Он ещё раз зевнул и замер, озаренный внезапной догадкой о своем первейшем занятии в новом облике! Как просто! Нужно учиться грамоте! И время убьется, и польза будет. Согласно кивнув удачной находке, он стянул с себя ночную рубаху и переоделся в домашние порты, теплую сорочку, поверх неё накинул шерстяную безрукавку, влез в непривычно мягкие тапки, и отправился на кухню, предполагая поживиться чем-нибудь вкусным.
Здесь, помимо уже проснувшейся Эльзы, допивающей молоко из пивной кружки, обнаружилась кухарка Клотильда, ещё более толстая, чем нянька, с заправленными под платок прядями черных кудрявых волос и необъятным бюстом, звенящая чем-то в прокопченом котле над очагом. Услышав дверной скрип, они обе, как по команде, посмотрели на вошедшего Хорста. Взгляды их, сердобольные и нежные, были полны неподдельного сочувствия к тяготам заболевшего хозяина.
- Утро доброе, - осторожно поприветствовал женщин Хорст.
- Ганс, ты чего так рано поднялся? - Нянька отставила в сторону кружку и начала подниматься из-за стола.
- Сиди, Эльза, - поморщился Хорст, - не спится мне. Голова болит. Найдете, чем накормить? Хозяина?
Последнее слово он произнес с особым смаком.
- Конечно, конечно, - захлопотала нянька, выставляя на стол голову сыра, творог в крынке, несколько яблок и половину ржаного хлеба. Последней на стол попала целая копна разнообразной зелени.
- Эльза! Я тебе лошадь, что ли? Сама эту траву ешь! - Хорст скорчил недовольную гримасу. - Мяса давай! И побольше!
Нянькино лицо приобрело удивленное выражение, но перечить она не стала и очень быстро вместо обычного завтрака Гровеля на столе возникла маленькая копия мясной лавки.
- Вот это дело, - одобрил Хорст и принялся за еду. - Вина еще налей!
Клотильда так и стояла перед котлом, прижав к своей могучей груди массивную поварешку. Эльза поставила перед хозяином небольшой кувшинчик, встала рядом с кухаркой, и обе с умилением стали наблюдать за работой челюстей Хорста.
- Уф, - насытившись, Хорст отодвинулся и вытянул вперед ноги, одновременно ослабляя завязки на портках. - Хорошо! Когда Жаком с Карлом приедут?
- Рене вернулся вчера уже за полночь, - доложила Эльза, - Видел обоих упырей твоих, всё передал в точности. Обещали сегодня поутру быть. У них и дело к тебе какое-то есть. - Она на мгновение замолчала, и вдруг, решившись, выпалила: - Жаком-то опять какую-то девку обрюхатил! Конюхи смеются. А девкины братовья подловили твоего Собаку и оглоблями приголубили! И ещё грозились господину прево нажаловаться. А у того на Жакома ещё с прошлого года злоба не прошла - когда этот жеребец его служанку опозорил! Помнишь? Сколько ты тогда за него заплатил, а? Гнал бы ты от себя этого паразита, Ганс?
В Брюннервельде за такие дела полагалась показательная порка с последующей женитьбой, а вот что говорилось о подобном в столичных законах - Хорст не знал. Вряд ли что-то хорошее. Но остаться один на один с вороватым Карлом ему не хотелось. Поэтому он почесал сначала бороду, потом затылок и важно изрёк:
- Посмотрим. Может, и выгоню. Ты, как эти двое появятся - сразу ко мне отсылай. И с обедом не задерживайте.
С этими словами он поднялся и прошел в свой приёмный покой, где ещё час сидел, разглядывая в открытое окно начинавшуюся городскую суету. А еще час ловил проворных мух, докучавших своим постоянным жужжанием.
Первыми явились вовсе не приказчики.
Хорст как раз подкрался к особенно надоедливой мухе, спрятавшейся от него на боковой стенке бюро, встал на четвереньки, готовясь нанести решающий удар, когда дверь распахнулась, и влетевший Рене испуганно затараторил, вспугнув осторожное насекомое:
- Господин! Там пришли эти двое из лавки менялы Езефа, требуют подать им тебя!
- Нешто я окорок? - Выпрямляясь, поинтересовался Хорст. - Что значит - подать?
