Аркадий Стругацкий: Возвращение - Стругацкие Аркадий и Борис 11 стр.


Кстати, именно лаборатория генетики занималась самыми сумасшедшими экспериментами и служила постоянным источником некоторых трений между фермой и перерабатывающим комбинатом, - работники комбината, скромные и свирепые стражи мировой гастрономии, приходили в неистовство, обнаруживая в очередной партий коров чудовищную скотину, по виду и, главное, по вкусу больше всего напоминающую тихоокеанского краба. На ферму немедленно прибывал представитель комбината. Он сразу же шел в лабораторию генетики и требовал "автора этой неаппетитной шутки". В качестве авторов неизменно откликались все сто восемьдесят сотрудников лаборатории генетики (не считая школьников-практикантов). Представитель комбината сдержанно напоминал, что ферма и комбинат предназначены для бесперебойного снабжения Линии Доставки говядиной во всех видах, а не лягушечьими лапками и не консервированными медузами. Сто восемьдесят прогрессивно настроенных генетиков в один голос возражали против такого узкого подхода к проблеме снабжения. Им, генетикам, кажется странным, что такой опытный и знающий работник, как имярек, придерживается столь консервативных взглядов и не придает никакого значения рекламе, которая, как известно, для того и существует, чтобы изменять и совершенствовать вкусы населения. Представитель комбината напоминал, что ни один новый пищевой продукт не может быть запущен в распределительную сеть без апробации Академии Здравоохранения. (Выкрики из толпы генетиков: "Консерваторы от пищеварения!" "Общество друзей аппендикса!") Представитель комбината разводил руками и всем своим видом показывал, что ничем не может помочь. Выкрики переходили в глухое ворчание и вскоре замолкали: авторитет Академии Здравоохранения громаден. Затем представителя комбината вели по лабораториям, чтобы показать "кое-что новенькое". Представитель комбината бледнел, отшатывался и требовал клятвы, что "все это" совершенно несъедобно. В ответ ему давали на дегустацию мясо, которое не требовало специй, мясо, которое не нужно было солить, мясо, которое таяло во рту, как мороженое, спецмясо для космонавтов и ядерных техников, спецмясо для будущих матерей и даже мясо, которое можно было есть сырым. Представитель комбината дегустировал, восхищенно кричал: "Вот это хорошо! Вот это славно!" - и требовал клятвы, что "все это" выйдет из области эксперимента уже в следующем году. Совершенно успокоившись, он прощался и уезжал, а через месяц все начиналось сначала.

Собранная за день информация окрылила Поля и внушила ему уверенность в том, что здесь есть чем заняться. "Для начала я пойду в кибернетисты, буду пасти коров, - рассуждал Поль, сидя на открытой веранде кафе и рассеянно глядя на стакан газированной простокваши. - Половину кибердворников выгоню в поле. Пусть ловят мух. По вечерам буду заниматься с генетиками. Хорошо, если бы Ирина оказалась генетиком. Меня бы, конечно, прикрепили к ней. Каждое утро я посылал бы ей кибера с букетом цветов. И каждый вечер". Поль отпил простокваши и посмотрел вниз, на черное поле за рекой. Там уже слабо зеленела молодая травка. "Хитроумно! - подумал Поль. - Завтра киберы повернут стадо и погонят обратно. Вот они, челночные пастбища. Однако рутина, не вижу новых принципов. Мы с Ириной выведем коров, которые будут жрать землю. Как дождевые черви. Вот будет весело! Вот только Академия Здравоохранения…"

На веранду, шумно споря о смысле жизни, ввалилась большая компания и сразу принялась сдвигать столики. Кто-то бубнил:

- Человек умирает, и ему все равно - наследники, не наследники, потомки, не потомки…

- Это быку Миколаю Второму все равно…

- При чем здесь бык? Тебе тоже все равно! Ты ушел, исчез, растворился… Тебя нет, понимаешь?..

- Погодите, ребята… В этом своя логика, конечно, есть. Смысл жизни интересует только живых.

- Интересно, где бы ты был, если бы твои предки рассуждали так же. До сих пор сошкой бы землицу ковырял…

- Вздор! При чем здесь смысл жизни? Это просто закон развития производительных сил…

- А при чем здесь закон?

