Во-первых, выяснилось довольно быстро, что, собственно, Самозванца видели очень немногие. А те, кто видел наверняка - либо сгинули на языческом алтаре вместе с Намюром, либо бесследно пропали неизвестно где. Но то, что по крупицам удалось собрать - радости не вызывало. Большинство добытых описаний оказались из разряда "я сам слышал, как однажды в углу таверны один солдат рассказывал, что лично знал того человека, который как-то раз здоровался с тем, о ком идет речь…". И если им верить, то Самозванец был высок, силен и даже мог разорвать пополам живого волка, что якобы и проделывал неоднократно, шляясь по лесам вокруг своего лагеря. Зачем ему понадобилось разрывать пополам волков - источник умалчивал, а вот другой дополнял эту историю рассказом о том, что на завтрак Самозванец съедал целого барана. Словом, был это человек исполинской силы и гигантского сложения. Однако, в отличие от "внебрачного сына маршала", был он ярким брюнетом, что подтверждали все опрошенные. Конечно, для умелого человека стать сегодня брюнетом, чтобы завтра оказаться блондином - не бог весть какая сложная задача, но зачем такой фокус мог понадобиться Самозванцу? Ле Комб благоразумно решил, что потребуются дополнительные сведения, чобы вынести правильное суждение о тождественности Самозванца и Хорста, а их нужно было ждать.
Во-вторых, свидетелей Хорстова мятежа оказалось так много, что опросить хотя бы половину - для представления четкой картины событий - оказалось невозможно. А те, кто все-таки был опрошен, врали "как очевидцы". Почти каждый всячески преувеличивал свои заслуги (некоторые дошли до того, что стали утверждать, что это они практически в одиночку подняли мятеж) и старался получить под эти сказки немного деньжат от короны. И только уличенные во лжи и припугнутые возможностью "пристрастного допроса" люди начинали говорить что-то связное. И по всему выходило, что до определенного момента этот Хорст был ровно таким же как все остальные - еще один представитель туповатого народца, что испокон веков обрабатывал землю королевства. А потом вдруг все переменилось и из ничем не выдающегося (кроме, пожалуй что размеров) юноши он в одночасье превратился в грозного победителя войск Самозванца. И по пять врагов на копье нанизывал, и проявил выдающиеся способности фехтовальщика, и на полном скаку разрубал до седла баронов Намюра, словом - о нем уже начали слагать легенды. Но Ле Комб, наученный долгим опытом, знал, что не бывает так. А вот что действительно было - так это мгновенное перерождение землекопа в вельможу: походка, интонации, словесные обороты - и это подтверждали все опрошенные. И особенно много точной информации удалось получить от де Сирра и лейтенантов, оставшихся в войсках. Они ближе всех остальных оказались к Хорсту и были в полной уверенности, что если этот человек и не являлся внебрачным сыном герцога, то уж наверняка был его человеком, специально засланным в банду Самозванца для ее разложения. Правда, никогда прежде Бродерик не использовал подобного приема и это тоже говорило за то, что история с этим Хорстом - темная. И чтобы ее "просветлить" - требовалось приложить все имеющиеся силы.
Но не только Хорст занимал мысли барона. Сам Бродерик тоже вдруг сделался не таким, каким привыкли его видеть окружающие. А лейтенант Монтро прямо заявил, что если закрыть глаза и не обращать внимание на голос, то он готов поклястся, что устами Хорста говорит сам маршал, а вот кто говорит устами маршала - бравый лейтенант терялся в догадках. Но, как говорится - "ощущения к делу не пришьешь" и Ле Комб был вынужден ждать новых фактов.
Герцог Лан во время памятного сражения на самом деле был практически из него выключен. Он только и успел подать знак о начале атаки! Стоит признать, что знак был подан именно в тот момент, когда это было нужно - не раньше и не позже. Но этим и исчерпывались заслуги маршала. Дальше все вроде бы случилось само собой! И это тоже было необычно.
