Во время обеда, без аппетита ковыряя ложкой в тарелке, я пыталась понять, что заставляет меня так нервничать? Сколько раз я уже убегала за забор? Со счёту сбилась. И ровно столько же раз меня могли увидеть там, или хватиться здесь. Почему же именно сейчас так страшно? Потому что в этот раз я сбегаю не одна, а с парнем? Помилуйте, это могло бы привести в ужас Настусю или Зину, но не меня! Всё это молчаливое неодобрение источаемое окружающими, даже когда мальчик и девочка просто останавливались в школьном коридоре, чтобы перекинуться парой слов, я никогда не понимала и не разделяла. В Маслятах мальчишки и девчонки дружили, вместе играли, а когда вырастали, то начинали встречаться друг с другом, и никто не видел в этом ничего плохого.
– Я придумала, чем помочь вам! – голос Яринки вывел меня из задумчивости, – Я стану отвлекать Агафью!
Я честно попыталась представить, как это будет происходить в течении как минимум двух часов, не смогла, и сдалась.
– А-а…
– Предоставь это мне, – Яринка многозначительно подмигнула, складочка на её лбу разгладилась, глаза горели азартом и решимостью. И я махнула рукой. В конце концов, если мне предстоит приключение, почему подруга должна отказывать себе в возможности тоже по-своему поиграть?
С Дэном мы встретились там же. Когда я пришла, он уже сидел на поваленной сосне, под которой я устроила тайник. Увидев меня, неловко улыбнулся и отсалютовал открытой ладонью. Я подбежала и остановилась перед ним, запыхавшаяся и смущённая. Кажется, мы оба не знали, что сказать. Да уж – "свидание".
– Вот, – наконец заговорил Дэн, вытаскивая из-под куртки тряпичный свёрток, – Я тоже кое-что принёс.
Он продемонстрировал мне моток чёрной изоленты, и лоскут такой же чёрной ткани, видимо приготовленный для изготовления кожетка.
– Ну-ка, – я сразу перестала стесняться и деловито выдернула лоскут из его рук. Повертела, помяла, порастягивала в разные стороны. Кожа. Причём хорошая, плотная, – Годится. А изолента зачем? У меня есть.
– На всякий случай, – Дэн покрутил моток на пальце, – У тебя рогатка чёрная с жёлтым, а моя будет вся чёрная. Вот и подумал – вдруг твоей изоленты не хватит?
Я кивнула, брякнулась на колени и полезла рукой под сосну, в свой тайник. Выудила оттуда остатки похищенной из медпункта и разрезанной грелки, сунула Дэну. А следом достала нож, обёрнутый в промасленную бумагу.
– Ёкарный бабай, – негромко произнёс надо мной Дэн непонятные слова, – А это ты откуда взяла?
Мне было понятно его удивление. Нож выглядел угрожающе, – с тяжёлой рукояткой тёмного дерева, и с очень широким, тускло поблёскивающим лезвием. Я даже на секунду замешкалась с признанием, всё-таки нож – это не грелка, и наказание за его кражу будет не в пример суровее. Но с Дэном я зашла уже достаточно далеко в признании своих грехов, чтобы имело смысл ещё что-то скрывать.
– Из кухни. Этим ножом повар режет мясо…
– Уже не режет, – казалось, Дэн с трудом сдерживал смех, – Как ты умудряешься всё тащить? Ведь и в медпункте, и на кухне всегда кто-то есть?
– Папа звал меня Мышкой, – не без гордости пояснила я, – Могу хоть куда проскользнуть. И не услышит никто, мы в тайге все умеем ходить неслышно… умели.
Дэн кивнул и снова перевёл взгляд на нож.
– А зачем он тебе?
– Ну как это? – я поднялась на ноги с ножом в руках, и Дэн всё-таки расхохотался, наклонившись вперёд, и уперевшись руками в колени.
– Извини, – выдавил сквозь хохот, – Но ты с таким ножом и в этом платье выглядишь, как девочка-зомби из японских ужастиков.
Из слов Дэна я поняла только "нож", "девочка" и "платье", остальное прозвучало абракадаброй. Поэтому я просто стояла и ждала, когда он отсмеётся. А потом обиженно пояснила:
– Нож нужен чтобы вырезать рогатульку из дерева.
Дэн изменился в лице и с досадой хлопнул себя по лбу.
– Ну конечно. А я об этом даже не подумал. Вот что значит лузер в таких делах. Приношу свои извинения, мастер, и снимаю перед вами шляпу, – и он с полупоклоном помахал воображаемой шляпой в воздухе.
Я кашлянула, входя в роль "мастера" и неуверенно начала:
– Э… сначала я научу тебя, как нужно выбирать дерево для рогатульки, а потом и ветку на нём. Но здесь только сосны. Пойдём-ка вон туда.
Через десять минут я уже сидела верхом на почти горизонтальном суке клёна, и пилила ножом одну из его веток, на которой приглядела развилку, идеально подходящую для рогатульки. Дэн стоял внизу и страдальчески морщился, потом не выдержал.
