизвестна, да это и не по моей части. Тут необходим психиатр. В целом… Я могу только предположить, не понимайте, пожалуйста, мои слова буквально, как вердикт. Ваше освобождение может быть частью игры.
Я и сама думала об этом…
- Очередной этап?
- Да…
- Говорите, лучше знать.
- Унизить вас, заставить страдать, причинять боль, держать в напряжении - это одно. Вероятно, он вволю насладился этим, наигрался. Ему нужны были новые ощущения. Маньяки, в большинстве своем, умны и расчетливы, умеют выстраивать стратегию далеко вперед. Но он не мог отпустить вас, не оставив метку, которая бы оставалась на всю жизнь как напоминание, как некий символ власти. Ваши глаза… простите…
- Ничего.
- Он нанес, пожалуй, наиболее болезненный и страшный удар по вам. Лишил вас зрения. Он сделал это с хладнокровием интеллектуала, решающего сложную проблему. С одной стороны, рвение, желание исполнить свое желание во что бы то ни стало, а с другой, неспешность, знание дела, железная рука. Это устрашает больше всего.
- Да, - сказала я почти неслышно.
Я помнила его прикосновения к своей голове и лицу. Хирургические перчатки.
- Он намеренно растоптал ваше достоинство. Раздел, заставил справлять нужду под себя. Этот мужчина, видимо, считает, что женщины заслуживают подобного отношения…
- Что, детские травмы? Неужели так банально?
- Не обязательно. Психические травмы, которые столь любимы фрейдистами, имеют значение лишь в том случае, если человек генетически предрасположен к насильственным и асоциальным формам поведения. Ни одно зерно не прорастает там, где для него нет подходящих условий. Скрытые наследственные нарушения играют важнейшую роль. Особенно тяжелая картина вырисовывается, если человек, страдающий склонностью к садизму, обладает высоким интеллектом, хорошо владеет собой в среде обычных людей, когда он знает и умеет маскироваться. Способность к мимикрии у маньяков бывает просто потрясающей.
Их самообладанию могут позавидовать и самые невозмутимые люди. Когда они видят перед собой цель, которая удовлетворила бы их потребности, они готовы идти на любые жертвы. При этом у них отличное чутье на опасность. Впрочем, вы наверняка это знаете.
- Примерно. Смотрела много фильмов и читала триллеров. Мне другое интересно. Были у него другие женщины? До меня.
- Вполне допускаю. Но это мое частное мнение.
- Не бойтесь, я ничего милиции не скажу, - ответила я, впервые с начала беседы улыбнувшись.
- Наверное, были.
- А проблемы с потенцией? Это связано?
- Часто да, но не всегда.
- Меня он не насиловал…
- Это ничего не значит. Его способ удовлетворения мог быть иным, - сказала Логинова.
- Так чего же мне ждать?
- Не думайте о нем, он этого не заслуживает. Он рассчитывает именно на вашу навязчивую идею, на постоянно ожидание беды. Если выбросить его из головы и сказать себе, что меня он не интересует, и постоянно придерживаться этой тактики, станет легче.
Я почувствовала себя уставшей. На плечи словно давил груз.
- Люда, если бы вы согласились, мы провели бы терапию. Я бы все сделала, чтобы вам помочь. Что вы думаете?
Она ждала, а я молчала, теребя в пальцах угол пододеяльника.
- Нет, спасибо. Я не могу. Не думаю, что мне… пригодится.
- Вы зря так считаете.
- Может быть. Но не надо меня принуждать.
Логинова вздохнула. Она закрыла ноутбук и просто сидела теперь и смотрела на меня. Я уже научилась определять, куда направлен взгляд собеседника.
- Вы перекладываете вину на себя. Пусть вы и не согласны, но… это неверно. Занимаясь самоуничижением, вы отрезаете себе пути к отступлению, к выздоровлению, в конце концов.
- Я справлюсь, я сильная. Мне теперь нужно каждый день тренироваться не быть размазней. Оценивать вещи реально, не обманывать себя.
- Понимаю.
- Вряд ли.
- В любом случае, вы можете рассчитывать на мою помощь. - Логинова вложила визитку мне в руку. - Тут домашний телефон, рабочий и сотовый. По сотовому звоните в любое время.
- Спасибо. Я воспользуюсь как только возникнет необходимость.
Логинова помолчал.
- Я встречалась со многими женщинами в этой ситуации. Вы сильная. Я не отрицаю. В вас нет плаксивости, самоуглубления, нет экзальтированности и религиозного рвения, которое часто просыпается в жертвах как тяга к абсолютной защите. Но вы и правда способны пережить это самостоятельно, даже если ваша агрессивность уйдет, а оно явление, как я считаю, временное.
Негативизм, если он не был вашей обычной чертой, тоже исчезнет. - Логинова встала. - Надеюсь, вам не понадобится моя помощь. И ничья по этой части.
- Да уж.
- До свидания. Звоните, если что.
Скрипнула, закрываясь, дверь. Я сидела и ощупывала в пальцах визитку Логиновой. Как слепому пользоваться этой штукой?
Мне вдруг четко представилось, что я в жизни теперь не прочитаю ни одной книги. Не посмотрю телевизор. Не полюбуюсь на картины. Не увижу солнца.
Не увижу солнца.
Я закрыла лицо руками, испытывая одно-единственное желание: умереть сию же секунду. Мне было жалко себя, и в эти минуты я ненавидела весь мир. Всех, включая Таню. Логинову, своего врача, следователя, Лешу, Артура, дежурную медсестру. Почему со мной поступили так несправедливо? За что? Пусть я не виновата, как твердит психолог, пусть, но в чем-то должна быть причина? Я сильная. Я не должна расхолаживаться. Я обязана учиться у Тани твердости и принципиальности. Но, с другой стороны, кто она такая, что я брала с нее пример? В плен попала не она, не она подверглась всем этим унижениям, не она лишилась глаз, навсегда оставшись уродом…
Я размахнулась и швырнула визитку Логиновой в черную пустоту перед собой. Потом легла и пролежала лицом в потолок часа два или три, в полном оцепенении, пока сестра не пришла поинтересоваться, как дела. Из ноздрей у меня текли сопли. Я ревела, даже не замечая этого, и дышала через рот. Я была где-то не в этом мире. Вселенная, в которую я попала, сплошь состояла из жалости к себе.
- Вам нужно что-нибудь? - спросила сестра.
- Нет, пожалуй. - Вынув платок из-под подушки, я высморкалась.
Мне не нужно было поступать так с Логиновой, она совершенно права, говоря, что мне нужна помощь. В очередной раз я выставила себя идиоткой.
- Помогите мне позвонить, - сказала я.
- Конечно, - ответила сестра. - Взять телефон?
- Да.
- Я могу с вахты…
- Нет, пусть будет так.
Сестра взяла телефон, подаренный мне Таней, с тумбочки. Я подумала и назвала номер. Нет, не номер Логиновой, которого не знала. Сестра выполнила мои указания.
- А что сказать?
- Дайте.
Я поднесла трубку к уху и слушала, как телефон посылает сигналы в пустоту. Сердце мое отсчитывало время, я ждала, затаив дыхание. Сестра, стоявшая рядом с кроватью, пахла кремом для рук, этот запах передался телефону.
Никто не ответил на мой вызов. Я почувствовала себя как заблудившийся в лесу человек. Кричала, но никто не приходил мне на помощь.
Выключив телефон, я положила его себе на колени.
- Спасибо, - поблагодарила я сестру.
Она спросила, буду ли я ужинать. Нет, не хочу. Только если чаю стакан.