Через три недели он мог бегло читать на Frаncаis, только время от времени попадались непонятные слова. Он нашел несколько книг на Frаncаis. Он прочел одну из них, заглавие которой в переводе значило "Убийства пурпурного серпа" и другую, "Пигмеи экваториальных лесов", и еще одну "Отец Горио".
Он дождался ночи, когда Леопард не пришел и рассказал им обо всем. Кинг сделал такое лицо, будто услышал плохие новости. Глаза его мерили Чипа с головы до ног, а лицо стало вдруг неподвижным и напряженным, постарело и помрачнело. Лайлак отреагировала так, как будто ей сделали подарок, который она давно с нетерпением ждала. "Ты читал книги на нем?" – воскликнула она. Ее глаза расширились ч сияли, губы были разомкнуты. Но реакция остальных не дала Чипу того удовлетворения, на которое он надеялся. Ему было тяжело от того, что он теперь узнал.
– Три книги, – ответил он Лайлак, – и наполовину прочел четвертую.
– Это восхитительно, Чип! – воскликнула Снежинка, – почему ты держал это в секрете? А Спэрроу сказала:
– Я не думала, что это возможно.
– Поздравляю, Чип, – сказал Кинг, вынимая трубку изо рта, – это достижение, даже с помощью эссе. Ты в самом деле поставил меня на место, – он посмотрел на свою трубку, стараясь держать ее абсолютно ровно. – Что ты успел выяснить?
– спросил он. – Что-нибудь интересное?
Чип посмотрел на него.
– Да, – сказал он, – многое из того, чему нас учат – правда.
Были преступления и насилие, глупость и голод. На каждой двери был замок. Флаги и границы территорий были важны в жизни. Дети ждали, когда умрут их родители, чтобы унаследовать деньги. Труд и материалы разбазаривались просто фантастически. – Чип посмотрел на Лайлак и ободряюще ей улыбнулся, ее так долго ожидаемый подарок разваливался. – Но кроме всего этого, – сказал он, – члены, похоже, чувствовали себя сильнее и счастливее, чем мы. Ездили, куда хотели, делали, что хотели, "зарабатывали" вещи, "владели" вещами, выбирали, все время выбирали – это как-то делало их более, чем члены сейчас. Кинг потянулся за табаком.
– Ну что ж, это как раз то, что ты и собирался найти, правда? – сказал он.
– Да, правда, – ответил Чип, – но есть еще кое-что.
– Что же? – спросила Снежинка. Глядя на Кинга, Чип произнес:
– Хаш могла бы не умереть.
Кинг удивленно посмотрел на него, все остальные тоже.
– О чем ты говоришь? – спросил Кинг, его пальцы перестали набивать трубку.
– Ты не знаешь? – спросил его Чип.
– Нет, – сказал он, – я не понимаю.
– Что ты хочешь сказать? – спросила Лайлак.
– Ты не знаешь, Кинг? – спросил Чип.
– Нет, – сказал Кинг. – Что за… У меня нет ни малейшего представления о том, на что ты намекаешь. Как до-Объединенческие книги могли тебе сказать что-то о Хаш? И почему я должен это знать, если они и могли тебе что-то сказать?
– Жить до шестидесяти двух лет, – сказал Чип, – это не чудо, которому мы обязаны химии, генетике и унипирогам.
Пигмеи экваториальных лесов, чья жизнь была трудной даже по до-Объединенческим стандартам, жили до пятидесяти пяти и шестидесяти. Член по имени Горио жил до семидесяти трех, и никто не думал, что он какой-то необычный, а это было в начале девятнадцатого века. Члены жили до восьмидесяти лет, даже до девяноста и больше!
– Это невозможно, – сказал Кинг, – тело столько не продержится: сердце, легкие…
– Книга, которую я сейчас читаю, – сказал Чип, – про членов, которые жили в 1991 году. У одного из них было искусственное сердце. Он дал деньги врачам, и они заменили его сердце искусственным.
– Что за… – сказал Кинг. – Ты уверен, что ты действительно понимаешь этот Франдаиз?