А потом он самоустранился от всего, предоставив право распоряжаться в войсках барону Сирру и лейтенантам - а сам будто бы уединился с Хорстом, а наутро, даже не дожидаясь докладов от командиров летучих отрядов, высланных на поимку разбредшихся по округе мятежников, покинул лагерь. Такого за славным маршалом тоже никогда не водилось.
Недоумение вызывала и якобы случайная находка вырезанного отряда Намюра. Что делал мятежный герцог на враждебных ему землях? Почему искал спасения в противоположной от своих владений стороне королевства? Никто не мог ответить Ле Комбу. И приходилось отрывать людей от других дел, чтобы бросить на выяснение этих странностей.
Но, как бы там ни было, герцог и его "внебрачный сын" добрались до Мерида. И вот тут - новая неожиданность! Вместо того чтобы отправиться в свой замок, или на доклад к королю, эти двое во главе своего отряда едут к какому-то купцу! Пусть и очень богатому, достаточно известному, важному и нужному. Но почему? Почему к нему? Мало того, они устраивают в его доме потасовку, выкидывают со двора охрану, любезно предоставленную менялами из трех уважаемых семейств, и вроде как берут Гровеля под свою опеку. Им понадобились деньги? На что? И опять вопросы-вопросы-вопросы. А ответы неизвестны.
Про Гровеля же известно, что он торговал лошадьми. Имел кое-какие дела с коннетаблем Борне, периодически предоставлял вельможе деньги и имел на этом знакомстве неплохие доходы. Но накануне известных событий он был на грани разорения - это показали многие из купеческого сословия. По их словам выходило, что все свои немалые средства, да и не только свои, а еще и занятые у тех же менял, Гровель вложил в одну единственную операцию, в которой очень рассчитывал на помощь коннетабля. Но Борне предпочел использовать алчность купца в своих интересах и элементарно обманул беднягу, посулив то, что не могло свершиться ни при каких обстоятельствах. Но это знал Борне и этого не знал Гровель. И потому поверил своему старому компаньону. Цены на лошадей взлетели до небес! В результате Борне должен был обогатиться, а Гровель пойти по миру, но…
Дальнейшее опять вызывало оторопь. Купец каким-то образом убедил Ротсвордов, Сальвиари и Езефа предоставить новый займ, да так убедил, что менялы вытрясли деньги из всех, кто им был должен - только бы угодить Гровелю. А на следующий день и появились в Мериде Бродерик и Хорст. И направились не куда-нибудь, а прямехонько к обладателю самых больших капиталов в стране. Что это? Очередное совпадение или чей-то далекоидущий план? Еще через день они вытрясли из Борне все, что он смог заработать на сделке с Гровелем, но этого им показалось мало и дочь Борне дала согласие выйти замуж за Хорста. Другой бы, менее сведущий, сказал бы, что здесь наверняка замешаны любовные чары, но Ле Комб заподозрил заговорщиков (да-да, именно заговорщиков, ибо в том, что зреет какой-то заговор, он уже не сомневался - странности вокруг этих трех людей громоздились одна на другую) в том, что им просто понадобился заложник. В знак того, что Борне не нарушит их планов. Значит, следовало приглядеться к коннетаблю пристальней.
А потом они убедили короля отказаться от невесты - дочки Борне. Было ли правдой ее бесплодие - конечно, следовало разобраться, только вот король как-то уж легко согласился уступить свою невесту другому. В дела короля соваться не следовало, и Ле Комб остановил дальнейшее расследование в этом направлении.
И теперь вся эта компания собралась в некое непонятное путешествие на восточную границу? Зачем?? Этот вопрос сопровождал любое действие троицы, ведь система в их действиях отсутствовала совершенно, и непонятно было, что они выкинут на следующий день?
