* * *
Сидя на кровати, Славян задумчиво созерцал содержимое рюкзака и соображал, а что же он забыл положить. Думать надо побыстрее, через пятнадцать минут на занятия идти, а он ещё не завтракал.
В комнату заглянул Нируэль.
- Дядя, можно к тебе?
- Нир, - тяжко вздохнул Славян, - сколько тебя просить: не зови меня дядей. Тебе тысяча сто двадцать один год! Ты старше меня на одиннадцать столетий.
- Ну и что? - пренебрежительно дёрнул ушами хелефайя. - Быть братом моего отца, а значит, моим дядей, тебе это не мешает. Можно зайти?
- Уже зашёл.
- Извини, - Нируэль взялся за дверную ручку.
- Нир! - простонал Славян. - Тебе самому твои спектакли не надоели?
- Никаких спектаклей, - с лёгкой обидой ответил Нируэль. Он сел на ковёр рядом со Славяном, сложил руки у него на коленях, внимательно посмотрел в лицо. Глаза такого необычайно яркого, насыщенного цвета бывают только у детей дарко и лайто. - Племянник должен оказывать дяде почтение, а ты… Славян, ты ведёшь себя как мальчишка.
- Я и есть мальчишка.
- Нет, - совершенно серьёзно сказал Нируэль. - Мальчишка так о себе никогда не скажет. Отец говорит, что ему часто кажется, будто старший из вас троих - ты.
- Ну вот ещё не хватало. На семью вполне достаточно и одного древнего хрыча.
Нируэль улыбнулся и тут же нахмурился. Лицом он похож на мать, которую Славян видел только на портретах, она погибла в бою семьсот лет назад.
- Ты завтра учишься? - спросил Нируэль.
- Конечно, завтра же пятница.
Нируэль глянул в окно, потом на заваленный книгами и тетрадями письменный стол. Коротко взглянул на Славяна и опять отвел глаза. Кончики ушей подрагивали.
- Нир, ну что ты мнёшься? Говори, чего хотел.
- Зачем тебе обязательно уезжать? - спросил он. - Да ещё так далеко.
- Нир, ты чего? Я не собираюсь никуда уезжать.
- Неправда. Ясновидное зеркало показало дальнюю дорогу.
- Это ещё нескоро, - ответил Славян. - На практику я весной уезжаю.
- Но зачем уезжать?
- Затем, что без практики не допустят к защите, - объяснил Славян, - а без защиты не дадут диплом, и все пять лет учёбы упырю под хвост.
- Я не об этом! Не считай меня идиотом. Зачем вообще уезжать ради практики? Что мешает тебе жить дома?
- В деревне сразу заметят, что по вечерам практикант куда-то бесследно исчезает. Это в городе никому ни до кого дела нет, в общаге я ночую, у подружки или в парке на скамейке. Из города можно ходить домой, а из деревни - нет. Придётся там и ночевать.
- Дядя, - Нируэль взял руки Славяна, прижал к своим ушам, - возьми меня с собой. Всё равно кем - учеником, оруженосцем.
- Ну что ты говоришь, какой оруженосец? Я что, чем-то похож на рыцаря? А ученики бывают только у волшебников. Мои способности в этой отрасли тебе известны лучше, чем кому бы то ни было.
- Тогда возьми меня с собой просто так, племянником, - не отступал Нируэль.
- Ну и как ты себе представляешь собственное появление на Техничке? - Славян высвободил руки. - Длинные волосы более-менее ничего, хиппи изобразишь. Уши - ладно, шапка закроет. А глаза? У человеков таких больших глаз не бывает. Хочешь все две или три недели проходить в тёмных очках на полморды, какие давным-давно не носят?
- Мало ли откуда у хиппи немодные очки, может, по бедности на помойке подобрал… Или мода наша такая, хиповая, кому какое дело.
- В городе - никому, - ответил Славян. - А в деревне ты сразу станешь предметом всеобщего внимания. Последствия представить нетрудно. Да и не ездят хиппи в деревню, делать им там нечего, хиппи исключительно городской цветок. И вообще, что ты не видел в человеческой деревне? В дупель пьяного механизатора?
- Я не хочу отпускать тебя одного. Дядя, - требовательно посмотрел Нируэль Славяну в глаза, крепко, почти до боли, сжал ему пальцы, - поклянись, что обязательно вернёшься в Нитриен.
