После нескольких веков правления королева эльфов Эмерелль свергнута и вынуждена бежать через всю страну. В дороге ее сопровождает легендарный эльфийский герой, возродившийся в теле мастера меча Олловейна. Сердце правительницы сжимается от боли, когда она думает о том, что навсегда потеряла возлюбленного Олловейна. Чтобы вернуть его, королева пройдет через Выжженные Земли, где некогда правили драконы, станет Ловцом Снов, спасется от призрачных собак-убийц и тролльских наемников. Сможет ли она снова взойти на престол Альвенмарка и обнять возлюбленного?
Содержание:
Пролог - Эльфийская королева 1
За почти двенадцать лет до… 2
Семь лет спустя… 76
Ещё два года спустя… 87
Ещё два года спустя… 101
Приложение 141
Бернхард Хеннен
Королева эльфов. Зловещее пророчество
(Последний эльф - 4)
Зимней розе
Самое опасное мировоззрение - это мировоззрение людей, которые никогда не видели мира.
Александр фон Гумбольдт
Пролог
Эльфийская королева
Вполне вероятно, что я - единственный эльф, которого едва не убил заяц-беляк. И единственное, что мне приходит в голову в качестве оправдания, - это то, что мне было всего тринадцать и я надеялся получить свой первый поцелуй… я, Альвиас, который некогда был гофмейстером королевы Эмерелль.
Я сижу высоко над крышами Вахан Калида и точу кинжал.
Через два часа начнется Праздник Огней. Праздник, когда Альвенмарк выбирает повелителя. Я буду там. И я всажу правителю кинжал в грудь. Это будет моим последним служением королеве.
Но вернемся к зайцу-беляку… Меня постоянно преследовало ощущение, будто он знал, что делает. Он хотел свести меня в могилу!
Стояла одна из тех зимних ночей; когда по звездному небу колышущимися знаменами реет призрачное зеленое сияние.
Ночь, полная предсказаний и магии. Я был один с Найлин. Ей было семнадцать, а значит, нас разделял целый мир. Я знал, что ей строят глазки все молодые охотники. Но в ту ночь она выбрала меня, и я был невероятно счастлив.
Мы мчались по белому заснеженному полю в горах Карандамона. Охотники остались далеко позади. Найлин подбадривала меня. Соглашалась на все мои предложения. Она хотела быть со мной наедине. Ее длинные белокурые волосы золотистой накидкой спадали на вышитую охотничью безрукавку. На ней была шелковая рубашка, настолько тонкая, что сквозь нее просвечивали руки девушки. Как и все нормирга, она могла при помощи одного-единственного слова силы защититься от ледяного дыхания зимы. Она могла бы ходить по снегу голышом и не замерзнуть.
Брюки и сапоги облегали ее ноги, словно вторая кожа. Она знала, как привлечь к себе внимание! А я, напротив, был неопытен во всем. Я даже толком не умел защититься от холода.
Что-то я делал не так, шепча слово силы. Либо мне становилось слишком жарко, либо холод вгрызался прямо мне в плоть.
Только рядом с Найлин я, похоже, все сделал верно. Она не обратила внимания на мою неловкость. А я, я просто смотрел и смотрел на нее.
И я едва не выпал из седла, когда мой конь Зореокий вспугнул зайца-беляка. Зверь залег ничком в ямку и ждал до последнего, прежде чем броситься наутек. Он так напугал коня, что тот встал на дыбы и едва не сбросил меня. Найлин рассмеялась. А затем произнесла те роковые слова, которые должны были изменить всю мою жизнь.
- Поймай мне зайца. Я хочу подержать его в руках. Наградой тебе будет поцелуй!
Мой конь был быстрее зайца, и, скажу без ложной скромности, я был намного проворнее. Единственное, что ушастый умел лучше нас обоих, - это петлять. И лучше знал заснеженную равнину. Ему было известно, что скрывается под снегом.
Я помчался за беглецом, низко наклонившись в седле. Никогда еще я не чувствовал себя настолько хорошо.
