Анил замер, вспоминая сон и смотря на удар от полена, его охватил страх. Он же мог его погубить. Над сном надо будет ещё подумать, он не просто так явился к нему, в нём есть правда и скрытый смысл. Пробормотал про себя он, ища в то же самое время, что то в сумке.
– Выпей это, оно помогает при боли. Прости меня, это не я тебя хотел забрать. Маг сел около мальчика, прижав к себе, он почувствовал, биение сердца и как ритм его дыхания подстраивается под малыша. Слёзы радости и переполненного чувства любви текли у него из глаз первый раз в жизни, обычно это было или от смеха или ветра.
– Ну, что бойцы страны сновидений. Кто-то вчера так спешил в деревню. Давай садись на меня, а ты, любитель горячих снов, идём уже. Голос звучал уверенно, по праву считая себя спасителем. – Чтобы вы делали без меня? Положил руку на плечо Алину, давая понять, что пора идти.
– Ты прав, надо идти.
Дивэд усевшись, поудобнее, на плечах Голоса произнёс – "На самом деле, чтобы вы делали без меня?". По лесу пробежался меж деревьев, как весенний ручей посреди поля весёлый смех и компания направилась в сторону деревни.
– Кто-то мне обещал вчера рассказать, откуда этот монстр на нас навалился.
– А кто-то про красивую молодую спутницу, что нашла тебя сама невидимого.
– А я вам обещал показать дорогу ко мне в деревню. Так сверните здесь направо и шагайте до того холма. Там уже рукой подать.
Любой ответ ложь. Хотя бы потому, что нет ответа, что не может породить ещё десять новых вопросов. Так же и лес всегда врёт, обвораживая своей тишиной вооружившейся массой опасностей. Но кто хотел про них думать, когда за спиной остались такие преграды, а впереди был холм где их ждала деревня с горячим молоком и блинами.
…
Опираясь на круглую ручку посоха одной рукой, а другой, поправляя сумку, Анил пытался понять, что произошло в деревне. С той стороны, откуда они подошли, всё селение лежало как на ладони. За деревянной стеной (она служила защитой от ночных зверей в основном) выглядывали круглые крыши, создавая впечатление, что это холмы, ведущие к горе. В центре было единственное высокое здание – это место, где собирались все и слушали музыку, а дети играли в свои игры.
Мешало ему одно: – всё это выглядело мёртвым и безжизненным. Даже не было видно дыма ни с одной трубы. Дороги, ведущие к селению, были пусты. Озеро, раскинувшееся на другой стороне долины, было как зеркало, отражая только небо и облака, но ни одной рыбацкой лодки, никто не спустил на неё сегодня похоже. Всё это было нетипично для утра там, где жили люди. Дорога, начинающаяся на вершине, была покрыта листьями и плотной травой. Она уже успела подняться и выпрямиться, забыв, когда на неё последний раз кто то ступал. Налетевший с лесу утренний ветерок бросил всем в лицо немного холода, заставляя их проснуться и забыть про ночь, проведённую в лесу. Лай собак оттуда ещё больше насторожил Мага. Собаки домашние животные, и их вой со стороны леса придал всей этой ситуации ещё более зловещую сторону. Он не понимал никогда за что люди любят тех, кто готов смотреть тебе всегда в глаза, и предан тебе до конца. Он всегда ощущал к собакам внутреннее непонимание и какую – то брезгливость, но никогда не думал причинить им вред. Своё мнение он поменял, кода, он стал свидетелем того как они спасали людей в горах. Но пока не был готов завести такого друга у себя дома.
– Вон мой дом. Только, почему мама не топит печку, как она собирается меня кормить горячими блинами, если нет дыма? Его детская простота и ещё сохранившаяся вера в то, что всё вокруг идеально не давало ему возможности по-настоящему оценить происходящее. Он даже, если бы и захотел, не смог бы увидеть и сотую часть того, что увидел Анил. Он был ещё тот ребёнок, что пока слышал только смех и видел одну радость.
