- Потому что Славян, - сказал вернувшийся Доминик, - со своими болячками как вампир с Жаждой - думает, если делать вид, что их нет, то они и впрямь исчезнут. Не обижайтесь, мсье Дюбуа, все человеки, у кого характер твердый, так делают, - лечить их сущее наказание. А у слабаков другая крайность: с болячками как с букетом орхидей носятся - больше-то им похвалиться нечем. Только, Славян, - глянул на него вампир, - с друзьями молчишь - ладно, перетерпим, но отцу надо было сказать. Его-то чего стесняться?
- А при чём здесь мой папашка? - удивился Слав.
- Так, человеки, - сосредоточенно нахмурился вампир, - я не понимаю вас чего-то. Славян, о Жераре Дюбуа ты думал как об отце, поэтому я тебя к нему в дом притащил, а не в латирисский, как хотел. Вы, мсье Дюбуа, думали о Славяне как о сыне, потому я и спрашивал вашего согласия, на простого знакомого или даже друга время терять бы не стал. А теперь вы смотрите друг на друга как чужие.
Поднять взгляд на Слава Жерар не осмеливался, разглядывал сосредоточенно узор на ковролине. Слав прикоснулся к его плечу.
- Если ты не передумал… Таким отцом любой гордиться может.
Жерар осторожно, чтобы не зацепить синяки, ожоги и поломанные рёбра, обнял глупого мальчишку, прикоснулся губами к виску.
- Слав, сын… Ну как я могу передумать… Взрослый уже, а ведёшь себя как ребёнок. Ложись, - легонько оттолкнул его Жерар.
- Да прошло всё давно.
- Хочешь, чтобы всё по-новой началось? - буркнул вампир. - И оденься.
- Жарко.
- До сих пор? - хрипло переспросил вампир. - Мсье Дюбуа, мне нужно с вами поговорить.
Они вышли в холл.
- Человека только человек и переупрямит, - сказал вампир, - так что уговаривать Славяна придётся вам, меня он даже слушать не станет. Уехать Славяну нужно немедленно, я бы его прямо сейчас на Техничку выпихал, но придётся ночь отлежаться, слишком крепко ему досталось.
- Слав уезжает завтра…
- Знаю, - резко перебил вампир, - потому и приехал сегодня. Хотел завтра с утра, но потом подумал, что и без меня забот Славяну хватит. Дома не застал, поехал искать…
- Как искать? - не понял Жерар.
- По линии крови. Любой вампир, имея метку крови, найдёт любого людя в радиусе десяти километров. По кратчайшей дороге. Метка - это… - вампир запнулся, - след в памяти… отпечаток Славяна во мне… Не знаю, как объяснить. Проще говоря, мы запоминаем кровь как собака запах. Только не на полгода, а навсегда. И, в отличие от собак, выборочно: берём метку только у тех, у кого хотим, у кого нужно. Именно метку, а не саму кровь. Когда надо найти нужного людя, метка прокладывает путь к своему хозяину - линию крови. Но не об этом речь. - Вампир рассказал, где и в каком виде нашёл Слава. Жерар похолодел.
- Ты уверен, что это был Сокол?! - схватил за лацкан вампира.
- Этих паскудников я узнаю где угодно, когда угодно и в каком угодно виде, - заверил вампир.
- Доминик, - Жерару было не до этикета, - но зачем им Слав? Он ведь никто, всего лишь ходочанин. У них такого добра и так хватает.
- Вот это я у него и спрошу. А ты уговори его, убеди, прикажи сидеть на Техничке, и полгода, ну три месяца минимум, носа с неё не высовывать. И ещё, Жерар, у Славяна был оберег. И сгорел. Но так не бывает. Если защита сталкивается со слишком сильным нападением, то просто распыляется, - оберег никогда, ни при каких обстоятельствах не причинит вреда хозяину. Что могло произойти, если сгорела серебряная цепочка?!