- Не знаю, господин! Только очень злые они!
- Злые? С чего бы это? Ладно, - Хорст уселся в кресло, - зови этих… злых.
Рене опрометью выскочил за дверь, спустя минуту послышались незнакомые голоса и перед Хорстом предстали два человека, с ног до головы одетые в черное. У одного из них на перечеркнутой шрамом морде красовалась черная же повязка, прикрывающая левый глаз, второй, обладающий незапоминающимся лицом, заметно хромал, припадая сразу на обе ноги.
- Гровель? Ганс Гровель? Глава торгового дома "Гровель и Гровель"? - Хрипло поинтересовался кривой.
- Ага, - согласился с ним Хорст. - Чего вам?
- Мы по поручению господина Езефа, - вступил в разговор хромой.
- Чего ему?
- Господин Езеф прислал нас напомнить уважаемому господину Гровелю, что срок погашения займа, полученного тобой, истек три дня назад. - Хромой бесцеремонно уселся на край стола.
- И что? - Хорст честно пытался понять, о чем идет речь, но пока что безуспешно.
- Согласно вашей с господином Езефом договоренности, три дня назад тебе надлежало погасить свой долг в размере пятидесяти тысяч лотридоров …
- Сколько?! - Хорст вскочил из-за стола и выпучил глаза. Никогда прежде ему не приходилось слышать, что подобные суммы могут быть еще у кого-то кроме короля.
- Пятьдесят тысяч и три тысячи двести монет лихвы на сегодняшний день.
- Так пятьдесят или три? - Слова сами вырывались из горла, а Хорст понимал происходящее всё меньше и меньше.
- Пятьдесят три тысячи двести лотридоров. В случае неоплаты этой суммы сегодня - господин Езеф будет вынужден обратиться в королевский суд.
- Но сначала, - зловеще прошипел одноглазый, - к тебе снова придем мы! И мы не будем столь вежливы как сейчас! Подумай об этом!
- Да, - подтвердил угрозу товарища хромой, слез со стола и парочка не простившись удалилась.
Как громом пораженный сидел Хорст, беззвучно повторяя:
- Пятьдесят три тысячи двести лотридоров, пятьдесят три тысячи двести лотридоров, пятьдесят три тысячи двести лотридоров….
Еще будучи мальчишкой, вместе с друзьями он как-то забрался на чердак дома старосты Брюннервельде и подслушал интересный разговор с управляющим из баронского поместья. Большая часть сказанного стерлась из памяти, но сумма годового дохода с деревни в двадцать шесть с четвертью лотридоров прочно засела в голове. Хорст честно пытался понять - на что можно потратить названную людьми в черном сумму - и не находил ответа.
Дверь снова распахнулась и Рене проорал:
- Хозяин! Карл и Жаком приехали!
Хорст не обратил на него внимания, продолжая бубнить скороговорку:
- Пятьдесят три тысячи двести лотридоров, пятьдесят три тысячи двести лотридоров, пятьдесят три тысячи двести лотридоров….
Рене разочарованно пожал плечами и с независимым видом вышел, а на пороге нарисовались ещё два посетителя. Старший был тощ, высок, благообразен, с чистым, почти детским взглядом глаз бывалого мошенника; младший, лысый, тумбообразный, баюкал левую руку в перевязи, сооруженной из цветастого платка. Оба степенно поклонились, вразнобой поздоровались и, услышав в ответ:
- Пятьдесят три тысячи двести лотридоров! - Недоуменно переглянулись.
- Хозяин! - Настороженно позвал старший.
- А! Кто здесь? - Хорст словно вынырнул из холодной полыньи.
- Мы это. Я - Карл, а это - Жаком, - на всякий случай представился тощий. - Ты велел нам явиться сегодня?
- Пятьдесят три тысячи двести лотридоров! Да! Чего там у вас?