Я дважды едва не схватил косого. Кончики моих пальцев коснулись его, когда разверзлась пропасть. Расселина в скале, скрытая под снегом. Все случилось так быстро. Миг назад я вскрикивал от радости, и вот…
Затем пришла боль. Пронзительная. Зореокий лежал рядом со мной. Сверкание глаз, благодаря которому он получил свое имя, померкло. Тело его дернулось. Последняя судорога искромсанной плоти. Из его горла послышался звук, который невозможно описать. Может быть, потому, что я не имею права отгораживаться от своей вины словами. Даже теперь, после всех столетий, он звучит у меня в ушах, когда я вспоминаю ту ночь. Столько боли и мучений было в нем.
Меня окружали острые скалы. И снег, упавший вместе с нами. Я не мог пошевелиться; болело все тело. Левая нога была вывернута под странным углом. Я отважился бросить на нее только один взгляд. Затем присыпал ногу снегом, чтобы не видеть… кость, торчавшую сквозь брючину, и собственную кровь.
Высоко надо мной, окутанное зеленым сиянием, появилось лицо, которое я боготворил. Найлин казалась бледной.
Ее вид придал мне сил, и я сумел удержаться от слез. Она спасет меня.
- Альвиас?
- Я жив, - выдавил из себя я.
- Я приведу подмогу!
И с этими словами она исчезла. Не спросила, ранен ли я. Не попыталась спуститься, чтобы помочь.
Я слушал ее шаги по снегу и уже не мог сдерживать слезы.
Конечно, боль в ноге была намного серьезнее, но рану, которую она нанесла моей душе, я не могу забыть до сих пор.
Не знаю, сколько я пролежал в расселине. Наблюдал за тем, как моя кровь окрашивает снег. Время от времени я набрасывал нового снега, но белизна оставалась нетронутой недолго.
В голове не было ни единой связной мысли. У меня был пояс. Нужно было перевязать ногу. Вместо этого я смотрел, как мои слезы, падающие на скалы, медленно превращаются в похожие на жемчужины льдинки.
Мелодраматично, так, как это получается только у тринадцатилетних, я представлял себе свою смерть. Кто будет плакать обо мне. Кто будет по мне тосковать…
А потом пришла она. Другая. Ее лицо появилось над расселиной, словно соткалось из неба. Я не слышал ни звука. Она возникла внезапно. Смотрела на меня мгновение. А затем спрыгнула ко мне, не опасаясь острых скал.
- Я тебя вытащу. - Незнакомка произнесла это так самоуверенно, как говорят только князья и короли. Тогда я еще не знал, кто она.
Я смотрел на нее… Я страшно ослабел от потери крови. На девушке был охотничий костюм из серой кожи с белой меховой оторочкой и серебряной вышивкой. Темно-русые волосы волнами спадали на плечи. Губы незнакомки были цвета темно-красной спелой малины. Глаза - светло-карие, полные сочувствия. У нее было узкое лицо и улыбка, от которой сердце билось быстрее.
Она осторожно смахнула снег, который я насыпал на ногу.
Я наблюдал за тем, как на лице ее проступил ужас. Моя раздробленная берцовая кость, торчавшая из плоти…
- Сейчас будет больно.
Она не сделала ничего, чтобы подбодрить меня или отвлечь. И слово "больно" даже в первом приближении не могло выразить чувство, охватившее меня, когда она вдавила обломки в растерзанную плоть. Я закричал, как не кричал больше никогда в жизни. Я пытался вырваться. Но она была невероятно сильна, хоть и хрупка и ростом не выше меня.
В глазах ее стояли слезы. Увидев это, я умолк. Она разделила мою боль, этот факт об искусстве врачевания мне был известен уже тогда. В ногу полилось тепло, наполняя все тело.
У меня закружилась голова.
Когда я очнулся, оказалось, что она вытащила меня из каменной западни. Я так никогда и не узнал, как ей это удалось.
Она посадила меня на свою кобылку и повела лошадь в поводу к горам.
