Понимание этого позволяет нам взглянуть на человека как на некий процесс (ведь каждый предмет по своей сути является процессом, скорость протекания которого слишком мала для нашего восприятия), предположительно от момента зачатия и до момента смерти (так как ни "до", ни "после" нам ещё не известны).
Но это ещё не всё. Такая точка зрения позволяет понять, что человек – это далеко не отдельное существо или процесс, а некий структурный элемент, неотделимый от гораздо более сложного образования, а именно от Человека как такового или процесса, включающего в себя всех людей, которые когда-либо существовали, существуют и будут существовать. Так ни один из нас не возник на пустом месте, а, следовательно, все мы связаны друг с другом, и этим связующим звеном является зачатие, которое структурно соединяет родителей, создавая новую ветвь на теле этого гиперчеловека или Адама, назовём его так.
Но и это ещё не всё. При таком взгляде на человека рождение не является началом, а смерть не является концом. Они превращаются в некие формообразующие элементы, определяющие как временну́ю конфигурацию отдельного человека, так и его место на теле Адама.
А раз так, то всё то, что мы воспринимаем как величайшие из бедствий: разгул стихии, войны, эпидемии… всё это есть не более чем элементы формы Адама, образующие его облик.
Такого вот Адама во всём его великолепии и увидел Виктор, а испив вина, смог его и принять.
Домой он вернулся чуть живой от перенесённого им потрясения, мечтая лишь об одном – зарыться в постель на целую вечность. Но этим его планам не было суждено сбыться.
Возле дома его уже ждала карета, рядом с которой стоял Джеймс.
– Садись, – сказал он, – нам пора.
– Куда? – устало пробормотал Виктор.
– Жениться. И не смотри на меня так. Садись, или мы опоздаем на поезд.
22
Несмотря на то, что свадьба была столь долгожданным и значимым событием в жизни Виктора, а, может быть, именно поэтому, он так и не смог её толком вспомнить. Воспоминания роились в его голове в виде отдельных, перемешанных фрагментов, которые совершенно не желали складываться в единую картину.
Вот он у входа в церковь; вот он идёт к алтарю; вот надевает кольцо на палец Жозефины…
И вот они уже наедине с ней в огромной комнате, наполненной светом огромной полной луны, отражённым во множестве зеркал. Они обнажены, и лунный свет щедро одаривает их волшебными одеяниями…
Виктор тонет в глазах возлюбленной, в этих двух совершенно бескрайних и абсолютно загадочных вселенных… А в следующее мгновение или вечность он видит перед собой саму Богиню, которая и есть его возлюбленная Жозефина.
На каком-то ином, сверхтелесном уровне они сливаются в единое целое ещё до того, как успевают физически прикоснуться друг к другу, но прежде чем отдаться столь желаемой страсти…
– Я не поддался ей, – прошептал Виктор, – клянусь…
– Я знаю, глупенький… – оборвала его она и запечатала его рот поцелуем…
А буквально на следующий день им вновь пришлось спешно собирать вещи и мчаться на вокзал. К счастью, на этот раз вместе…
– Насколько хорош твой немецкий? – спросил Виктора Джеймс за завтраком.
– Даже молчу с акцентом. А что?
– Сегодня утром пришло письмо от господина Эриха Юнгера, в котором он любезно приглашает нас погостить в его поместье недалеко от Марбурга.
– Это очень любезно с его стороны, но с какой стати он решил включить нас в круг своих гостей, не говоря уже о том, с какой стати мы должны принимать его приглашение?
– Дело в том, что господин Юнгер с недавних пор является счастливым обладателем Зеркала, и за возможность взглянуть на эту замечательную вещь он получит более чем щедрый подарок.
– Взглянуть? – не поверил своим ушам Виктор. – И всё?
– И всё.
– А разве эта вещь не должна стать нашей любой ценой?
– Это совсем не обязательно. Главное, чтобы в нужное время оно оказалось в твоих руках. А пока Зеркало принадлежит Юнгеру, все заботы, связанные с его хранением, охраной и прочими прелестями владения раритетом лежат на его плечах.
