Ангелина отключается. Она чувствует себя нехорошо. Какое-то беспокойство на уровне живота, даже лёгкая тревожность. И не отпускает уже сколько времени. Сёрфинг на время снял это ощущение, а сейчас опять. Она пытается проанализировать, что с ней происходит. С одной стороны, ей дорог этот человек, и она не хотела бы, чтобы с ним произошло какое-то несчастье. С другой стороны, она сама его попросила помочь практически посторонней девушке, то есть направила его на этот путь. Но ведь он взрослый человек, и сам несёт ответственность за свою жизнь. Так почему же при мыслях об Оливере у неё в животе колики, и в мозгу вертится рулетка "Поле чудес. Сектор миллион", как она иронично говорит себе при интенсивных переживаниях. Пройдёт – не пройдёт. С рук сойдёт – не сойдёт. Как же она любит риск! Этот кайф от риска. Адреналин. Ведь далеко не все люди такие, не все любят опасность. Вот она любит, и Оливер тоже любит. По крайней мере, он говорил это раньше. Хотя в последнее время он, кажется, успокаивается. А может, его стремление к опасности было результатом ухода от переживаний об умершей жене? Ведь именно в тот момент они и познакомились. Что ж, если это так, это хороший знак. Он уже пережил смерть и приходит в норму, возвращается к своему естественному образу мыслей и восприятию. Тогда, возможно, Ангелина перестанет связывать с ним своё будущее, и они так и останутся просто друзьями, а их отношения так и не станут чем-то большим. Он рискует, чтобы заглушить боль, а для неё риск – её сущность. У неё в мозгу такое содержание эндорфинов. Не зря же она генетик. Она уже изучила всё, что касается нейромедиаторов. И ничего тут не изменишь. Она такая родилась.
В философской праздности проходят часы, и Ангелина не замечает их. Они просто текут и текут плавным ходом через неё. Торопиться некуда. Её размышления дают успокоение, возвращают внутренний комфорт, проясняют ситуацию и отношение к ней. В конце концов, ей только и остаётся, что находиться в этой лёгкой тревожности, зная, что это не будет вечно, что это надо пережить. Главное, она здорова и живёт полной жизнью. Сейчас она пойдёт в институт, и ей предстоит исследование нематод. Это очень интересно и поглощает всё её внимание. А Оливер – взрослый мужчина, разберётся сам.
В Санкт-Петербурге наступает вечер и Оливер, снарядившись в бойцовский брезентовый костюм, оставшийся со времени учёбы в институте, устойчивый к ножевым порезам и пуленепробиваемый, берёт рюкзак с каларезом и тросом на всякий случай и выходит в сырой вечер.
По вечерам запах гниения уменьшается. То ли выветривается за день, то ли ночь укутывает его тьмой, то ли он впитывается в поток людских тел, вдыхающих его. Так или иначе, но вечером он слабеет. А в небе его вообще нет. В таком случае лучше жить ночью, думает Оливер. Без вони и кучи народа. И тут же осаживает себя за такие мысли. Не всем же так повезло, как ему. Хотя каждый – творец своей судьбы. Если ему и повезло, значит, он достоин этого, значит, он много работал и старался. "Везение – результат тщательной подготовки", – сказал кто-то из великих.
Выйдя на крышу дома, он сигналит красным фонарём ночного видения для привлечения внимания клаудуза и в ожидании слышит звуки скрипки. Кто-то музицирует. Ошибается, снова пытается взять нужную ноту и проиграть миниатюру. Несмотря на смерть вокруг. Как последняя попытка остаться в живых. Оливер думает, что это хороший знак. Он усаживается в подлетевший клаудуз, говорит пункт назначения и ещё раз прокручивает в голове план действий. Ощущает лёгкий страх и тревогу. Это естественно.
