Сказочник - Клименко Анна Борисовна 12 стр.


Женщина была мертва. Словно белый мотылек, чьим крылышкам уже никогда не встречать солнца. В ее сведенных предсмертной судорогой пальцах было зажато круглое серебряное зеркало.

Сущность исчезла.

* * *

– Териклес!.. – он выскочил из черного зева башни, в густые и душные сумерки.

В голове тяжелым молотом бухала только одна-единственная мысль – может, еще есть время что-то изменить? Говорящий был уверен, что она не сможет самостоятельно покинуть башню... А вдруг он ошибался? А вдруг просто лгал?!!

Хофру, задыхаясь, огляделся: в подступающей ночи стыла громада храма, напротив тускло белел дворец. И, естественно, ни следа сущности.

"Всевеликая мать, помоги! Куда она могла отправиться?"

Под сердцем кольнула догадка – ну конечно же, во Дворец! Куда еще могла собраться "неразумная" половина Царицы?

Хофру метнулся было к храму – разбудить Говорящего – но тут же осознал, что время стремительно истекает. Если еще не истекло.

И потому он побежал ко входу во Дворец, отбрасывая капюшон, совершенно позабыв о той маске надменности, которую всякий уважающий себя жрец должен был демонстрировать стражам...

– Пропустите! Быстрее, во имя Селкирет!

Но пытаться докричаться до здравого смысла стражей было все равно, что пытаться головой пробить стены башни Могущества.

– Назови свое...

Так и не договорив, стражи повалились друг на дружку и дружно захрапели. А Хофру, быстро встряхнув руками, побежал дальше – по слюдяному полу, сверкающему в лунном свете, по скользкой лестнице, по коридорам, утопающим в каменных кружевах.

Стражи, застывшие на часах, не трогали жреца – раз он уже допущен во Дворец, значит все в порядке. Хофру вцепился в одного из этих громил, словно клещ:

– Где спальные покои Царицы? Говори, живо!

Серкт молча ткнул пальцем в нужном направлении, и снова мимо замелькали коридоры, окна, лестницы с ажурными перилами...

Когда Хофру добежал до высоких двустворчатых дверей, сердце упало. Там, на инкрустированном самоцветами полу, уже валялись четыре стража и жрец – но не спящие, отнюдь. Тела их показались Хофру иссушенными, а кожа напоминала мятую бумагу. Он быстро наклонился и, стиснув зубы, глянул в лицо одного из стражей: глаза стыли парой черных бусин, и вся влага из них куда-то делась...

Застонав от отчаяния, Хофру распахнул двери в спальню Царицы.

Он ожидал увидеть битву. Или смерть. Или пытку – если сущность хотела отомстить своей второй половине за перенесенные мучения...

Ничего этого не оказалось за тяжелыми створками.

Они сидели спиной ко входу, рядышком, на большой кровати. Так, будто встретились наконец две любящие сестры после долгой разлуки.

Две Царицы, совершенно обнаженные, держались за руки и смотрели друг на дружку – молча и неподвижно.

"Я так давно не видела тебя", – Хофру ощутил легкое касание чужой мысли, словно перышком по лицу провели, – "мне так тебя не хватало..."

– Не-ет!

Бросаясь вперед, в прыжке он уже применял трансформу. Он знал, что должен любыми средствами разлучить двух Териклес, иначе... иначе случится страшная беда – знание об этом вынырнуло большой рыбой из глубин памяти прошлых поколений.

Но – опоздал всего на миг.

Обе Царицы потянулись друг к дружке, словно для поцелуя, замельтешили цветные пятна в зеркалах, дрогнули огоньки в лампах. Еще мгновение – и два тела слились в одно, и к Хофру повернулась Териклес, одна-единственная и теперь уже целая.

– Отчего же – нет? – одними губами поинтересовалась Царица.

Она не сделала ровным счетом ничего, только выбросила вперед руку, ладошкой навстречу Хофру. Захрустел черный панцирь, и жрец с трудом осознал, что лежит на полу, что рядом с лицом колышется шелковая кисть покрывала...

