Спустя недолгое время появился вызванный Анной лекарь. Был он стар - но, впрочем, кто и когда видел молодого врачевателя, да ещё и в столице? На лице его красовался длинный острый нос, а оттопыренные в стороны мохнатые уши красноречиво свидетельствовали о немалой мудрости их обладателя. В больших голубых глазах плескалось не утраченное с годами неуёмное любопытство. Первым делом он удостоверился, что болезный жив и помирать в ближайшее время не собирается. Перебросившись парой фраз с хромым соглядатаем, лекарь выяснил, кого ему предстоит лечить, и где живет сей достойный господин. Потом представился купцу мэтром Бурвилем, быстро осмотрел стонущего Хорста, пару раз больно сдавил своими тонкими и сильными пальцами бока бедняги и, поднявшись, обратился к слугам менял:
- Домой его отнесите. И пусть пару дней полежит. К синякам стоит прикладывать что-то холодное. Медом хорошо помазать - там, где болит. Пиявок поставить - тоже не повредит. Пусть попьет настойку ореховую. Только не много. И покой, покой, покой. Побольше питья, можно даже пива. Я зайду на днях, посмотрю его ещё раз, да кровь пущу. И плату взять нужно будет.
С этими словами он откланялся присутствующим, а их к этому времени собралась приличных размеров толпа, и отбыл по своим делам. Поняв, что никого в этот раз не убили и ничего интересного более не произойдет, зеваки потянулись вслед за мэтром Бурвилем.
Когда хромец склонился над Хорстом, собираясь поднять того с дороги, Хорст неожиданно сильно притянул к себе его голову и жарко зашептал в ухо:
- Узнай! Узнай, кто она такая! Отблагодарю.
Хромец оттолкнул от себя купца, и расхохотался - сухим, почти беззвучным смехом, больше напоминавшим кашель, отчего Хорсту сделалось как-то нехорошо.
Стряхнув с черного рукава прилипшую к ткани соломинку, хромой опять наклонился над Хорстом и, заглядывая, казалось, в самую душу своими выпуклыми блестящими черными глазами, зло прошептал:
- Зачем узнавать? Я тебе и так всё скажу. И даже денег не попрошу. Должен же я тебя как-то отблагодарить, за то, что вместо того чтобы сейчас крушить твой дом, я вынужден бродить за тобой по всему городу на солнцепеке? - Он гадко улыбнулся. - Это была Екатерина Борне, дочь королевского коннетабля. Что, дружок, не про тебя невеста, да?
Он снова еле слышно захохотал, уподобившись обликом Нечистому - весь в черном, с искаженным злорадной гримасой лицом, на котором наливались красным блестящие антрацитовые глаза.
Хорст ничего не понял - он не знал кто такой коннетабль Борне, и чему так радуется этот бандит. Теперь он знал главное - её имя, а всё остальное казалось ему совершенно незначимым. Негоциант мечтательно улыбнулся и снова провалился в темноту забытья.
Как он попал домой - Хорст не помнил - сказалась усталость, опьянение и мечты о скором свидании с запавшей в сердце красавицей. А в том, что оно будет скорым - Хорст не сомневался ни капли. И лишь квохтанье Эльзы вернуло его к действительности.
- Да что же это такое? - Размахивая руками, как озерная лебедь крыльями, голосила нянька, - среди бела дня людей убивают! Как ты, Гансушка? Второй раз за два дня! Ты, наверное, совсем убиться хочешь? Да чем же тебе жизнь надоела-то, а? А обо мне твоя дурная головушка подумала? Под ноги коняке бросаться решил? А нянька пусть от голода и горя потом помирает? Рене, неси с ледника льда. Вон ведро стоит, в него наколоти. Лекарь прописал к ушибам прикладывать. И сбегай потом к аптекарю за ореховой настойкой. А за медом я Флору на рынок отправлю.