– Франк а и с, – сказал Чип. – Да, совершенно уверен. Шестьдесят два – это не долгая жизнь, это относительно короткая жизнь.
– Но тогда, когда мы умираем, – сказала Спэрроу, – почем уже, если это не тогда… когда нам надо умереть?
– Мы не умираем… – сказала Лайлак и перевела взгляд с Чипа на Кинга.
– Правильно, – сказал Чип, – нас заставляют умереть. Уни заставляет. Он запрограммирован на эффективность, на эффективность во-первых, во-вторых и в последних. Он проанализировал всю информацию в своих блоках памяти – это не те милые розовые игрушки, которые вы видели, если были на экскурсии, это – уродливые стальные монстры – и решил, что шестьдесят два – оптимальный возраст для смерти, лучше, чем шестьдесят один или шестьдесят три, и лучше, чем возиться с искусственными сердцами. Если шестьдесят два – не новое достижение в долгожительстве, которому мы должны радоваться – а я знаю, что это не так, – тогда это единственный ответ. Замена нам уже готова, и ждет, и вот мы уходим, на несколько месяцев раньше или позже, так что все не кажется так уж подозрительно аккуратным. На тот случай, если кто-нибудь настолько болен, что вообще может испытывать чувство подозрения.
– Христос, Маркс, Веи! – сказала Снежинка.
– Да, – сказал Чип, – особенно Вуд и Веи.
– Кинг? – обратилась Лайлак.
– Я ошеломлен, – сказал Кинг. – Теперь я понимаю. Чип, почему ты думал, что я знаю, – и добавил, обращаясь к Снежинке и Спэрроу:
– Чип знает, что я работаю в химиотерапии.
– А ты не знаешь? – спросил Чип.
– Не знаю.
– Есть яд или нет яда в лечебных блоках? – спросил Чип. – Это ты должен знать.
– Не горячись, брат, я пожилой член, – сказал Кинг. – Яда как такового нет, но почти любая составляющая инъекции могла бы вызвать смерть, если впрыснуть ее слишком много.
– А ты не знаешь, сколько каких веществ впрыскивают, когда члену исполняется шестьдесят два?
– Нет, – сказал Кинг, – лечения составляются прямыми сигналами от Уни к блокам, и их невозможно скорректировать. Я, конечно, могу спросить Уни, из чего состояло или будет состоять какое-то конкретное лечение, но если то, что ты говоришь – правда, – он улыбнулся, – то Уни мне солжет, не так ли?
Чип задержал дыхание, а потом выдохнул:
– Да.
– А когда член умирает, – спросила Лайлак, – симптомы какие – как при старости?
– Симптомы такие, которые, как меня учили, бывают при старости, – сказал Кинг. – С тем же успехом это могут быть симптомы чего-нибудь другого, – он посмотрел на Чипа. – Ты не нашел каких-нибудь медицинских книг на этом языке? – спросил он.
– Нет, – ответил Чип.
Кинг вынул зажигалку и большим пальцем откинул крышку.
– Это возможно, – сказал он, – это очень возможно. Никогда не приходило мне в голову. Члены живут до шестидесяти двух лет, когда-то жили меньше, когда-нибудь будут жить дольше; у нас два глаза, два уха, один нос. Установленные факты, – он щелкнул зажигалкой и поднес пламя к трубке.
– Это должно быть правдой, – сказала Лайлак. – Это естественное логическое завершение мыслей Вуда и Веи.
Контролировать жизнь каждого, и потом придешь к тому, что будешь контролировать и смерть каждого.
– Это ужасно, – сказала Спэрроу, – я рада, что Леопарда здесь нет. Ты можешь себе представить, как бы он себя чувствовал?
Не только Хаш, но и он сам в любой день… Мы не должны ему ничего говорить, пусть он думает, что это случится естественно. Снежинка тусклыми глазами посмотрела на Чипа.
– Зачем ты нам-то это сказал? – спросила она. Кинг ответил ей:
– Чтобы мы могли испытать счастливую грусть. Или это было грустное счастье, Чип?
– Я думал, вы захотите это знать, – сказал Чип.