Легкие жгло так, словно туда насыпали пригоршню горячих углей. Он хватил потрескавшимися губами глоток воздуха, закашлялся... В глазах неотвратимо темнело, по горлу вверх поднялась раскаленная и солоноватая на вкус волна.

"Да она же меня просто раздавила!" – он еще успел проговорить про себя этот простой и неприятный факт.

А затем все сгинуло. И шелковая кисточка, и полированный пол, и резная ножка кровати. В кромешном мраке витала лишь одна странная и подсказанная кем-то извне мысль – о том, что он проиграл. Даже не так – проиграли все серкт. Что-то сломалось в золотой цепочке жизни, виноватых было немного – а обречены оказались все.

* * *

... – Брат Хофру.

Этот голос было трудно не узнать – "Но тебе-то что? Ты доживаешь последние минуты. Так что Говорящий может плести все, что угодно".

Он заставил себя вдохнуть. Уж лучше бы добила, право слово...

А затем вяло удивился: боль ушла, исчезла бесследно. На ее место, словно злобный дух неупокоенного, пришел Говорящий.

Приоткрыв глаза, Хофру попытался сфокусировать взор на вытянутом и сухом, словно щепка, лице. Черные глаза старика казались парой дыр, проеденных в деревяхе жуком-точильщиком.

– Брат Хофру, – повторил Говорящий, – ты меня понимаешь?

– Кажется, – губы плохо слушались, но жрец понял и наклонился к самому лицу.

Запах плесени и тлена стал почти осязаемым, и желтая кожа старика показалась странно похожей на мятую бумагу.

– Как это случилось, Хофру? – тихо спросил Говорящий-с-Царицей, – как это произошло?

И вдруг сорвался на визг, словно уличая торговка:

– Будь любезен отвечать! Как? Как она ухитрилась освободиться?

Хофру неуверенно шевельнулся, пошарил взглядом по комнате – так и есть. Он находился в личных покоях Говорящего-с-Царицей. Все было как прежде: колышущиеся полотна паутины под потолочными балками, пыльные стекла, вездесущий запах склепа... И вместе с этим Хофру явственно ощутил – что-то изменилось. То ли в неприбранной комнате, то ли внутри него самого.

Между тем старый жрец умолк и скорбно покачал головой.

– Поздно уже, Хофру. Наступил конец народу серкт – именно тогда, когда мы наконец отыскали врата Ста Миров.

– Отчего ты так говоришь? – Хофру моргнул, все еще борясь с ощущением какой-то неправильности происходящего.

– А ты разве сам не чувствуешь?!!

Говорящий нервно хихикнул, развел руками.

– Если ты еще не сообразил, Хофру, то я тебе подскажу. Ты по-прежнему ощущаешь Силу Башни? Ту самую, которая текла сквозь прежнюю, правильную Царицу и была досягаема для нас и для прочих серкт?

...Сердце упало.

– Я тебе не верю, – прошипел Хофру, прикрывая глаза.

Великая Селкирет, как глупо отрицать очевидное!

Раз за разом, судорожно, обливаясь холодным потом, он пытался коснуться к животворящему потоку Силы – и не мог. То, что раньше обволакивало подобно чистой воде, ушло, высохло, просочилось в бездонную трещину...

– Все еще не веришь? – процедил Говорящий, – это как раз то, о чем я тебе говорил. Никто не знал, что будет, если они соединятся... Может быть, теперь расскажешь, как было дело?

Хофру сел на жестком лежаке, ощупал грудь – ребра были целы. Взглянул на Говорящего – тот стоял, облокотившись тощей спиной о стену и, не отрываясь, следил за ним. Капюшон жреческого одеяния был отброшен за спину, волосы – теперь уже совершенно седые – двумя толстыми косами спускались на плечи.

– Когда я пришел в башню, то увидел женщину, – осторожно сказал Хофру, – она была мертва, а в руке зажато зеркало. Сущность исчезла, и я пошел за ней, полагая, что она попытается воссоединиться с Царицей...

– Но опоздал, – подытожил Говорящий, – боюсь, ты бы все равно ничего не смог бы сделать.

Он быстро подошел и уселся рядом на лежак.