Хорст огляделся: он лежал в уже знакомой ему кровати, переодетый в ночную рубашку, упершись спиной в гору белоснежных подушек. Помимо Эльзы в спальне топтались Карл и Жаком, всё ещё надеявшиеся улучить момент для разговора с хозяином. На их виноватых лицах было написано такое неподдельное сострадание, что Хорст поневоле умилился и пожалел, что не смог раньше толком поговорить с этими достойными людьми. Он тут же дал себе слово исправить ошибку в ближайшее время и сразу же забыл об этой клятве, считая её делом уже решённым.
Он тяжело вздохнул и слабым голосом попросил:
- Эльза, пусть все уйдут. А ты останься, поговорить с тобой нужно.
- Слышали, остолопы, - накинулась нянька на приказчиков, - хозяин даже видеть вас не желает! Ступайте вниз, живо! Там ждите.
Карл и Жаком, понурили удрученно головы, гуськом друг за другом вышли наружу, оставив Хорста на попечение Эльзе.
Хорст рывком сел на постели, отчего кровать недовольно скрипнула, а нянька, испуганно вздрогнув, застыла с открытым ртом.
- Эльза, послушай меня, - спеша выговориться, пока нянька пребывает в ступоре, протараторил Хорст. - Сегодня я встретил девушку, которая…
- Чево-о? - Эльзе никогда не удавалось долго хранить молчание, а заявление воспитанника и вовсе вывело женщину из шаткого равновесия. - Какую девушку-у, старый ты кобель! Тебе мало Магды, которую ты своими фокусами в могилу свёл?! А Флора, бедняжка? До сих пор в темных углах слёзы по щекам размазывает! Девушку он встретил! Да лучше б ты под той конякой лежать остался, петух похотливый!
- Цыц, старая, - одернул Хорст няньку, - не твоего ума дело обсуждать мои сердечные дела!
- А чьего? - Воткнув кулаки в свои круглые бока, невинно поинтересовалась Эльза. - Может быть, это не ты мою титьку сосал? Передники мне дерьмом своим зеленым пачкал?
Хорст не знал, что ответить женщине, а та продолжала:
- Или скажешь, что за те сорок лет, что я за тобой сопли подтираю, я стала тебе чужой? Вот такая, значит, твоя благодарность? Ну что ж, хозяюшко, спасибо тебе за стол, спасибо за доброе слово. Не ждала… Вот оно как обернулось.
Она сорвала с себя пресловутый передник, швырнула его в лицо Хорсту, и, всхлипнув, вышла за дверь, громко ею хлопнув - так, что закачались стены.
Хорст сидел на постели, растерянно глядя ей вслед. Вдруг дверь открылась, в щели появилась Эльза и выкрикнув напоследок:
- Ноги моей в этом доме больше не будет! - Еще раз громыхнула дверью, даже, показалось Хорсту, ещё сильнее, чем в первый раз.
Хорст растерянно мял в руках край одеяла, не очень понимая, что могло вызвать в Эльзе такую обиду. Так продолжалось довольно долго - до тех пор, пока многострадальная дверь не открылась, и на пороге возник Рене, тянущий в обеих руках ведро с наколотым льдом.
- Вот, - поставив лед перед кроватью, мальчишка вытер вспотевший лоб, - Эльза велела к ушибам прикладывать.
- Где она? - Хорст вскочил на ноги.
- Там, на кухне, - беспечно махнул рукой Рене, - с Клотильдой ругается. И еще это, письмо пришло…
Хорст, как был в ночной рубашке до пят, так и скатился белым приведением по лестнице вниз, в очередной раз сбил в темном коридоре метлы со швабрами, и, оказавшись на кухне, сжал Эльзу в объятиях.
- Прости, нянька, - смог он проговорить, борясь с комком, распиравшим горло.
Эльза молчала.
- Ну прости меня, дурака и пьяницу! Язык мелет что попало. Хочешь, я его отрежу? Чтоб не обижать тебя больше? - Он потянулся к лежавшему на столе разделочному тесаку.
- Точно, дурак и пьяница, - Эльза погрузила пальцы в растрепанную шевелюру воспитанника. - Иди уже, горе моё. Сейчас поднимусь, расскажешь мне про свою находку.
