Максим знал, что Кочнев работал во многих маленьких театрах Екатеринбурга, и часто уходил с насиженного места. Четыре года назад, после развода, он снова начал прикладываться к бутылке. Не то что бы до этого он не брал капли в рот, просто теперь начались запои.
Максим не мог вспомнить точно, когда Кочнев выходил на связь в последний раз, но не меньше чем девять месяцев тому назад. Писатель чувствовал, что позвонил приятель, несмотря на интригующее заявление, не от хорошей жизни. Чаще всего Дмитрий искал его поддержки в трудные времена.
Максим ополовинил стакан и отправился на кухню достать из холодильника копченую скумбрию. Надо было решить, как попотчевать гостя. В чем не было недостатка, так это в пиве, и Максим подумал, не будет ли чересчур, если сегодня приятель опять нарежется благодаря ему. Ничего толком не решив, писатель собрал на скорую руку закуску. Настрогал салат из свежих овощей, нарезал колбасы и сыра, разложил по тарелкам и убрал в холодильник.
Ожидая Кочнева, Максим пил пиво и расхаживал по комнате. Он перестал обращать внимание на телевизоре, интерес к нему пропал одновременно с надеждой спокойно провести сегодняшний день. Тишина в его трехкомнатных апартаментах навевала тоску, Максим часто ловил себя на том, что она действует ему на нервы. Появлялись ненужные и опасные вопросы, тянуло анализировать прошлое и задумываться о будущем… Максим не любил строить долгосрочных перспектив, раньше он считал это занятие для неуверенных в себе людей. Но вот сейчас у него есть уверенность в себе - и что же? Тишина и одиночество давили на психику. У Максима не было даже кошки.
Во время напряженной работы над романом, он не чувствовал пустоты вокруг себя. Его окружали призраки созданных им героев, Максим сам находился в гуще событий и мало отражал реальную действительность. Погружение в писательские грезы было полным, он сознательно вызывать в себе это похожее на долгий транс состояние. В конце концов для него, профессионального беллетриста, не было иного выхода. Писательство давало ему возможность иметь свой хлеб с маслом.
От дома Кочнева до холостяцкого гнезда Снегова было полчаса езды на трамвае, это, конечно, без пробок. Но днем их и не должно быть - времени сейчас половина второго. К тому же при теплой погоде народа в транспорте, как правило, меньше.
Максим остановился, ощущая легкий сквознячок в голове. Пиво было некрепким, и давало как раз ту невесомую воздушную эйфорию, которая нужна была ему, чтобы расслабиться. Ждать еще неизвестно сколько. Максим вернулся на диван, вытянул ноги с довольной усмешкой.
Позавчера он завершил новый роман, и был уверен, что вещь получилась куда качественней, чем предыдущая. Три месяца назад, еще набрасывая план, Максим чувствовал прилив вдохновения. Пришло оно, правда, не сразу, но в конечным результатом Снегов был доволен. Идея, пришедшая ему на ум во время похода в супермаркет, за короткий срок превратилась из обыкновенного полуфабриката во что-то неизмеримо большее. Одно тянуло за собой другое.
Возникнув из небытия, главный герой открыл дверь для других. Так появился антагонист - и пошло-поехало.
Писалась вещь легко, хотя очень долго, почти до половины, не имела названия. Все складывалось как бы самой собой. Это был тот редкий случай, когда в задачу писателя входит перекладывать на бумагу то, что идет в его голову откуда-то извне. Максим не верил в теорию, что кто-то диктует пишущему, но придерживался схожего мнения. Любой литератор, получающий удовольствие от своей работы, испытывающий вдохновение, подключен к некоему источнику. Возможно, это глубинные слои воображения, куда нет доступа в обычных условиях, места, где обычно и делается вся черновая работа. Когда более или менее пригодный материал выходит на поверхность, писатель просто фиксирует его, обрабатывает, придает ему форму. По мнению Максима, новая его книга писалась именно так.
