Все были вооружены: Пекисы и Зейд боевыми топорами на длинных рукоятях, гномы - дубинами, Носорог - тяжелой алебардой, Зубастик - тоже алебардой, да еще длинным ножом, сержант Нообст мечом. Только Хитрый Гвоздь, казалось, шел без оружия. Но все знали, что в широких рукавах халата, и за голенищами сапог, гоблин всегда держал несколько ножей. Знали и то, что Гвоздь, за дюжину шагов, попадал ножом в медную монету.
- Вот до чего довели город тираны и их цепные псы! - Крагозей ткнул пальцем в сторону валунов. - Плоды антинародной политики. Дай им волю, он вообще все ворота закроют, чтобы мы не могли из города выходить. Когда народ возьмет власть в свои руки, мы снова откроем Северные ворота. Каждый сумеет через них свободно войти в город и свободно выйти из него.
- Южных ворот для этого не хватает? - поинтересовался Младший. Ему вообще-то было безразлично открыты Северные ворота или нет. Ему вполне хватало одних ворот.
- Дело в принципе, - завелся Крагозей. - Раз на строительство ворот потрачены народные деньги, то они должны работать. А на пошлину, которую здесь станут собирать, мы построим бесплатные харчевни и будем в них кормить всех бедных и угнетенных, - гном на мгновение умолк, потому что его посетила новая блестящая мысль, и он тут же ее изложил: - Мы закроем лавки, где продают съестное, отменим базары, которые ежедневно, ежечасно порождают язвы неравноправия. Все будут питаться в харчевнях. Да, при нашей власти все будут равны, и все станут принимать одну и ту же пищу, в коллективных харчевнях.
Крагозей посмотрел на Тугодума: оценил ли тот по достоинству блестящую идею?
Умняга оценил. Он дважды кивнул, подтверждая это.
А Младший Пекис не оценил.
- Я, вот, не захочу есть в такой харчевне, - заявил он. - Я хочу есть у себя дома.
- Никаких "дома!" Ты что, не понимаешь? Одна еда для всех порождает фактическое равенство, создает коллектив единомышленников. А ведь только в коллективе можно придти к светлому будущему. Нет, никаких "дома". Этого мы не допустим, - повторил Крагозей. - Если ты не станешь есть в нашей харчевне, то умрешь с голода.
- Одно племя - один мамонт! Другого мамонта не будет! - Изрекая эту глубокую мысль, Умняга Тугодум поднял указательный палец правой руки, призывая всех обратить особое внимание на его слова.
- Ты о чем? - не понял мыслителя Деляга. - Какие мамонты?
- Этот афоризм принадлежит нашим древним предкам, - сообщил Тугодум. - Он означает: " Одна еда для всех". А если обобщить, то следует понять этот постулат так: "Основной принцип жизни народа - равенство!"
Да, равенство и равноправие! - подхватил Крагозей. - Наши предки были мудрыми. При них царил Золотой век первобытного равноправия. Потом наступили мрачные времена. Но история не стоит на месте. Она развивается по спирали. И пройдя через все деспотии, мы снова вернемся к свободе и равноправию, но уже на другом, на более высоком уровне. А основа останется той же: " Одно племя - один мамонт!" Коллективные харчевни и никаких базаров!
- Чихать я хотел на твои коллективные харчевни... - Зубастик не вступал в спор, просто отметился, что считает Крагозея болтуном, и недоумком.
- Чего? - удивился Крагозей. К таким методам дискуссий он не привык. - Что ты этим хочешь сказать?
- Пошел ты в дупло, со своими харчевнями, - лениво посоветовал Зубастик. - Дурью маешься. Братва в твои харчевни не пойдет.
- Ты меня не понял. Харчевни - это символ нашего коллективизма. В их основе - достижение главного достояния народа - свободы.
- У меня этого достояния полные карманы, - сообщил Зубастик. - Что хочу, то и делаю. Хочешь быть свободным, перестань дурью маяться и вступай в нашу банду, - доверительно посоветовал он. - Ну, как? Пойдешь?