- Ничего страшного, - бодро начал доклад Жаком. - Десяток кобыл ожеребилось. Конюхи говорят - добрые коньки будут! Цыгане табором хотели на дальнем выгоне встать, но я не разрешил. А то еще вздумают лошадей воровать. Кузнец, как и было оговорено, подковы менять начал у коннетаблевских жеребцов. Табун тяжеловозов всю траву вокруг сожрал, я велел его перегнать за реку. Что ещё? - Он задумался, прищурив один глаз и устремив второй - левый - куда-то вверх. - А! Как же это я? Дырявая голова! Пригоняли ещё двадцать голов из восточной марки, Карл брать отказался! Говорит, денег у него больше нет! По двенадцать монет предлагают! Так я договорился, что коногоны лошадок в наш табун пустят, а деньги мы им завтра отдадим. Я правильно сделал? - Он преданно уставился на Хорста.
- Пятьдесят три тысячи двести лотридоров!
Приказчики ещё раз переглянулись, и теперь заговорил Карл:
- На закуп сена я потратил шесть десятков монет и двадцать два гроша. Изготовление ограды на Берёзовском выгоне обошлось в четыре десятка и двенадцать грошей. Лекарю за осмотр последней партии - пять. Овес еще не привезли, но аванс я тоже выплатил - два десятка и сорок шесть грошей. За подковы кузнец обещал скидку, если железо наше будет. Так что я распорядился старые ему отдать. Там на три лотридора меньше платить придется против оговоренного. Еще конюхи оплату требовали. По тому, как срядились с ними - надо было три сотни заплатить, но я им штрафы насчитал, отдал двести десять. Грозились бросить всё и уйти, но остались! Я их породу знаю! Работы-то кроме нас сейчас и не даст никто! Граф Дельи приезжал, требовал убрать табуны от границ его поместья. Пустое - уехал пьяный. Но тридцать монет отдать пришлось. Конюшню для жеребых кобыл возвели под кровлю, завтра уже стойла ставить будем и крышу крыть. Дерево дорожает. В этот раз за каждый воз пришлось на тридцать грошей больше отдавать. - Приказчик достал из поясной сумки табличку и, прочитав её, объявил: - Итого израсходовано две тысячи двенадцать монет и семьдесят один грош.
Он помолчал мгновение и, собравшись с силами, закончил:
- Жаком вот девку ещё в кустах повалял, я не стал разбираться. Вроде всё, - Карл выжидательно замер.
- Пятьдесят три тысячи двести лотридоров! - Всё сказанное прошло мимо Хорста.
В установившейся тишине стало слышно, как жужжит последняя недобитая муха. Этот назойливый звук вырвал Хорста из плена магии больших чисел, и он наконец-то обратил внимание на озадаченных приказчиков:
- Вам я тоже денег должен? - Набычившись, спросил он.
- Ну, за прошлый месяц расчета еще не было, - неосторожно напомнил Карл.
- Пошли вон!!!! - Заорал Хорст и, задрав на стол ногу, принялся стаскивать с неё неподатливый тапок.
Первым за дверь выскочил Жаком, а Карл слегка замешкался и получил-таки тапком по загривку. Хорст заметался по комнате, подобный голодному льву в клетке. После восьмого круга заметил, что шагать в одном тапке неудобно и, прыгая на босой ноге, добрался до двери, под которой валялся второй. Натягивая его на ногу, вспомнил о проворном мальчишке, высунулся в коридор, и крикнул:
- Рене! Рене, поди сюда!!!
Малец не заставил себя долго ждать - он мгновенно появился перед Хорстом, и, глядя на хозяина взглядом затравленного зайца, застыл на пороге.
- Рене, ты умеешь читать?
- Да, господин.
- Писать, считать?
- Да, господин, - не понимая, чего хочет он него Гровель, мальчишка совсем стушевался.
- Иди сюда, - ласково, насколько мог, попросил Хорст, и для пущей убедительности поманил Рене пальцем. - У меня есть для тебя работа. Вот, смотри… Ты же помнишь, что я вчера очень больно ударился головой?
- Да, хозяин, - поняв, что прямо сейчас его никто бить не собирается, мальчишка немного осмелел, а Хорсту показалось, что он даже услышал расслабленный выдох.
- Молодец, Рене! Что бы я без тебя делал?! Что-то с глазами у меня сегодня, и голова болит. Вот, видишь здесь несколько толстых книг? - Он показал на полку бюро. - Где-то здесь должны быть мои записи о торговых делах последнего месяца. Ты, пожалуйста, все это прочти, посчитай, а после обеда я должен услышать от тебя доклад обо всех расходах и доходах за последний месяц. Нет! Лучше - за три! Понятно?
