– Нет. Я вернусь в хижину. А ты отправишься в этот дом.
– Почему?
Джанелль упорно не сводила глаз с долины.
– Там живет твоя мать.
* * *
Большой трехэтажный дом, возведенный из камня. Низкая каменная стена отделяет два акра ухоженной земли от высоких душистых трав и диких цветов. Огород, несколько гряд с целебными травами, клумбы, сад камней, в одном уголке роща деревьев многообещающе шептала о лесе.
Надежное убежище, которое должно быть гостеприимным. И вместе с тем здесь нет уюта, нет покоя. Противоречивые чувства, слишком хорошо знакомые Люцивару – даже после стольких лет.
Благая Тьма, пожалуйста, пусть это будет не она…
Но разумеется, это была его мать. И Люцивар вновь задался вопросом, почему она бросила его в таком юном возрасте, что он не мог даже вспомнить ее. И только переносила его посещения позже, ни разу не намекнув на их близкое родство.
Эйрианец распахнул дверь кухни, но входить не стал. Пока Люцивар не шагнул за порог, она не поймет, что он здесь. Сколько раз он предлагал ей протянуть охранный щит на несколько футов за каменные стены, в которых она жила, чтобы заранее узнать о приходе чужака? Но отказывалась она еще чаще.
Женщина стояла спиной к двери, перебирая что-то на столе. Он узнал ее без труда по белой пряди в черных волосах и сердитым, резким жестам. Двигаться по-другому она не умела.
Он вошел в кухню:
– Здравствуй, Лютвиан.
Она резко обернулась на месте, сжимая в руке длинный нож. Он знал, что дело не в нем. Женщина просто уловила ментальный запах взрослого мужчины и рефлекторно схватилась за оружие.
Она уставилась на него. Глаза женщины потрясенно расширились, наполняясь слезами.
– Люцивар! – прошептала она и сделала шаг ему навстречу. Затем еще один. Она издала странный звук – нечто среднее между смехом и всхлипом. – Она сделала это! Она действительно сумела это сделать!
Лютвиан потянулась к нему.
Люцивар бросил осторожный взгляд на нож, не спеша бросаться в материнские объятия.
Непонимание сменилось гневом и вновь наполнило ее глаза. Эйрианец сумел уловить мгновение, когда Лютвиан осознала, что по-прежнему держит нож в руках, направив его на сына.
Покачав головой, она бросила оружие на кухонный стол.
Люцивар сделал еще несколько осторожных шагов вперед.
Она жадно рассматривала его глазами полными слез – не как Целительница, изучающая Ремесло своей Сестры, но как женщина, испытывающая искреннюю любовь. Прижав одну дрожащую руку к губам, другую она протянула Люцивару.
В его сердце вспыхнула безумная надежда, и их пальцы переплелись.
И в этот миг она изменилась. Так было всегда, с того самого дня, как юнец, чье присутствие она с трудом выносила, начал то и дело появляться у ее порога в традиционном облачении эйрианского воина. Со временем Люцивар узнал, что Черная Вдова, которую он искренне считал своим другом, не испытывает к нему ровным счетом никаких теплых чувств, так как она не могла больше называть его "мальчиком" и верить в это.
Вот и теперь, когда женщина попятилась прочь, а в ее глазах вспыхнули недоверие и настороженность, Люцивар впервые осознал, как она молода. Возраст и зрелость быстро становились относительными понятиями для представителей долгоживущих рас. Они быстро росли, но за этим следовала долгая пауза в развитии. Белая прядь в волосах, потрясающие способности к Ремеслу, вспыльчивый характер и ее неоднозначное отношение к своему сыну заставляли Люцивара верить, что зрелая, мудрая женщина дарит ему свое общество, что она старше его на несколько веков. Да, это действительно было так, но его мать едва успела достигнуть возраста, когда смогла забеременеть и выносить ребенка.
– Почему ты так презираешь эйрианских мужчин? – тихо спросил он.
– Мой отец был одним из них.
К сожалению, других объяснений Люцивару и не понадобилось.