Поднялась она не скоро: видимо, хотела дать почувствовать воспитаннику свою значимость, но когда вошла, уселась на табурет возле постели больного и… не произнесла ни звука.
- Ну вот, стало быть, - начал свой рассказ Хорст, - встретил я девушку, такую красивую, такую… такую… Знаешь, даже если бы я был трубадуром, то и тогда не нашел бы слов, чтобы передать тебе какая она! Только чувствую, что если не увижу больше её лица - то всё!
- Что всё? - Эльза была сама невозмутимость.
- Тогда точно умру, - мрачно пообещал Хорст и глубоко вздохнул, словно прощаясь с жизнью.
- Как зовут-то её, узнал?
- Конечно, узнал. Только…
- Что - "только"?
- Ну, в общем, имя её Екатерина Борне, она дочь коннетабля. - Хорст замолчал, ождая какой-то реакции, но нянька молчала. - Не знаешь, кто это такой?
- Дочь коннетабля. - Нянька поднялась с табурета и, заложив руки за спину, прошлась по комнате. - Дочь коннетабля Борне. И ты, старый дурень, не придумал ничего лучше, чем влюбиться в неё?
- А что не так?
- Да-а-а, видать крепко ты головой приложился, Ганс, - Эльза села на табурет. - Ты забыл кто такой коннетабль Борне?
Хорст пожал плечами, всем своим видом выражая полнейшее незнание вопроса.
- Лучше б ты королеву-мать полюбил. Не так безнадежно. Нет, ну надо же! Он не знает, кто такая Екатерина Борне!
- Да кто она такая? - Раздражаясь от постоянных недомолвок, проревел Хорст.
- Она? Да так, всего лишь герцогиня, невеста короля, дочь одного из самых богатых людей королевства, первая красавица при дворе… Что я еще забыла? Пожалуй, этого достаточно.
Хорст сидел в неудобной позе, в которой застало его последнее откровение Эльзы, не в силах пошевелиться, сгорбленный под грузом обрушившегося на него понимания.
- Чего застыл-то, Ганс? Все ещё хочешь её увидеть?
Хорст упрямо мотнул головой, как делал в детстве, когда случалось получать по сопатке от сверстников из соседней деревни, и надо было продолжать драку:
- Не только хочу, но и увижу!
- Как знаешь, Ганс, как знаешь. Не стану тебя отговаривать, потому что знаю, какой ты бываешь упрямый, как стадо ослов! Только не сверни себе шею в погоне за нею. А то Аллея Одиноких Голов давненько не обновлялась. - Нянька поднялась. - Вот еще что! Пока ты гонялся по всему городу за невестами, тебе письмо пришло из самого Зельдистана! Принести?
Хорст не хотел ничего читать, да и не умел, если честно, но сказать ничего не успел. Нянька колобком выкатилась прочь из спальни, раздался традиционный крик:
- Рене, где тебя носит, несносный сопляк! Рене!
Хорст отвернулся к окну, раздумывая над словами Эльзы. В чем-то она, конечно, была права: невеста короля, первая красавица двора вряд ли согласиться выйти замуж за пусть и состоятельного, но всего лишь купца. Однако крестьянское упрямство, вбитое в него отцом и дядьями, не позволяло Хорсту сдаться сразу. Ведь еще несколько дней назад он гонял поросят по Брюннервельде и думать не думал ни о столице, ни о торговых операциях, ни о табунах лошадей. В этом мире волею Всеблагого возможно все, нужно только правильно подойти к делу! Он мучительно пытался найти выход, но раскалывавшаяся от боли голова воспротивилась его бессильным потугам, и, поскрежетав зубами от бессилия, он откинулся на подушки. Так и застала его вернувшаяся нянька - злого, упрямого и сосредоточенного.
- Вот, Ганс, нашлось письмо. Будешь читать? Здесь написано "Срочно в руки"!