– Почему? – спросила Снежинка. – Что мы можем сделать?
Пожаловаться нашим советчикам?
– Я тебе скажу, что мы можем сделать, – сказал Чип, – вовлечь больше членов в нашу группу.
– Да! – воскликнула Лайлак.
– А где мы их найдем? – спросил Кинг. – Мы не можем просто схватить за шкирку на тротуаре какого-нибудь Карла или Марию, ты знаешь.
Чип сказал:
– Ты хочешь сказать, что на своем поручении ты не можешь сделать распечатку всех местных членов с ненормальными тенденциями?
– Только если дам Уни какой-нибудь существенный предлог для этого, иначе нет, – сказал Кинг. – Одна фальшивая нота, брат, и врачи будут обследовать меня. А это означает, если такое вдруг случится, что они снова обследуют тебя.
– Другие ненормальные есть, – сказала Спэрроу, – кто-то же пишет "Бить Уни" на задних стенах домов.
– Мы должны придумать способ, чтобы они могли найти н а с, – сказал Чип.
– Какой-нибудь знак.
– И что тогда? – спросил Кинг, – что мы будем делать, когда нас окажется двадцать или тридцать сильных людей?
Попросим групповую экскурсию и разнесем Уни бомбой на куски?
– Такая мысль у меня была, – сказал Чип.
– Чип! – воскликнула Снежинка. Лайлак во все глаза смотрела на него.
– Во-первых, – сказал Кинг, улыбаясь. – Уни хорошо защищен, практически неприступен. А во-вторых, большинство из нас там уже были, а второго визита нам не дадут. Или мы отсюда пешком пойдем в Евр? И что мы будем делать, когда все в мире выйдет из-под контроля – фабрики встанут, автомобили разобьются, а все сигналы перестанут звучать? – станем по-настоящему до-Объединенцами и будем за это молиться?
– Если бы мы смогли найти таких членов, которые знают компьютеры и микроволновую теорию, – сказал Чип, – членов, которые знают Уни, то может быть мы могли бы найти способ изменить его программу.
– Если бы мы могли найти таких членов, – сказал Кинг. – Если бы мы смогли привлечь их к нам. Если бы мы смогли добраться до Евр-один. Ты что, не видишь, чего ты хочешь? Ты хочешь просто невозможного, вот и все. Вот поэтому-то я тебя и просил не терять зря время с этими книгами. Мы не можем ничего нигде изменить. Это мир У ни, ты можешь это понять своей головой? Этот мир был передан Уни пятьдесят лет назад, и Уни будет выполнять свое поручение – расселять эту ненавистную семью по ненавистной вселенной, – и мы будем выполнять наши поручения, включая смерть в шестьдесят два года и обязательный телевизор каждый день. Вот так-то, брат: вся свобода, на которую мы можем надеяться – это трубка, шутки и немного больше траханья. Давай не терять то, чего мы добились, хорошо?
– Но если мы найдем других…
– Спой песню, Спэрроу, – сказал Кинг.
– Я не хочу, – сказала она.
– Спой песню!
– Хорошо, спою.
Чип взглянул на Кинга, поднялся с кресла и зашагал прочь из комнаты. Он вошел в темный выставочный зал, стукнулся боком обо что-то твердое, и, ругаясь, зашагал дальше. Он отошел далеко от коридора и запасника, остановился и стал тереть лоб, качаясь взад-вперед, напрягая лодыжки, прямо перед витриной с отблескивающими драгоценностями королей и королев и немыми, темнее темного зала, стражниками. "Кинг, – сказал он, – думает, что он действительно король, братоненавистник…"
Издалека донеслось пение Спэрроу и бряцание струн ее до-Объединенческого инструмента. И чьи-то приближающиеся шаги.
– Чип! – это была Снежинка. Он не обернулся. Он почувствовал прикосновение к руке. – Пойдем назад, – сказала она.
– Оставь меня одного, хорошо? – ответил он. – Просто оставь меня одного на пару минут.
– Пойдем, – сказала она, – ты ведешь себя по-детски.
– Слушай, – сказал он, повернувшись к ней, – пойди, послушай Спэрроу, а? Пойди покури трубку.