А во мне рос страх перед родителями. Она оставалась рядом до последнего мига. Похвалила мое мужество и стойкость.
Да, это были ее слова! И так она спасла меня второй раз за день.
И только когда она ушла, я узнал имя моей спасительницы.
Эмерелль, королева Альвенмарка.
Семь лет спустя я увидел ее во второй раз. В других декорациях. И признаю, все эти годы Эмерелль не шла у меня из головы, и пришел я ради королевы.
Это было на Празднике Огней в Вахан Калиде, том зачарованном месте у мангровых болот, на побережье Лесного моря, которое просыпается от вечного сна лишь раз в двадцать восемь лет.
Вахан Калид - это город, где все стремятся к тому, чтобы продемонстрировать свое богатство, ибо здесь князья Альвенмарка принимали решение о том, кто будет носить корону следующие двадцать восемь лет. Все крупные эльфийские роды возвели здесь башни-дворцы, перегруженные разнообразными украшениями. Да и другие народы Альвенмарка не желали отставать, хотя их представления о роскоши отличались от эльфийских. На некоторых фасадах попадались шелковые коконы величиной с яблоко, где таились гнезда цветочных фей. А ламассу утверждают, будто каждый год заново строят дворец из ветра, однако, кроме них, его никто не видит. Дворец тысячи знамен также каждый раз возводится заново к празднику. Минотавры сооружают его из ярких полотнищ знамен, вонзая в землю сотни украшенных позолоченной резьбой палаточных шестов, над которыми развеваются знамена. Внешне скорее скромная, однако же окутанная тайнами Башня восковых цветов, созданная апсарами над морским гротом.
В те далекие дни все здесь было чуждым для меня, пришедшего из земель, скрытых под вечной белизной снега. На меня каждый миг обрушивались новые невиданные краски. Все органы чувств оказались словно в осаде! Народы Альвенмарка собирались на праздник, и они приносили с собой свои ароматы - от лепешек, испеченных над костром из конских яблок, до свежесваренных крабов, рисовой каши, тимьяна, шафрана и красного перца. К этому примешивались запах разлагающихся плодов из многочисленных садов и дыхание джунглей, вливающееся в город.
И посреди всего этого - Эмерелль. Ее неизменно выбирали королевой. И никогда выборы не проходили без тайных сражений. Как часто с тех пор бывал я на Празднике Огней…
И ни разу не обошлось без убийства. Немые свидетели интриг за трон… Позже моей обязанностью стало хоронить трупы и пресекать расспросы живых.
Но о том, что случится в будущем, я на своем первом Празднике Огней не догадывался.
Я был в числе гостей во дворце Эмерелль. Наблюдал за тем, как в павильоне, высоко в ветвях старого магнолиевого дерева надевала она свое платье с бабочками. Яркий наряд состоял из бесчисленного множества живых мотыльков. Затем Эмерелль села в один из паланкинов, который несли пятьдесят кентавров, и отправилась в гавань, где посреди моря корабельных мачт находилась та роскошная либурна, на которой проходили выборы.
Величественная, купающаяся в ликовании, королева высилась над массами в своем паланкине. Ее забрасывали цветами и драгоценными украшениями. К ней поднимали детей, чтобы она могла погладить их по головке, ибо тому, кого коснется Эмерелль, суждено счастье.
В тот день я решил служить своей спасительнице. И спустя годы возвысился до ее гофмейстера.
Я был с ней в дни славы и лишений. Был рядом, когда она во главе своих рыцарей штурмовала пещерную крепость Мордштейн, отправлялся в далекие города ее послом, глубоко увяз в интригах коронаций.
Кое-кто называет ее тысячеликой. Она могла быть ослепительно прекрасной, доброй. Она была воительницей и волшебницей. Она была высочайшим судией. И она была одинока.
