1 января 2001 года, понедельник
Новый век встречал в одиночестве.
Без воды и без электричества.
Я уже не совсем Высочество,
Но еще не вполне Величество.
Мать твою за ногу, что за сраная привычка рифмовать все подряд?
Вчера в вагоне метро увидел педика и избил его. Парень был из той породы "голубеньких", что приторговывают задницей в ночных клубах. Не в моей натуре затевать драку в подземке, но у меня вчера был не самый удачный год, а вид субтильного мужика с губами бантиком и кокетливым блядским взглядом, я всегда считал чрезвычайно для себя оскорбительным. Подумать только - эта жеманная дрянь за неделю съема по клубным сортирам зашибает денег больше, чем я когда-либо в жизни видел! Ох, и заверещал же он, получив от меня зуботычину! В вагоне было довольно много народу, но за гея никто не вступился. Я прошелся кулаками по его цыплячьим ребрышкам и добавил коленом в живот. Заливаясь кровавыми соплями, пидор согнулся пополам. Я добавил ему локтем по черепушке. Подведенные глаза закатились. Несколько секунд моя жертва пребывала в отключке. Этого времени мне хватило, чтобы присвоить себе содержимое его карманов - початую пачку презервативов, сотовый телефон и несколько фиолетовых купюр. Мелочевка, конечно, но на выпивку, проститутку и пару звонков друзьям хватить должно.
Приведя извращенца в чувство парой пощечин, я оттащил его в конец вагона.
Сидевший там благообразный старичок встал и принялся внимательно изучать схему метрополитена. Швырнув пидора на сидение, я в общих чертах обрисовал ему ситуацию. Трясущийся от страха гомик узнал, что в городе действует могущественная антипидорская коалиция, с одним из представителей которой он только что имел "удовольствие" пообщаться. Качать права, разумеется, себе дороже.
Изъятые деньги и ценности поступят в казну указанной организации, а их бывший владелец должен возблагодарить свою пидорскую судьбу за то, что легко отделался, и, конечно же, поскорее обо всем забыть. А лучше - купить себе на толкучке новую сексуальную ориентацию. Закончив инструктаж смачным плевком в разбитую харю, я оставил педика зализывать раны, а сам, сунув руки в карманы и посвистывая, проследовал на свое место. Два с половиной десятка человек старательно делали вид, что ничего особенного не произошло. Да ведь так оно и было, если разобраться.
Через несколько минут поезд прибыл на Арбатскую. Двери осторожно открылись, и в вагон хлынули потоки свежего воздуха. Тихо скуля и держась за ушибленные места, гомик ринулся прочь. Мне он был уже безразличен. Меня посетила Муза. Избиение фрика запечатлелось в моей памяти таким образом, как если бы я видел его со стороны, а не сам наносил удары. Так уж устроена моя память. Память поэта…
Вчера в подземке ехал я домой.
Смотрю - сидит напротив "голубой".
Конечно, я как зверь, рассвирепел
И тотчас с кулаками налетел.
Хотите, может, чтоб я объяснил,
За что перверта бедного избил?
И так вся жизнь - помойное ведро!
А тут еще и педики в метро!
И вот так - всю сознательную жизнь. Дня не проходит, чтоб я чего-нибудь не зарифмовал. Тот пидор из поезда и не подозревает, что ему выпала великая честь - быть увековеченным в стихах Георгия Гончарова. Это мое имя - Георгий Гончаров. И с сегодняшнего дня я веду дневник.
Начало тысячелетия совпало с началом недели. Идеальные условия, чтобы начать заодно еще и новую жизнь. Все, я больше не напиваюсь. Больше не нюхаю кокаин. Не занимаюсь сексом с грязными шлюхами и тщательно избегаю сомнительных знакомств.
Отныне - только труды для Вечности и работа на благо общества. А из вредных привычек оставлю себе лишь курение и матерную ругань. Очень уж приятные занятия.
В ларьке возле дома я купил бутылку шампанского. "Сейчас чайку заварю, телевизор включу, постановку какую-нибудь посмотрю", - думал, поднимаясь в лифте на пятый этаж. Как оказалось, напрасно думал, ибо во всем доме в новогоднюю ночь отключили воду, а в моей квартирке, вдобавок, перегорели пробки. Отличный подарок к двадцать первому веку!