- А при том, что хочешь ты или не хочешь, а производительные силы развиваются. За сохой пришел трактор, за трактором - кибер…

- Ладно, пусть потомки ни при чем. Но, значит, были люди, смысл жизни которых состоял в том, чтобы придумать трактор?

- Что вы путаете? Что вы все время путаете? Речь не о том, зачем каждый отдельный человек живет, а зачем существует человечество! Вы ничего не поняли и…

- Это ты ничего не понял!

- Слушайте! Меня послушайте! Крестьяне! Я вам все сейчас объясню… Ау!

- Дайте, дайте ему сказать!

- Это вопрос сложный. Сколько люди существуют, столько они спорят о смысле своего…

- Короче!

- …о смысле своего существования. Во-первых, потомки здесь ни при чем. Жизнь дается человеку независимо от того, хочет он этого или нет…

- Короче!

- Ну, тогда сам и рассказывай.

- Правда, Алан, давай короче.

- А короче - вот: жить интересно, потому и живем. А кому не интересно - вон в Снегиреве фабрика удобрений…

- Так его, Алан!

- Нет, ребята… В этом своя логика тоже есть…

- Это кухонная философия! Что значит "интересно", "не интересно"? Зачем мы - вот вопрос!

- А зачем смещение перигелия? Или закон Ньютона?

- Самый дурацкий вопрос - это "зачем". Зачем солнце восходит на востоке?

- Во-во! Один дурак ставит этот вопрос, чтобы поставить в тупик тысячу мудрецов.

- Дурак? Я такой же дурак, как и вы мудрецы…

- Да бросьте вы, поговорим лучше о любви!

- "Любовь - что такое! И что такое - любовь?"

- Зачем любовь - вот вопрос! А, Жора?

- Знаете, крестьяне, вот смотришь на вас в лаборатории - люди как люди. А как начнется философия… Любовь, жизнь…

Поль взял свой стул и втиснулся в компанию. Его узнали.

- А! Странник! Странник, что такое любовь?

- Любовь, - сказал Поль, - это специфическое свойство высокоорганизованной материи.

- Зачем организованной и зачем материи - вот вопрос!

- Да будет вам…

- Странник, новые анекдоты есть?

- Есть, - сказал Поль. - Только неостроумные.

- Мы сами неостроумные…

- Пусть расскажет. Расскажи мне анекдот, и я скажу, кто ты.

Поль сказал:

- Один кибернетист (смех) изобрел предиктор, машину, которая предсказывает будущее, этакий агрегат в сто этажей. И задал он для начала предиктору вопрос: "Что я буду делать через три часа?" Предиктор жужжал до утра, а потом сообщил: "Будешь сидеть и ждать моего ответа".

- Да-а, - сказал кто-то.

- Что - да? - сказал Поль хладнокровно. - Сами просили.

- Слушайте, крестьяне, почему все эти киберанекдоты такие глупые?

- Главное - зачем? Вот вопрос!

- Странник! Как тебя зовут, странник?

- Поль, - пробормотал Поль.

На веранду вышла Ирина. Она была красивее всех девушек, сидящих за столом. Она была так красива, что Поль перестал слышать. Она улыбнулась, что-то сказала, кому-то махнула рукой и села рядом с длинноносым Жорой, и Жора сейчас же наклонился к ней и что-то спросил, наверное: "Зачем?" Поль отдышался и заметил, что сосед справа плачет ему в жилетку:

- Мы просто еще не умеем, не научились. Сашка ни как этого не может понять. Такие вещи рывками не делаются…

Поль наконец узнал соседа - это был Итиро, тот самый японец, с которым они купались в полдень.

- …Такие вещи не делаются рывками. Мы даже не приспосабливаем Природу - мы бьем ее вдребезги.

- А… э-э-э… о чем, собственно, речь? - спросил Поль осторожно. Ему было совершенно непонятно, когда и откуда появился Итиро.

- Я же говорю, - терпеливо сказал Итиро, - снимать мясо с животного, не убивая животного.