С тех нор как она приняла корону, у нее не было возлюбленного. Забота об Альвенмарке определяла всю ее жизнь. Она приносила себя в жертву нашему общему будущему. Когда она ночью стояла в тронном зале одна, склонившись над серебряной чашей, которая могла показать ей будущее, на лице ее отражался ужас. Не знаю, что она видела там. Но она боролась с этим ужасом каждый день своего правления.
Они разрушили ее работу, эти тролли! Они вернулись двадцать семь лет и шесть лун тому назад. Они были изгнаны в мир людей, но сумели найти лазейку. Они напали на Вахан Калид во время Праздника Огней. И начали разрушать все прекрасное в этом мире.
Эмерелль пришлось бежать, но она восставала против полчищ врагов. Иногда ее защищал только Олловейн, ее мастер меча. Когда она потеряла и его, это стало началом гибели.
Не знаю, что именно сделали с ним тролли. Он был у них в тот день, когда закончилось правление Эмерелль. Похоже, он был не в себе! Говорят, они убили разум Олловейна, но сохранили его тело. Они вынудили его выступить на дуэли против Эмерелль на Шалин Фалахе, белом мосту. То был день, когда ее сердце разбилось. Она сложила меч и корону, дабы не сражаться с мужчиной, которому втайне давно уже принадлежало ее сердце. И так тролль Гильмарак стал правителем Альвенмарка.
Души эльфов бессмертны, они возвращаются с очередным рождением, пока в конце концов не уйдут в лунный свет. Когда мы приходим в этот мир вновь, наша душа стара, но воспоминания о прежних жизнях потеряны. Таким образом, мы свободны.
Эмерелль забрала Олловейна с собой, когда исчезла. Я искал ее. И знаю, что искали ее и убийцы, ибо тролли все еще боятся ее. Она пропала. Я догадываюсь, что враги нашли ее прежде меня. Сегодня Вахан Калид отмечает Праздник Огней. Ее праздник!
Мой кинжал заточен. Я князь. Они позвали меня, чтобы я принял участие в выборах повелителя. Какая насмешка…
Но я буду там. Только так я смогу подойти настолько близко к Гильмараку, чтобы отомстить за Эмерелль.
За почти двенадцать лет до…
На горизонте
- Что ты видишь на горизонте?
Снова у королевы этот отрешенный взгляд. Целая вечность прошла с тех пор, как он умер для нее, хоть ему и казалось, что прошло всего несколько недель. Фальрах знал совсем иную Эмерелль. И сейчас рядом с ним стояла незнакомка.
Он даже не имел права называть ее по имени, а ведь это слово последним сорвалось с его губ в прошлой жизни. Она выдавала себя за Нандалее. Это было имя ее матери.
- Будущее.
Ответ Эмерелль запоздал. Фальрах уже и не думал, что она что-либо скажет.
Он смотрел вдаль, на заснеженные холмы. Ветра не было, стоял такой мороз, что рука прилипла бы к серебряной рукояти меча, если бы он случайно коснулся ее без перчатки.
За холмами на горизонте виднелся дым, похожий на грозовые тучи в ночном небе. Сияние звезд, отражавшееся на недавно выпавшем снегу и таким образом возвращавшееся обратно в ночное небо, сплетало магические узоры. Дым нарушал гармонию этого волшебства. Густая, давящая мгла нависала низко-низко, поблескивая красно-оранжевым…
Цвет свежепролитой крови дракона. То было отражение кузнечного горна Фейланвика.
Макариос беспокойно переминался с ноги на ногу. Эмерелль и Фальрах сопровождали погонщика скота, служившего у князя кентавров. Наградой эльфам стали две старые лошади. Фальраху они не нравились, но Эмерелль ценила то, что уже не придется идти пешком.
- Вам бы не следовало подходить ближе к городу, - предупредил кентавр. - Жизнь эльфа там не дороже буйволиных ветров.
- Почему? - Она знала истории о Фейланвике. И Макариос это тоже знал.
Кентавры не славились умением скрывать свои чувства.
Впрочем, большинство конелюдей очень уважали эльфов.
На виске у Макариоса вздулась жилка, было видно, как пульсирует кровь.
