Отец-комендант утвердительно кивнул.
- Ты наверно думал, где можно искать?
- Думал, - подтвердил маг. - Прежде всего надо искать тайник в башне.
- Наиболее вероятно?
- Нет, просто меньшая площадь поисков. Если в башне ничего не окажется, тогда, - Мичигран повернулся, показал на поле усеянное камнями. - Под каждым камнем.
- Говорят, что маги, при помощи своего посоха и некоторых тайных заклинаний, могут находить все, что сделано из золота? - Кресск внимательно смотрел в глаза мага.
- Пустые разговоры, святой отец.
Кресск промолчал. Очевидно аргумент Мичиграна показался ему не особенно убедительным.
- Если бы маги умели находить золото, они были бы самыми богатыми людьми, - Мичигран ухмыльнулся. - А вы, святой отец, видели хоть одного богатого мага?
Этот аргумент оказался более веским.
- Значит, под каждым камнем?
- Под каждым камнем, - подтвердил Мичигран.
- А под каким ты определить не можешь?
- Мне причитается тридцать вторая часть этих сокровищ, святой отец. Если бы я мог их найти, я непременно сделал бы это.
Такое прозвучало для отца-коменданта почти убедительно. Он оглядел поле усыпанное камнями.
- Можно искать не один год.
- Да, - согласился Мичигран.
- А, вполне возможно, что там ничего нет.
- Вполне возможно. Но есть еще пещеры в Серых скалах, - напомнил Мичигран. - Тоже немало подходящих мест, чтобы спрятать сокровища.
- А не может этот дракон снова сюда вернуться? - поинтересовался отец-комендант. - Возможно, у него здесь есть любимые места? Ностальгия, знаешь ли, определенная сентиментальность... Любовь к полянам и скалам, где провел детство... Очень приятные свойства...
- Нет, - ответил Мичигран не задумываясь. - Это молодой и нахальный дракон. Ему не свойственны ни ностальгия, ни сентиментальность. Он не привязан к этим местам. А теперь, получив повышение, с удовольствием их покинул. Он сюда не вернется.
- Жаль, жал... - отец-комендант посмотрел на крупные камни, усеявшие поляну перед башней, на скалы... - Дракон поступил нехорошо, но до него теперь не доберешься... - с явным сожалением промолвил он.
Мичигран понял, что Кресск очень сожалеет о том, что не может встретиться с Сигрудом. Отец комендант был уверен, что уж ему дракон чистосердечно рассказал бы о всех тайниках.
Движением руки отец-комендант подозвал одного из монахов, тот немедленно приблизился.
Возьми десять братьев и помогите отцу Бурксту осмотреть башню, - приказал отец Кресск. - Ищите тайники. Осмотреть все: стены, потолки, полы, мебель... Саму башню и все, что в ней есть.
Монах склонил голову.
- Благословляю на поиск, - напутствовал его отец-комендант, и монах удалился. Вскоре, вместе с девятью братьями он скрылся в башне.
- Посмотрим, что у нас получится, - промолвил отец Кресск провожая взглядом монахов. Потом повернулся к Мичиграну. - Ты присутствовал во время явления нашего святого драконоборца, дважды рожденного Фестония отцу Бурксту... - не то спросил, не то подтвердил Кресск. - Расскажи мне все, как это было. Правду. Только правду и всю правду.
Мичигран задумался. Он не знал о гонце и не мог понять, как монаху стало известно, то, о чем Франт только вчера рассказал на геликском базаре гончару Крохану-заике и торговке рыбой. Вполне могло оказаться, что у отца-коменданта какие-то другие источники. На то он и отец-комендант. Требует рассказать всю правду. Интересна, какая правда ему нужна?
Маг почувствовал себя весьма неуютно. Правда и ересь оказались так близки друг к другу... А идти на виселицу не имело никакого смысла. Но голубые глаза Кресска смотрели на мага внимательно, следили за движением каждого мускула его лица и тянуть с рассказом о том, что произошло на поляне Веселого леса, не следовало. Мичигран посчитал лучшим, пересказать основное из того, что поведал ему Франт. Так он и сделал. В своем рассказе он, естественно, выпустил, историю с богатейшими трофеями, доставшимися отряду, после победы над варварами. По лицу отца Кресска Мичигран понял, что тот удовлетворен. Правда, выбранная магом, отцу-коменданту вполне подходила.