– А теперь... послушай меня, – жрец говорил тихо-тихо, то и дело озираясь по сторонам, – невзирая на то, что уже случилось… нам по-прежнему нужна Пирамида и нужны Врата. Все наше спасение будет в том, что ты продолжишь поиски якобы для того, чтобы вручить нынешней бесполезной Царице ключ от Врат Ста Миров, но...

– Но? – Хофру приподнял бровь.

– На самом деле ты будешь искать и ключ, и способ пройти Врата только с одной целью. Мне ведомо, что, пройдя сквозь них, можно вернуться в этот же мир, но выбрав правильное время. Ты понимаешь, Хофру? Время до того, как высокородная дурочка разбила ритуальное зеркало. До того, как сущность получила возможность пробраться в наш мир...

– А она будет думать, что я стараюсь для нее? – едва слышно выдохнул Хофру.

– Именно. Имен-но! – Говорящий потер сухие ладони, и вновь бросилось в глаза, какая странная у него кожа. Как старая мятая бумага.

Старик поймал взгляд Хофру и оскалился. Тонкие, синюшные губы дрожали.

– Да, да, я и сам вижу... Я понимаю, что она меня ненавидела, а потому убьет первым... И это уже началось, я ощущаю, как жизнь уходит из моего тела. Слишком быстро! Но ты – ты ведь сделаешь то, что должен?

"Найти ключ, войти в пирамиду, достигнуть Врат Ста Миров – и вернуться в этот же мир, но в нужное время... Недурственно и почти невыполнимо".

– В противном случае ты все равно издохнешь, – ласково заверил Говорящий, – ты знаешь, что я не лгу. Весь народ серкт вымрет, потому что мы не можем жить с неправильной Царицей, которая пожирает нашу жизнь.

– А если ее убить?

– Не дури, – Говорящий зашелся сухим кашлем, затем долго молчал, приходя в себя, – мы только что достигли Врат, Хофру. Наконец серкт обрели дом! И ты хочешь уйти, бросить все? Нет, брат Хофру. Так нельзя. Ты сделаешь то, что должен, то, о чем я только что тебе рассказал.

– Да... – Хофру решительно мотнул головой, – я сделаю все, как надо... Как должен. И – как мне поступать, когда ты будешь ждать ту девушку из нобелиата?

– Все просто, Хофру. Ты убьешь ее до того, как она доберется до ритуального зеркала. А затем убьешь и себя – того, который будет жить в том времени, чтобы остаться самим собой.

– Угу. – он хмуро мял пальцами простыню. Покоя не давала одна странная мысль, – скажи, Говорящий, а что, если новой Царице не понадобятся Врата?

– Ну что за чушь! – Говорящий буквально на глазах превращался в деревянного истукана, – она захочет Врата. Видишь ли, природа Царицы такова, что она не пожелает умирать, высосав один мир. Ей наплевать на серкт по большому счету, да, пожалуй, она и не понимает сейчас, что сама станет причиной нашей гибели... Царица захочет жить как можно дольше! Ведь это очень простое, и даже рациональное желание…

Хофру задумчиво побарабанил пальцами по столу, вскинул глаза на старика.

– Где мне искать Ключ?

Говорящий-с-Царицей открыл было рот, чтобы ответить – но вместо слов исторг сдавленный хрип. Хофру вскочил, вцепился в тощие плечи жреца.

– Где Ключ? Где мне искать его?!!

Губы старого жреца посинели и начали трескаться. Он задыхался, пытался тчо-то сказать – но уже не мог. Только ткнул сухим пальцем в сторону письменного стола.

* * *

...К вечеру Говорящего не стало.

По правилам об этом следовало бы сообщить Второму Говорящему, а тот должен был написать отчет и представить его Царице – но что-то подсказывало Хофру, что новая Териклес и так слишком много знает о происходящем.

Он оставил высохшее, словно мумия, тело старика на жестком ложе, неслышно покинул его апартаменты и пошел к себе. В конце концов, тело рано или поздно разыщут – а у него, Хофру, и без того много дел.

Он плелся по коридорам Храма. То ли от холода, то ли от пережитого зуб на зуб не попадал, и в который раз Хофру злился на промозглую сырость, на себя самого, на весь мир…

В своих скромных покоях он обнаружил двух стражей, деловито цепляющих на стену овальное бронзовое зеркало – и почти не удивился. Чего-то подобного следовало ждать от Териклес. Но, прости великая Селкирет, что еще можно ожидать от этого странного и страшного существа, которым стала дающая жизнь Царица?!!