- Ну тут-то всё просто, - пояснил Жерар, в юности полтора года отучившийся в волшебническом университете Гавра, - когда рыцарь перешёл в прямую атаку, боевое заклинание столкнулось с обломками какого-то разрушенного заклятья, плюс сопротивление оберега. Странно, Доминик, другое: почему рыцарь предохранитель не активировал? Это такая элементарщина! В универе сначала предохранители выставлять учат, а потом уже всей волшебнической премудрости. Через год самый тупой студент активирует предохранители рефлекторно, забыть о них просто нельзя, как нельзя забыть как ходить или расчёсываться. Это уже память тела, часть тебя самого. А тут рыцарь, человек, как минимум пять лет посвятивший магии, забывает о предохранителе.
- Видимо, - предположил Доминик, - Славян сказал ему что-то очень обидное, задел так, что в аффекте рыцарь позабыл всю свою выучку.
- Ну разве что глубокий аффект… Да, тогда можно и о предохранителе забыть.
- Никогда не слышал о предохранителях.
- А волшебным расам они и не нужны, только человекам.
- Жерар, почему ты бросил учёбу? - спросил вампир.
- Моих волшебнических талантов хватало только на то, чтобы в универ поступить. И ничего выше третьего ранга мне не светило. А хотелось стать кем-то значимым. К тому же я фотографией увлёкся… Вот и бросил. Как оказалось - правильно сделал. Ладно, пошли к Славу, пока он сам не вылез выяснять, чего мы тут такое обсуждаем.
В холл вошли пять чернокрылых вампиров в тусклой и незаметной молодёжно-спортивной одежде: на людей в таких бесформенных серых тряпках будешь в упор смотреть - не увидишь. Вампиры поклонились хозяину дома, затем повелителю.
- Четверо - охрана, присмотрят за домом, - пояснил Доминик, - а вот он дверь починит. Только и не хватает, чтобы хелефайи тебе завтра скандал устроили.
Один из вампиров отдал Доминику две спортивные сумки: большую, если не сказать - огромную, и маленькую, с которой Слав ездил на выходные в Эндориен.
- Что с дохлятиной? - спросил повелитель.
- Всё чисто, - ответил один из вампиров. - Ни те, ни те пернатые ничего не отыщут.
- Отлично. - Повелитель кивком отпустил вампиров, отнёс сумки в гостиную.
В комнату заглянул шестой вампир, сунул Жерару небольшой пакет с продуктами и исчез.
* * *
Остаточный жар горелой волшбы не уходил. Доминик заставил выпить горячего вина, настоянного на травах, съесть пару бутербродов - Славяну кусок в горло не шёл, и сесть возле огня, чтобы пламя вытянуло жар.
Измученный треволненьями отец заснул, едва сел в кресло. Доминик осторожно, так что Жерар не проснулся, переложил его на второй диван, укрыл своим пальто и его курткой.
- Ты хорошо умеешь ухаживать за больными, - отметил Славян.
- За ранеными, - уточнил Доминик. Он выключил свет, горел только огонь в камине. - Вампирская волшба исцеления сильнее хелефайской, но узконаправленна: больной зуб или обычный понос мне вылечить труднее, чем открытый осколочный перелом руки. Если бы не твоё сердце, ожоги и рёбра я вылечил бы за полчаса. Но мы сотворены исключительно как воины, и целительство у нас воинское.
- Как будто воину живот не прохватывает.
- Прохватывает, и почаще чем обывателю, в походе чего только жрать не доводится. Поэтому проще повысить крепость желудка, чтобы лопать за милую душу могли всё, разве что не откровенную тухлятину; сделать высочайшую устойчивость к ядам - ни змея, ни отрава не страшны, добавить непробиваемый иммунитет - ни одно поветрие не возьмёт, от чумы до СПИДа… И готов универсальный солдат: не бьётся, не ломается и резво кувыркается. А подранят, так и себя вылечит, и товарищей.
- Ты как будто не рад.
- А чему тут радоваться? - Вампир сел во второе кресло, уставился на огонь. - Сила, выносливость и реакция у нас втрое выше эльфийских, а вы, обезьяныши, и в счёт не идёте. Но это всё мура. Ты от рождения свободен, а у волшебных рас - предназначение. Как у ночной вазы - только и годится, что нужду справлять. Ну, если ёмкости получше не нашлось, могут кактус посадить, - вот и весь выбор жизненного пути. Ты можешь стать кем захочешь, ты ни чем не связан, а волшебные расы как были рабами, так и остались. - Вампир резко обернулся к Славяну. - Ты даже представить не можешь, как я тебе завидую. Тебе - калеке, тебе - обезьянышу с неуклюжим слабым телом и ничтожно короткой жизнью, тебе - человеку. - Усмешка вампира стала пугающей. - Господину. Хозяину. Врагу. Сильнейшему. Творцу. Завидую до дрожи, до ненависти. До преклонения. И за это ненавижу ещё больше.