Он наконец обратил внимание на то, что она делала сотни раз до этого, сумел вычленить и понять легкую перемену во взгляде матери, словно ее глаза сфокусировались по-другому. Можно было подумать, что Лютвиан создает своеобразный зрительный щит, скрывающий за собой его крылья и оставляющий без единственного существенного признака, отделяющего эйрианцев от демланцев или хейллианцев.
Поборов свой гнев и зарождающийся страх, Люцивар выдвинул стул и оседлал его, опершись подбородком на спинку.
– Даже если бы я потерял крылья, то по-прежнему остался бы эйрианским воином.
Беспокойно двигаясь, Лютвиан подобрала нож и положила его на подставку.
– Если бы ты вырос в другом месте, где мужчины учились хорошим манерам и становились нормальными людьми, а не чудовищами… – Она вытерла руки о свое платье. – Но ты рос в охотничьих лагерях, как и все остальные. Да, даже без крыльев ты бы остался эйрианским воином. Уже слишком поздно, чтобы пытаться стать кем-то другим.
Он услышал в ее голосе горечь и тяжелую печаль. Услышал все то, о чем его мать умолчала.
– Но если твои чувства были так сильны, почему ты ничего не сделала, чтобы как-то изменить ситуацию? – Он старательно продолжал говорить бесстрастным голосом, в то время как сердце превращалось в кровоточащую рану.
Она взглянула на него. В глазах женщины с поразительной скоростью сменяли друг друга противоречивые чувства. Разочарование. Волнение. Страх. Лютвиан пододвинула другой стул поближе к сыну и опустилась на сиденье.
– Я была вынуждена пойти на это, Люцивар, – с мольбой в голосе произнесла она. – Теперь я знаю, что, отдав тебя Притиан, совершила ужасную ошибку, но в то время я искренне думала, что это единственный способ спрятать тебя от…
Него.
Она коснулась его руки и тут же отпрянула, словно ожегшись.
– Я хотела, чтобы ты был в безопасности. Она обещала мне, – с горечью добавила Лютвиан. Затем ее голос наполнился новым чувством. – Но ты теперь здесь, и мы можем быть вместе. – Она взмахнула рукой, отметая возможные возражения. – Да, я знаю об этом законе об иммиграции, но я-то провела здесь достаточно времени, чтобы считаться кэйлеерской ведьмой. Работа здесь будет несложной, и у тебя останется много времени, чтобы побыть на природе, побродить, полетать – я ведь знаю, что ты это любишь. – Улыбка Лютвиан вышла излишне жизнерадостной. – Ты даже не обязан будешь жить в доме. Можем построить небольшую хижину поблизости, чтобы у тебя была возможность уединиться.
"Уединиться для чего?" – холодно подумал Люцивар, когда неожиданно распахнулась кухонная дверь. У него появилось странное ощущение, словно на него вновь наваливаются цепи, а стены сужаются до размеров его каморки в Прууле.
– Чего тебе, Рокси?! – рявкнула Лютвиан.
Рокси уставилась на Люцивара, открыв рот, а потом ее пухлые губки изогнулись в призывной улыбке.
– А ты кто такой? – спросила она, пожирая его голодными глазами.
– Это не твое дело, – напряженно ответила Целительница. – Возвращайся к своим урокам. Сейчас же.
Рокси улыбнулась Люцивару, пальцем проведя по краю треугольного выреза платья. От такого неприкрытого флирта у него вскипела кровь – только, увы, не так, как хотелось бы этой девке.
Люцивар рефлекторно сжал кулаки. Подобное выражение ему часто доводилось стирать с лиц подобных сук за прошедшие века. В его голосе отчетливо прозвучал рев пламени, хотя заговорил эйрианец тихо и сдержанно.
– Убери эту шлюху отсюда, иначе я сверну ей шею.
Лютвиан поспешно вскочила со стула, вытолкнула Рокси вон и захлопнула за ней дверь.
По его телу бежала дрожь, вызванная не то гневом, не то болью.