– Конечно, господин Юнгер не сразу решился показать нам своё сокровище, – продолжил Джеймс, лукаво улыбаясь. – Он настолько правдоподобно разыгрывал недоумение, что я захотел даже поверить в то, что он действительно в первый раз слышит о Зеркале. Но обещание подарить взамен одну из недостающих карт колоды таро, принадлежавшую, по слухам, самому Христиану Розенкрейцу, и рассуждения о том, что прежние владельцы наверняка позволят нам взглянуть на Зеркало взамен за помощь в розыске преступника, превратили Юнгера в очень любезного, гостеприимного человека.
Был уже полдень, когда поезд прибыл на вокзал Марбурга – небольшого города в Гессенской земле, расположенного чуть севернее Франкфурта-на-Майне. По крайней мере именно это время показывали вокзальные часы. На прибывающих пассажиров (а таких было немного), стоило им сойти на перрон, тут же набрасывались похожие на больших двуногих муравьёв носильщики. С проворством насекомых они хватали дорожные сумки и чемоданы, грузили их на тележки, которые затем катили к поджидающим у здания вокзала извозчикам.
Было тепло, и верх кабриолета, доставшегося волей судьбы, совпавшей с прихотью носильщика, героям нашего повествования, был откинут. Извозчик оказался словоохотливым, и его рот всю дорогу не закрывался ни на миг. Виктор, не знающий ни слова по-немецки, пропускал его болтовню мимо ушей. Всё его внимание было приковано к сидевшей рядом Жозефине. Они держались за руки, а когда её ножка случайно касалась его ноги, по всему телу Виктора прокатывалась волна наслаждения.
Рядом с влюбленными Джеймс чувствовал себя "третьим лишним", и ему ничего не оставалось, как внимательно слушать извозчика. Периодически он пояснял по-французски, о чём идёт речь, но влюблённым это было не интересно. Они пребывали в мире из двух человек, и расширять его совершенно не входило в их планы. Разумеется, Джеймс понимал это, но продолжал для чего-то делать свои комментарии.
– Он говорит, что гордится своим городом, – переводил с большими сокращениями Джеймс. – Марбург – старинный и очень интересный город, привлекающий к себе внимание туристов со всего мира. Здесь есть основанный в 1527 году университет, замок начала XIV века, раннеготическая замковая капелла и церковь Элизабеткирхе второй половины XIII века. Он говорит, что небольшая экскурсия по всем этим местам практически ничего нам не будет стоить. Не желаете?.. Меня, впрочем, тоже больше интересует плотный завтрак и горячая ванна…
Но, несмотря на все эти, несомненно, достойные внимания предметы гордости марбургского извозчика, город с его полупустыми мощёными улочками, милыми, утопающими в зелени высоких деревьев домами больше напоминал большую ухоженную деревню, нежели город как таковой.
Зато гостиница, несмотря на своё совершенно непроизносимое название, оказалась более чем на высоте. Это было старинное четырёхэтажное здание с просторным вестибюлем, широкими, богато декорированными коридорами и великолепной лестницей, покрытой почти новым ковром.
Узнав, что Виктор и Жозефина – молодожены, хозяйка гостиницы, фрау Кеттлер, поселила их в "Королевском" номере практически за полцены. Номер включал в себя три большие комнаты, одна из которых была просторной спальней с огромной, словно купленной в стране великанов кроватью. Постельное бельё было новым, дорогим и идеально чистым. К спальне примыкала под стать ей ванная комната.
Джеймсу достался номер поскромней, но тоже со всеми удобствами.
Когда, приведя себя в порядок, друзья встретились в ресторане на первом этаже гостиницы, их ждал ещё один приятный сюрприз, а именно шикарный завтрак с бутылкой достойного шампанского за счёт заведения.