Он планирует разрезать дверь и вломиться в чужое жильё, а гарантии, что София именно там, не особо-то большие. Может, трейдеры ошиблись, всем ведь свойственно. По просьбе Оливера клаудуз припарковывается чуть подальше от названного адреса. Через три минуты он подходит к двери дома. Несмотря на то, что уже двадцать три часа и темно, ни в одном окне фасада не горит свет. Он огибает дом, и здесь видит свет на втором этаже. Очень слабый, как от светильника-ночника. Он огибает следующий угол, потом ещё. Обойдя дом, он решается вломиться в дверь со стороны, как раз противоположной к светящемуся окну. Достаёт свой каларез, включает его и, проведя лазером по двери, вырезает прямоугольник в свой рост. Ножом подтягивает на себя и вынимает кусок. Осторожно. Шума практически не создаёт.
Теперь, когда есть вход, он стоит и прислушивается к тишине. Всё тихо, ни шороха, ни шелеста, ни свиста. Где-то далеко гудят машины и клаудузы. Вдохнув полной грудью и выдохнув, он входит в дом. Здесь кромешная тьма, и он включает подсветку на сети. Направляет руку по сторонам. Это какой-то чулан. Много хлама и барахла, кругом пыль и грязь. И воняет хуже, чем гниением. Какой-то мертвечиной. "Ужас, – мелькает в его мозгу. – Это просто чулан, и он не ведёт в дом. Придётся снова вырезать дырку или поискать другой вход. Какая разница? И там придётся вырезать. Ладно, раз уж зашёл сюда, так дальше и двинусь, вырезая и устраняя преграды на своём пути". Он опять достаёт каларез и вырезает отверстие в стене. Пролазит. Сейчас он попадает в коридор. Здесь пусто. Ни картин, ни ламп, ни стульев. Совсем пустой коридор. И даже нет никакого хлама, как это обычно бывает, – там мешочек валяется, там тряпочка. Ничего. Он выбирает направление и идёт сначала направо, здесь коридор заканчивается дверью. Оливер открывает её. Это ванная и туалет. Он заходит, видит туалетные принадлежности и предметы.
Здесь живут люди, один или два человека. Хотя зубная щётка одна, на полке стоят женские духи и мужской одеколон. Духи какой-то очень старой марки, которую уже давно сняли с производства. Шанель № 5. Мужской одеколон обычный, такой продаётся на любом интернет-портале. На верхнем ободке раковины он замечает капли крови, как будто смывали и не заметили. Уже засохшие. "Может, кровь из носа шла?" – предполагает Оливер. Он открывает шкафчик и видит лезвие, тоже столетней давности. Опасное лезвие. И на нём остатки крови. Он трогает пальцем острую сторону. Она затупилась, непонятно, как режет. "Неужели хозяин – суицидник, извращенец, получающий кайф от боли и вида крови? Есть такие больные люди. Да, не хотелось бы иметь дело с отмороженным маньяком. И если София здесь, жива ли она ещё?" Оливер разворачивается, чтобы пойти дальше и вздрагивает, потому что у входа в комнату стоит высокий мужчина-альбинос с ухмылкой на губах, а в руке он держит что-то вроде пистолета.
Оливер не успевает сориентироваться и отскочить в сторону, как его настигает разряд дальнего электрошокера, именно он в руках у незнакомца. Обжигающая резь по щеке, и Оливер падает парализованный, не в силах пошевелить ни руками, ни ногами, ни телом, ни головой. Лицо одеревенело, подвижными остались лишь глаза. Он пробует открыть рот и произнести слово, но получается нечленораздельное мычание. Только мысли в голове: "Вот дурак, как я мог так попасть? Чёрт! И как он зашёл, что я не услышал шагов? Может, по камере видеонаблюдения увидел? А, точно. Я же видел камеру и не отключил. Тут всё казалось таким заброшенным и нежилым, что думал, и камеры не работают. Ненавижу электрошок. Вероятно, это и есть Макс Негулески. Чёрт. Вот попал! Эх, неудача какая. Гадство". Оливер чувствует бессилие и беспомощность, и слёзы готовы предательски вырваться наружу. И миссию свою не выполнит, и как посмотрит Ангелине в глаза? А может, уже и не посмотрит.
В это время незнакомец подходит к нему и разглядывает со странным интересом. Глаза у него пустые, бездонные и ничего не выражают, ни злости, ни гнева, ни радости.
Глава 12
– Ммммммыыыыуомммммоооыммммммм.