- Ну а куда ж я денусь?
- Вы, человеки, всегда уходите, - сказал Нируэль. Верхушки ушей отвернулись к затылку. - Наши долины так прекрасны… А вам всё равно мало, вам постоянно надо что-то ещё… В долинах вам тесно… И вы уходите от нас. Так или иначе, но уходите всегда, как песок сквозь пальцы. А нам остаётся пустота, которую заполнить нечем. Славян, ведь ты не просто человек. Ты Нитриен-шен, ты часть этой земли, ты не можешь уйти как они. Славян, дядя мой, побратим моего отца, поклянись, что обязательно вернёшься в Нитриен. Что бы ни случилось, ты обязательно вернёшься домой. Поклянись.
- Нир, что с тобой сегодня? Трясёшься из-за практики, которая будет чёрт знает когда, аж весной. Тебя послушать, так я не на сев яровых, а в горячую точку воевать поеду!
- Поклянись! - потребовал Нируэль.
- Клянусь. Что бы ни случилось, но домой я приду. Доволен?
- Нет. - Нируэль отпустил руки Славяна, прислонился спиной к кровати, уставился на плинтус у противоположной стены. - Я буду доволен, только если ты останешься в Нитриене навсегда. Чтобы никуда не уезжать. Или будешь брать в поездки кого-то из нас.
- Нир, что у тебя стряслось?
- В том-то дело, что ничего. Вчера я трижды смотрел в ясновидное зеркало. Всё как всегда - тихо, спокойно и чисто. И твоя поездка в человеческую деревню будет очень удачной, староста… нет, председатель даже письмо в университет напишет, чтобы после учёбы тебя к ним направили, так ему понравится твоя работа… Но ты выберешь свободное распределение и продолжишь работать здесь, дома, в Нитриене… Будущее к нам по-прежнему благосклонно. Но я не верю ему. Позавчера на празднике, когда тебе выпало открывать танцы и королева бала надела тебе венок, я вдруг испугался грядущих дней. Так страшно мне не было уже пять столетий. Я даже не понимаю, чего боюсь. - Нируэль сел на кровать, уши повернулись к Славяну. - Как будто я заглянул в глаза самой судьбе.
- В глаза судьбе мы смотрим каждый день, каждое мгновение, - ответил Славян. - Просто не замечаем этого. А не замечаем только потому, что никакой судьбы нет.
- Только у тебя, - не согласился Нируэль. - Ты человек. Такое ни одна судьба не выдержит. Что бы она ни решила, человек всё равно всё по-своему сделает, лучше и не связываться, а смыться куда-нибудь подальше. Пока ты не принялся объяснять судьбе, что её нет - человека ведь не переспорить.
- Ты это Лариэлю скажи. Он кого угодно переспорит. Одно слово - хелефайя. Вот уж действительно кого не переспорить никогда и никому.
- В разговоре о мелочах, - ответил Нируэль. - Но не в делах серьёзных. Здесь всегда последнее слово оставалось за человеками. Теми же рыцарями.
- Не уверен, что к рыцарям применимо слово "человек", - задумчиво сказал Славян. - Да и людь тоже. Ох, - вскочил он, - философствуем тут с тобой, а я в универ опаздываю. И пожрать не успел. - Славян схватил со стола и сунул в рюкзак забытый МР3-плеер. - Ну всё, я побежал.
- Постой, - задержал его Нируэль. - Не ходи сегодня на занятия. Ну что тебе один день?
- Не ерунди, - отмахнулся Славян. - До вечера. - Он выскочил из комнаты.
Острый слух хелефайи различил едва слышный хлопок входной двери. Сердце тревожно сжалось.
- Ты поклялся вернуться, - прошептал Нируэль.
* * *
Охотники за головами подкараулили его утром возле университета. Славян немного опоздал, у лестницы, излюбленного места студенческих толковищ и перекуров, уже не было ни души. Из похищения запомнил только яркую до рези в глазах красную бандану на пронзительно-рыжих гоблинских волосах. И тошнотворный запах хлороформа.