- Так, так... - Кресск не сводил глаз с лица мага. - Это и есть правда?
- Это и есть правда, - подтвердил Мичигран.
- Вся правда? Может быть ты о чем-то умолчал. Может быть считаешь, что о чем-то не стоит рассказывать. Действительно, случай исключительный. Сам святой драконоборец, дважды рожденный Фестоний снизошел к нам грешным и подарил нам Праведника. Может быть какие-то подробности этого великого деяния ты забыл? - Кресск испытующе смотрел на мага. - Или не хочешь рассказывать? В какой-то степени ты прав. Некоторые подробности должны оставаться достоянием только узкого круга людей. Но я отношусь к ним. Мне ты можешь рассказать все.
" А говорят, у него добрые лаза, - подумал маг, который почувствовал себя в эту минуту очень неуютно. - Он же насквозь меня пронизывает..."
- Я рассказал все так, как это происходило, святой отец. Добавить к этому ничего не могу.
Как пристально он ни вглядывался бы отец Кресск в Мичиграна, он видел только чистые глаза мага, глаза человека, который говорит правду, только правду и ни на шаг не отступает от нее.
- Да... Значит так оно и было, - кивнул отец Кресск. - Я верю тебе, Мичигран, - глаза монаха по-прежнему продолжали внимательно изучать лицо мага. - Тебе теперь наверно придется не раз рассказывать об этом и в своей гильдии, и у Гонзара Кабана, и в других местах. Хорошо, если бы ты запомнил все, что сказал сейчас мне, - посоветовал монах, и губы его растянулись в добрую улыбку. - Теперь среди нас не просто брат Буркст, а Праведник Буркст.
- Да, Праведник Буркст, - подтвердил маг.
- Пойду, доложу ему о своем прибытии и попрошу благословения, - сообщил отец Кресск. - А ты, маг, отдыхай. Дыши свежим воздухом, он здесь совсем не такой, как в нашем Геликсе. Вот где надо жить, - с сожалением, что жить в этом прекрасном месте он как раз и не может, промолвил монах, и ушел в башню.
Мичигран не знал, что отец-комендант почти слово в слово повторил многое из того, о чем говорил недавно Хитрый Гвоздь.
На тропинке, выходящей из Серых скал, появился монах верхом на лошади. За ними шла вторая лошадь, на которой сидели двое: еще один монах и эльф Альдарион.
- Они выходят. Кашлентий, в путь! - скомандовал Хитрый Гвоздь. - И если хочешь остаться живым, делай все, как договорились! - подбодрил он Писарчука.
- Все в точности совершу, с полной достоверностью и обстоятельно! - заверил Кашлентий. - Никаких периметров для беспокойства.
Он поднялся в телегу, подобрал вожжи и легонько тряхнул ими. Коняга неторопливо зашагала.
Монахи и Альдарион, не обращая внимания на связанных эльфов, спящего гонца и дохлую лошадь, проследовали по направлению к лесу. Из Серых скал больше никто не появлялся.
- Где остальные? - Гвоздь недоуменно смотрел пустую тропу.
- За экипажем идут! - сердито отметил лежащий рядом с Гвоздем сержант. - Я же говорил, что его прибрать надо.
- Так не наш это экипаж. За своим идут.
- Свой он у них был, пока не бросили. А как бросили, уже не свой. Его, по закону, может подобрать каждый. А мы промашку сделали. Хороший экипаж, колеса новые, сидения кожей покрыты... Полдня бесхозный стоял, а мы не подобрали.
- Э, Кашлентий! Стой! - вспомнил Гвоздь.
- Чего это? - Кашлентий и не собирался останавливать Конягу. - Нельзя же так беспрепятственно животную беспокоить. То езжай, то стой! От таких внешних перемен, у ней нервы могут оборваться...
- Стой, тебе говорят! - прикрикнул Гвоздь.