– Сейчас отнесу тебя, не беспокойся, это скоро пройдёт. Я не собираюсь тебя убивать. Мне интересно будет наблюдать за тем, как ты сам себя убьёшь. Будешь в дружной компании других людей, милый, – Макс проводит рукой по волосам незнакомца и потом по щеке, внимательно вглядываясь.
Перед Максом молодой человек с волосами до плеч. Сейчас он может только поводить глазами. И они выражают гнев. Никакого страха, нет даже тени. Макс пристально смотрит на него и завидует. У него самого часто бывают удушливые приступы необоснованного страха, такие, что невозможно дышать и комок боли сковывает живот до тошноты. И тогда он идёт в ванную и режет себя. И страх на время отпускает.
– Интересно, какова цель твоего визита? Ну, ладно, надеюсь, ты позже откроешься мне. Все вы откроетесь. Таковы правила игры. А раз ты здесь, значит, играешь в мою игру.
Макс обшаривает карманы незнакомца. Там пусто. Снимает сеть с руки. Берёт рюкзак, который стоит на полу рядом с раковиной и разглядывает содержимое.
– О, дружище, так ты подготовился к визиту основательно. Что это? Неужели именно то, о чём я думаю?
Макс берёт каларез и нажимает на кнопку. Вылетает луч лазера, чуть не продырявив ногу Оливера, задевает штанину и проходит по стенке под раковиной. Клочок ткани падает на пол, открывая дыру в штанах. А в стене образуется щель. Макс тут же снимает палец с кнопки.
– Ты что, порезал мне двери или стену в доме? – осеняет его, и он со злостью размахивается и кулаком бьёт Оливера в лицо. От этого ощущает боль в кисти, так как драться никогда не умел и боялся. Сейчас не боится, вот и бьёт от злости. – Ах, ты, гадёныш! Как посмел? Обещаю, что тебе будет хуже всех. Уж я постараюсь и позабочусь об этом.
Макс берёт немого Оливера за шиворот и тащит, как мешок, к общей комнате, где заперты участники группы. Это очень тяжело. Он несколько раз останавливается, чтобы отдышаться. Хорошо, что он решил разместить группу на первом этаже, хоть по лестнице не надо поднимать. Подойдя к двери, он проводит магнитом по замку и открывает её. Все лежат на диване в дремотном состоянии. Не спят только София и Сандра, которая очнулась. Они что-то обсуждают. При виде открывающейся двери они порываются встать, но не могут двинуться, удерживаемые спящими. Лишь смотрят, как Макс затаскивает незнакомого человека с сиреневым загаром и красным пятном на щеке.
– Вот вам пополнение. Любите и жалуйте.
С этими словами он бросает на пол Оливера, которого держал за ворот, и уходит, захлопнув за собой дверь.
Соня и Сандра, на минуту онемевшие, не сговариваясь, одновременно начинают расталкивать соседей. Динара, Мигель и рыжий просыпаются с нежеланием и что-то бормочут, а Марию никак не удаётся разбудить, и им не сдвинуть её огромное тело весом в сто пятьдесят килограммов.
– Во, блин. А это ещё кто? – сразу спрашивает рыжий.
– Мы бы тоже хотели узнать, вот и разбудили вас. Без вас мы это сделать не сможем.
– Да какая разница, кто это? Всё равно мы все тут подохнем, как мухи, приклеенные к липкой ленте. Одним больше, одним меньше, – злится разбуженная Динара.
– А та разница, что он хотя бы не склеен, – вставляет София.
– Мария не просыпается, – говорит Мигель, пытавшийся её растолкать, и прощупывает её пульс. – Кажется, жива.
– Тогда давайте растянемся в цепочку, – предлагает София, – и я, как крайняя с противоположной от Марии стороны, посмотрю, кто это.
Они отходят от дивана, оставив Марию лежать и растянувшись до боли в склеенных местах. София приближается к незнакомцу. Это молодой мужчина с русыми волосами до плеч, красивым лицом, на котором выделяется волевой подбородок и орлиный нос. Он слегка небрит и лишь беспомощно моргает, глядя на Софию. Потом закрывает глаза и отключается.