Как бы там ни было, а новые год-век-миллениум я встретил не в самом мрачном расположении духа. В конце концов, наши пещерные предки прекрасно обходились без электричества и водопровода. Правда, и жили они лет по десять-пятнадцать, и зачастую - по этой самой причине. Захочет, например, какой-нибудь неандерталец книжку почитать перед сном… хотя, нет, это вряд ли. Ну, или супу откушать - а воды-то и нет! За водой к реке чапать надо. А над входом в пещеру саблезубый тигр залег, и ему, родимому, тоже кушать охота. Только дикарь с коромыслом наружу сунется, - цап-царап его, и поминай, как звали. Да ведь и не звали-то никак, с концами пропадет, болезный!
И хрен бы с ним.
Это самая злостная гниль - когда не получаешь даже того, что принадлежит тебе по праву рождения. Того, что составляет основу жизни в самой незатейливой ее форме.
Того, что, казалось бы, никто не в силах у тебя отобрать. Ладно там, исполнение заветных желаний - они не исполнятся именно в силу своей заветности. Ни к чему строить планы на будущее. Мы пришли в этот мир, чтобы всю жизнь обходиться только тем, что нам дано, не так ли, святой отец? Так почему, черт возьми, нам так часто бывает отказано даже в этой гребаной данности? Почему забронированный нами номер так часто оказывается занят кем-то другим или опечатан?
Остались без воды, тепла и света,
И некого в случившемся винить.
Крепитесь, скоро к нам нагрянет лето.
Вот только как нам до него дожить?
Стенают одинокие страдальцы,
Отчаявшись увидеться с весной.
Скулят, как сраные неандертальцы,
В пустых пещерах темных над землей.
Стоп, а чего я, собственно, так завелся? Подумаешь, на несколько часов отключили воду! Теперь-то водопровод исправно функционирует. И даже есть повод позубоскалить: неоднократно предсказанный конец света, все-таки, соблаговолил состояться. На рубеже тысячелетий, как и было обещано. Ничего, что это произошло в пределах отдельно взятой малогабаритной квартиры. Против фактов, как говорится, не попрешь.
Кабы не этот приступ жилищно-коммунальной заразы, я пошел бы на улицу и снял проститутку. И трахал бы ее несколько часов кряду, чтобы кончить в тот самый миг, когда бой курантов известит страну о наступлении новой эпохи. А вышло так, что я слушал его в полном одиночестве, при свете найденной на антресолях окаменевшей свечи. Несмотря на то, что я обошел всех соседей (39 квартир), мне нигде не удалось раздобыть ни пробок, ни переносного светильника. На поиски источника света ушло все время, которое я мог потратить на поход за жрицей грязного секса.
Уставший и злой, я вернулся в свою квартиру и откупорил шампанское за пять минут до полуночи.
Ни разу за всю свою жизнь я не был так счастлив. Пускай у меня ничего и никого нет, а талант мой не столь велик, чтоб объяснять все провалы одним лишь его наличием. Как бы ни сложилась в дальнейшем моя судьба, сегодня, здесь и сейчас, все только начинается. Все всегда только начинается. Когда понимаешь это, единственным смыслом существования становится ожидание конца.
5 января, пятница
Это было даже романтично - слушать мелодичный перезвон главных часов страны, сидя на кушетке, рядом с дрожащим огоньком свечи (жутко чадила и гасла через каждые пять минут), потягивая из горлышка шампанское (паленое подсунули, твари, ну да ладно, я с ними еще разберусь) и обдумывая планы на будущее. Но вот уж несколько дней я вынужден сидеть на заднице, как полный дегенерат, и единственное мое развлечение состоит в написании новых виршей. А все потому, что те, от кого зависит мое финансовое благополучие - издатели - устроили себе двухнедельные рождественские каникулы. Это значит, что как бы я ни старался, чей бы номер ни набирал, к кому бы ни шел на встречу, рассчитывать на деловой разговор можно только в случае чуда. Чудес же, как известно, не бывает…
Кто-то из юмористов язвил недавно по поводу неимоверного количества праздников в российском календаре. Собственно, ничего удивительного здесь нет. Лень и пьянство - самые, что ни на есть, фундаментальные черты так называемого "русского характера". Причем - намертво связанные друг с другом. Я, должно быть, не русский. Не стану утверждать, что совсем не пью. Но вот работать мне в кайф.
Я приехал в Москву полгода назад, но до сих пор ничего не достиг. Пара статей в модных журналах и одно выступление в ночном клубе не в счет. Мне так и не удалось пристроить произведения, которые я сам считаю заслуживающими публикации.