Крагозей не успел ответить, потому что Хитрый Гвоздь задал в это время сержанту Нообсту другой вопрос, не столь фундаментальный, но тоже важный. Спорившие замолчали и прислушались.
- Как ты нас выведешь из города? - спросил Гвоздь, кивнув на валуны. - Эти камни десяток троллей вряд ли растащат за двое суток.
- Их и не надо растаскивать, - сержант Нообст был уверен в своих действиях. - Смотрите.
Он обошел валун лежавший возле левой створки. Между камнем и воротами имелось небольшое свободное пространство. Здесь покоилась куча какого-то хлама и остатков строительного мусора. Сержант отбросил несколько досок, пнул пару обрубков бревен и освободил небольшой участок. Он внимательно осмотрел левую створку ворот, поводил по ней рукой. Остальные с интересом наблюдали за ним.
- Ага, - сказал сержант, вот она. Давно здесь никто не бывал.
- Нашел? - поинтересовался Пелей.
- Куда она денется. Калитка на своем месте, а ключ у меня.
Нообст вынул из кармана небольшую замысловато изогнутую железку, вставил ее в едва заметную щель, повернул три раза и нажал на две обычные, ничем не выделявшиеся доски. Доски тут же отошли в сторону, открыв неширокую калитку.
- Вот и все, - объявил сержант, - можно проходить.
- Интересно, - Хитрый Гвоздь подошел к калитке и заглянул за ворота. - Лихо придумано. Вышел кто-то из города, а вроде и не выходил.
- Это точно, - кивнул Нообст.
- Кто придумал? - спросил Деляга.
Сержант Нообст промолчал, сделал вид, что не услышал вопроса.
- Давай, Нообст, колись, - нажал Хитрый Гвоздь. - Мы одной веревочкой повязаны, так что колись.
- Кое-кому надо иногда выйти из города так, чтобы никто этого не знал, или встретить кого-нибудь. Дела разные, - Нообст вроде бы объяснил, кому принадлежит калитка, и в то же время не объяснил. - Ну, так идем мы, или не идем? Возле этой калитки долго топтаться нельзя. Если кто заметит, его убрать придется.
Они быстро прошли через узкую калитку и оказались по другую сторону ворот. Сержант аккуратно поставил на место доски, нащупал замочную скважину, запер калитку и спрятал ключ в карман.
С этой стороны ворота представляли еще более жалкое зрелище. Позолота на крышах башен облезла, заржавели и застыли флюгера, позеленели медные пластины с чеканкой. А голуби так густо засидели бронзовые изваяния прекрасной Конивандинды, что разглядеть ее милое и решительное личико было совершенно невозможно.
- Да... - Деляга сокрушенно покачал головой. - Сколько монет на все это угрохали.
- Если бы думали о народе, не занимались украшательством, и вместо всего этого - Крагозей ткнул рукой в сторону конной Конивандинды, - могли бы дать каждому жителю города по большой медной монете.
- И тогда каждый житель города смог бы отнести в таверну еще по одной монете, - продолжил Нообст. - Довольно болтать. Слушайте меня. Вы, конечно, поняли, что калитка секретная. Никому ни слова, - он недовольно оглядел своих спутников. - Тот, кто вернется из нашего путешествия, чтобы про калитку - молчок. Не подводите меня, да и себя поберегите.
Глава четырнадцатая.
Отряд ехал весь день. Два раза останавливались перекусить припасами, которыми щедро снабдил их Гонзар Кабан, и снова отправлялись в путь. Слева расстилалась степь, которая казалась бесконечной, справа, также бесконечно, тянулся дремучий лес. Если верить карте, на которой было написано "Очин балшое поле. По ниму ехат целай ден и ищо палавина", им предстояло, и заночевать где-то здесь.
Наконец, впереди, справа, вместо дремучей чащи, показался участок, поросший березами. Что-то вроде небольшой рощи.