– У нас ещё более трёх часов. Вы как хотите, а я пойду прогуляюсь, – сказал Джеймс, посмотрев на часы. – Встречаемся в холле.
Влюблённым было не до прогулок. Вернувшись в номер, они занялись любовью с жадностью, которую порождало понимание того, что в любой момент их может ждать разлука.
Ровно в назначенный час с точностью чуть ли не до секунды в гостиничный ресторан вошёл мужчина, который сразу же привлёк к себе внимание всех посетителей. На вид ему было около двадцати пяти лет. Одет он был так, как подобает одеваться молодому джентльмену, и в этом смысле он ничем не выделялся среди окружающих. Но в его походке, в манере держать голову, во взгляде был тот самый вызов, который можно наблюдать у хищников и у совершенно отчаянных, не останавливающихся ни перед чем людей. Не обращая ни малейшего внимания на метрдотеля, он направился прямым ходом к столу, за которым пили кофе герои нашего повествования.
Не удостоив их даже намеком на приветствие, он без малейших церемоний сел за стол.
– Вы точны, как лучшие швейцарские часы, – сказал ему Джеймс.
– Надеюсь не настолько, чтобы сажать меня под замок в палате мер и весов, – ответил он, скривив рот в зверином оскале.
– Какие новости?
– Боюсь, что вам они не понравятся. Кто-то отправил нашего приятеля на тот свет.
– А мне он показался человеком, которого не так-то просто заставить сказать жизни прощай.
– Увы, в наши дни никому нельзя верить. Особенно тем, кто норовит носить внушающее выражение лица.
– Это точно. Вам удалось уже что-нибудь выяснить?
– Некто неизвестный пришёл к нему вчера вечером и убедил открыть ларец.
– Идиот, я же ему говорил! – слишком громко для ресторана воскликнул Джеймс.
– А потом, чтобы замести следы, этот некто поджёг усадьбу.
– У вас есть предположения, кто бы мог это сделать?
– Я не торгую предположениями. Когда что-либо будет известно, я вам сообщу. А теперь извините, но меня ждёт встреча, на которую было бы опрометчиво опаздывать.
Сказав это, он так же бесцеремонно встал и, не обращая ни на кого внимания, пошёл прочь.
– Какой жуткий тип, – заметил Виктор, когда тот вышел из ресторана.
– Ну что ты, – ответила Жозефина, – он – вполне милейший человек, весьма, кстати душевный.
– По нему этого не скажешь.
– Таким образом он пытается не привлекать к себе лишнего внимания.
– Странный, должен сказать, способ.
– Иногда, чтобы не привлекать к себе внимание, необходимо все время быть в центре него. Таков закон всех фокусников, проходимцев и так называемых тайных лож, – задумчиво произнёс Джеймс. – Предлагаю перебраться в мой номер и хорошенечко всё обсудить.
– Итак, – вернулся Джеймс к разговору после того, как налил себе добрую порцию виски и устроился в кресле, – положение дел представляется мне несколько странным, весьма интересным и не таким уж и плохим. Да, мы имеем дело с людьми, которые слишком много для посторонних знают о силе зеркала, и в какой-то степени это даже хорошо.
– Не пойму, что может быть хорошего в том, что противник знает о нас слишком много, а мы не знаем о нём ничего? – не понял Виктор.
– Одно из свойств Зеркала таково, – вступила в разговор Жозефина, – что безнаказанно взглянуть на него можешь только ты, да и для тебя даже мимолетный взгляд в зеркало означал бы окончание данного витка спирали. Для всех остальных любопытство сопряжено с неминуемой смертью, да такой, которой вряд ли кто захочет умереть. Зная это, они будут вынуждены выйти на нас, и тогда свершится то, ради чего и был затеян весь этот сыр-бор.
– Ты не сказала главного, – вновь взял слово Джеймс и обратился к Виктору. – Зеркало говорит нам, что ты ещё не готов его увидеть, поэтому оно буквально убежало у нас из-под носа. Какие, исходя из этого, будут предложения?
Предложений не оказалось.