– Кто ты, как тебя зовут? – спрашивает она.
– Мммммм, – мычит Оливер в ответ.
– Понятно, ты временно парализован, – скорбно резюмирует София и, уже обращаясь к группе, – обычный мужчина, каких много. Только сиреневый перламутровый загар выдаёт, что он иностранец, с другой планеты. А красное пятно на щеке, – скорее всего он ударился или его ударили. Например, Макс.
– А в карманах есть что-нибудь?
– Нет, ничего, – говорит София, похлопав по карманам свободной правой рукой.
– Судя по тому, что Сандра была в отключке шесть часов, а Макс, видимо, применил тот же метод, этот бедолага проваляется приблизительно столько же, – философски подмечает Мигель.
– Ладно, пошли спать дальше. Неизвестно, что день грядущий нам готовит, и вообще проснёмся ли, – сонно бормочет Динара.
– Странно, как ты вообще можешь спать с такими мыслями, Динара? Я, если бы знала, что могу не проснуться, не смогла бы заснуть вообще, я и так почти не сплю, – бессильно и тихо говорит Сандра.
– Да шучу я, Сандра, не обращай внимания. Да, видно, ты очень нервничаешь.
– А как не нервничать, ты что? Мне не нравится быть пленницей здесь и склеенной с вами.
– Да сейчас кругом все склеенные, – вставляет рыжий. – Какая разница? Здесь, там. Здесь хоть еда есть и на вас на некоторых приятно посмотреть.
– Ты так говоришь, потому что не был склеен и не знаешь, что это такое, годами быть прилепленным к другому человеку, – говорит София. – Это ужасно. Тяжело и эмоционально, и психологически.
– Кстати, я вспомнила про правила. Там как раз говорится о том, чтобы мы рассказывали друг другу истории из жизни. Истории надо вспоминать до пятнадцатилетнего возраста.
– Ну, всё. Тихо! Давайте поспим хоть немного, – стонет Динара и тянет Мигеля с собой на диван.
Мигель молчит. Он и так немногословен, но под влиянием Динары становится совсем безвольным и немым, как рыба. Все по цепочке домино валятся на диван и некоторое время лежат молча. Действительно устали и тяжело.
– Ой, я хочу в туалет, – еле слышно говорит Сандра.
– Ёперный театр, не могла сказать раньше! – злится Динара. – Пошли, опять встаём.
Они снова растягиваются в цепочку, только в противоположном направлении, в сторону туалета, но не дотягивают. Мария спит, и будить её бесполезно.
– Придётся в горшок сходить, – виновато говорит Сандра.
Ближайшая к горшку София, подаёт ей его, и Сандра взглядом показывает рыжему отвернуться. Мочится в горшок и отдаёт его Софии, которая дотягивается до унитаза и выливает мочу. Наконец они возвращаются на диван, ложатся и пытаются заснуть. Кто-то ещё ворочается, Динара ворчит. Но всё же усталость берёт своё, и все засыпают.
Осмотрев место взлома, Макс стремительно направляется в комнату матери. Она открывает глаза, когда заходит сын.
– Ты представляешь, какой-то незнакомец вломился к нам в дом, – Макс подходит к кровати, садится с краю и берёт холодную руку матери, сжимая её, – но я его поймал и отключил. Теперь он в комнате, со всеми участниками нашего эксперимента.
Мать безмолвно смотрит на стену, но Макс знает, что она слышит его.
– Только эксперимент вяло продвигается, никакой динамики. Это раздражает меня, и я пока не знаю, как ускорить процесс.
– Ммммммм, – мычит мать.
– Что ты говоришь? Не стоит ускорять? Должно пройти время? Но времени нет.
Макс смотрит на мать. Она так же неподвижно лежит и смотрит в стену. Он включает экран. На стене теперь видна комната, где ворочаются участники группы. Новенький взломщик всё так же лежит на полу.
– Ладно, пусть поспят. Завтра начнём активные действия. Уже должны привыкнуть к своему состоянию, к тому же прибавление появилось.