- Не прикажешь ли, Калант, остановиться на ночлег? - спросил Буркст. - Скоро стемнеет а это место, мне кажется, вполне подходящим. Братья, которые бывали в этих краях, рассказывали, что здесь есть небольшой домик, в котором спать будет гораздо удобней, чем на улице.
- В нем кто-то живет? - спросил Калант.
- Нет, братья говорят, что здесь никто давно не живет. А в домике, хоть он и ветхий, переночевать можно.
- Пожалуй ты прав, - согласился рыцарь. - Здесь и заночуем.
Услышав такое, Фамогуст, не ожидая команды всадника, повернул к рощице и даже прибавил шагу.
Рощица оказалась даже и не рощицей: так, десятка полтора деревьев. Но деревьев больших, развесистых, под которыми путники вполне могли укрыться и от зноя и от непогоды. Домик, сложенный из почерневших от времени бревен, был небольшим, состоящим всего из одной комнаты с земляным полом. В маленьких узких окнах не было стекол. Но зато в центре комнаты стоял большой, сколоченный из неотесанных досок стол, а возле него, две широкие скамейки. Ни очага, ни чего-нибудь напоминающего кровати в домике не имелось. А толстый слой пыли, на столе и скамейках, говорил, что сюда давно никто не заходил.
Калант расседлал Фамогуста и отпустил мерина пастись. Буркст и Мичигран распрягли пару, везшую экипаж, и тоже отпустили их. Но этим лошадям надели на ноги путы. Они, в отличие от Фамогуста, который всегда держался вблизи хозяина, а если и отлучался, то прибегал по первому его зову, вполне могли куда-нибудь убрести и затеряться в ночной степи.
Буркст и Альдарион принесли несколько охапок хвороста, Мичигран разжег небольшой костер и отряд уселся ужинать. Отдали должное окороку и свежим еще хлебцам, полакомились ароматным сыром, не забыли и доброе пиво. Насытились быстро, но уходить от костра никому не хотелось.
- А какой он, дракон, с которым мы собираемся сражаться? - спросил Альдарион. - Очень большой?
- Боишься, - с удовольствием отметил маг. - Все эльфы - трусы.
- Эльфы никогда никого не боялись: ни драконов, ни змеекотов, - возмутился Альдарион. - И магов - тоже, - нахально заявил он, адресую это, непосредственно, Мичиграну. Эльф был уверен, что в присутствии рыцаря, маг не пустит в ход тяжелый посох. - Просто интересно. Мне пока еще не приходилось встречаться с огнедышащими драконами.
- Не знаю, - признался Калант, не обративший внимания на обмен колкостями мага и эльфа. - И не все ли равно? Главное для нас - найти дракона, а какой он, большой или маленький - не имеет никакого значения. Хотя, вообще-то, надеюсь, что он будет крупным. Победа над крупным драконом принесет нам больше славы.
Мичигран надеялся, что дракон не будет особенно большим. Он был согласен на маленького дракона, самого маленького, какой только может быть. И на малую славу. "А если можно что-то узнать о драконе, то спрашивать надо не у рыцаря, а у монаха", - рассудил маг.
- Что рассказали о нашем драконе братья-монахи? - спросил он Буркста. - И не говори мне, что они ничего о нем не знают.
- Никто, из братьев-монахов нашей Святой Обители, здешнего дракона не видел, но, кое-что им, все-таки, удалось узнать, - подтвердил Буркст.
- Может быть ты, святой отец, расскажешь, что они узнали? Ведь сражаться с драконом придется не им, а нашему рыцарю, да и всем нам. Любопытство наше вполне оправдано.
- Воистину, - согласился Буркст. - Я и собирался рассказать вам сегодня все, что известно об этом звере. Ждал только благоприятного момента. Сейчас, думаю, самое время это сделать.
Он двумя пальцами разгладил свои кошачьи усы, затем вынул четки...