– Что ж, теперь я знаю, для чего мне нужно "уединяться". Это будет замечательное отличие твоей школы от сотни других, верно? Как же, в распоряжении твоих учениц будет сильный Верховный Князь. Ты могла бы заверить обеспокоенных родителей, что у их дочерей не будет никаких проблем в Первую ночь. Я бы не осмелился даже возразить, поскольку мне полагается служить ведьме, "исполняя все ее желания".
– Все было бы совсем иначе! – жарко возразила Лютвиан, стиснув спинку стула с такой силой, что пальцы побелели. – Ты ведь тоже многое вынес бы из этого. Огни Ада, Люцивар, ты – Верховный Князь! Тебе необходима регулярная сексуальная разрядка – просто для того, чтобы сохранять власть над собственным характером.
– Раньше я никогда не испытывал в ней потребности, – вызверился он, – и уж тем более не нуждаюсь в этом сейчас! С собой я как-нибудь справлюсь – когда сам того захочу.
– В таком случае, похоже, не так часто тебе этого хочется!
– Это верно. Особенно когда меня силой укладывают в чужую постель.
Лютвиан вскочила, с грохотом задев стулом стол, и оскалила зубы:
– Укладывают силой! Подумать только! О да, это такая обременительная задача – доставить женщине немного удовольствия! Силой! Ты говоришь совсем как…
Твой отец.
Он и раньше видел подобные вспышки ее гнева, не раз наблюдал подобные истерики. Люцивар всегда пытался проявлять понимание. Он и сейчас приложил все усилия. Только вот теперь не мог понять другого – почему человек вроде Повелителя захотел отношений с такой беспокойной и слишком молодой и неопытной женщиной.
– Расскажи мне о моем отце, Лютвиан.
По кухне прокатилась волна отчаяния и нарастающего гнева.
– Расскажи мне о нем.
– Мы были ему не нужны! Он никогда не любил нас! Хуже того, грозился перерезать тебе глотку в колыбели, если я не уступлю ему! – Теперь их разделял стол. Лютвиан стояла напротив Люцивара, дрожа всем телом и обнимая себя руками.
Такая молодая. Такая беспокойная. И он не мог ей помочь. Они уничтожили бы друг друга за неделю, если бы Люцивар попытался остаться здесь, с ней.
Мать слабо улыбнулась ему:
– Но мы можем быть вместе. Ты волен остаться и…
– Я уже в услужении. – Он не хотел произносить это так жестко, но лучше ответить так, чем рявкнуть, что он никогда не станет служить своей матери.
Уязвимость и ранимость смерзлись в неприятие, а оно переросло в гнев.
– Джанелль, – угрожающе пустым и бесстрастным голосом произнесла Лютвиан. – Я смотрю, у нее настоящий талант обводить мужчин вокруг пальца. – Она уперлась ладонями в стол. – Хочешь узнать больше о своем отце? Иди и спроси свою драгоценную Джанелль. Она знает его гораздо лучше, чем я когда-то.
Люцивар вскочил на ноги, нечаянно свалив стул:
– Нет.
В улыбке женщины сквозило жестокое удовлетворение.
– Будь осторожен, играя с игрушками своего отца, маленький Князь. Он может с легкостью отрезать тебе яйца. Впрочем, это все равно не будет иметь особого значения.
Не отрывая от нее настороженного взгляда, Люцивар на ощупь поставил стул на место и попятился к выходу. Годы тренировок позволили, не сбиваясь с шага, перебраться через довольно высокий порог. Еще один шаг. И еще.
Дверь захлопнулась перед его носом.
Через мгновение он услышал грохот разбиваемой посуды.
"Она знает его гораздо лучше, чем я когда-то".
Только поздно вечером Люцивар наконец добрался до хижины. Грязный, голодный, дрожащий от физического и эмоционального напряжения.
Он медленно приблизился к крыльцу, но не смог заставить себя сделать шаг вперед – там читала Джанелль.
Она закрыла книгу и взглянула на эйрианца.
Мудрые глаза. Древние. Грезящие и пригрезившиеся глаза.
Он с трудом выдавил слова, которые должен был произнести:
– Я хочу встретиться со своим отцом. Сейчас же.