- Ты же знаешь о князе Шандрале, благородная дама.
И знаешь, как сильно страдали кобольды города от его жестокости. Эльфам не следует ходить туда.
- И именно потому, что они так сильно страдали, я и должна туда пойти.
Кентавр хлопнул себя по лбу.
- Поверить не могу! Неужели я недостаточно ясно выразился, Нандалее? Они устроят твоей маленькой эльфийской заднице такое, что ты себе даже представить…
Фальрах подошел к погонщику. Он не мог допустить, чтобы тот разговаривал с королевой подобным образом, пусть даже кентавр и не догадывался, кто перед ним на самом деле.
- Довольно. - Эльф произнес это очень тихо, не сводя глаз с кентавра.
Нижняя губа Макариоса задрожала от ярости. В буйной светло-русой бороде сверкали кристаллики льда. Эльф и кентавр долго мерили друг друга взглядами. Наконец полуконь вздохнул.
- Эльфы всегда поступают так, как считают нужным, не правда ли? Даже после того, что произошло. - Ярость кентавра улетучилась. В голосе его сквозило разочарование.
Наверное, после этой ночи они больше не увидят погонщика, подумал Фальрах.
- Ты ошибаешься, Макариос. Эльфы знают, как нужно.
Фальрах внутренне содрогнулся, когда заговорила королева. Раньше она была тактичнее.
Кентавр засопел, словно разъяренный бык.
- Видел, видел. Я был в Мордштейне, когда тебе подобные приказали и с неба полился огонь. Вы выиграли битву, но не победили троллей. Как это могло случиться? Таков был план?
Тогда умер мой брат. Таков был план? - Последние слова он почти прокричал.
- Спроси Олловейна. Он командовал в тот день.
Кентавр сжал кулаки.
- Мастер меча был самым порядочным эльфом из всех, кто когда-либо жил в этом мире. Не тебе поливать его имя грязью, ты…
- Ты знал Олловейна? - Тон, которым Эмерелль задала вопрос, кольнул Фальраха. В голосе королевы звучало нечто большее, чем интерес к дорогому другу.
- Не знал… - Очевидно, вопрос выбил Макариоса из колеи. - Но я видел его, издалека. Когда он собирал войско перед Фейланвиком. В моем народе поют много песен о нем. - Кентавр смерил Эмерелль и Фальраха уничижительным взглядом. - А кентавры нечасто поют об эльфах.
- И все равно вы пришли, когда королева призвала вас к оружию.
Тот горько рассмеялся.
- Конечно! Ведь троллям на пути к эльфийской королеве сначала придется протопать по нашим землям. - Плечи погонщика поникли. Внезапно показалось, будто он постарел на много лет. - Надо было бежать. Мой брат и мои друзья стали кормом для воронов на полях Травяного моря. Могильный холм моих предков осквернен. Его превратили в скотобойню. Веками сохранявшиеся тела моих князей пошли на прокорм троллям. Лутины, с которыми нас, кентавров, связывал договор, древний, словно степь… эти лутины продали нас. Воспользовались заклинанием, хранившим моих предков от тлетворного дыхания времени, чтобы наполнить могильник буйволиным мясом. Они втайне использовали наши святыни, превратив их в кладовые для войска троллей.
Они… - В бессильной ярости Макариос сжал кулаки.
- И ты все равно торгуешь с троллями, - неумолимо заявила Эмерелль.
- А что мне остается? - вспылил кентавр. - Моим нужна соль. И железо для оружия, при помощи которого мы однажды прогоним серокожих.
- Придешь ли ты еще раз, если эльфы снова позовут в бой?
- Чтобы прогнать троллей? Скорее бы. Но эльфы побеждены. Ваша королева просто сдалась. Бросила всех, кто верил в нее. Без нее эльфы разрознены. Они с ума посходили. Вот как ты. Не нужно тебе идти в Фейланвик. Там с тебе подобными обращаются плохо. Не бросай вызов судьбе без нужды, Нандалее.