- Понятно, хозяин, - Рене уже сообразил, что заняться своими важными делами: перезахоронить крысу, пойманную дворовым псом Караем; рассказать другу Жаку о том как противному Карлу попало сегодня по шее; сгонять на городской фонтан посмотреть на важных карпов, меденно шевелящих прозрачными плавниками - не получится, и потому принимал поручение с поистине монашеским смирением.
- А я потом дам тебе за это монету, - Хорст достал из кошеля, с которым не рискнул расстаться даже во сне, сверкающий золотом лотридор. Пару мгновений покрутил его в пальцах, прикусил, и, словно задумавшись о чем-то, положил монету обратно. - Не эту. Другую дам. Настоящее серебро!
- Хорошо, господин. Только…
- Что, Рене?
- Я так быстро не управлюсь. Может, лучше Карла позвать?
- Нет, Рене, - Хорст сделал вид, что задумался, но на самом деле ему уже давно стало понятно, что с приказчиками в любом случае придется проститься. Не может же господин быть глупее слуг? А в том, что эти два пройдохи очень быстро разберутся, насколько их хозяин несведущ в своем ремесле, Хорст не сомневался ни капли. - Нет, Рене. Ни Карл, ни, тем более, Жакоб, не должны знать об этом поручении! И Эльзе не говори! Это будет наш с тобой маленький секрет. Ты же хотел стать умелым купцом?
- Нет, хозяин, - честно хлопая глазенками, признался Рене, - я хотел стать королевским лейтенантом!
- Вот как? Ну, все равно, такое упражнение тебе очень пригодится! Поверь моему опыту. А насчет срока не беспокойся - до вечера я тебя трогать не буду. Сейчас сбегай на кухню, прихвати там себе чего поесть на весь день, и возвращайся. Дело спешное. А я пойду, поболею.
Устроив таким образом дела, Хорст поднялся в спальню, не раздеваясь повалился на постель, закрыл глаза и принялся представлять себе кучу из пятидесяти трех тысяч двухсот лотридоров. Когда счел получившуюся сверкающую пирамиду достигшей достаточной высоты, стал пересчитывать каждую монету в ней, но, поскольку более чем до сотни никогда раньше не считал, сломался и уснул на восемьдесят второй дюжине.
Глава 7. Бродерик и Гровель
Дорога в столицу содержалась в очень приличном состоянии и конские подковы, звонко цокая по гладким камням, невольно задавали темп течения беседы. Телохранители следовали в почтенном отдалении и, даже если бы захотели, ничего услышать не могли. Бродерик, бодрый и энергичный, рассказывал Гровелю какую-то давнюю запутанную историю о неочевидных правах на престол правящей династии соседнего королевства Герулии. Ганс, вяло со всем соглашавшийся, вдруг улыбнулся и невпопад сказал:
- Знаешь, всю жизнь много чем торговал, в том числе и недвижимостью, а теперь, в твоем теле, чувствую, как сам превращаюсь в недвижимость. - Он невесело рассмеялся.
- Брось, Ганс. Приедем в столицу, найдем Хорста и что-нибудь придумаем!
- Что мы можем придумать? Ты знаешь какого-то колдуна, который может вернуть всё обратно? Нет, мне не хочется обратно. У бедного Гровеля столько долгов, что лучше бы ему сгинуть бесследно.
Бродерик расхохотался:
- Вот так свинью ты подложил этому молодцу Хорсту!
- Да, нелегко парню, - согласился Гровель. - Сегодня наверняка придут от Езефа. За выплатой. Представляю, что с ним будет.
- Посмотрим. А насчет колдуна надо подумать. Но сначала сходим к епископу. Все же дар свой мы получили не колдовскими способами, а искренней молитвой. Может быть, церковники знают, как вернуть всё назад? Хотя ты прав - мне назад тоже не хочется. И пускай пожил я достаточно долго, и сделать сумел много, но скажи мне, кто откажется от второго шанса? Я молод, полон сил и весь мой опыт со мной! Я могу перевернуть горы!