Он наклоняется к матери, чмокает её в щёки и в губы, поднимается и уходит. Тревожное чувство сковывает в животе, и появляется мысль о боли, которая сможет купировать этот животный страх. Он, как обычно, заходит в ванную комнату, где недавно застал непрошеного гостя, достаёт лезвие. Затаив дыхание, Макс прицеливается и лёгким привычным движением проводит по запястью. Брызжет кровь и начинает литься струйкой. Он выдыхает от быстро наступившей разрядки и теперь смотрит в некотором отупении, как кровь капает в раковину. Сразу становится легче, как будто кровь приближает его к заветному источнику страха. К страху смерти, который неосознан и проявляется тревогой. Быть близко, на волосок, от смерти очень волнительно и чрезвычайно возбуждает.
Присев на край ванны, он мысленно переносится в своё детство. Видит своего отца. Они идут на охоту, отец с ружьём, а Макс помогает нести его сумку. Внезапно из-за дерева выходит огромный медведь, и отец промахивается от испуга и неожиданности. Медведь прямиком направляется к ним. Он одним ударом отшвыривает отца в сторону. А Макс стоит в оцепенении и смотрит на зверя, который теперь движется прямо на него. И вот он уже подходит к мальчику, поднимает лапу, и опускает её на Макса. В то же мгновение мальчик выходит из ступора и отпрыгивает в сторону. Медвежья лапа всё же задевает его, когтищами проходит по руке сбоку. В это время отец приходит в себя, ещё раз прицеливается. Звучит выстрел. Медведь с рёвом уходит в лес. Отец подползает к сыну, смотрит на его руку, с которой стекает кровь. Макс в испуге смотрит на отца, и тот, увидев, что с сыном всё в относительном порядке, облегченно улыбается. Это на него не похоже. Отец всегда был какой-то отстранённый и никогда не замечал сына, погруженный в свои мысли. Макс всегда чувствовал себя лишним и что мешает отцу. И только в эту минуту вдруг ощутил его тепло и любовь. Это наполнило его радостью и чувством безопасности. У самого отца распорото бедро, льётся кровь. Он перевязал себе ногу, а сыну руку, и они возвратились домой. Может быть, с тех пор Макс и полюбил это чувство страха, а потом тепло и любовь, и ощущение боли со сладковатым запахом крови. Потому что вновь и вновь возвращается к этому. Непрожитое прошлое всегда стучится в дверь и напоминает о себе.
Он смывает кровь под струёй воды и перебинтовывает рану. Теперь он возвращается мыслями к эксперименту и чувствует возбуждение, как от ожидания чего-то нового и захватывающего. Для него сейчас главная цель – завершить эксперимент, сделать открытие, прорыв в науке. Он хочет стать популярным и нужным. Где-то в глубине души он надеется, что тогда мама выздоровеет и будет снова его любить. И ради этого он готов на всё.
Оливер просыпается от яркой вспышки в сознании. Он вспоминает произошедшее и оглядывает комнату. В полутьме он видит группу людей, лежащих на диване в неестественных позах. Тут же до него доходит, что именно в этом доме захвачена София и скорее всего сейчас лежит среди этих людей. Он и трейдеры не ошиблись. По уродливым позам он догадывается, что все они склеены.
– Что, чёрт возьми, здесь происходит? – произносит он вслух.
Над диваном поднимается голова с рыжими волосами. Оливер, хоть и в полутьме, тут же узнаёт в ней Софию, которую видел на фотографиях.
– София, это ты?
– Да, – грустно и обессиленно отвечает София и, как будто выйдя из оцепенения, продолжает более радостно, – это ты, Оливер? Мне Ангелина говорила, что ты должен приехать, но…
– Да, это я. Хорошо, что нашёл тебя. Как теперь нам выбраться отсюда?
– Тихо, тихо, – Соня прислонила палец к губам. – Здесь всё прослушивается.
– Что произошло, ты знаешь?
– Ничего особенного. Мы ходили сюда на группу и как-то остались на чай с тортом, уснули, а когда проснулись, оказались уже все склеенные, – София лежит, приподнявшись на локте, и старается поменьше шевелиться, чтобы не разбудить других.