К редактуре черновика он намеревался приступить не раньше, чем через десять дней. Необходимо было дать файлу отлежаться, "инкубационный" период давал возможность выявить все недочеты и нестыковки. Максим придерживался своего распорядка, выработанного за последние десять лет напряженного труда на ниве беллетристики. Его литературная жизнь так или иначе вписывалась в определенную схему. Излишняя механистичность, конвейерность иногда начинали ему надоедать, но Максим настолько привык к своему образу бытия, что вряд ли сейчас сумел бы приспособиться к другому. Отчасти поэтому он не предпочитал оставаться холостяком. Перемены, которые повлек бы за собой брак, пугали его уже при первом рассмотрении. На сегодняшний день Снегов не знал, как ему удалось бы поделить душевные силы между писательством и женой, между любимым делом и семейными обязанностями. Иной раз, задумавшись, Максим очень тяготился такой дилеммой.
На фоне всего этого оставалась одна главная проблема. Одиночество. Не потому ли Максим обратился за помощью к Интернету? Ответ скорее всего положительный, хотя Снегов боялся себе в том признаться. На сайт службы знакомств, где люди искали друзей по переписке, он забрался месяца четыре назад. Максим был пьян - отмечал с коллегой в кафе выход его книги, - поэтому соображал не очень. При этом у него хватило ума не связываться с разделом, где люди разыскивали спутника жизни. Его больше привлекала переписка. Не видишь глаз собеседника и думаешь, что у тебя есть право разговаривать с ним откровенно. Впрочем, к этому способу общения прибегают многие люди подобные ему. Одинокие.
Тогда Максиму удалось завести четверых друзей по переписке, однако вскоре трое из них отпали сами собой. Письма прекратились. Остался один человек, с которым Максиму было интересно. Видимо, чувство было обоюдное - писатель чувствовал расположение, которое испытывает к нему виртуальный собеседник. Многое о нем Максим не знал. Электронная почта тем и хороша - ты можешь оставаться анонимом.
Максим взял пульт и переключился на другой канал. Футбол его не интересовал. Собираясь перескочить дальше, он услышал звонок по домофону.
2
Дмитрий Кочнев стоял на резиновом коврике перед входной дверью и улыбался. На нем была засаленная замшевая куртка, когда-то давно Максим ее видел, она выглядела лучше. Да и сам актер выглядел не таким потасканным, как сейчас. Даже в полумраке Максим заметил глубокие синяки у него под глазами и трехдневную щетину. Давно нестриженные, но чистые волосы, разметались от ветра да и остались в растрепанном виде.
- Привет.
- Привет. - Дмитрий, войдя, пожал его руку.
Максим закрыл двери и пригласил приятеля проходить. Актер молча снял куртку, повесил ее на крюк, оставшись в полосатой рубашке без рукавов. Из внутреннего кармана вынул что-то свернутое в трубочку. Максим мельком разглядел эту вещь, похожую на общую тетрадь, и отправился на кухню.
- Пиво будешь, холодное? Рыбкой закусим…
Ответа долго не было, Максима, думая, что тот не услышал, высунулся из кухонной двери в прихожую. Дмитрий стоял возле залы, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.
- Ну так что?..
- Давай, - сказал Кочнев.
И прошел в большую комнату. Максим хмыкнул, отмечая с профессиональным любопытством, что приятель выглядит изможденным, прямо-таки измученным.
Наверное, в театре много работы, репетиции днем и ночью, да мало ли.
Писатель увидел и еще кое-что. Казалось, Дмитрий враз постарел на несколько лет.
Болен? Или только что вышел из очередного запоя? Максим выставил тарелки с закуской на стол, достал две банки пива. У Дмитрия какие-то проблемы, он пришел за помощью, это хорошо заметно по его вымученной улыбке.
Максим поставил перед приятелем тарелки и пиво, придвинул кресло к столику, выключил телевизор. Актер оказался напротив него. При свете дня все то, что увидел за пару минут до этого Максим, было отчетливей. Писатель нацепил свою собственную улыбочку.
- Что новенького? - спросил Кочнев.
- Новый роман закончил, буквально на днях. Можешь поздравить.
- Поздравляю.