- Башня, где обитает, дракон находится в совершенно пустынном месте, - начал Буркст монотонно, неторопливо перебирая, в такт своим словам, черные шарики. - Она окружена холмами и высокими скалами. Земля там плодородная, но земледельцы не любят эти места, и никто вблизи башни не поселяется. Ближайшие три поселения находятся в двух днях пути от владений дракона.
- Я слышал в таверне, от одного старого гоблина, что каждое поселение, которое находится недалеко от жилища кровожадного дракона, поставляет ему раз в год по самой красивой девушке, - вспомнил Мичигран. - Их натирают заморскими благовониями, одевают во все белое, украшают голову венком из красных роз и привозят к башне. А дракон их съедает.
- Какая жестокость! - возмутился рыцарь. - Жаль, что я раньше не знал об этом. Мне следовало давно заняться драконами.
- В таверне от пьяного гоблина можно услышать еще и не то, - монах перестал перебирать шарики четок и заговорил нормальным голосом. - Дракон не требует от поселян девушек. Зачем ему худосочные девицы да еще натертые пахучими травами? Ему нравятся молодые коровы, с нежным мясом, и жирные бараны. По старинному договору, каждое из трех селений должно раз в месяц отдавать дракону по одной упитанной корове и трех крупных курдючных баранов. Свою дань поселяне доставляют прямо к башне. Там же дракон их съедает. Представляете, что чувствуют при этом бараны и коровы? Не скажу, что такая дань для поселян разорительна, но они скупы и тяготятся ею. Поселяне будут тебе очень благодарны, когда ты уничтожишь дракона.
Ни мучительные переживания курдючных баранов, ни благодарность поселян Каланта не заинтересовали.
- А принцесса, какова она? - спросил рыцарь. - Что говорят о ней?
- Принцессу они могли видеть только издалека. Дракон ей разрешает каждый день гулять, а отходить далеко от башни запрещает. Поселяне же бояться подходить близко к башне. Но все они утверждают, что у принцессы тонкий стан и красивые рыжие волосы.
- Молода ли она, красива? - допытываться рыцарь.
Буркст не имел представления о красоте принцессы и очень сомневался в ее молодости. Драконы живут долго, и заколдованной в башне принцессе вполне могло быть несколько сотен лет. Но сеять сомнения в чистой и искренней душе Каланта не имело смысла.
- Как же, как же, - постарался поддержать лучшие надежды рыцаря монах. - Всем известно, что драконы держат в заточении только юных и прекрасных принцесс. Таков сложившийся веками обычай. Ну, скажите, какой смысл держать в заточении принцессу, если она стара?
- Конечно! - согласился Калант. - Если она стара... - и он выразительно пожал плечами, подтверждая, что если принцесса стара, то держать ее в заточении, нет никакого смысла.
Мичиграна принцесса, вообще, не интересовала. Его, по совершенно понятным причинам, интересовал дракон, и он постарался увести разговор от прекрасной пленницы к коварному хищнику.
- А что поселяне рассказывают о самом драконе? - спросил он. - И, если можно, подробно. Чем больше мы будем о нем знать, тем лучше.
Услышав, что Буркст сейчас станет рассказывать о драконе, Фамогуст подошел к костру и уставился на монаха большими грустными глазами. Он тоже хотел побольше узнать о злобном чудовище. И мерина можно было понять: ему предстояло принять самое непосредственное участие в сражении.
- О драконе поселяне тоже не особенно много рассказывают. Говорят что он большой, в два раза больше лошади, и выше ее, что у него есть крылья, и он может летать...
Большие грустные глаза Фамогуста, кажется, стали еще грустней. Рассказ монаха вгонял мерина в тихую тоску. И Мичиграна тоже. Он попытался представить себе какие клыки могут быть у дракона, который в два раза больше лошади: получалась очень неприятная зверюга. А Альдарион вовсе притих, и ничего в нем уже не напоминало гордого эльфа.
Буркст почувствовал, что говорит не то. Перед сражением следовало подчеркивать не достоинства дракона, а его недостатки.