- Монахи еще не выходят, - объяснил Деляга. - Эти трое за экипажем направились.
- Ну загонял, ты нас. Категорически передохнуть некогда, - пожаловался Кашлентий, но Конягу остановил.
- Еще раз без команды поедешь, отрежу уши, - пригрозил Гвоздь.
- Так была же совершенно явственная команда, - возразил Кашлентий. - Ежели ты велишь ехать, а потом извещаешь, что команды не было, то чего это такое было? Миражное появление или категорическое наваждение?
По недоумевающей морде Коняги, видно было, что она полностью согласна с Писарчуком.
- Заткнись! - велел Гвоздь.
Кашлентий заткнулся, но пожал плечами. Коняга плечами не пожимала, но тоже промолчала.
Немногим более, чем через час, из леса выехал экипаж. Место кучера занимал монах, другой монах и эльф сидели в качестве пассажиров. Невдалеке от уходящей в скалы тропинки, они распрягли лошадей. Эльф и один из монахов остались возле экипажа, другой монах ушел в скалы, вероятно, чтобы доложить отцу-коменданту.
Отряд монахов появился из-за скал поздно вечером, незадолго перед сумерками. Впереди шел сам отец-комендант. И сразу стало понятно, что пришел хозяин. Монах, карауливший лошадей и экипаж низко поклонился отцу-коменданту. И эльф Альдарион поклонился. Лошади не кланялись но перестали щипать травку и тоже с уважением посмотрели на отца коменданта. Кресск принял знаки внимания, как должное. Он подошел к гонцу, прислушался к его дыханию. Затем что-то сказал не отстающем от него ни на шаг рослому монаху. Тот поспешил к экипажу, вынул из кузова одеяло, укрыл спящего монашка и вернулся к отцу Кресску, который тем временем подошел к эльфам. Те по-прежнему лежали рядком, крепко связанные.
- Опомнились ли вы? Раскаялись ли в греховных помыслах и поступках? - спросил монах.
Эльфы задвигались и, поскольку рты у них были завязаны, стали издавать непонятные звуки, похожие на мычание. Больше других вертелся и громче других мычал бывший вождь.
- Опомнились и раскаялись, - решил отец-комендант. Но я сам грешен и не судья вашим прегрешениям. Сейчас вам дадут возможность облегчиться, затем накормят. Я доставлю вас на суд мирской в наш славный город Геликс, пусть с вами разбирается народ.
Между тем из-за серых скал выходили другие члены отряда. Вначале почти два десятка монахов. Затем показался и сам отец Буркст. Гном ехал верхом на Фамогусте. Так посоветовал отец-комендант:
- Не пристало духовному лицу, осененному дланью самого святого драконоборца, дважды рожденного Фестония, идти пешком, если есть в отряде хоть одно четвероногое.
Мичигран, Калант и даже принцесса Леонсида поняли его. Лишь Фамогуст не понял. Мерин выглядел растерянным. Он то и дело озирался, смотрел на Каланта спрашивая взглядом: что происходит, почему рыцарь идет пешком, а на Фамогусте едет монах? И не пора ли восстановить в этом мире должный порядок?
Буркст чувствовал себя не менее растерянным, чем мерин. Он не мог привыкнуть к своему новому положению. Ему казалось кощунственным принимать знаки внимания и покорности от самого отца-коменданта, известного своей преданностью вере и Ордену. Он чувствовал себя чуть ли не преступником, восседая в седле, в то время как хозяин мерина благородный рыцарь и самая настоящая принцесса шли пешком.
Приблизившись к отцу-коменданту, Фамогуст остановился. Буркст не знал, как ему быть. Он более уверенно чувствовал себя на твердой земле, чем в седле боевого мерина. Но и слезать гном не решился, боялся упасть.
Подчиняясь взгляду отца-коменданта двое монахов тотчас бережно сняли гнома с седла и опустили на землю.
- Кашлентий, пошел! - отдал команду Хитрый Гвоздь.
Писарчук легко забрался в телегу, подхватил вожжи:
- Пошла, милая! Хрясь их через плечо! Где наше не пропадало?!