Помнится, еще в Краснодаре один человек сказал, прочитав мой сборник "Вишневый Зверь": "Плохие у вас стихи, Георгий. Но не в плане слога или рифмы. Они современны - тем и плохи. Можете смело издавать. Через десять лет будет поздно".
Года не прошло с тех пор. А у меня даже "Зверя" никто не взял. Стоит ли и вспоминать о тех вещах, что действительно стоят вне времени?
6 января, суббота
Ничего, ничего, ничего, ничего, ничего реального нет вокруг меня. Я и сам - порождение мрака, фантом, иллюзия, чей-то несбывшийся сон. Где я был? Какие-то размытые контуры, вспышки мутного пламени, вязкое бормотание невидимых обладателей пахнущего тухлятиной черного дна. В том сне только я был реален, - и больше не было ничего. Проснувшись в холодном поту, я понял, что сон явил мне мою собственную жизнь, вывернутую наизнанку. Реален мрак. Реальны стены с прислоненными к ним обоями. Реален мертвый экран телевизора, за которым - другая жизнь, цветная и яркая. Реальны лифт, заплеванная лестница, пропахший мочой и водкой подъезд. Божественно реален пьяный мент на перекрестке. Заледеневший тротуар реален тоже. И начинающие просыпаться торговые точки. И Крымский мост, на котором я, полный глупых надежд, стоял в свою первую ночь в Москве. И Кремль, чьи шпили ехидно сверкают вдали, за окаменевшей рекой. Реальны мысли и чувства, знаки и числа, звуки и символы, редкие лица, струи холодного пламени, дрожь под ногами, время…
Только меня нет.
Проснувшись ночью от кошмарного сна, я был испуган настолько, что не мог оставаться дома. Сплю я одетым, так что оставалось лишь обмотать шею шарфом, накинуть плащ, натянуть ботинки и бежать, сломя голову, навстречу влажному сумраку январской ночи. Не отдавая себе отчета в своих действиях, я потащился на мост. Дойдя до середины, остановился, подошел к перилам и поднял глаза.
Надменный Петр деловито вращал колесо моей судьбы, другой рукой подпаливая небеса1. Кровавый бог, жестокий царь… Черт, опять стихи лезут в голову. Кстати, неплохо вышло… О ком из наших правителей нельзя сказать того же? Разве что о Горбачеве… Да и нынешний пока не успел набедокурить. Тьфу, да что это я? Я ж богема, я - вне политики.
Потом я посмотрел вниз, на горизонтальную стену черного льда. В сознании зародилась неясная мысль, вскоре оформившаяся в мощный позыв к суициду. А что?
Все равно ведь не будет в жизни счастья. Все, что было мне предназначено, я давно уже потерял. Забравшись на скользкие перила, я несколько минут стоял, взвешивая все "за" и "против". Родные, близкие… Да и потом, вдруг мне завтра позвонит Розанов и предложит сотрудничество на постоянной основе? Я стану преуспевающим литератором, кумиром радикально настроенной молодежи. Не самый гнилой вариант.
С другой стороны, того, что я уже пережил, хватит на семь самоубийств кряду.
Такого рагу не пожелаешь и врагу… Блядь!!!
Я должен бороться, должен идти, стирая ноги в кровь, должен преодолеть все невзгоды, что выпадут мне на этом пути! Вот он я, Георгий Гончаров, стою в самом центре Москвы, в часе ходьбы от Кремля, на мосту, воспетом братухой Кинчевым!
Прочь с дороги, ничтожества вроде Розанова!
Раскинув руки, я хрипло захохотал и начал приплясывать. Левая нога подвернулась, и светило российской поэзии рухнуло вниз, в неизвестность.
Я скончался еще от удара об лед и видел, как расползаются трещины из-под распростертого внизу тела. Потом лед под мертвецом разошелся, и бывший поэт начал медленно погружаться в воду, все еще цепляясь пальцами за скользкую ломкую кромку.
Стоя на Крымском мосту, я в деталях представлял себе эту картину, а в груди полыхало адское пламя, и крошечные льдинки катились вниз по щекам. Никогда, никогда я этого не сделаю, не допущу даже мысли о самоубийстве. Слишком мало я совершил и если сейчас покину этот мир, в нем не останется никакой (СОВСЕМ!) памяти о человеке по имени Георгий Гончаров.
Память. О ней следовало бы поговорить особо.
Вернувшись домой, я немного почитал Бодлера (о, великий поэт!) выпил чаю и снова лег спать.
Я знаю, верю, - день придет!
Пока же - все наоборот.