– Ну, давайте спустимся и позавтракаем. Я жутко хочу согреться, и мне не терпится увидеть её и сказать ей спасибо. Голос дрожал от холода, и если бы его можно было увидеть в эту минуту, наверное, выглядел бы он очень жалко.
– Ты не только прозрачный, но и слепой. Произнёс про себя маг, пытаясь настроиться на первый шаг. Ещё раз, посмотрев вниз, он понял, пока он не спустится туда, он не поймёт всего масштаба катастрофы, что могла произойти. Только при мысли о том, что он тоже участник всех этих событий, ему захотелось закрыть лицо от стыда, лечь на землю и плакать. Не останавливаясь кричать, веря и надеясь, что это загладит вину хотя-бы перед самим собой. Их уже не спасти и не вернуть, в этом мире они погибли – пускай он будет параллельный и второй, но это живые люди были. Закрывая глаза, он слышал их голоса и видел лица, укоряющие его в своих страданиях.
Но стоя на этом месте, оставалось одно – принять это и жить с этим до конца своих дней. Сон ещё раз раскрылся перед ним, и он до конца прочитал послание подсознания.
– Идёмте, мне уже не терпится показать Дэвиде моего нового друга. Мне никто не верил в деревне, что есть человек-невидимка. И он первый, кто ринулся в деревню, даже не смотря назад. Идут за ним или нет, вообще его в ту секунду не интересовало.
– Делать нечего, надо идти. Если он единственный, у кого есть возможность помочь этому мальчику сейчас, а его знания – нет их ни у кого сегодня, спасут малыша от неверных шагов в будущем, надо идти. Он чувствовал, что он начал привязываться к Дивэду. Неизвестное чувство любви и ответственности всё больше начинало им овладевать, да он и не сопротивлялся им, давая времени внести свои поправки в его внутренний мир, что был недавно отдан полностью магии и её величию.
Утром его посетило желание обнять этого малыша, поцеловать в щёки и держать его ладошку у себя. Просто быть рядом и слушать, как он смеётся и весело рассказывает свои фантазии. Но он сдержался, не зная почему. Наверно уже знал, – ему судьба представит ещё не один раз это сделать ещё более искренне.
– Несмотря ни на что, он должен понять, а понять, – это надо увидеть всё своими глазами. С этой мыслью, зазывая рукой Голос, он двинулся за своим юным другом.
Внезапно, будто тысячи волков по чьей-то невидимой указке открыли рот и завыли, заполнив всю долину собой – раздался крик. Только жуткий страх, замешенный на самом ужасном, что могло случиться у него в жизни мог родить эти звуки. Что-то нечеловеческое, но исходящее от него летало в воздухе, зазывая всех прийти к нему на помощь.
Сбросив первый шок, как придорожную пыль и выйдя из оцепенения, Анил начал бежать по тропе холма вниз. Не думая ни о чём, приподняв посох, чтобы он не мешал, не обращая внимания на ледяной ветер, он подбежал к Дивэду. Его трясло, и он как вкопанный стоял и орал. Они были ещё далеко от городских ворот, но первые отпечатки войны уже были по обе стороны дороги. На обочине с одной стороны лежала голова с открытыми глазами, в них ещё была жизнь, перед тем как расстаться с телом она посмотрела на небо и прищурившись от слепящего солнца улыбнулась, держащему топор, в лицо. Похоже, этим её хозяин и разозлил тех, кто пришёл в деревню. Она была одна в этом месте, наверно её выкинули, когда уже покидали это место. То, что ещё ни какие звери или птицы не успели обглодать её, говорило о том, что она здесь недавно. С другой стороны была разбросана детская одежда. Наверно, тот кто покидал деревню, решил часть выкинуть ещё в дороге, чтобы не возиться с ненужным потом.
– Это наш кузнец, он наш сосед. Дрожащим голосом, вытирая от слёз, лицо произнёс Дивэд.