Она не сразу отозвалась, но потом сказала:
– Хорошо, – и ушла.
Чип повернулся обратно к королям и королевам, он глубоко дышал. Ушибленное бедро болело, он потер больное место. Это просто приводило в ярость – как Кинг отметает любую его идею, заставляет всех вести себя так, как будто он…
Она возвращалась. Он начал было говорить ей, чтобы она убиралась в драку, но одернул себя. Он вздохнул сквозь плотно сжатые зубы и обернулся.
К Чипу приближался Кинг, его седые волосы и комбинезон были чуть освещены слабым светом из коридора. Они посмотрели друг на друга, и Кинг сказал:
– Я не хотел говорить так резко.
– Как это ты не взял себе отсюда короны? – спросил Чип. – И мантии. Только медальон – это мало для до-Объединенческого короля.
Кинг помолчал несколько секунд, а потом сказал:
– Приношу свои извинения.
Чип глубоко вздохнул и задержал дыхание, потом выдохнул.
– Каждый член, которого мы привлечем в нашу группу, – сказал он, – означает новые идеи, новую информацию, возможности, о которых мы, быть может, не подумали.
– И новый риск тоже, – сказал Кинг. – Попробуй посмотреть на это с моей точки зрения.
– Не могу, – сказал Чип. – Я, скорее, вернусь к полным лечениям, чем остановлюсь только на этом.
– "Только это" кажется очень милым для члена моего возраста.
– Ты на двадцать или тридцать лет ближе к шестидесяти двум, чем я, как раз тебе бы стоило захотеть изменить положение вещей.
– Если бы это было возможно, быть может, я и захотел бы перемен, – сказал Кинг. – Но химиотерапия плюс компьютеризация означают отсутствие выбора.
– Не обязательно, – сказал Чип.
– Обязательно, – сказал Кинг, – и я не хочу смотреть, как "только это" уплывает по сточной трубе. Даже то, что ты сюда приходишь ночью в промежутках между встречами, – дополнительный риск. Но не обижайся на мои слова, – он поднял руку, – я не прошу тебя бросать твои планы.
– Я и не собираюсь, – ответил Чип и добавил:
– Не волнуйся, я буду осторожен.
– Хорошо, – сказал Кинг, – а мы будем продолжать осторожно искать ненормальных. Без "знаков", – Кинг протянул руку.
Поколебавшись одно мгновение, Чип пожал ее.
– Теперь пойдем назад, – сказал Кинг. – Девушки расстроились. Чип пошел вслед за ним в сторону коридора.
– Что это ты сказал насчет того, что блоки памяти – "стальные монстры"? – спросил Кинг.
– Они такие и есть, – ответил Чип. – Огромные замороженные блоки, тысячи блоков. Мой дед показал их мне, когда я был маленьким. Он помогал строить Уни.
– Братоненавистник.
– Нет, он сам был этим огорчен. Жалел об этом. Христос и Веи, если бы он был жив, это был бы прекрасный член для нашей группы!
На следующую ночь Чип сидел в комнате запасника, читая и покуривая трубку, как вдруг услышал голос Лайлак, который произнес:
– Привет, Чип! – и он увидел ее стоящей в дверном проеме с фонариком в руке.
Чип встал, не отводя от нее взгляда.
– Ничего, что я тебя оторвала? – спросила она. – Конечно, нет, я рад тебя видеть, – сказал Чип. – Кинг здесь?
– Нет, – ответила она.
– Проходи, сказал Чип. Она осталась стоять в дверях.
– Я хочу, чтобы ты научил меня этому языку, – сказала она.
– С удовольствием, – ответил он. – Я как раз собирался тебя спросить, нужны ли тебе списки слов. Проходи.
Он продолжал смотреть на нее, когда она входила в комнату, потом ощутил у себя в руке трубку, положил ее и подошел к куче реликвий. Нащупал ножки одного из стульев, которым они пользовались, подбросив, перевернул его сидением вверх и принес к столу. Она уже убрала фонарик в карман и сейчас смотрела на раскрытые страницы книги, которую он читал. Он поставил стул к столу, рядом со своим, отодвинув сначала свой в сторону, чтобы освободить место.