Потом был грузовой контейнер, вплотную забитый перепуганными людьми разных рас со всех трёх сторон, невыносимо смердящий испражнениями, то обжигающе холодный, то убийственно горячий. Ладно ещё, воздуха, пусть и вонючего, хватало - похитители предусмотрительно заменили цельнометаллическую крышу решёткой. Но кричать, призывая на помощь, бесполезно - слышать призывы некому. Пробить щель на внесторонье и уйти, прихватив с собой хотя бы нескольких товарищей по несчастью, не получится, - контейнер из нержавейки, она замыкает пространство в неразрывный контур. Тряская просёлочная дорога, шоссе, переход через внесторонье. Дальше несколько часов летели на самолёте. В аэропорту перешли на Срединницу, - Славян успел заметить зелёные отсветы. Судя по обрывкам разговора, привезли их в какую-то арабоязычную страну, языка Славян не понимал, но узнать сумел. Контейнер дёрнуло возвраткой, пленников швырнуло друг на друга. Лязгнул замок, двери контейнера распахнулись.
Привезли их в подвальное помещение какого-то казённого заведения. Гладкие стены, выкрашенные в бледный серо-зелёный цвет, люди в песчаного цвета форме военного образца - шесть человек, три гоблина и один лайто. Уши тревожно подёргиваются, лайто цепко вглядывается огромными пронзительно-голубыми глазищами в лица пленников, словно ищет кого-то.
- Эльф, - изумлённо выдохнули сразу несколько голосов. - Настоящий эльф!
Глаза у хелефайи сверкнули холодной яростью, тонкие красивые пальцы с длинными посеребрёнными ногтями стиснули хлыст. За оскорбительное прозванье пленникам придётся заплатить очень дорого. Алиира у лайто нет, зато есть нашивки заместителя коменданта крепости. Но название крепости Славян разглядеть не успел, хелефайя отошёл в сторону.
У всех на форме знак ордена Соколов - солнечный круг с соколиными крыльями, дизайн со времён основания Нехена не изменился. Что ж, этого следовало ожидать. Охотники за головами, смешанные эльфийско-человеческо-гоблинские банды, частенько воруют и продают людей в лаборатории Соколов. Техносторонцы ценятся особенно высоко, из-за полного отсутствия магии в организме их кровь становится сырьём для какого-то регенерационного средства высочайшей эффективности.
Боевая пятёрка - только человеки - стояла в охране, гоблины сортировали пленных, а лайто и шестой человек что-то тихонько обсуждали. Судя по нервно и немного испуганно трепыхающимся ушам хелефайи, дела у них идут неважно.
Рубаху с приколотым к углу воротника алииром-стрекозкой со Славяна сняли ещё на Техничке. Где бы ни был долинник, через алиир он может послать в Совещательные Палаты просьбу о помощи и притянуть к себе спасательную группу - даже на Техничку или одинарицу. При мысли об алиире Славян невольно улыбнулся: на Техничке брошка - украшение исключительно женское, но снимать алиир он не собирался, это было бы оскорблением и для Нитриена, и для братьев, даже если они никогда о нём не узнают. И раз вынужден показываться на люди с "нетрадиционным" украшением, носить его тоже надо нетрадиционно. Славян приколол алиир к левому уголку воротника рубашки. Сначала студенты и преподаватели удивлялись, потом у Славяна нашлись последователи, а месяца через два маленькая брошка на воротнике стала самым модным мужским аксессуаром в городе. "И всё-таки хорошо, что алиира нет, - подумал Славян. - Вряд ли я бы удержался и не позвал на помощь. А тянуть к Соколам других нельзя".
Гоблины толкнули Славяна к техносторонцам. На ногах он не устоял - больше суток без еды, в вонючем контейнере, в тесноте. Навалилось тяжкое полузабытьё, когда тело уже не слушается, разум происходящее осознаёт слабо, но способность слышать и видеть ещё сохранилась.
- Этого - в пятый сектор, в четырнадцатый отсек, - приказал по-английски комендант, тот человек, который разговаривал с лайто. - И осторожней! - рявкнул он на гоблина, который швырнул Славяна на медицинские носилки как мешок с мусором. - Особо важный объект. Головой ответишь.
Комендант добавил что-то ещё, но Славян не понял, английский, по настоянию братьев, он начал учить всего четыре месяца назад.
Катились носилки легко и мягко. Столь же мягко двигался и скоростной лифт. Гоблин привёз Славяна в просторную белую комнату с яркими бестеневыми лампами. В комнате десять высоких и широких чёрных ванн, по пять с каждой стороны. "Дизайнер им попался туповатый", - попытался съехидничать Славян. От страха желудок сжался в напёрсток. "Подохнуть бы побыстрее. Пока не превратили в какого-нибудь зомби. Хотя какой из меня воин-умертивие… Хоть тут от калечества польза - всего лишь перегонят на лекарства. Никого убивать мне не придётся".