Славян ответил долгим прямым взглядом. Вот оно значит как. И не вампиры - волшебные расы.
- Спасибо, - искренне поблагодарил он.
Вампир отшатнулся как от пощёчины.
- Спасибо за правду, - пояснил Славян. - Это драгоценный дар. И за честность.
- Ты ненормальный, - ответил вампир. - Тебя во младенчестве на голову уронили. А в отрочестве кирпичом добавили.
Славян обиделся, хотел встать.
Вампир усадил обратно.
- Славян… Так просто нельзя. Нельзя так понимать людей, нельзя на всех смотреть как на равных и всех держать на расстоянии. От тебя ведь никто ничего не требует. Просто позволь быть с тобой рядом, а не за стеной.
"Ну что, идиот, доигрался? - зло подумал Славян. - Отпустил вожжи. Как там Миратвен говорил: "Ядовитая сорная трава"? Всего-то четыре месяца прошло, а ты уже запустил корни в восемь чужих жизней, и ничего, кроме лишних забот, не принёс. Жерар, Дарик, Лара, Доминик, Эрвин, Франциск, Миратвен, Нэйринг. Не слишком ли много? Моника ещё. Ну тут хоть всё просто - покувыркались два месяца в койке к взаимному удовольствию и разбежались. Тут я напакостить не успел, через день забудет. И они забудут, Техничка всё сотрёт, никаких корней не останется. Особенно сейчас, когда надо в нору забиться и сопеть тихонько в две дырки. Раз нет вестей - всё хорошо, раз всё хорошо - так и думать нечего. А дальше - с глаз долой, из сердца вон".
- Даже и не надейся, - вслух ответил на мысли вампир. - За других ничего не скажу, но я прежде себя забуду, и только потом тебя.
Холодная тупая безнадёжная тоска сжала сердце. Славян поднялся, вытащил из сумки рубашку и пуловер, оделся.
Нельзя. Невозможно. На одиночество он обречён. Нельзя людей тащить за собой в яму.
- А вылезти из ямы ты не пробовал? - спросил вампир. Он встал, подошёл к Славяну. - Тебе уже двадцать лет! Двадцать, а не восемь, и не тринадцать, ты живёшь в мире взрослых, где не сочиняют дразнилки про калек, и не бьют за то, что ты не можешь целый день прыгать через штакетник. А ещё - не бьют и не дразнят тех, кто осмеливается поиграть с изгоем в мячик. Да ты давно уже и не изгой. Ну хотя бы немного повзрослей!
- Ты уверен, что не бьют? Что Соколы не ударят тебя, Жерара или, - льдисто прищурился Славян, - Эрвина?
- Это жестоко, - судорожно перевёл дыхание вампир.
- Это правда.
- Играть с правдой и истиной ты мастер, - согласился Доминик. - Ты никогда не лжёшь - зачем, когда есть столько правды? И словами пользоваться умеешь - когда невозможно накачать мускулы, приходится оттачивать язык. А какое оружие из понимания сделать можно - куда там автомату. Всегда знаешь, откуда ждать удара, всегда успеешь уйти, увернуться, а в угол зажмут - ударишь так, что никому мало не будет. Хорошее оружие, действенное. Только используй его до конца. - Вампир плеснул крыльями, вперил в Славяна яростный взгляд. - Научись понимать не только тьму, но и свет. Принимать не только вражду, ненависть и зависть, но и любовь.
Доминик вернулся в кресло, придвинулся поближе к огню, крылья жалко обвисли. Славян усилием воли унял дрожь, задавил острую горячую боль в груди. Это он может, научился, привык. Его слабость не увидит никогда и никто, он никому не позволит себя ударить - ни словом, ни кулаком, даже подойти на расстояние удара никто не сумеет. Хотят ненавидеть - пускай, но только издали.