Она перевернула книгу и стала разглядывать обложку.
– Это значит "Причина страсти", – сказал он, – что совершенно очевидно. Но обычно не так просто сразу понять смысл. Она снова посмотрела на открытые страницы.
– Некоторые слова похожи, – сказала она.
– Так я и напал на этот язык, – ответил Чип. Его рука лежала на спинке стула, который он принес для нее.
– Я весь день сидела, – сказала она, – а ты садись.
Продолжай. Он сел и вытащил сложенные списки из-под книг.
– Можешь их держать сколько хочешь, – сказал он, разворачивая списки и раскладывая их на столе. – Я их уже знаю наизусть.
Он показал ей, как группируются глаголы, следуя разным типам изменения для выражения времени и для указания на подлежащее, и как прилагательные принимают ту или иную форму, в зависимости от существительных, к которым они относятся.
– Это сложно, – сказал он, – но как только ты поймешь, что к чему, переводить очень просто.
Он перевел для нее страницу из "Причины страсти". Виктор, торговец, совладелец нескольких промышленных компаний – член, которому поставили искусственное сердце, – упрекает свою жену Каролину, что она была нелюбезна с влиятельным законодателем.
– Это очаровывает, – сказала Лайлак.
– Что меня поражает, – сказал Чип, – это то, сколько было непроизводительных членов. Все эти совладельцы и законодатели, солдаты и полицейские, банкиры, сборщики налогов…
– Они не были непроизводительными, – сказала Лайлак. – Они не производили вещи, но они создавали условия, позволяющие членам жить так, как они жили. Они производили свободу, или, по крайней мере, поддерживали ее.
– Да, – сказал Чип, – я думаю, что ты права.
– Я права, – сказала она и беспокойно отпрянула от стола.
Чип на мгновение задумался.
– До-Объединенческие члены, – сказал он, – плевали на эффективность – взамен свободы. А мы сделали наоборот.
– Мы так не сделали, – сказала Лайлак. – Это сделали за нас, – она повернулась к нему лицом и добавила:
– Как ты думаешь, возможно, что неизлечимые еще живы? Он посмотрел на нее.
– Что их потомки дожили до наших дней, – продолжала она, – и у них есть… общество где-нибудь? На острове, или в каком-то месте, которое Семья не использует?
– Гм, – сказал Чип и потер лоб. – Конечно, это возможно.
Члены выживали на островах до Объединения, а почему и не после?
– Я так и думаю, – сказала Лайлак, снова подходя к нему. – Со времен последних неизлечимых уже должно было смениться пять поколений…
– Измотанных болезнями и трудностями…
– Но рождающих детей, сколько и когда они хотят!
– Я не знаю, как насчет общества, – сказал он, – но колония, наверное, есть…
– Город, – сказала она. – Они были умные, они были сильные.
– Вот это мысль! – сказал Чип.
– Ведь это возможно, правда? – она склонилась над ним, положив руки на стол, с застывшим вопросом в широко раскрытых глазах, ее щеки пылали розовой смуглостью.
Чип поглядел на нее.
– Что думает Кинг? – спросил он. Она немного отодвинулась от него и сказала:
– Как будто я могу угадать.
Неожиданно она рассердилась, ее глаза взглянули зло.
– Ты ужасно вел себя с ним вчера вечером! – сказала она.
– Ужасно? Я ? С ним?
– Да! – она, резко повернувшись, отпрянула от стола. – Ты допрашивал его, как будто ты… Как ты мог даже подумать, что он знает, как У ни убивает нас и не говорит нам?
– Я и сейчас думаю, что он это знал. Она сердито повернулась к нему:
– Он не знал! – сказала она, – Он не держит секретов от меня!
– Ты что, его советчик?
– Да! – сказала она, – именно это я и есть, если хочешь знать.
– Да нет, – сказал Чип.
– Да.
– Христос и Веи, – сказал Чип. – В самом деле? Ты советчик?
Уж эту классификацию я бы тебе дал в последнюю очередь.