Приятели открыли пиво, чокнулись банками. Максим увидел, что вещь, похожую на тетрадь, Дмитрий куда-то спрятал. Возможно, уселся на нее. Снегов едва удержался от вопроса.
- Как называется?
- "Иней на клинках". Фэнтези.
Кочнев кивнул, продолжая улыбаться. Максим сделал еще одно открытие: из него будто выкачали жизненную силу, чего-то катастрофически не хватало.
Словно лампочка, горящая вполнакала, Дмитрий потускнел.
Чтобы изгнать нарастающую тревогу, Максима сделал большой глоток пива.
- А вот меня из театра турнули.
- Это как? С чего бы это?..
- Директор сказал, что за пьянство… Но это неправда. Ничего такого не было. - Кочнев отвел взгляд в сторону, отхлебнул пива. - Ну, скажем, не так… Я воткнулся в запой в августе, и не меньше недели не выходил. А там у нас премьера намечается, как раз я попал под конец работы… Думал, что это мне уже не повредит - материал мне известен, ничего сложного - ночью меня подними, текст прочту. - На щеках Дмитрия возник и сразу потух румянец. - Я и вышел без проблем, к тому же репетиций почти не пропускал, а потом они и начались, проблемы-то, - все как по нотам. Директор давай говорить, что давно меня предупреждал и все прочее в этом духе. Кое-кто из наших начал подпевать, некоторые только и ждали случая, крысы. Я понял, к чему все катится и попробовал с ним поговорить по-хорошему, а он и слушать не стал.
- И уволил? Не вникнув?
- С его точки зрения он прав. Да и формально тоже он прав… - Кочнев отправил в рот кусок копченой рыбы. - Что-то со мной неладно, не понимаю.
Директор и учуял, что у меня крыша едет…
- Не понял.
Кочнев провел рукой по лицу, тряхнул головой.
- У меня бессонница, уже довольно давно… Точно не помню. Сначала сон стал плохой, долго заснуть не мог. Раньше такое было, а со временем проходило… Да ерунда.
Актер поднял банку, приглашая приятеля чокнуться опять. Максим не поддержал его.
- Погоди, как это ерунда! Расскажи до конца… - Кочнев поджал губы. -
Ну ты же пришел не просто чтобы посидеть… Я же вижу, ты совсем сдал, мужик.
- Ну и что, что я не сплю? Пройдет, просто черный период у меня.
Выкарабкаюсь. Уволили - черт с ними, не заплачу.
- Все равно говори, - потребовал Максим.
- Ну что, что… Не сплю совсем, валяюсь в постели, голову ломит, иногда начинаю задыхаться. Утром еле встаю, сил нет, и болтаюсь целый день как зомби, ничего не соображаю. Вчера даже забыл, что хотел заскочить на телевидение поспрашивать насчет халтуры. А потом подумал, что меня даже в рекламу с такой мордой не пустят - людей пугать только.
- Обследовался? Может, заболел. Бессонница, между прочим, болезнь.
Дмитрий откинулся на спинку дивана, пиво немного расслабило его.
- Ненавижу врачей, больницы и все в этом роде. Не пойду. Само кончится.
Это после запоя, нервы просто ни к черту…
- Сон пропал после увольнения?
- Да нет, говорю же. До него.
Максим прищурился, разглядывая приятеля.
- Какого именно числа?
Кочнев помотал головой.
- Не помню. Сегодня какое?
- Четвертое сентября, четверг.
- Ага… - Актер подумал. - Все равно не помню. Понимаешь, сначала кошмары стали сниться, реальные очень… Вот уж где помучился. Иногда, бывало, от собственного крика просыпался. Открываю глаза. Сердце бухает, пот градом… короче, как свинья, весь мокрый.
- А что снилось?
- Всякое. Большинство не помню. - Дмитрий рассмеялся. - Я даже записывал кое-что, чтобы не забыть… Просто даже интересно было. Ну, снилась мне вся эта дрянь где-то неделю-полторы, а сейчас вот вообще сна нет, ни в одном глазу. Один раз выпил перед сном чекушку водки - и до утра метался по квартире, думал, с ума сойду. Спать тянет, но не могу, хоть тресни… Ну, давай, за встречу, все-таки давно не виделись…
Максим легонько стукнул своей банкой о банку приятеля. Ледяное пиво проскочило в желудок.