Так долго и старательно отпихивал врагов, что разучился узнавать друзей. Позабыл, что нельзя отказывать в праве помочь, это жестоко и гнусно, как ударить ни за что, ни про что, как грязью в лицо плеснуть. Помощь - всегда доверие. Но если хотят встать рядом - доверие гораздо большее, ведь ударить можешь и ты. Если кто-то встаёт рядом с тобой - отдаёт тебе часть себя самого. Слишком драгоценный дар, чтобы отказываться, слишком больно ранит отказ. А предать, ударить доверившегося тебе - да что может быть гаже?
Славян подошёл к Доминику, сел на корточки.
- Прости меня, - сказал он на торойзэне. - До сих пор я не был нужен никому. И сейчас просто испугался - очень многого, и очень сильно. Я знаю, это не оправдание, но всё равно - прости меня, пожалуйста.
Вампир медленно повернулся к нему.
- Что ты сказал?
- Прос… - Договорить Славян не успел, вампир вскочил с кресла, схватил его за рубашку и рывком поднял на ноги.
- Откуда ты знаешь своеречье?!
Торойзэн - "торо ойз йэн", "разговор-для-своих", в отличие от "нанро ойз оллон", нанройолона, любого иностранного языка, "беседы-для-чужих", чужеречья.
- Я засранца этого… - зло прошипел Доминик, крылья растопырились во всю ширь.
- Франциск не виноват, - торопливо сказал Славян. От испуга по спине побежали колючие мурашки. - Это я его уговорил. Он долго не хотел, правда. Я его просто дожал. Доминик, виноват я, мне и отвечать.
- Дурак! - Вампир отпустил рубашку. - Славян, тебе ни в коем случае нельзя пользоваться мудрым огнём, никогда.
- Ну ничего же страшного не случилось.
- Случилось! Мудрый огонь отнял у тебя два или три года жизни - как раз столько, чтобы выучить язык. Славян, человекам мудрым огнём пользоваться нельзя, он придуман волшебными расами и только для волшебных рас. Но если у нас огонь забирает одни лишь силы, то у вас ещё и время. - Вампир сложил крылья. - Не знал ничего твой Дарик, о человеках он вообще знает мало. А вот Эрвин знает много, потому и не соглашался. Неужели ты думаешь, вампирам так страшно, если кто-то своеречье выучит? Да учи сколько хочешь, но обычным способом. Всё лень ваша человеческая…
- Ерунда, - отмахнулся Славян. - Подумаешь, четыре года, мелочь.
- Славян, - почти простонал Доминик, - пообещай, что никогда больше не посмотришь на мудрый огонь.
- А ты пообещай, что не тронешь Франциска. Он ведь ничего не знал.
- Теперь узнает, - мрачно заверил повелитель.
- Доминик!
- Да не сделаю я ему ничего! Хватит того, что просто узнает, чего натворил. Нет, узнать он должен! Чтобы никогда больше человеков к мудрому огню не сажал.
- Мальчики, - приподнялся полусонный Жерар, - что такое? Вы ссоритесь?
- Всё хорошо, - сказал вампир и подкрепил слова ментальным посылом. - Спи.
Жерар опустился на диван, заснул.
- Жаль, тебя так не усыпишь, - сказал вампир Славяну. - Полночь уже, а ты всё скачешь.
- В самолёте высплюсь, там всё равно больше делать нечего. - Славян сел в кресло, вампир тоже.
- Славян, - сказал он, - что хотел от тебя Сокол?
- Самому бы кто объяснил. Я же тебе всё рассказал, менталку ты видел - тебе лучше знать, упустил я чего или нет.
Вампир укрылся крыльями.
- Всё выглядит полной чепухой и бредом, а Соколы никогда не чепушили. Хм… - задумался он. - А ведь действительно, есть чего испугаться: ходит эдакий загадочный русский, со стороны на сторону, из долины в общину, и везде, где не появится, - крутые перемены. Что в Латирисе, что в Эндориене, что Союзе Общин, что в хелефайском Великом Круге.
- Я-то здесь при чём? - возмутился Славян.
- Долины теперь закрыты и с внесторонья, а как закрыть, ты придумал.
- Нет, - ответил Славян. - Не я. Придумал управитель эндориенского телепорта и три его координатора. Мой вариант перенастройки они такими словами обложили, что и огурец покраснеет. Я всего лишь на подхвате был, они могли взять любого ходочанина, который умеет по внесторонью ходить. А таких немало, нанял же кого-то нитриенский владыка. И другие правители.