– Ощущения и чувства могут разбудить любую мысль и вытащить из подсознания любое воспоминание, а вот мыслям не дано заставить чувствовать. Который раз за сегодня Анил произнёс что-то лично для себя. Увиденное отказывалось улечься спокойно, где-то в сознании, и всё время призывало думать, что ещё стоит им увидеть. – Не ходи со мной дальше, не надо. Я найду твою сестру с мамой, и мы уйдём туда, где ещё нет войны.
– Вы добрый человек, но я хочу увидеть последний раз своих сам. Голос его в одно мгновение превратился в строгий баритон взрослого человека.
– Анил объясни мне, что здесь произошло и кто эти люди, что могут такое сделать. Голос до этого молчавший, решил заговорить.
– Оставь свои вопросы на потом, от них одни хлопоты. В его голосе звучала злость и раздражённость. Судя по тому, что разговор не развился, Голос понял и замолчал.
– Твой выбор, малыш. Дай мне руку, и пойдём.
– Я старший.
– Кто бы с тобой сейчас спорил. Твой выбор малыш.
Деревня встретила их тишиной, что висела в воздухе мечом, вынутым из ножен. Приготовившись, в любую секунду ударить по тому, кто её нарушит или даже дотронется. Окна тихих улиц смотрели друг на друга открытыми ставнями с опущенной продырявленной головой. Практически везде были выбиты стёкла и через них был виден бардак и переполох в каждом доме. Стулья, столы кухонная утварь лежала грудой уже ненужного мусора посреди каждого дома. Армия обезумевших захватчиков что-то искала, не было дома, куда они не зашли. Не было уголочка, куда бы они, не заглянули, и об этом говорил любой камень в этом селении. Щепки от оторванных ставен вперемешку с осколками разбитых окон игрались с солнечными лучами. Любой солнечный зайчик, попадая в глаза, пытался раскрыть их ещё больше, чтобы идущие не пропустили ничего. А если и жмурились бы, то не от солнца, а от ужаса вокруг.
– Наш портной, моя учительница, пастух, молочница, мой друг Ретеп, подружка Дэвиды Слозэн. Бормотал про себя Дивэд, проходя около каждого дома.
– Ты, что-то сказал? Маг, наклонившись к нему тихо спросил.
– Да нет, просто говорю, кто, где жил. Так просто, сам для себя.
Улица всё больше расширялась, дома в селении были одинаковые. Сами дороги были построены так, что к самому высокому зданию все дороги становились шире. Если посмотреть сверху, то создавалось впечатление цветка на тонких ножках. Так строили с издавна, и никто даже не думал удобно это или нет. Жили люди и радовались, веря, что жизнь такова, только из-за того, что так захотели более сильные и будь она другой, их бы тут не было, чтобы её прожить. Смысл видели в простой вере, что судьба, преподнесённая это хоть и один из сценариев, но он их, и им его надо отыграть на сцене жизни. Пока в деревню не пришли искать то, про что они даже не знали, что оно у них есть или было.
Четырнадцатая глава
1973 от начала рукописей, 5013 от нашего появления на этой планете 111 день после начала описания проекта
У любой свободы, есть тоже границы.
Отвага, проявленная в бою, в основном переплетается с ненавистью и боязнью так сильно, что их не разлучить. Обычно ненависть к врагу пытается ещё перед сражением побороть страх, но не всем это удаётся, и тогда они отправляются на войну с двумя врагами – одним внутренним, а другим, что должны ещё увидеть. Храбрость же всегда себя делили на осмысленную и животную. Животная была подобна всплескам волн во время бури. Могла убить не думая, и защитить, не зная для чего. Но у бывалого война вырабатывался со временем инстинкт самосохранения, и он защищал его не хуже меча и щита в бою и в жизни. Так же и обдуманная смелость, это искусство для, опытных. Много ходило легенд среди людей про тех, кто командовал армиями и находил не простые решения в критические минуты жизни, но всех их объединяло одно – стремление победить. Но в то же самое время в книги Долины было записано – "Мужество, что требуется послать армию в бой и командовать ею, не всегда хватает для того, чтобы в ответственные и опасные моменты в жизни воспользоваться им". В это верили в селении у Илеш и старались во время тренировок у девочек как можно ближе всё делать похожее на бой. Но войны здесь боялись и не хотели, как и во всей долине. Были те, кто преклонялся перед самой попыткой остановить войны, а были те, кто просто смеялись над этим, но молчали. Тихо вспоминая истории былых времён и мечтая у огня, когда собирались послушать очередную былину или притчу, посетившую эти края.