- К епископу? Не очень удачная мысль, по-моему. Подумай сам: церковники устраивают многомесячные диспуты, отыскивая в мироздании следы проявления силы Господа, с тем, чтобы найти реальные доказательства его существования. Но стоит случиться настоящему чуду - они тут же объявляют его кознями дьявола. Где логика? И вот являемся к ним мы трое! Самое, что ни на есть веское доказательство! Вопрос: что с нами будет?
- Костер. - Бродерик поежился.
- Однозначно. А перед костром долгие пытки и признания в сговоре с Нечистым. Так что, несмотря на то, что вера моя после недавних событий укрепилась стократно, к епископу ты иди без меня. Можно поискать святого подвижника или отшельника, но что-то подсказывает мне, что это напрасная трата времени и сил. Колдун представляется мне лучшим решением. И не наш, человеческий, потому что этих мошенников развелось - плюнуть некуда, а чудес все меньше и меньше. И ведь даже костры этих жуликов не смущают. Нет, ехать нужно либо к оркам в степи, либо в леса к эльфам.
- Далековато.
- Далековато? Всего-то месяц пути. Ерунда. Меня в молодости с папашиными караванами в такие места заносило, рассказать кому - не поверят. - Гровель закрыл глаза, вспоминая былые годы и приключения. - Разок даже у пиратов в плену побывал. Полгода под палубой. Отчаянные были ребята, ничего не боялись. Ходили на север, грабили тамошних аборигенов. Пушнина, золотишка немного. Ночь месяцами стоит. Рыба мороженная и ворвань вонючая. Эх, были времена!
Бродерик неопределенно хмыкнул, но ничего не сказал, прислушиваясь к еле слышному гулу, доносившемуся из небольшой рощи справа от дороги. По движению его поднятой руки отряд остановился, и гул стал слышен отчетливо всем.
- Пчелы? - Растерянным шепотом спросил Гровель.
- Не думаю, - еле слышно ответил Бродерик, и жестом подозвал телохранителей. - Эмиль, Рональдо, посмотрите, что там такое. В лоб лезть не нужно, попробуйте обойти. Мы проедем вперед, подождем вас. Если что-то опасное - в драку не суйтесь!
Телохранители молча уставились на Гровеля, ожидая подтверждения приказа. Ганс машинально кивнул, не понимая, что вызвало тревогу спутника. Оба телохранителя синхронно развернули коней и, расходясь в стороны, направились к роще. Оставшиеся воины окружили охраняемых персон, взяли в руки щиты, отчего отряд стал сразу похож на корабль северных варваров, невесть какими путями оказавшийся вдали от рек и морей, на земле великого королевства. Постепенно ускоряясь, отряд двинулся прочь от подозрительного места.
Остановились по знаку Бродерика в четверти лье от рощи, посреди широкой и плоской, как королевский обеденный стол, равнины. Гровель, тяжело дыша, привстал в стременах, и, дотянувшись до уха Бродерика, шепнул:
- Что случилось?
- Не знаю пока, - маршал вглядывался вдаль, приставив ко лбу ладонь. - Какое-то место нехорошее. И это точно не пчелы, - он улыбнулся, оглянувшись на Гровеля. - Запах из этой рощи - как после хорошей драки. Сейчас Эмиль вернется, расскажет. Не будь я марша… льским сыном, если парни не найдут там хотя бы десяток разделанных трупов!
Оговорку Бродерика никто не заметил. Воины внимательно всматривались в шевеление придорожных кустов, Гровель испуганно вертел головой во все стороны. Спустя сотню ударов сердца из рощи выползли две неразличимые фигурки, и бодрым аллюром пустились по следам отряда. Кнехты на всякий случай опустили копья, готовясь к отражению возможной атаки, но вскоре стало понятно, что это скачут отряженные на разведку телохранители. Эмиль, вырвавшийся чуть вперед, нес в отставленной руке приличных размеров двухцветный мешок - сверху светлый, внизу совсем черный. Рональдо, скачущий следом, часто оглядывался назад, но особой тревоги не выказывал.
Остановившись перед расступившимся строем, Эмиль спрыгнул с коня, и, подойдя к Гровелю, молча развязал мешок, перевернул его и отступил на пару шагов назад. Из мешка на булыжники дороги высыпались гулко загремевшие шары, в которых Гровель с ужасом признал человеческие головы.