Хорст сжался, пытаясь быстро найти объяснение своему неумению читать, но Эльза шлепнула сама себя ладошкой по лбу и сказала:
- Вот уж дуреха-то старая! Ты ж еле дышишь! Да и голова, поди, кружится? Ладно, Ганс, я сама тебе почитаю! Уж больно хочется узнать, что от тебя этим людоедам нужно?!
Она аккуратно вскрыла сургучную плашку, запечатывавшую свернутый лист и, вытянув руку далеко перед собой, принялась читать, вставляя иногда шепотом свои мысли:
- "До-ро-гой друг!" Вот когда ты только успел там друзей завести? - сама себя спросила Эльза. Не дождавшись ответа от Хорста, продолжила чтение.
- "Я миссис Сесе Секо, вдова покойного королевского советника Мобуту Сесе Секо Зельдистан. Я переехал в ваша чудесный страна, чтобы написать вам этот письмо. Этот знак было в доверие учитывая мое нынешнее обстоятельства и ситуации. Я бежал вместе с покойным мужем и казной короля Мгебе Зай Третий и двое наших сыновей и доверенный приказучник Альфред Башер из Зельдистана в Абиджанерис, короля Котого, где моя семья и я остановился, а мой муж умер от страшных болезнев от королевский шамана, который хотели убить и моя сынов. Потома мы потом переехали…" Ничего не пойму, какая-то ужасная история, - посетовала Эльза и продолжила:
- "А поселились в Керокко, где я сдал на хранение сумму полтора миллиона золотой денурган!" Сколько это? А вот пояснения! - Эльза прочитала по слогам: - "Триста шестьдесят семь тысяч лотридоров!"
- Сколько?? - Хорст сел в кровати и выпучил глаза.
- Здесь написано "Триста шестьдесят семь тысяч лотридоров", пробормотала нянька.
- Немало, - веско заметил Хорст и снова улегся. - Читай дальше.
- Где это я остановилась? А вот, нашла! Значит так: "Сохранной компанией на хранение. То, что я хочу, чтобы указать ваш интерес, который вы можете помочь нам в получении денег от нашего имени, так что я могу представить вам моего сына Гогондо, который имеет определение путей претензии указанных средств. Мне нельзя этот дело делать самому, потому что король Зельдистан Мгебе Зай Третий может узнать про этот денурган и убить моя дети, чтоб забирать этот мой честный денурган себе. Я хочу, чтобы помочь этих денег в развитие ваш новый предприятие, но я не хочу, чтобы моя личность выявлялось. Я также хотел бы приобрести хороший земельной собственности и несколько дом в столица ваш страна. И вместе тем участвовать в других безопасных делах, как советуют моя сын ваши друзья. Все мои текущие предложено можно детально познать в известной меняльной лавка господина Езеф. Обратиться нужно к его младший сын брата господина. С уважением, госпожа Мариам Сесе-Секо." О чем это, Ганс?
Нянька опустила руки, и внимательно посмотрела в глаза своему воспитаннику. Хорст важно выпятил губы и, облизав их, задумчиво произнес:
- Однако, желает вдова королевского советника, чтоб я распорядился ее деньгами! И сумма хорошая! Сколько там?
- "Триста шестьдесят семь тысяч лотридоров". - Еще раз прочитала Эльза.
- Вот! - Хорст обличающее поднял указательный палец вверх. - Это очень много! Скажи Рене, пусть сбегает к этому племяннику Езефа, узнает подробности об этой несчастной вдове. А я подумаю, чем ей помочь!
- Хорошо, Ганс, - Эльза тяжело поднялась, и, свернув на ходу письмо, подошла к двери. - Вижу, тебе уже лучше. Поспи.
Как ни старался Хорст воспользоваться советом Эльзы, а уснуть не получалось, пока восточную сторону неба не осветил рассвет: только он закрывал глаза, как сразу вспоминалась Екатерина Борне, герцогиня, красавица и невеста короля. А когда она отворачивалась, тогда перед взором громоздились горы золотых лотридоров, закрывая все вокруг до самого далекого моря. И только с первыми лучами солнца он скользнул в так ему нужный сон.