Голос костра, жонглирующего языками пламени, выдавал знакомую мелодию ещё с детства. Илеш понимала, если она хочет найти ответы на свои вопросы ей нужно минимум встать и начать говорить. Шипение костра было, настолько близко, что чувство жара стало ощущаться на лице, на руках и стопах ног принуждая её открыть глаза. Костёр был на самом деле, рядом, приглашая сесть около него, обещая отдать всё своё тепло любому.
– Сажусь, сажусь я около тебя, ну рассказывай где я? Чувствуя боль ещё по всему телу девушка примостилась на плоском камне рядышком. Поджав под себя колени и вытянув руки к огню, чувство чего-то прошедшего из глубокого детства пробежало внутри.
– Да нет, чего ему говорить, он греет и всё. Вот как ты себя чувствуешь и, что помнишь, расскажи. Голос вернулся опять, повернув голову налево, она увидела хозяина этого мягкого шёпота.
Он выглядел старше её на много, но слишком правильные черты лица придавали ему некую гордыню, что расходилась с его голосом. В глазах ярко выражалась уверенность в себе и в то же самое время усталость от всего происходящего. Обычно хозяева таких глаз владеют острой интуицией и возможностью предчувствовать. Он это старался скрывать, стесняясь своего дара, или выкидывал это как козырь, когда ему надо было это. Для Илеш это было ещё не понятно. Но она чувствовала внутренний огонь и тепло, хотя это он пока искусно скрывал, ей не помешало с первого мгновения протянуть руки и захотеть открыть ему свою душу. Сощурив свои глаза, давая возможность приблизиться бровям, друг к другу, приоткрыв крепко сжатые тонкие губы, он не дождавшись ответа, произнёс – "Ну, ты как? Не молчи".
– Как? Как может себя чувствовать человек, побывавший в лапах монстра. Где Ленад и почему ты со мной сидишь, а не он.
– Я Ленада послал к нам во дворец, за мечом. Не воевать же ему голыми руками.
– Каким мечом? Для него меч как для тебя свирель. Он же всю жизнь при дворе прожил, а там, в лучшем случае на деревянных игрались в детстве.
– Почему, ты считаешь, что я не могу на свирели сыграть. Он приблизился к ней так, чтобы она не смогла отвести взгляд ни куда кроме костра. Это был старый трюк. Человеку ни чего не оставалось кроме того как правду говорить или замолчать смотря на огонь. Зачастую тишина лучший рассказчик.
– Посмотри на свои руки. Ты на меня не обижайся, но не придумали для них ещё инструмент. Илеш попыталась улыбнуться, но почувствовав боль в верхней части лица, быстро забрала улыбку с лица. – Меня, я вижу, ты знаешь, как зовут. Тебя-то как?
– А, ты на самом деле умна, как Ленад и говорил. Зови меня Мастер.
– Мастер? А, что ты умеешь делать, если ты такое имя себе выбрал.
– Не выбирал я сам, мне при рождении дали.
– Родившись, мы умеем только кричать и плакать, а вы уже свирель в руках держали что ли? Так кто тот маг, что в пелёнках рассмотрел ваши все таланты, отважившись на такое имя.
– Ну, допустим не свирель, а молоток и долото для работы с камнем. Он рассмеялся и подкинул пару поленьев в огонь.
– Я слышу по голосу ты издалека, и это не твой родной язык. Со мной можешь общаться на любом я пойму тебя. Не зная, зачем – произнесла Илеш.
– С удовольствием, мне будет так легче. Ты наверно росла при дворе и выучила там много языков. Но мы с вами не контактировали уже очень давно, откуда вам известен наш язык.
– Не важно. Ты же не спрашиваешь, откуда этот свет, ты просто пользуешься им. Протянув руку к небу, сказала Илеш.