– Вот и у меня нет ни одной подходящей мысли, – признался Джеймс после длительной паузы, – а посему предлагаю дождаться подсказки судьбы. Тем более, что вы просто обязаны съездить куда-нибудь в свадебное путешествие. Как вам идея отправиться в морской круиз?
От одного только упоминания о море Виктору стало дурно.
– Да ладно, я пошутил, – рассмеялся Джеймс, – предлагаю отправиться в Вену. Надеюсь, на музыку ни у кого аллергии нет?
– Ты с нами? – спросила его Жозефина.
– Я ещё не настолько выжил из ума, чтобы путаться у вас под ногами без особой нужды.
23
Красавица Вена встретила молодожёнов во всём своём великолепии, но они были слишком увлечены друг другом, чтобы отвлекаться на её парки, музыку, живопись, архитектуру… Первые несколько дней они вообще не выходили из своего номера в Астории, полностью посвятив это время любви.
И лишь через неделю или две, измождённые страстью и бессонными ночами (они спали урывками, не желая тратить на сон слишком много драгоценного времени), они начали выбираться в город, чтобы и там, уже в новых декорациях, никого не видеть и не слышать, кроме друг друга.
Они бродили по узким улицам окружённого подковообразным бульваром Рингштрассе Внутреннего города; развлекались или отдыхали на ухоженных лужайках парка Пратер; пили кофе в кафе на набережной Дуная. Иногда, чтобы остаться наедине за пределами гостиничного номера, они на целый день уходили гулять в Венский лес подальше от города, в горы.
Сказывалось и незнание Виктором языка. Для него немецкая речь была таким же набором звуков, каким для нас является пение птиц или крики животных, и Жозефина, прекрасно владеющая этим языком, стала для него, кроме всего остального, ещё и единственным связующим звеном с населяющими город людьми.
– Для меня голос Вены навсегда останется твоим голосом, – сказал он ей однажды после долгих переговоров с хозяином антикварной лавки, где им понравилась какая-то милая безделушка.
И это действительно было так.
Они шли по Картнер Штрассе, возвращаясь с прогулки, и уже подходили к гостинице, когда Виктор обратил внимание на гуляющего неподалеку человека. Он выглядел как и большинство других праздношатающихся туристов, но если бы это было так, внимание Виктора никогда бы не остановилось на нём. Что-то с этим человеком было не в порядке, что-то незаметное, не бросающееся в глаза, и, тем не менее, заставляющее внутреннее чутьё Виктора (а оно редко когда его подводило) относиться к этому субъекту с опаской и недоверием.
– Что ты думаешь о том парне, который делает вид, будто увлечён разглядыванием витрины часового магазина? – спросил Виктор у Жозефины после тщетных попыток докопаться до сути своих подозрений.
– Ты о том типе, который за нами следит? – ответила она с лучезарной улыбкой на устах.
– Так ты знаешь, что за нами следят?
– Да, и не первый день.
– И ты молчишь?
– Не стоит отвлекаться на эти пустяки. Всё идёт так, как и предполагалось.
– Подожди. Ты знала, что за нами будут следить и ничего мне не сказала?
– Ты тоже знал достаточно для того, чтобы это предположить. После того, как те парни, что спёрли Зеркало у нас из-под носа, узнали, чем может грозить несанкционированное любопытство, они поняли, что без нас им не обойтись. Это настолько очевидно, милый, что ты не подумал об этом исключительно потому, что все твои мысли заняты мной, и это делает меня счастливой. Вот почему я тебе ничего не сказала.
– Ты права, мой ангел, я живу тобой, думаю о тебе, дышу тобой, но нельзя же так относиться к подобным вещам.
– Ты хотел сказать, легкомысленно?
– Что-то вроде того.
– То, что делают канатоходцы, выглядит очень легким, но это не значит, что это действительно легко. Я же хочу, чтобы мы выглядели легкомысленными. Надеюсь, тебя не затруднит вести себя и дальше как беззаботный влюблённый?