Поль не отрываясь смотрел на Ирину. Длинноносый Жора наливал ей шампанское. Ирина что-то быстро говорила, постукивая по бокалу смуглыми пальцами. Итиро сказал:

- А! Ты влюбился в Ирину! Очень жаль.

- В какую Ирину? - пробормотал Поль.

- Эта девушка - Ирина Егорова. Работала у нас по общей биологии.

Полю показалось, что он упал.

- Как так - работала?

- Я же говорю - жаль, - сказал Итиро спокойно. - Она уезжает на днях.

Поль видел только ее профиль, освещенный солнцем.

- Куда? - спросил он.

- На Дальний Восток.

- Налей мне вина, Итиро, - сказал Поль. У него пересохло в горле.

- А ты будешь работать у нас? - спросил Итиро. - Сашка говорил, что у тебя светлая голова.

- Светлая голова, - пробормотал Поль. - Высокий ясный лоб и спокойные глаза…

Итиро засмеялся.

- Не грусти, - сказал он. - Нам всего по двадцать пять лет.

- Нет, - сказал Поль, в отчаянии тряся головой. - Чего ради я здесь останусь? Конечно, я здесь не останусь… Я поеду на Дальний Восток…

Тяжелая рука опустилась ему на плечо, и мощный бас Лина осведомился:

- Это кто здесь поедет на Дальний Восток?

- Лин, слушай, Лин, - сказал Поль жалобно. - Ну почему мне так не везет? А?

- Ирина, - сказал Итиро и поднялся.

Лин сел на его место и придвинул к себе блюдо с холодным мясом. Лицо у него было усталое. Поль смотрел на него со страхом и надеждой, совсем как в старые времена, когда соседи по этажу, бывало, устраивали общешкольную облаву, чтобы изловить хитроумного Либер Полли и научить его не быть слишком хитроумным.

Лин прожевал огромный кусок мяса и сказал басом, покрывшим шум на веранде:

- Крестьяне! Пришел новый каталог изданий на русском языке. Желающих просят в клуб.

Все повернулись к нему.

- А что там есть?

- Миронов есть, Сашка?

- Есть, - сказал Лин.

- А "Железная башня"?

- Есть. Я уже выписал.

- А "Чистый как снег"?

- Есть. Там восемьдесят шесть названий, я не помню всего.

Веранда стала быстро пустеть. Ушел Алан. Ушел Итиро. Ушла Ирина с длинноносым Жорой. Она ничего не знала. Она даже не заметила. И она, конечно, ничего не помнила. И не вспомнит. "Жору вспомнит. Двухголового теленка вспомнит. А меня не вспомнит…"

Лин сказал:

- Несчастная любовь активизирует. Но она коротка, Полли. Ты останешься здесь. Я присмотрю за тобой.

- А может быть, я все-таки поеду на Дальний Восток? - сказал Поль.

- Зачем? Ты будешь ей только мешать и путаться под ногами. Я знаю Ирину, и я знаю тебя. Ты на пятьдесят лет глупее ее героя.

- А может быть…

- Нет, - сказал Лин - Останься со мной. Разве твой Лин когда-нибудь обманывал тебя?

И Поль подчинился. Он ласково потрепал Лина по необъятной спине, встал и подошел к балюстраде. Солнце зашло, на ферму опустились теплые прозрачные сумерки. Где-то близко играли на пианино и очень красиво пели на два голоса. "Эхе-хе!" - подумал Поль. Он перегнулся через балюстраду и тихонько испустил вопль гигантского ракопаука, потерявшего след.

Десантники

Спутник был огромен. Это был тор в два километра в поперечнике, разделенный внутри массивными переборками на множество помещений. В кольцевых коридорах было пусто и светло, треугольные люки, ведущие в пустые светлые помещения, были распахнуты настежь. Спутник был покинут невероятно давно, может быть миллионы лет назад, но шершавый желтый пол был чист, и Август Бадер сказал, что не видел здесь ни одной пылинки.

Бадер шел впереди, как и полагается первооткрывателю и хозяину, и Горбовский и Валькенштейн видели его большие оттопыренные уши и светлый хохолок на макушке.