- В итоге все хелефайские долины, - сказал Доминик, - стали для Соколов недоступны. Телепорты у эльфов теперь лучше вампирских, а нам их не абы кто, а Соколы делали. Да и мобильность хелефайской стражи, армии то есть, втрое повысилась, тоже сюрприз поганенький. Не говоря уже про мощную экономию магических ресурсов. А не начни ты теребить эндориенского управителя с перенастройкой, ничего бы не было.
- Не ерунди. Я тут вообще ни причём.
Но вампир не слушал.
- Дальше смотрим, - Доминик хищно улыбнулся. - Вампиры. Новые обереги, которые оморочник не берёт, - вампир показал пластиковое ожерелье из чёрных колец и белых равносторонних треугольников, - раз. Членство в Братстве - два. А это уже изменение политической ситуации на двухстороннем масштабе, полное перераспределение политических сил. И третье: Соколы потеряли свою главную ударную силу - нас. И дело тут не только и не столько в утрате стратегической инициативы, и ни в резком усилении противника. - Вампир смотрел на Славяна внимательно, серьёзно и немного испуганно, так часто смотрел Франциск.
- Доминик… - начал было Славян, неловко стало перед таким взглядом.
- Ты отнял у Соколов игрушку, которой они забавлялись пять тысяч лет. Их вещь, их рабов. Их покорный скот, тягловых лошадей. Славян, - вампир смотрел на него с благодарностью, восхищением, преклонением (Славян покраснел, уставился в пол, пробормотал "Ну чего ты в самом деле"), - отныне ты можешь придти в любую общину в любое время и жить там сколько захочешь. Просто так - не живлянином, не гостем, а только самим собой. В каждой общинной столице у тебя теперь есть дом. Как ты любишь - на окраине, почти в лесу, изнутри обшит деревом, с гоблинской печью, когда дымоход под полом, чтобы тёплый был. С русской баней, вампирской планировкой комнат и гномьим камином в гостиной. Помолчи, - остановил его Доминик. - На все дома наложено заклятье вневременья. Когда бы и куда бы ты ни пришёл, тебя везде будет ждать жаркая баня, свежая постель, горячая еда и огонь в камине. Заклятье заперто на твою кровь, и никто другой не сможет войти даже в ворота.
О заклятии вневременья Славян знал. Дом словно выходил из временного потока в том виде, в каком застала его активация заклятья - с едой, огнём в камине, банным жаром. Возвращался из небытия, стоило отпереть замыкающий контур вневременья, таким, каким и был - со свежеприготовленным обедом и чистыми простынями.
- Так что уходить из общины соберёшься, - напомнил вампир, - приберись и поесть приготовь, чтобы в пустой свинушник не возвращаться.
- Доминик, - решительно начал Славян, - это слишком доро…
- Помолчи, - прервал повелитель Латирисы. - Так решил Союз Общин. И не спорь. Долг благодарности надо отдавать. И принимать!!! Или хочешь, чтобы тебе серебро сунули?
- Нет!
- Вот и молчи. И надеюсь, Латирисе ты всё-таки отдашь предпочтение.
- Спасибо, - только и пробормотал Славян.
Вампир ничего не ответил, сосредоточенно смотрел в огонь.
- Для Соколов ты теперь главный враг, - сказал он после долгого молчания.
- Но я же ничего не делал!
- То-то и оно. Если б делал, всё было бы просто и понятно. А так - перепугал ты их до смерти. Твоей смерти.
- Ерунда, - не поверил Славян.
- И не надейся, самая что ни на есть реальность.
- Доминик, - вспомнил начало разговора Славян, - если тебе неприятно, не отвечай…
- Да ты и так почти обо всём догадался, - вздохнул вампир. - Да, Славян, мы мутанты. Человеки сотворили сами себя, сами с ветки слезли, прошли путь от обезьян до людей, вы самородны, самосотворенцы, а все волшебные расы без исключения созданы, и созданы человеками. Так что раннесредневековые споры христианских и мусульманских церковников, есть ли у нас душа, начались не на пустом месте. К счастью, в девятом веке душу нам всё-таки решили оставить.