24
– Чёрт меня подери! Кого я вижу! – услышал Виктор знакомый голос за своей спиной, заставивший его скривиться как от зубной боли.
Издав этот вопль, к их столику (они завтракали в Астории), подскочил энергичный тридцатилетний толстячок чуть выше среднего роста. Его лицо вполне могло бы служить эталоном жизнерадостности и здорового цвета лица.
– Дорогая, позволь тебе представить моего лондонского друга, лорда Эрнеста Бэртли-Хоупа.
– А это – моя жена…
– С ума сойти! Так ты, значит, женился! Поздравляю! Такая красавица…
– Лорд Бэртли-Хоуп, может вы присядете и позавтракаете с нами? – предложила Жозефина, прервав его восторженные вопли.
– С превеликим удовольствием. А ещё вы сделаете мне большое одолжение, ели будете называть меня просто Эрни, фрау Григорьева. Я сказал "фрау", потому что мы в Австро-Венгрии, если мне не изменяет память…
– С памятью у тебя всё в порядке, по крайней мере, на этом уровне, – перебил его Виктор.
– Давно вы здесь? – спросила Жозефина у Эрни.
– Примерно около недели.
– И как вам город?
– Ещё не понял, но уже успел оценить немецкий язык. Я его обожаю, притом, что не понимаю ни слова.
– Да? И как же ты тогда сумел его полюбить? – спросил Виктор.
– Правильнее было бы спросить, за что.
– Так за что?
– За его удивительную лаконичность. Представляете, я могу говорить что-то часами, а переводчик ограничивается какими-то несколькими словами.
– Понятно, – сказал Виктор, сдерживая улыбку.
– Так вы тоже остановились в Астории? – спросила Жозефина.
– Ни в коем случае. Я здесь в гостях у приятеля, который снимает дом с видом на Венский лес. Живописное, надо сказать, место.
– Да? – удивился Виктор, – а что ты тогда делаешь здесь в такую рань?
– Мне сказали, что здесь можно довольно прилично позавтракать. А мне, знаете ли, надо следить за фигурой.
– Это точно, – согласился с ним Виктор.
– А зря ты иронизируешь. Стоит мне выбиться из привычного рациона питания, как я тут же начинаю худеть или поправляться, что совершенно плачевно сказывается на моём гардеробе. А я не из тех, кто может себе позволить выпирать из всех щелей лезущего по швам смокинга или заставлять его болтаться, словно я вешалка, а не человек, задолжавший портному целое состояние. Кстати, раз заговорили. Простите за нескромность, но позвольте вас спросить, как регулярно вы платите по счетам портных?
– Когда не забываю об этом, – ответил Виктор.
– Ну а вы, сударыня?
– Жозефина.
– Чудесное имя.
– Благодарю вас.
– Так как часто вы оплачиваете счета портных?
– Должна признаться к своему стыду, что крайне редко, когда они буквально приставляют свои ножницы к моему горлу.
– Вот и я практически никогда не плачу портным, и большая часть друзей со мной в этом солидарна, – заявил Эрни, скорчив торжественно-заговорщическую мину.
– И что ты хочешь этим сказать? – спросил Виктор, когда пауза затянулась.
– Мне просто интересно, на что они живут?
– Скорее всего, они тоже ни за что не платят.
– Хорошая мысль. Рад был бы ещё с вами поболтать, но мне, к сожалению, пора. Надо забежать ещё в пару мест. А жаль. Надеюсь, ещё увидимся. Вы же не собираетесь покидать Вену?
– В ближайшее время – нет, – ответила Жозефина, – и мы были бы рады видеть вас своим гостем. Мы остановились здесь, в Астории, так что добро пожаловать.
– Не премину воспользоваться вашим приглашением, сударыня, но чем ютиться в гостинице, не лучше ли вам погостить немного у нас? Мой друг, Освальд Лондондерри… Знаете такого?
– Не имела чести.
– А ты?
– Думаю, тоже нет.