Коняга пошла. Повезла Писарчука к месту, где ему предстояло, наконец, совершить Подвиг, о котором многие годы мечтала душа Кашлентия.
Между тем в отряде Гвоздя почувствовалось некоторое замешательство.
- Ничего не понимаю! - Деляга посмотрел на Гвоздя.
Но и тот выглядел несколько растеряно. Недоумение можно было прочесть на лицах и у остальных членов отряда, наблюдавших, как из-за скал выходят монахи, ничего не понимал.
Монахи шли налегке. Без груза. Их заплечные мешки были тощими. Даже отсюда можно было понять, что в мешках этих кроме небольшого запаса еды ничего нет. Фамогуст вместо тюков с сокровищами вез гнома-монаха в сером балахоне. Того самого Буркста-Праведника.
Калант победил дракона. Вот он вышагивает, принцессу поддерживает под ручку. Принцесса оказалась рыжей. Даже отсюда видно, что рыжая. Но где же сокровища!?
- Спрятали где-то, - предположил Младший.
- Не имеют права прятать, - обличил монахов Крагозей. - Должны предоставить свою находку полностью, и отчитаться. Чтобы ни один золотой кубок, ни одна медная монета не пропали. Знаем мы эти монашеские штучки. Сокровища принадлежат народу.
- Дракону они принадлежали, а теперь, наверно, рыцарю, или монахам, - поправил его Деляга.
Умняга Тугодум тут же доказал, что Пелей не прав.
- Все сокровища созданы трудом рабочих рук, - объяснил он, подняв и показав всем свои руки, с растопыренными пальцами, как будто у Умняги Тугодума были рабочие руки. - Поэтому они и должны принадлежать тем, кто трудится. А не монахам и не рыцарям, которые являются паразитами на здоровом теле трудящихся. Наша задача - экспроприировать сокровища ...
- И направить их на борьбу за равноправие народа, - подхватил Камнелом.
- Слышали, как молодежь поддерживает нас, - возвестил Крагозей. - А будущее за молодежью, значит - за нами.
- Может сам дракон спрятал, так что монахи не смогли найти, - предположил Нообст, не обращавший внимания на гномов.
- Там и прятать негде, чистое поле, - сообщил Бандурей.
- Не скажи, там камней полно, - вспомнил рассказы охотника Кандибоб. - Яму вырыл, сверху камней навалил, и не найдешь.
- Что там искать, - у Бандурея все было просто. - Пару раз стукнуть дракона мордой об стенку башни, он сам расскажет, где все лежит.
- Так нету дракона, пришиб его рыцарь, - напомнил Кандибоб.
- Зря Кашлентия послали, - вспомнил Хитрый Гвоздь. - Только теперь его уже не вернешь. Ну, ничего, этот хитер, должен выкрутиться.
Кашлентий не знал, что его послали зря. Он бодро выкатил из леса. За спиной у него, на телеге, стоял бочонок пива. Пива не простого, а густо настоянного бабами-дурами на сонной траве. Умняга Тугодум непременно назвал бы этот бочонок оружием трудящихся, в борьбе за свое равноправие.
Ехал Писарчук неторопливо, мурлыча какую-то незамысловатую песенку. Мимо связанных эльфов, мимо дохлой лошади, мимо, удивленных его появлением, монахов. Он только мельком глянул в сторону монахов, на рыцаря глянул, на рыжую принцессу и поехал далее, не обращая больше на них никакого внимания. Как будто ему каждый день приходилось видеть связанных эльфов, смиренных монахов с большими дубинами, дохлых лошадей и рыжих принцесс.
И Коняга чувствовала себя независимо. Потом настроение ей испортил мерин под седлом. Фамогуст, посмотрел на появившуюся из леса Конягу без всякого уважения. Как-то сверху, снисходительно. А как еще боевой рыцарский конь может смотреть на пожилую деревенскую кобылу, что тащила за собой телегу.
- Эй, ты, остановись, - загородил дорогу Коняге рослый монах.
Коняга послушно остановилась. Кашлентий с интересом уставился на монаха. Ждал, что тот еще скажет.