- Я ожидал увидеть здесь запустение, - неторопливо рассказывал Бадер. Он говорил по-русски, старательно выговаривая каждую букву. - Этот спутник заинтересовал нас прежде всего. Это было десять лет назад. Я увидел, что внешние люки раскрыты. Я сказал себе: "Август, ты увидишь картину ужасающего бедствия и разрушения". Я даже сказал жене остаться на корабле. Я боялся найти здесь мертвые тела, вы понимаете.

Он остановился перед каким-то люком, и Горбовский чуть не налетел на него. Валькенштейн, который немного отстал, догнал их и остановился рядом, насупившись.

- Абер здесь было пусто, - сказал Бадер. - Здесь было светло, очень чисто и совершенно пусто. Прошу вас, взгляните. - Он сделал плавный жест рукой. - Я склонен полагать, что здесь была диспетчерская спутника.

Они протиснулись в помещение с куполообразным потолком и с низкой полукруглой стойкой посредине. Стены были ярко-желтые, матовые и светились изнутри. Горбовский потрогал стену. Она была гладкая и прохладная.

- Похоже на янтарь, - сказал он. - Попробуй, Марк.

Валькенштейн попробовал и кивнул.

- Все демонтировано, - сказал Бадер. - Но в стенах и переборках, а равно и в тороидальной оболочке спутника остались скрытые пока от нас источники света. Я склонен полагать…

- Мы знаем, - быстро сказал Валькенштейн.

- Вот как? - Бадер посмотрел на Горбовского. - Но что вы читали? Вы, Марк, и вы, Леонид?

- Мы читали серию ваших статей, Август, - сказал Горбовский. - "Искусственные спутники Владиславы".

Бадер наклонил голову.

- "Искусственные, неземного происхождения спутники планеты Владислава звезды ЕН 17", - поправил он. - Да. В таком случае, разумеется, я могу не излагать вам свои соображения по поводу источников света.

Валькенштейн пошел вдоль стены озираясь.

- Странный материал, - сказал он издали. - Металлопласт, наверное. Но я никогда не видел такого металлопласта.

- Это не металлопласт, - сказал Бадер. - Не забывайте, где вы находитесь. Вы, Марк, и вы, Леонид.

- Мы не забываем, - сказал Горбовский. - Мы бывали на Фобосе, и там действительно совсем другой материал.

Горбовский и Валькенштейн бывали на Фобосе. Это был спутник Марса, и долгое время его считали естественным спутником. Но он оказался четырехкилометровым тором, окутанным металлической противометеоритной сетью. Густая сеть была изъедена метеоритной коррозией и местами прорвана. Но сам спутник уцелел. Внешние люки его были открыты, и гигантский бублик был пуст точно так же, как этот. По изношенности противометеоритной сети подсчитали, что он был выведен на орбиту вокруг Марса по крайней мере десять миллионов лет назад.

- О, Фобос! - Бадер покачал головой. - Фобос - это одно, Леонид, Владислава - это отнюдь другое.

- Почему? - осведомился Валькенштейн подходя. Он думал иначе.

- Например, потому, что от Солнца и от Фобоса до Владиславы, где находимся сейчас мы, триста тысяч астрономических единиц.

- Мы покрыли это расстояние за полгода, - сердито сказал Валькенштейн. - Они могли сделать то же. И потом, спутники Владиславы и Фобос имеют много общего.

- Но это следует доказать, - сказал Бадер.

Горбовский проговорил, лениво усмехаясь;

- Вот мы и попробуем доказать.

Некоторое время Бадер размышлял и затем изрек:

- Фобос и земные спутники тоже имеют много общего.

Это был ответ в стиле Бадера - очень веско и на полметра мимо.

- Ну хорошо, - сказал Горбовский. - А что здесь есть еще, кроме этой диспетчерской?

- На этом спутнике, - важно сказал Бадер, - имеются сто шестьдесят помещений размером от пятнадцати до пятисот квадратных метров. Мы можем осмотреть их все. Но они пусты.

- Раз они пусты, - сказал Валькенштейн, - нам лучше вернуться на "Тариэль".