Если выстроить все их свершения за последнюю седмицу, то выходила какая-то белиберда, лишенная малейшего смысла. Победа в сражении - одни сплошные белые пятна. Странная встреча с Намюром - одна сплошная невероятность. Расщедрившиеся менялы - ну это вообще из области сказок. Если, конечно, они не узнали про нечто, что позволило бы им вернуть отданные Гровелю деньги. И над этим тоже стоило поразмыслить. Ведь Гровель весь последний месяц был в Мериде! А, значит, то, что он узнал, знали и другие люди из тех, кто был в городе! А чего стоило заставить Борне расстаться с уже полученными деньгами? Ле Комб просто представить себе не мог степень убедительности аргументов, предъявленных коннетаблю! Этот мздоимец (нужно признать - иногда полезный, но все-таки воришка), еще никогда в жизни не возвращал ни одного медяка из украденных денег. Ле Комб знал о его делишках, но пока что не считал нужным искать для него наказания - всегда нужно иметь в рукаве нечто, что позволит перенаправить внимание короля с одного человека (нужного) на другого (ненужного). Борне был именно тем, ненужным, способным вызвать ярость Хильдерика в тот час, когда это понадобится Ле Комбу. Потом эта нелепая, невозможно быстрая женитьба на бывшей королевской невесте. Зачем? Зачем тогда понадобилось давить на Борне и возвращать деньги Гровелю? Правда, женился не Гровель, а Хорст, но барон уже был уверен, что все члены этой троицы прочно связаны между собой какой-то непонятной тайной.
И теперь - отъезд на восточную границу в сопровождении большого количества хорошо вооруженных и подготовленных оруженосцев. Все это смахивало на поиски какого-то клада. Но зачем клад тем, кто и так богаче всех в королевстве?
Словом, голова от догадок и сомнений шла кругом, и Ле Комб решил изложить все свои открытия королю. Вместе с Сорзоном он напросился на прием и спустя полчаса после прибытия во дворец был принят Хильдериком. Обычно аудиенцию испрашивали минимум за три дня. Или же король вызывал слугу сам - "немедленно"! Но сейчас он нашел время, чтобы отставить все свои занятия в сторону и принять Ле Комба. Уже одно это говорило о той важности, которую придавал король деятельности своей "третьей руки".
Хильдерик принял их, сидя в медной ванне, наполненной очень теплой - судя по поднимающемуся пару, водой и, по своему обыкновению, попивая из плоской чаши долерийское - своеобразный запах вина защекотал ноздри барона еще у входа. У единственного окна в комнате темной громадой возвышался Эркюль, подозрительно оглядевший входящих. Повинуясь взгляду короля, он остался на своем месте.
- Мой король, - начал Ле Комб, - позвольте рекомендовать моего помощника, молодого виконта Сорзона.
- Вот этот красавчик и есть Сорзон?
Виконт с достоинством склонился.
- Хорошо, Ги. Считай виконта представленным. Что удалось выяснить по нашему делу? Присаживайтесь вот здесь, - свободной рукой Хильдерик показал сначала на несколько низких резных табуретов, стоявших вдоль стены, а затем на место подле своей купальни. - Рассказывайте, рассказывайте!
- Итак, Ваше Величество, ведомый вашим приказом и своим долгом, я велел своим людям выяснить об интересующих нас персонах все, что возможно…
Барон говорил долго, часто приводя выдержки из бесед с посвященными и из допросов свидетелей, иногда прибегая к помощи Сорзона, если требовалось осветить ту часть поисков, что легла на плечи расторопного виконта. Эркюль два раза подливал в купальню горячую воду, и трижды наполнял чашу Хильдерика прохладным вином.
Когда барон замолчал, король нахмурил брови и капризно заметил:
- Теперь я понимаю все еще меньше, чем вчера. Зачем вы все запутываете, Ле Комб?
- Ваше Величество, - принялся объясняться Ле Комб, - поверьте моему двадцатилетнему опыту в таких делах! Ничего подобного я еще не встречал! Чем больше я вникаю в это дело, тем бессмысленней оно мне кажется. Я не могу пока объяснить ни одного их шага! Я пытался привязать их к мятежу Самозванца - безуспешно! Я искал связь с людьми Фавилы или Сигизмунда - ее нет! Я даже всерьез задумался о подготовке нового мятежа, но и здесь не просматривается никакой схемы. Мне трудно в этом признаться, но я теряюсь, мой король.
- Что же нужно тебе для успеха, мой верный Ги?
- Мне нужен человек в их непосредственном окружении, Ваше Величество!