- Слушай, но если это будет продолжаться, то…
- Что? - спросил Дмитрий.
- Вот и я спрашиваю. Что? Люди без сна сходят с ума, просто сходят с ума, понимаешь. И это не литературная гипербола - факт!
Кочнев провел рукой по волосам.
- Да вот и сам думаю. Что-то с этим надо делать. Только что?
- Ты точно не болен?
- Как я тебе без обследования скажу… А если болезнь, то может быть и рак.
- Сплюнь, - сказал Максим.
- Если раковым клеточкам надо к кому-то прицепиться, то они не посмотрят на твои плевания.
Максим думал, выдвигал в уме одну версию за другой, не находя подходящей. В принципе, фактов было чересчур мало для того, чтобы соорудить более-менее устойчивую конструкцию. Наверняка приятель многое скрывал.
- Короче, что-нибудь придумаю, не парься, мужик, - сказал Кочнев. - Ты лучше погляди на это.
Максим хмуро посмотрел на него. Все, что он только что услышал, сильно подействовало на него. На душе заскребли кошки.
Дмитрий вытащил из-за ремня на пояснице то, о чем Максим и забыл уже.
Толстую общую тетрадь в девяносто шесть листов, с клееным переплетом. Края поистрепались. Тетрадь была с черной обложкой, старая, таких Максим давно уже не видел.
- Интересная вещица, - сказа Кочнев, улыбаясь. Видимо, заметил интерес в глазах писателя.
- Мда?
Максим положил ногу на ногу. Нет, дескать, меня так просто не купишь.
- Это дневник самоубийцы. - Актер открыл тетрадь и на первой странице, подстроив голос, прочитал: - "Дневник. Ксения Авеличева. 1997 год. 12 декабря. Мне сегодня пятнадцать лет исполнилось".
- Ну и что?
- Как это? История жизни! Знаешь, тут много чего есть… ну, интим всяческий, то, что женщина, допустим, никогда не расскажет мужчине, даже любовничку. Есть очень интересные моменты, которые я хочу использовать для пьесы.
- Пьесы?
- Да, есть такая мыслишка, кое-что написать. Я даже начал. Первые две сцены настрочил и немного завяз… Вот, пишу на основе этого - ну, не целиком, а используя атмосферу, мотивы какие-то. Тем и привлекает, что это по-настоящему было. - Кочнев нервно перелистывал толстую тетрадь в черной обложке. - Я чувствую, как на некоторых страницах бьется жизнь, даже вот если положить подушечки пальцев на строки, кажется, что это пульс.
Максим почувствовал, что время сходить еще за одной банкой пива.
- Ты будешь?
- Да! - Лицо Дмитрия покраснело, впавшие щеки окрасились в темно-розовый. Так выглядит не очень свежее мясо.
Максим почувствовал мандраж, ноги потяжелели. В квартире даже как будто запахло чем-то необычным; он сидел и слушал приятеля и ему казалось, что он попросту спит с открытыми глазами. Слова Кочнева каким-то образом гипнотизировали. Писатель подошел к холодильнику, открыл его и сунул голову в холод.
Сейчас меня понесет, а завтра я прокляну этот день, подумал Максим, не понимая, радоваться ему или злиться. Ощущения нельзя было описать даже приблизительно.
Холод помог немного придти в себя. Максим словно очнулся от обморока, удивившись тому, насколько это реальное ощущение. Так! Надо собраться, сосредоточиться. Кочнев рассказывает о чем-то… каким словом можно это определить?.. Ну же, писатель!..
Противоестественном.
И что за бред сивой кобылы про пульс, бьющийся под строчками?
Максим вернулся в комнату, неся еще две банки пива. Дмитрий уже попил свое и поставил пустую тару на пол, на ковер. Его глаза метались по строчкам внутри черной тетради.
- Дневник начался в ее день рождения. Думаю, в этом что-то есть.