Как рыба, открываю рот,
Башкой пробить пытаясь лед.
8 января, понедельник
Розанов не позвонил. Ни вчера, ни сегодня.
9 января, вторник
Настало время рассказать о себе. Кто знает, может, лет этак через семьдесят юный студент-гуманитарий, копаясь в архивах Ленинки (надеюсь, хоть тогда она будет называться по-другому), наткнется на эту тетрадь, чудом избежавшую публикации и уже порядком пообтрепавшуюся. Представляю себе восторженный блеск его глаз, дрожащие руки, сбивчивый рассказ в компании сверстников. Как же! Новое о Гончарове, о котором известно уже практически все! Ан нет, ребята. Далеко не всегда Гончаров был краеугольным камнем русской литературы, поэтом с мировым именем, и (чем черт не шутит?) четырехкратным Нобелевским лауреатом. Бывали в его жизни такие коллизии, что хоть на кол лезь. Но (доблесть - наше кредо!) с честью пробился Жора сквозь все ниспосланные ему испытания и занял достойное место в длинном ряду портретов в школьных кабинетах литературы.
Про все напишу. Про все.
Про жизнь в наипаскуднейшем захолустье, где самой многообещающей была карьера тракториста-алкоголика (основная специальность - вторая). Про бесконечные семейные дрязги, - изощренное коварство моих сородичей, их козни, направленные на мое изничтожение, могут сравниться разве что с ядоносными ласками семейства Борджиа. Про бессмысленную и беспощадную травлю в школе. Про студенческие дни в Краснодаре… Глумливые скоты-преподаватели, паучья банка студенческого коллектива, бесконечные скитания по съемным хатам… Неудивительно, что я сбежал из университета уже после третьего курса.
К тебе, о любознательный потомок,
Я обращусь, пуская время вспять.
В безбрежном море пыльных книжных полок
Ты вдруг поймал забытую тетрадь.
Ты жаждал наивысших древних знаний,
Хотел пойти наперекор судьбе.
Читай же, отрок, хронику страданий!
И содрогнись, представив их себе!
Поверить сложно, но великий гений,
Кумир эстетов, бог народных масс,
Немало в жизни претерпел лишений,
Представ один на суд голодных глаз.
Ему кричали: "Странник! Образумься!
Не суйся в Бездну! Свалишься! Сгоришь!",
Но он от всех ударов увернулся
И посмотрел поверх унылых крыш.
Там в черных небесах бесилось Солнце,
Швыряя вниз слепящие лучи.
Поэт достал из сумки колокольцы,
Но молвил Феб: "Уж лучше промолчи".
Блин, сейчас у меня что-то левое получилось. Сам не пойму, как я мог это написать. Концовка ведь такой должна была быть:
Поверь, мне тоже было очень плохо,
Манили в пропасть мрачные огни.
И я вел жизнь законченного лоха,
Но позади моей печали дни.
Но и то, что получилось - тоже неплохо, в принципе. Только я все никак в толк не возьму, откуда же это выскочило. Будто нашептал кто-то. Ладно, хрен с ним. А ведь честно - представляю себе будущее в розовых красках, и как-то легче становится на душе. Как будто это розовое время уже настало. И я бы мог, пожалуй, жить, во всем соотносясь со своей иллюзией. Кабы не одно досадное обстоятельство.
Я слишком многое помню.
Как бы чудовищны ни были муки существования, я никогда не смогу решиться на суицид. Я знаю отличный способ избавить себя от боли, не прерывая существования.
Всего лишь убить Память.
Аутизм и амнезия - наши лучшие друзья.
В этой гребаной России нам без них прожить нельзя.
То, о чем я хотел бы навсегда забыть, и так осталось неимоверно далеко в пространственно-временном континууме. Но монстр по имени Память всегда настигает меня. Было время, когда бороться с ней мне помогал алкоголь. Прошло. Теперь, стоит мне напиться, как все чувства обостряются, и тогда стены моей квартиры сотрясаются от нечеловеческих воплей. Интересно, а как в этом доме обстоят дела со звукоизоляцией? Наверное, хреново - соседи при встрече обходят меня стороной.
Я до сих пор не знаком ни с кем из них. Да и на кой бы это мне? Больше людей - больше вопросов, пересудов, сплетен и клеветы. Мне эти классические человеческие потехи знакомы слишком хорошо, чтобы снова нырять в погибельный омут. Не хочу, не хочу, не хочу… Хочу только лишь одного - забыть…
Что именно?
Об этом я подумаю завтра…