Глава 15. Хорст и Гровель. Дорога
Отряд, предводительствуемый Бродериком, уже давно покинул владения плененного барона и теперь передвигался по коронным землям.
Радульф, пришедший в себя ровно в тот момент, когда всадники покидали замок, скулил что-то, свесившись с крупа лошади. Что-то жалобное, временами переходящее в нестрашные угрозы или в разнообразные обещания. На него никто не обращал внимания, лишь прикрепленный для его сопровождения оруженосец - молодой сьер Брюлли иногда подъезжал к своему подопечному и поправлял сползающее с лошади тело.
Бродерик и Гровель по-прежнему ехали впереди. В нескольких словах обсудив прошедшую битву оба замолчали, не находя, что ещё можно обсудить.
- Давай вернемся к нашему приказчику, - предложил Бродерик.
- К какому? - Гровель сразу вспомнил Карла и Жакома, и никак не мог взять в толк, чем они могли заинтересовать Бродерика.
- К тому, что украл деньги у купца, распродав обоз с ворванью, - напомнил маршал.
- А чего к нему возвращаться? Он уже за далекими морями меняльную лавку открыл.
- Сильно не любишь ты этих людей. Пожалуй, даже больше, чем коннетабля Борне, а?
- А за что их любить? Попомни моё слово - если их не остановить сейчас, то лет через сто мы все поголовно станем их рабами. И ещё радоваться будем этому обстоятельству. Не понимая, что добровольное рабство, в которое нас загнали посредством доступных денег, стократно хуже самого грязного рабского ошейника. У раба на рудниках есть хотя бы мечта - оказаться снова свободным, а что будет у нас? Ведь мы искренне будем считать, что свободны. Но это заблуждение! Обычного раба нужно одевать, чтоб не замерз, его нужно кормить, чтоб не сдох, его нужно лечить. А мы, будучи рабами добровольными, должны будем сами заботиться о себе, не забывая вовремя пополнять кассу безликого хозяина. Мы станем рабами их денег, рабами их законов, в которых не будет места состраданию и справедливости. Ведь, свободно распоряжаясь всем золотом, что есть в мире, они будут вольны диктовать свои требования любому номинальному светскому властителю. А если он окажется несогласен, то всегда найдется несколько других, готовых покарать отступника за небольшую подачку. Так что то, чем они занимаются, нельзя назвать коммерцией, это уже какая-то страшная химера негоции и политики, и поэтому цели у меня и у них очень разные. И про Борне ты прав.
Ты говорил о пользе ростовщиков. Так я вижу только одну. В том, что раньше, будь ты хоть самым умным и изворотливым, чтобы открыть своё дело, тебе нужно было сначала накопить средства. Иногда на это уходил труд нескольких поколений. Теперь же не надо иметь этих средств. Ты можешь обратиться к Сальвиари или Езефу, и если у тебя есть, что им предложить в обеспечение своего займа - долю в деле, имущество, нужный им закон, то считай, что деньги тебе дадут.
- И в чем здесь польза?
- В том, что люди начинают двигаться быстрее, начинают думать, открываются новые цеха, мастерские, торговые конторы, которые без денежного обеспечения не открылись бы никогда. Они ещё не понимают, что рано или поздно всё это окажется в руках ростовщиков, люди сами добровольно влезут в приготовленное им ярмо. А потом наступит день, когда всё в мире будет принадлежать нескольким семьям вроде Ротсвордов и Сальвиари… мне даже страшно представить, что тогда случится.
- А что может произойти? На мой взгляд, так ничего особо и не изменится. А! Народ взбунтуется! - догадался Бродерик.
Гровель, залез рукой в седельную сумку, вынул оттуда увесистую флягу, заботливо приготовленную для него трактирщиком Яном, отхлебнул из неё, и ответил:
- Если все золото лежит в твоих подвалах, если всё в мире принадлежит тебе, как сделать так, чтобы люди этого не заметили, не устроили кровавый бунт и продолжали гнуть на тебя спину?
- Не знаю, - честно пожал плечами маршал.