Гоблин быстро снял со Славяна остатки одежды, посветил карманным фонариком в зрачки, прикоснулся кончиками пальцев к точкам жизни на теле - касание профессионального целителя, чуткое и осторожное. Гоблин нахмурился: жить объекту оставалась ровно одну ночь, просто удивительно, что при такой серьёзной сердечной патологии он не скончался по дороге. Куда бы ни собирался употребить его комендант, раньше чем через двое суток объект к работе готов не будет. Гоблин подкатил носилки вплотную к краю ванны. Славян содрогнулся: заживо раствориться в каком-то серебристом желе… "Страшно, как же мне страшно, мама, услышь меня, забери к себе!" Гоблин опять прикоснулся к точкам жизни Славяна. От прикосновения или от невозможного страха, но тело Славяна вернуло способность двигаться. Он обеими руками вцепился в форму гоблина и рванул его на себя. В ванну они свались вместе. Гоблин попытался вывернуться, но Славян цепко обхватил его руками и ногами, дёрнулся, глубже уходя в желеподобную массу. Хотя бы одного врага, да заберёт с собой. Теперь и подыхать не страшно.
Дышать серебристое месиво не мешало. И плоть растворять не собиралось. Наоборот, оказалось приятно прохладным, пахло ванилью и мятой, любимыми запахами Славяна. Медик послушно лежал рядом, терпеливо дожидался, когда пациент сообразит, что оказался в регенерационной купели. Едва хватка ослабла, выскочил из ванны - оказавшийся прирождённым воином обезьяныш обязательно попытается задушить, а драться в купели глупо, можно повредить дорогое оборудование. Понятно теперь, почему несмотря на изувеченное тело и полное отсутствие волшебнических способностей технородец отнесён к категории "особо важный объект" вместо "ценное сырьё".
Серебристая слизь медленно стекала на пол. В купели барахтался объект. Врач усмехнулся. Не тщись, дружочек, купель отпустит тебя сама, когда сочтёт мало-мальски здоровым. И привыкай, для полного исцеления тебе понадобится не менее пяти сеансов, по трое суток каждый. А пока и суток будет достаточно, просто приведём тебя в относительно рабочий вид. Ну а дальше комендант решит, для какого рода войск тебя готовить. Моя рекомендация - диверсионно-разведывательное спецподразделение. Есть в тебе что-то особенное, непохожее на простого воина. Гоблин настроил управляющую панель и ушёл переодеваться.
Славян попыток выбраться из регенерационного раствора не оставлял. Даже подумать невыносимо, сколько людских жизней загублено, чтобы наполнить это корыто! Вязкая масса упорно тянула его на дно, лезла в рот, в уши - нежная, вкусная, ароматная, упоительно приятная в каждом прикосновении, сопротивляться ей не оставалась ни сил, ни желания. Наслаждение, которое доставляло серебристое желе, превосходит все мыслимые и немыслимые удовольствия - секс, наркотики, парение в безграничной пустоте внесторонья…
Наслаждение, купленное людскими муками и смертью. От ненависти и омерзения бросило в жар, впитать обильный пот без остатка желе оказалось бессильно, тело скрутила судорога, желудок подскочил к самому горлу. Славяна вырвало, поток блевоты смешался с мочой и калом, - распалённое душевным отвращением, тело как могло избавлялось от малейших остатков регенерационного раствора. По барабанным перепонкам ударил ультразвук. Славян зажал уши, закричал - на какие-то мгновенья это помогло заглушить звук. И едва не захлебнулся в желе. Уцепился за край ванны, вынырнул, вдохнул - воздух обжёг лёгкие. Славян откашлялся, выбрался из ванны.
Слизь потекла на пол, Славян дважды поскользнулся, упал. Отполз на чистый участок пола, счистил остатки желе. Одежду бы теперь хоть какую-то найти. Но в первую очередь - оружие. Славян кое-как отодрал крышку с панели управления ближайшей ванны, разломил на продольные половинки. Получилось некоторое подобие ножей.
Гоблин из пистолета, заряженного снотворным, выстрелил ему в плечо.