- Кто такой? Куда едешь?
- Из Кашлентиев я, - охотно стал объяснять Писарчук. - Вся моя генеалогическая династия из Кашлентиев. У нас, в семействе, отродясь никого другого не происходило, и не произрастало. Как кто народится, так сразу и Кашлентий. И, значит, из Нуидыры. При самом Смотрителе - Писарчуком. А ежели что важное: декларация или консультация, то опять я. И учет на мне. Все сальды и бульды в полном вычислении и зависимости...
- Погоди, не части, - из сказанного Писарчуком монах толком ничего и не понял. - Куда едешь? - спрашиваю.
- Встреча у меня, значит, совершенно категорическая, поскольку, каждый месяц. А активная договоренность по полному обоюдному согласию достигнута, и беспрекословного исполнения требует. Так что налито полностью. Ну разве можно везти полбочонка, ежели договаривались, чтобы бочонок. И до самых краев. Ты как думаешь?
Монах от такого напора немного обалдел и беспомощно посмотрел на отца-коменданта.
Кресск подошел к телеге.
- Чего везешь? - спросил он и улыбнулся по доброму, так что у Кашлентия как-то сразу пропала охота обманывать отца коменданта.
Когда отец-комендант что-то спрашивал, да еще и улыбался при этом, сразу хотелось отвечать, и как можно подробней. Кашлентий впервые видел Кресска, но сразу почувствовал, что с этим монахом надо быть осторожным. Может от того, что голубые глаза монаха смотрели на Писарчука очень ласково, а может, из-за доброй улыбки.
- Прямо каверзнейший вопрос ты мне задал, святой отец, - Кашлентий постарался ответить улыбкой на улыбку. - Тут с какой проекции ни наблюдай, все равно видно что бочка. А кто же в бочке дрова возит. Никто в бочке дрова возить не станет. Потому как всякая животная, будь она даже самая вредная, и в напитках недомыслящая, пить требует, а от привозной воды отказывается. Вода у нее самой навалом имеется. Так что принужденный я возить этой каверзной животной пиво.
- Что же это за животная у тебя, сын мой, что целыми бочонками пиво пьет? - поинтересовался отец-комендант.
- Дракон, - доложил Кашлентий коротко, чтобы отдышаться.
- А дракона нет, - сообщил отец-комендант. - Кончился твой дракон. Значит и пиво ему не нужно. Мог бы и нашу братию угостить, - предложил он.
Кашлентий только сейчас обратил внимание, что монахи идут налегке, никаких сокровищ с собой не несут, и, значит, укладывать их спать нет никакого смысла. Даже наоборот, если они чего-то недоброе почуют, то можно полностью физически пострадать. Так что до пива их допускать никак нельзя. Но, с другой стороны, появилась, наконец, возможность совершить Подвиг, так стоит ли такую возможность упускать? Он мысленно содрал с головы шапчонку и лихо, отчаянно, со всего размаха шлепнул ее о землю. - А нельзя упускать такую возможность! - решил Писарчук.
- Невозможно, - отказал он отцу-коменданту. - Поскольку доказательства в отсутствии дракона полностью не имеют наличия.
- Ты что, не веришь мне? - удивился отец Кресск.
Кашлентий молчал. Не мог он прямо так и сказать, что не верит монаху. Это попахивало ересью. Но морду скорчил такую кислую, что и Коняга поняла - не верит.
- Вон, видишь, рыцарь, - показал отец Кресск на Каланта. Он дракона и победил. И принцесса возле него. Нет твоего дракона. Можешь угостить пивом братьев.
Отец Кресск улыбнулся.
Кашлентий ничего не ответил, но тоже улыбнулся.
"Гм-м-м, - мысленно сказал отец-комендант. Подумал немного и снова мысленно сказал: - Гм-м-м."
- Отраву какую-нибудь в пиво положили? - догадался он.
- Такой парадокс, чтобы класть в пиво отраву - никакой резолюции не имеет, - откровенно доложил Кашлентий. После каждой доброй улыбка отца-коменданта, его так и тянуло на откровенность.
- Сон-траву, - понял отец-комендант.