– Зачем это? – Хофру ткнул пальцем в полированную поверхность, – в Храме запрещены зеркала.

Это было действительно так: зеркала тешили тщеславие нобелей, но служителям Селкирет они были ни к чему.

– Приказ божественной, – ухмыльнулся капитан стражей, здоровенный и безмозглый детина в короткой белой тунике.

– А ты, несомненно, желаешь к ней приблизиться? – усмехнулся Хофру, кивая на одежду наглеца. Белый издревле считался цветом знати, и уж никак не предназначался для ношения простыми серкт.

Этого оказалось достаточно, чтобы лицо верзилы пошло алыми пятнами. Он выскочил вон, словно за ним гналась вся гвардия Селкирет, а прочие стражи, утратив капитана, тоже не стали злоупотреблять терпением жреца.

Хофру остался один на один с большим зеркалом, прекрасно осознавая, что все это неспроста. Впрочем – он покачал головой – покинувший мир Говорящий был умен. Царица могла убить каждого, но Хофру она пощадила и, следовательно, у него оставались шансы добраться до Врат Ста Миров.

"И тогда посмотрим, чья возьмет..."

Хофру остановился напротив зеркала. Из мутной глубины на него мрачно взглянул худощавый серкт, обряженный в черную хламиду до пят – отчего лицо казалось чересчур бледным и как будто бы живущим отдельной от тела жизнью, этакое светлое пятно над сгустком абсолютной тьмы. Гладкие волосы, собранные на затылке в пучок, широкие брови подчеркивали светлый оттенок кожи – "Но ведь это нобели принимают солнечные ванны, чтобы добиться теплых золотых тонов, тогда как жизнь жреца протекает в полумраке Храма..."

Стоило вспомнить нобелиат, как память услужливо подсунула лицо самонадеянного мальчишки, который приподнял завесу над тайной Говорящего. Лучше бы и не пытался заговорить – быть может, тогда сущность осталась под надзором старого жреца и не вырвалась бы на волю... А сам нобель остался бы жив... Но кто знает?

Хофру раздраженно передернул плечами и отвернулся от собственного отражения. Толку гадать, что было бы? Скорее, нужно было собраться с силами и любыми средствами открыть Врата. А вот как это сделать, и где искать пресловутый Ключ – другой вопрос.

Жрец прошелся по келье, выглянул в окно. Над странным миром по имени Эртинойс опустилась ночь. Мягкий свет звезд сетью опустился вниз, на землю и деревья, оплел паутиной башню Могущества и ажурную башенку Дворца, которую было видно из жреческой кельи. Тянуло травяной свежестью, к которой примешивался аромат цветущих апельсиновых деревьев и раздражающе сладкая нотка розового масла.

...Розовое масло.

Запах, по пятам следующий за высшим нобелиатом.

Оборачиваясь, Хофру успел все же подумать о том – как изнеженные нобели ухитрились к нему проникнуть. А затем все мысли куда-то делись. Хофру нос к носу столкнулся с Царицей, божественной и теперь уже действительно бессмертной Териклес.

Он сжал зубы и торопливо поклонился – так, чтобы она не успела заметить ни страха, ни смятения. А когда выпрямился, на лице уже была надежная маска лживого спокойствия.

– Великая Териклес. Что... Привело Царицу в скромную жреческую келью?

– Жрец Хофру, – не скрывая усмешки, промурлыкала гостья, – у меня есть для тебя важное поручение, которое ты должен был ожидать. Надеюсь, ты в состоянии внимательно выслушать свою правительницу?

– Я всегда готов внимать Царице.

Даже в потемках было видно, как изменилась Териклес. От прежней статуэтки не осталось и следа – отныне Царица была настоящей и живой. Почти как обычная девушка из народа серкт… Только вот у обычных не бывает роскошных волос цвета меди, и вечно молодого лица идеальных очертаний, и бездонных глаз, в глубине которых постоянно что-то меняется.