Спасибо… - Он взял протянутое пиво.
- У кого день рождения?
- У Ксении Авеличевой.
- Погоди, погоди, придержи коней немного. Ты же сказал, что она - мертвая…
- Ага. Покончила с собой год тому назад.
- С чего бы?
Максим отправил в рот одновременно кусок сыра и кусок колбасы.
- Я еще не знаю, до конца не дошел. Может, этого здесь и не будет. Но мне сказали, что она повесилась на дверной ручке. Ничего себе, да? Я вот себе такого представить не могу… Когда откуда-то сверху тело падает, все ясно. Вес помогает. А здесь.
- А откуда у тебя тетрадь?
- Да так, приятель один дал… - Дмитрий махнул рукой. - Леха Елисеев, может быть, я тебе про него говорил. Работал я с ним в театре, а потом он ушел на пятьдесят первый канал, сейчас утренний эфир ведет.
Максим попробовал вспомнить всех ведущих на Канале 51.
- Вроде знакомое имя.
- Да его каждый день можно там увидеть. Ну такой, белобрысый. Он мне ее и дал, мы с ним в кафе встречались, числа семнадцатого, случайно, правда, получилось, а потом поехали к нему домой, там продолжили. Утром он мне говорит - возьми, пригодится для пьесы. Я ж ему все выболтал, что хочу накропать шедевр, да через знакомых в театр пропихнуть.
Максим кивнул. Информация попадала в его голову и сваливалась в одну кучу, безо всякой системы. Пиво не располагало к напряженной умственной работе. К тому же писатель не думал, что это ему особенно нужно. "Интересная вещица" Кочнева немного его разочаровала, хотя в целом интерес был.
Неприятное чувство не проходило. Максим всячески сторонился того, что имеет отношение к смерти в реальной жизни. Книги, фантазии - другое дело.
По-настоящему это все просто омерзительно.
- А к нему попала тетрадь случайно. Он поссорился и разошелся со своей девушкой, а она забыла вот эту штуку… Уехала к себе домой в Нижний Тагил.
- А к ней как попала?
- Я так думаю, что девушка Елисеева знала самоубийцу, Ксению эту.
Дружили, наверное.
- Ясно… Сколько Авеличевой было лет, когда она удавилась?
- Лет?.. - Дмитрий принялся листать дневник. - Насколько я хоть что-то понимаю, на момент смерти ей было… двадцать два года. И чего не жилось, да, молодая девка, красивая, наверно?
Максим покривился - реакция была непроизвольная. Стиль приятельских речей отдавал сенсациями из желтых газеток. Почему-то Снегову так показалось. История, как говорил ему его писательский опыт, не стоит и выеденного яйца.
Кочнев поднял брови.
- Ты чего?
- Так.
- Будешь дальше слушать?
- А есть что?
Максим встал и взял с серванта пачку сигарет, принес пепельницу, предложил приятелю закурить. Он хотел, чтобы Кочнев прекратил заниматься ерундой. Но не мог и рта раскрыть.
- Не особенно, - сказал Дмитрий. - Я хотел, чтобы ты помог мне с пьесой… Нет, не писать. Когда закончу, то посмотри и скажи, что там и как.
Я в построении мало что понимаю - сколько ролей учил, но ведь там на другое смотришь. Сможешь?
Максим прокашлялся и задымил сигаретой. Кочнев последовал его примеру.
- Пожалуй. Сколько там тебе еще писать?
- Много. А с этой бессонницей не знаю, как быть. Не могу сосредоточиться. Сажусь писать, открываю дневник, просматриваю… Взгляд уходит, потом темнеет перед глазами. Вчера думал, что в обморок упаду.
Примерно то же, что ночью происходит.
- Что у тебя там по сюжету? - спросил Максим.
- Не умею я их пересказывать. Ну, живет девушка в одиночестве, и понемногу сходит с ума, у нее будто стены вокруг, куда ни пойдешь, везде плохо… Непонимание, злоба со стороны. - Кочнев с виноватым видом развел руками. - Когда пересказываешь, всегда получается банальщина всякая.