Бадер поглядел на него и снова повернулся к Горбовскому:

- Мы называем этот спутник Владя. Как вам известно, у Владиславы есть еще один спутник, тоже искусственный и тоже неземного происхождения. Он меньше по размерам. Мы называем его Слава. Вы понимаете? Планета называется "Владислава". Естественно назвать два ее спутника "Владя" и "Слава". Не так ли?

- Да, конечно, - сказал Горбовский. Это изящное рассуждение было ему знакомо. Он слышал его в третий раз. - Это вы очень остроумно предложили, Август. Владя и Слава - Владислава. Прекрасно!

- У вас на Земле, - продолжал Бадер неторопливо, - эти спутники называют "Игрек-один" и "Игрек-два", соответственно - Владя и Слава. Но мы - мы называем их иначе. Мы называем их Владя и Слава.

Он строго поглядел на Валькенштейна. Валькенштейн играл желваками на скулах. Насколько было известно Валькенштейну, "мы" - это был сам Бадер и только Бадер.

- Что же касается состава этого желтого материала, который отнюдь не является металлопластом и который я называю янтарин…

- Очень удачно, - вставил Валькенштейн.

- Да… Неплохо… Но состав его пока неизвестен. Он остается тайной.

Наступило молчание. Горбовский рассеянно оглядывал помещение. Он пытался представить себе тех, кто строил этот спутник и потом работал здесь когда-то очень давно. Это были другие люди. Они пришли в Солнечную систему и ушли, оставив возле Марса покинутые космические лаборатории и большой город вблизи северной полярной шапки. Спутники были пусты, и город был пуст - остались только странные здания, на много этажей уходящие под почву. Затем - или, может быть, до того - они пришли в систему звезды ЕН 17, построили возле Владиславы два искусственных спутника и тоже ушли. И здесь, на Владиславе, тоже должен быть покинутый город. Почему и откуда они приходили? Почему и куда они ушли? Впрочем, ясно почему: они, конечно, были великие исследователи. Десантники другого мира.

- Теперь, - сказал Бадер, - мы пойдем и осмотрим помещение, в котором я нашел предмет, названный мною условно пуговицей.

- Он и сейчас там? - спросил Валькенштейн, оживившись.

- Кто - он? - спросил Бадер.

- Предмет.

- Пуговица, - веско сказал Бадер, - находится в настоящий момент на Земле, в распоряжении Комиссии по изучению следов деятельности иного разума в Космосе.

- А, - сказал Валькенштейн, - у следопытов. Но я собирал материал по Владиславе, и мне не показали эту вашу пуговицу.

Бадер задрал подбородок.

- Я отправил ее с капитаном Антоном Быковым четыре локальных месяца назад.

С Быковым они разминулись в пути. Он должен был прибыть на Землю спустя два месяца после старта "Тариэля" к звезде ЕН 17.

- Так, - сказал Горбовский. - Осмотр пуговицы, таким образом, откладывается.

- Но мы осмотрим помещение, где я ее нашел, - сказал Бадер. - Не исключено, Леонид, что в гипотетическом городе на поверхности планеты Владислава вы обнаружите аналогичные предметы.

Он полез в люк. Валькенштейн сказал сквозь зубы:

- Надоел он мне, Леонид Андреевич…

- Надо терпеть, - сказал Горбовский.

До помещения, где Бадер нашел пуговицу, оказалось полкилометра. Бадер показал место, где пуговица лежала, и подробно рассказал, как он пуговицу обнаружил. (Он наступил на нее и раздавил.) По мнению Бадера, пуговица была аккумулятором, имевшим первоначально сферическую форму. Она была сделана из полупрозрачного серебристого материала, очень мягкого. Диаметр - тридцать восемь и шестнадцать сотых миллиметра… плотность… вес… расстояние от ближайшей стены…

В комнате напротив, по другую сторону коридора, сидели среди приборов, расставленных прямо на полу, двое молодых парней в синих рабочих куртках. Они работали, поглядывая в сторону Горбовского и Валькенштейна, и переговаривались вполголоса:

- Десантники. Прилетели вчера.

- Умгу. Вон тот, длинный, - Горбовский.

- Знаю.

- А другой, беловолосый?

- Марк Ефремович Валькенштейн. Штурман.

- А-а, слыхал.

- Они начнут завтра.

Назад Дальше