- И как я должен тебе его обеспечить? - Брови Хильдерика поднялись так высоко, что почти достигли границы роста волос. - Попросить Бродерика, чтобы кто-то из его слуг докладывал о действиях своего хозяина тебе? Или обязать самого маршала?
- Ну что вы, Ваше Величество, - смутился барон. - Зачем такие крайности?
- Не знаю, это же вы ищите человека рядом с герцогом?
- Конечно, мой король. Но я предлагаю иное.
- Что же? Эркюль, еще вина мне.
Телохранитель привычно наполнил чашу и вновь отступил к окну.
- Наши друзья собрались отправиться в небольшое путешествие. - Ле Комб придал лицу задумчивое выражение.
- Я знаю об этом. И что?
- Едут они в сторону восточной границы королевства.
- Моего королевства! Моего, не забывай об этом, Ги!
- Конечно, мой король, вашего королевства и никак иначе!
- Зачем вы опять тянете кота за хвост, Ле Комб? Говорите уже!
- Я предлагаю навязать в их отряд нашего человека. Скажем, если бы кому-то требовалось ехать в ту же сторону, то почему бы маршалу не взять человека с собой? Если бы об этой услуге попросили маршала вы, либо, что еще лучше, кто-то со стороны, это было бы весьма кстати.
- Это может сработать, - согласился король, прихлебывая из чаши. - И кого же вы направите в путешествие? Вот этого достойного дворянина? - Он кивнул на виконта.
- Нет, Ваше Величество. Если направить с ними кого-то неизвестного широкой публике, то они сразу поймут, что дело нечисто. И, боюсь, будут гораздо тщательнее охранять свои тайны.
- Сомнительно, но, допустим, это так. И что же предлагаете вы?
- Я бы отправил с ними Мерзена.
- Этого забияку? Разве он станет что-то делать для вас? Он же неуправляем!
- Уже делает, Ваше Величество. Шесть лет беспорочной службы. Его стараниями мы избавились от некоторых… излишне беспокойных господ.
- Вот как? Занятно, - король улыбнулся. - А моего казначея вы, часом, не привлекли к себе на службу?
- Нет, Ваше Величество, я бы никогда даже подумать….
- Полно, полно, Ги. Итак, Мерзен? Кто, по-вашему, должен его рекомендовать маршалу?
- Кто-то из тех, кто ведет вокруг них свою игру. Чтобы маршал не принял его за нашего соглядатая.
- Хорошо, Ги, рекомендовать его будет Борне. Нас это устроит?
- Вполне, мой король.
- Тогда распорядсь, чтобы твой Мерзен был завтра у моего коннетабля. А я позабочусь о том, чтобы наш Борне озадачился судьбой Мерзена. Действуйте, действуйте, господа. Эркюль, еще вина!
На этом аудиенция закончилась, а Ле Комб и Сорзон, вернувшись к себе, занялись составлением инструкций для сьера Мерзена.
Глава 25. Проснувшийся и ведьма. Трудный путь
Идти днем через степь - та еще морока даже для закаленного ежедневными перегонами бараньих стад кочевника, так что же говорить о Неспящем, который повинуясь Шестнадцати, всю сознательную жизнь просидел в вонючем шатре? И ведьма, поначалу бодро семенившая следом за Проснувшимся, стала отставать, когда ещё - оглядываясь назад - Еукам замечал дым своего сгоревшего жилища, вставший расплывчатым столбом над стойбищем.
Так что ушли они недалеко: уже очень скоро за спиной послышалось многоголосое блеяние деревенского стада, а когда солнце поднялось над землей чуть выше посоха Еукама, пришлось им глотать поднятую глупыми животными пыль. Старуха Жылыдын сотворила короткий обряд и пастухи - младшие отпрыски колена Одренгыра - прошли стороной, не разглядев затаившихся жрецов.
Целый день Еукам вел старую ведьму петляющими тропами по землям народа Оорги, и лишь когда Великий Отец Оорг начал открывать свои мерцающие глаза, жрец сбросил сопящую старуху с уставшего плеча и сам грохнулся на землю рядом с нею.