Она пристально, оценивающе посмотрела на него. Когда Джанелль наконец ответила, нежное сочувствие, отчетливо проступившее в ее голосе, вызвало страшную боль, от которой у мужчины не было никакой защиты.
– Ты уверен, Люцивар?
Нет, он уже ни в чем не был уверен!
– Да. Я уверен.
Джанелль не тронулась с места.
– В таком случае ты должен узнать еще кое-что, прежде чем мы отправимся в путь.
Он без труда расслышал скрытое за этими мягкостью и сочувствием предупреждение.
– Люцивар, тот, кого ты хочешь увидеть, – мой приемный отец.
Люцивар застыл на месте, как громом пораженный, глядя на Джанелль, и наконец понял все. Он мог принять их обоих или уйти прочь от обоих, но он не сможет служить ей и сражаться с человеком, давно получившим право на любовь Леди.
Она была права, сказав, что существует три причины, по которым он может не захотеть служить ей. К Цитадели он мог бы привыкнуть. Сумел бы справиться и с Лютвиан. Но Повелитель?
Впрочем, был лишь один способ выяснить это.
– Идем, – сказал он.
5. Кэйлеер
Джанелль сошла с гостевой паутины.
– Это дом моей семьи.
Люцивар неохотно последовал ее примеру. Несколько месяцев назад он бродил по руинам Зала Са-Дьябло в Террилле. Однако те развалины ни в какое сравнение не шли с этим темно-серым зданием, неприступной скалой возвышавшимся над ним. Огни Ада, здесь мог бы жить целый двор, ничуть не мешая друг другу!
Затем до Люцивара дошло, что скрывается за жизнью Джанелль в Зале, и он повернулся, уставившись на подругу так, словно видел ее впервые.
Все те занимательные истории, которые она рассказывала ему о своем любящем и заботливом папе… Все это время Джанелль имела в виду Сэйтана. Князя Тьмы. Повелителя Ада. Это он построил для нее хижину в лесу, помог начать жизнь заново, с чистого листа. Люцивар никак не мог мысленно примирить два образа одного и того же человека, не мог уравнять в своем сознании громаду Зала и тот воображаемый особняк, к мысленному виду которого уже успел привыкнуть.
И он не сумеет сделать этого никогда, если и дальше будет стоять столбом во дворе.
– Идем, Кошка. Пора постучать в дверь.
Однако она распахнулась до того, как они успели подняться на последнюю ступеньку крыльца. На пороге стоял высокий, крупный мужчина с бесстрастным, невозмутимым выражением лица, выдававшим в нем типичного дворецкого, а на груди у него сверкал Красный Камень.
– Здравствуй, Беале! – непринужденно поздоровалась Джанелль, преспокойно входя в Зал.
Его губы изогнулись в легкой, едва уловимой улыбке.
– Леди…
Однако она исчезла в тот миг, когда мимо дворецкого прошел Люцивар.
– Князь, – поздоровался Беале, отвесив вежливый, но сдержанный поклон.
Ленивая, надменная улыбка появилась на губах незваного гостя сама собой.
– Лорд Беале. – Люцивар сумел влить достаточно яда в голос, чтобы сразу дать понять дворецкому, что не следует портить жизнь Верховному Князю, и вместе с тем это приветствие прозвучало не слишком вызывающе. Он никогда еще не разговаривал так со слугами. С другой стороны, он еще не встречал Предводителя, носящего Красный Камень, который исполнял бы обязанности дворецкого.
Проигнорировав взаимные изъявления неуважения в сочетании с попыткой утвердить превосходство, Джанелль призвала их багаж и в беспорядке бросила его на полу.
– Беале? Не мог бы ты попросить Хелену приготовить покои в семейном крыле для Князя Ясланы?
– С радостью, Леди.
Джанелль указала рукой на противоположную часть большого зала и произнесла вопросительно:
– Папа?..
– В своем кабинете.
Люцивар последовал за девушкой к последней двери по правую руку, безуспешно пытаясь убедить самого себя, что в глазах Беале вспыхнуло вовсе не веселье.
Джанелль постучала в дверь и вошла, не дожидаясь разрешения. Люцивар последовал за ней и, споткнувшись, замер на полушаге, когда одетый в черное мужчина, стоявший перед большим столом из черного дерева, обернулся.