– Солнце всегда было по полудню там и ни когда не опаздывало, так и не было причины задумываться над этим. Улыбнувшись, произнёс незнакомец. – Скажи мне, а как Ленад к вам дорогу найдёт, если наши долины ни когда не контактировали.
– Я не сказал ни когда, я сказал давно, а дорогу ему звёзды укажут. Там где заканчивается симфония, начинаемся мы.
– Чем вам не нравиться наша симфония, тяжело слушать или боитесь прикоснуться к прекрасному. В глазах Илеш пробежал страх. Она просто вдруг подумала, что он ей врёт, и она ошибается в его искренности, когда его слушает.
– Да, нет, совсем не так. Я живу там, где мы постоянно создаём новое, и каждое утро прикасаемся к мёртвой глыбе, зная как её оживить, придав ей форму. А вы здесь, погрузились в мир собственных фантазий, отдавшись на растерзание собственных чувств. Вы готовы верить, в то, что не видите, не слышите и даже не ощущаете. Ваш мир как мыльный пузырь, выпущенный во время игры ребёнком. С большим количеством надежд, но с прозрачными границами для их исполнения. Если, что-то не исполняется, вы это списываете на плохую веру. Так легче Магу долины вами управлять, а вам жить. Но это блеф, как и те границы, что построены в вашей долине. Они не рухнут, и через них никто не пройдёт, но они вас и не защитят. – Ты не веришь в чувства, что может вызвать музыка. Ты не ощущаешь ту силу, что даёт утренняя симфония. Наверно ты не слышал музыки в храме самом, мне тебя жаль – Илеш это произнесла с таким рвением и уверенностью, что не оставила места для сомнения.
– Слышал, чувствовал, перевоплощался и растворялся в мелодии у себя в долине. Но после этого возвращался к действительности, отдавая предпочтение тому, что я вижу и к чему могу прикоснуться. Илеш начинала путаться в его словах, но понимала его дорога не лишена разума. Только она другая.
– Наверное, ты прав – тихо сказала она, пытаясь разобраться в тех чувствах, что вызвали его слова.
– Наверное, ты говоришь? Я попробую себя объяснить. Если ты заболела? Ты идёшь к знахарю, тебе неважно, почему болит в минуту нетерпимой боли. Тебе нужна помощь. А ты её не получаешь в связи с тем, что у тебя стараются найти причину, а найдя её, говорят – "Вера в выздоровление тебе поможет". Я слышал, что кому-то помогает. Но не вера их лечит, а случай.
– Но ты не можешь отрицать внутренний мир и его безграничную возможность во всём. Да, при условии веры, это так.
– Не отрицаю и не убираю. Но это дополнительный инструмент, а не основной. Ты знаешь при обработке камня, сколько есть разных насадок для основного долота? Все они для одного, – придать ему лучшую форму и сделать его отличным от других. Даже две капли воды, падающие с одного листка разные по форме и по вкусу. Мастер взял паузу, ему хотелось услышать ответ. Он на самом деле желал, чтобы его поняли. Но поняв, что Илеш погружена в себя, он продолжил сам.
– Когда человек тонет в быстрой горной реке, где даже вода его враг, не говоря, про течение. То никакая вера здесь не поможет ни в собственные силы, ни в высшие. Его спасёт только умение плавать или кто-то на другой лодке. А если нет ни того ни другого, то просто нужно уповать на случай, что твоё бездыханное тело выбросит течением на берег и тебя там найдут. И вера здесь, ни при чём. Ты со мной не согласна? Он обнял её одной рукой, прижав к себе так близко, что она услышала биение его сердца и ровное дыхание, подыгрывавшее ему в такт.
– Жаль мне вас, но каждый выбирает свой путь.
– Не думаю, что нас надо жалеть, если мы искренне счастливы в своём мире. Пускай он будет даже неправильным по вашим понятиям.
– Да вы просто не видели другого. Он отсел от неё на то расстояние, чтобы видеть её получше и говорить с ней в открытую.