Они долго молчали - говорить не было ни сил, ни желания.
"А ведь я еще совсем молодой, - думал Еукам, впервые без опаски смотря в глаза Великому Отцу, - мои сверстники проходят за день в пять раз больший путь и устают в семь раз меньше! Я помню, как с отцом ходил на малый Курултай. Мы тоже шли весь день. Но вечером я еще побежал добывать для костра сухие ветки, а отец - ему было тогда столько же, сколько мне сейчас - устроил охоту за пустынными крысами. Вкусные… Жаль мяса мало - пока одну добудешь - замучаешься. Но ничего, я хоть идти могу, а вот Журчир Вечный, тот, говорят, еще лет за двадцать до смерти ходить разучился. Но что-то я этому не верю? Как понять - может он ходить или нет, если он вообще никогда не встает? А Журчир никогда бы себе не позволил отвлечься от созерцания своей Грани. Не то, что я - железный был оорг".
Эх, - послышался сипящий голос ведьмы, - нам бы с тобой осла какого-нибудь! Так мы далеко не уйдем.
Еукам повернулся на бок и подтянул колени, намереваясь встать, но ничего не вышло - он полностью обессилел. Зато стало видно уродливое лицо старой Жылыдын. Она лежала совсем рядом и в мутных ее зрачках отражались глаза Оорга - Небесного Отца.
- Устал, молодой Ниррам? - Бывший Неспящий никогда бы не поверил, что в голосе ведьмы можно услышать что-то теплое, но это было именно так, Ооргова задница! - В сумке, а я, кажется, на ней лежу - возьми несколько лепешек. Подкрепиться перед сном нужно обязательно.
Сказать, что перевернуть старуху было трудно - значит не выразить и сотой части тех усилий, того отчаяния, что овладевало Ееукамом, пока он надсадно хрипя, пытался добыть еду. Ведьма стала тяжелой, как та Железная гора, что запомнилась ему по сказкам, что любил рассказывать дед в старом стойбище. Но упорство и голод сделали свое дело: он смог добраться до вожделенной котомки, в которой на самом деле обнаружились четыре лепешки. Одну из них он съел сам, вторую, тщательно разжевав, скормил ведьме, а когда взялся за третью - провалился в сон, настолько глубокий и беспробудный, что даже не смог, погружаясь, удержаться за привычную Грань у знакомой Браны, и скользнул куда-то еще ниже, на тот слой нереальности, где, как говорили, обитает Сильный. Сначала он испугался, но оглянувшись вокруг, вдруг понял! Там не было ничего: ни привычного мельтешения слуг Сильного, ни мерцания Граней, ни пения Струн. Лишь чернота и покой. Осознав это, Еукам расслабился, растворился в непривычной темноте, лишенной даже вездесущих глаз Оорга и более уже ни о чем не вспоминал.
Сказать правду, если бы бывший Неспящий отправился бы в этот путь один, то из того слоя, в который он провалился во сне, ему не суждено было бы вынырнуть никогда. Но хитрая ведьма, отдышавшись и придя в себя, исполнила ранним утром Отворяющую Песнь и это помогло. На трехсотой строчке песни веки Еукама дрогнули, а еще через десяток строк он открыл глаза и сел - резко и упруго, так, как умеют делать лишь молодые охотники. Он подозрительно оглядел себя: сквозь прорехи в штанах виднелись перекатывающиеся упругие жгуты мышц, давно иссушенные, совсем недавно похожие на птичьи лапы ладони налились непонятной силой, в голове звенела непривычная пустота - ни одной, даже самой бестолковой мысли!
Он перевел взгляд на спутницу, но та сидела к нему спиной и, ритмично раскачиваясь, продолжала петь.
- Жылыдын, старая ведьма, - вкрадчиво заговорил Еукам, - что ты со мной сделала?
- Ой, - ведьма резво отскочила от него, разворачиваясь в прыжке лицом к Нирраму, - ты встал!
- От твоего воя и мертвый вста…, - закончить он не успел, потому что взгляд его наткнулся на лицо спутницы.