Деймон.
Пока они рассматривали друг друга, слишком пораженные, чтобы хоть что-то сказать, Люцивар сумел заметить, что его первое впечатление оказалось не совсем верным.
Темный ментальный аромат был похожим, но неуловимо другим. Стоявший перед ним человек был на дюйм-другой ниже Деймона, значительно стройнее, однако двигался с той же хищной, кошачьей грацией. Густые черные волосы на висках серебрились сединой. Его лицо было испещрено морщинами, которые оставил не только смех, но и тяжелые испытания, оно принадлежало человеку, который давным-давно перешагнул порог зрелости – или же начал стареть. Но лицо… Мужественное. Красивое. Более теплая и грубая модель холодной, законченной красоты Деймона. И последний штрих – длинные, выкрашенные в черный цвет ногти и кольцо с Черным Камнем.
Сэйтан скрестил руки на груди, прислонился спиной к столу и мягко произнес:
– Ведьмочка, я собираюсь тебя придушить.
Люцивар инстинктивно оскалился и шагнул вперед, готовясь защитить свою Королеву.
Джанелль издала протяжный всхлип, преисполненный неискренней печали, и эйрианец замер на месте.
– В шестой раз за две недели, а ведь меня почти не было дома!
Люцивара затопила ярость. Как смеет Повелитель угрожать ей!
Только вот Кошка, судя по всему, ни капли его не боялась, а Сэйтан с трудом удерживал на лице бесстрастное выражение.
– Неужели в шестой? – уточнил Повелитель Ада. Его голос по-прежнему звучал мягко, но теперь в низкий баритон вплелась нотка веселья.
– Дважды от Протвара, дважды от дяди Андульвара…
Люцивару показалось, что от его головы отхлынула вся кровь. Дядя Андульвар?!
– Один раз от Мефиса – а теперь и ты туда же!
Губы Сэйтана невольно изогнулись в легкой усмешке.
– Ну, Протвар хочет придушить тебя по пять раз на дню, так что это неудивительно. У тебя истинный талант доводить Андульвара до ручки, поэтому здесь я тоже спокоен. Но чем ты насолила Мефису?
Джанелль засунула руки в карманы брюк.
– Сама не знаю, – проворчала она. – Он заявил, что отказывается говорить об этом, пока я не выйду из комнаты.
Раскатистый, глубокий смех Сэйтана эхом отразился от стен. Когда они с Джанелль наконец немного успокоились, он многозначительно посмотрел на незваного гостя:
– Полагаю, Люцивар никогда не угрожал придушить тебя, поэтому ему трудно понять непреодолимое желание высказать это стремление, хотя говорящий не собирается претворять обещанное в жизнь.
– О нет, – весело ответила Джанелль. – Он всего лишь каждый раз клянется меня отшлепать.
Сэйтан напрягся.
– Прошу прощения? – тихо уточнил он холодным тоном.
Люцивар плавным движением принял боевую стойку.
Джанелль удивленно переводила взгляд с отца на сына.
– Надеюсь, вы не будете драться из-за каких-то нелепых слов, под которыми понимается одно и то же?
– Не вмешивайся, Кошка, – прорычал Люцивар, не сводя глаз с противника.
Рявкнув в ответ, Джанелль попыталась ударить его и от злости непременно сломала бы челюсть, если бы эйрианец вовремя не уклонился.
Их веселая возня как раз начала набирать обороты, когда Сэйтан взревел:
– Довольно!
Он хмуро смотрел на них до тех пор, пока Джанелль и ее друг не раскатились в разные стороны, а затем потер виски и проворчал:
– И как, во имя Ада, вы ухитрялись так долго жить вместе, не поубивав друг друга?
Настороженно поглядывая на Джанелль, Люцивар усмехнулся:
– Теперь ее сложнее достать.
– Не советую полагаться на это, – пробормотала девушка.
Сэйтан вздохнул:
– Ты могла бы предупредить меня, ведьмочка.
Джанелль переплела пальцы перед собой.