Териклес была облачена в длинное белое платье, схваченное на плечах золотыми пряжками-скорпионами, тонкие запястья почти полностью закрывали многочисленные браслеты. На груди поблескивало, отражая свет звезд, драгоценное ожерелье – и все та же черная диадема над высоким, умным лбом. Сплетенные жала из черного обсидиана.

– Прошу тебя, присядем, – дружелюбно улыбнулась Царица.

– Но я не смею сидеть в присутствии божественной, – возразил Хофру.

Начиналась игра. Опасная и сложная, которую он должен был выиграть любыми средствами... Но разве жрецу привыкать?

– Тогда стой, – проронила сквозь зубы Териклес. И следа не осталось от мягкой, располагающей улыбки, – стой и слушай.

Хофру покорно склонил голову.

А Териклес, неслышно ступая, дошла до окна и остановилась, глядя на звездное небо.

– Я так хотела их увидеть там, в башне, – глухо произнесла она, – мне казалось, что я буду счастлива, когда смогу свободно взирать на другие миры... Но теперь понимаю, что это был мираж.

"Интересное начало", – Хофру осторожно поднял глаза, – "к чему эти откровения?"

– Они по-прежнему недоступны, – сладко улыбнулась Царица.

"Говорящий не ошибся", – мелькнула мысль, которую Хофру поспешно задавил.

– Ты уже нашел место, где сокрыты Врата, – улыбка Териклес стала еще шире, – и точно также я знаю, что мы не можем их открыть. Ключ искал Говорящий... Но он, к несчастью, нас покинул. Я хочу, Хофру, чтобы ты нашел ключ, чтобы ты вскрыл Пирамиду, слышишь? Я, Териклес, твоя Царица, желаю войти туда и прикоснуться к распахнутым Вратам… Распахнутым для меня.

Он поклонился, сожалея о том, что не может скрыть лицо в тени капюшона. И забормотал поспешно, давясь словами и не скрывая дрожи в голосе.

– Твоя воля священна, великая Териклес. Я сделаю все, чтобы мы достигли Врат.

– Ты можешь взять войско, – она махнула рукой, – все, что хочешь... Что нужно, Хофру. И у тебя есть ровно месяц до того, как ты умрешь. До того, как я убью тебя.

Лицо Териклес исказила злобная гримаса. Невзирая на красивую, правильную речь это по-прежнему была сущность, глодающая свиную кость на полу башни.

– … Впрочем, я уже сделала это вчера. Я с огромным удовольствием размазала тебя по стене, Хофру... Но коль скоро ты уже побывал в пирамиде, мне показалось неразумным искать другого для выполнения этой миссии. Своим дыханием ты обязан мне, жрец.

...Она ушла.

Неслышно.

Просто шагнув в зеркало на стене и растворившись среди теней зазеркалья.

А Хофру долго стоял у окна, глядя на далекие и чужие миры. Миры обреченные.

Но, невзирая ни на что, он был доволен: игра началась, и Царица уже допустила промах. В самом деле, она могла отправить с заданием кого-нибудь еще – но отрядила за ключом именно его, Хофру. Это значило, что пока – пока! – все шло так, как и полагал Говорящий. И следовало заняться поисками пресловутого ключа.

В дремлющем саду цвели апельсиновые деревья. Великая Селкирет! Аромат растравлял душу, будил пестрые, словно полевые цветы, воспоминания – их следовало прятать получше, жрец это знал… Но в пропахшие апельсиновым цветом ночи не мог с собой ничего поделать.

Он застонал сквозь зубы, стискивая кулаки.

Нет, прочь, прочь… Другие глаза, другое лицо, горячие руки, цепляющиеся в отчаянии за жреческий балахон…

"Жива ли она?" – Хофру замотал головой, безуспешно пытаясь вытрясти оттуда лишние мысли.

Затем, кусая губы, метнулся к книжным полкам, дотянулся до самой верхней. Где же это было?.. А, вот…

Он с грохотом обрушил старый фолиант на стол, торопливо начал листать его, на всякий случай бормоча молитвы Селкирет. Как и следовало ожидать, ключик от воспоминаний лежал на обычном месте, заложенный меж страниц.

Назад Дальше