- Дракон неуклюж и медлителен, - повернул в нужную сторону монах. - В хвосте у него нет настоящей силы. Машет он им во время битвы постоянно, но больше для того, чтобы напугать. Сильно дракон им ударить не может, хвоста бояться не следует.
- А зубы и когти, - стал допытываться маг, - их следует бояться, или в них тоже нет настоящей силы?
- Зубы, как зубы... - пожал плечами монах, но, почувствовав недоверие, с которым на него смотрели не только Мичигран, но и Альдарион с Фамогустом, поправился. - Зубы конечно большие, но я же говорил, что он неуклюжий. Пока он повернется, чтобы схватить кого-нибудь зубами, вполне можно увернуться, а на лошади, тем более. Особенно на такой прекрасной лошади, как Фамогуст, - монах посчитал необходимым вселить бодрость в мерина, который воспринимал предстоящую битву с драконом без энтузиазма. - Когти у него, конечно, основательные... Так ведь не надо попадать ему в лапы. Тогда он своими когтями ничего не сделает.
- Он огнедышащий? - Альдарион, как всякий эльф, опасался огня.
- Умеет изрыгать огонь, - подтвердил монах. - Но достать может всего шагов на десять, не дальше. А главное, надо учитывать, что после того, как он изрыгнет огонь, ему нужно не меньше минуты, чтобы снова накопить его у себя внутри. Вот в это время как раз на него и надо напасть. В эту минуту к нему можно без опаски приблизиться на удар копья.
- Это мне известно по описанию подвигов славного рыцаря Сагодана, по прозвищу Железная Нога, - поддержал Буркста Калант. - Он убил двух огнедышащих драконов, а сопровождавший его монах описал эти славные битвы. Монах утверждает, что Сагодан поражал своих противников в тот момент, когда они накапливали огонь. Я тоже собираюсь так поступить.
- Огонь дракона нам не страшен, - напомнил Буркст. - Мичигран создаст магическую стену, и огонь обойдет нас стороной.
- Да есть у меня такое заклинание, - подтвердил маг.
- Он умеет летать, значит, может обрушится на нас сверху? - продолжал допытываться Альдарион, который ранее драконами не интересовался и повадки их не знал.
Этот вопрос заинтересовал и Фамогуста. При нападении сверху, боевой мерин был совершенно беспомощен.
- Монах пишет, что драконы ни разу не пытались напасть на рыцаря Сагодана с воздуха. Они очень вольно чувствуют себя высоко в небе и совершенно не опасны, когда находятся низко над землей. Он даже советует, поражать дракона в тот момент, когда тот садится на землю или взлетает.
- Все равно, его нелегко будет убить, - эльф был уверен, что дракона вообще нельзя убить. В его глазах было еще больше тоски чем, в больших глазах Фамогуста.
- Разве эльфы никогда не сражались с драконами? - удивился Калант. - Драконы такие же древние, как и ваш народ. Наверно вам не раз приходилось встречаться с этими свирепыми хищниками?
- Ни в одной из наших старинных легенд не говорится о сражениях эльфов с драконами. Драконы живут в степях и горах, где им легче всего охотиться, а эльфы - дети лесов. Мы всегда предпочитали зелень леса, поляны покрытые прекрасными цветами, росу на траве... А драконы в наших владениях никогда не появлялись. Конечно, если бы какой-то дракон попытался охотиться в наших лесах, эльфы убили бы его. Мы, эльфы, не любим, когда нам мешают.
- А почему вы ушли из лесов, если вам там так нравится? - поинтересовался Калант.
- И верно, - подержал его Мичигран. - Сидели бы в своих лесах, умывались росой, нюхали цветы и не пускали к себе драконов. А порядочным магам не пришлось бы платить взятки за получение лицензий.
Почувствовав, что о драконе больше говорить не станут, мерин недовольно фыркнул и скрылся в темноте. Его совершенно не интересовало, почему эльфы перестали умываться росой и нюхать цветы. Он и сам этого никогда не делал.