– Слушай, давай я? Ты конечно в этом лучше разбираешься, но я всё-таки сильнее. А то до ужина провозимся, – не дожидаясь ответа, он полез на дерево, занял место на суку, и забрал нож из моих рук.
Дело правда пошло куда быстрее, и скоро мы спустились на землю с отменной рогатулькой. Дальше было ещё проще. Тем же ножом мы вырезали из остатков грелки тяжи, продели их сквозь кожеток, пришили суровыми нитками, чтобы не скользил. Дэн настоял на том, чтобы всё делать самому, я лишь показывала, как надо. Работа шла в молчании, на разговоры мы не отвлекались, и потому закончили даже раньше, чем я предполагала.
– Супер! – воскликнул Дэн, вытянув перед собой результат наших совместных усилий.
Рогатка Дэна получилась больше моей и благодаря чисто чёрному цвету выглядела куда серьёзнее.
– Как ты её назовёшь? – спросила я, полюбовавшись вместе с Дэном.
Кажется, вопрос поставил его в тупик. Но ненадолго.
– Рога дьявола! – возвестил Дэн, то ли в шутку, то ли всерьёз, но я на всякий случай уважительно кивнула. Да и название на мой вкус получилось удачным.
А потом мы отправились на стрельбище. Я сама в этот раз почти не стреляла, только учила Дэна. И он преуспевал. Да и "Рога дьявола" получились хорошей рогаткой. Мы так увлеклись, что очень быстро расстреляли все принесённые мной в прошлый раз камни. Немного полазили по траве, некоторые удалось найти и пострелять ещё чуть-чуть, но потом стало ясно, что без пополнения боезапасов не обойтись.
– Пойдём до пруда? – войдя в азарт, предложила я, – Соберём камней и обратно?
Но Дэн покачал головой.
– Нет, Дайка, мы и так уже задержались, надо возвращаться, пока про нас кто-нибудь не вспомнил.
Я сникла. Вся энергия и веселье, словно электричество, утекли через моё тело в землю, стоило вспомнить о возвращении. Видимо с Дэном произошло то же самое. Молча мы уложили в теперь уже наш общий тайник рогатки и нож, прикрыли дёрном, забросали листьями. Всё это время я мучительно разрывалась между смущением и желанием спросить у Дэна – встретимся ли мы ещё раз? Но он помог мне, заговорив об этом первым.
– Послушай, Дайка, – просто сказал Дэн, – Мне бы хотелось увидеться с тобой здесь снова. Ты сможешь?
Я сначала торопливо закивала, и только потом сообразила спросить:
– А… зачем? Ещё стрелять?
– Да. И не только. Давай присядем? Время есть.
Мы опустились на поваленную сосну. Я отчего-то сильно разволновалась, и спрятала ладони под мышки, чтобы не было видно, как подрагивают пальцы. Дэн снова хочет меня видеть! И если не для того чтобы я учила его стрелять, то для чего? Неужели у меня в приюте появился ещё один друг? Взрослый друг! Это было так неожиданно и здорово, что просто не верилось.
– Ты умеешь хранить тайны? – спросил меня Дэн, и я опять поспешно кивнула.
– Мы с тобой в чём-то очень похожи, – медленно подбирая слова продолжал он, – Мы оба родились в несколько… необычных семьях. Про тебя я знаю, вы – беглецы. Жили в лесу, отдельно от всех, по своим правилам. Но есть люди… которые думают, так же как взрослые из вашей деревни. Но они здесь, в городах. Среди остальных. Со стороны кажется, будто они живут как все, но они другие.
Дэн замолчал, и я несмело спросила:
– А твои мама и папа… другие?
– Да, – Дэн хрустнул пальцами, – Именно поэтому я здесь. Так же, как и ты.
– А они? В тюрьме?
– Нет. Их казнили.
Я снова сунула руки под мышки, но теперь потому, что стало холодно.
– Почему казнили? Мои мама и папа в тюрьме.
Дэн быстро глянул на меня, вроде удивлённо, но сразу отвёл глаза.
– Потому что они… не просто были другими. Они хотели, чтобы все стали такими. Понимаешь, твои родители просто ушли подальше, они не мешали. А мои, и такие, как они, хотели всё изменить.
– Зачем?
– Ну… а разве тебе нравится, как всё вокруг устроено?
– А как устроено?
Дэн запустил пальцы себе в волосы и потряс головой.
– Блин… ну почему ты не постарше?
Я растерянно моргала. Очень хотелось понять, что пытается сказать Дэн, но не получалось. Нравится ли мне, как всё устроено вокруг? Здесь, в приюте? Конечно, не нравится! Но ведь мама и папа Дэна не были в приюте, они хотели изменить что-то там, снаружи. А откуда мне знать, как там, если я из Маслят сразу попала в приют? Когда нас вывозили в город на разные экскурсии и прогулки, всё вроде было хорошо и даже красиво.
Дэн вдруг вскочил со ствола, но только затем, чтобы сесть передо мной на корточки и заглянуть в лицо.
– Дайка, нас здесь, в этом долбаном загоне, только двое таких. Тех, кто знает, что можно жить по-другому. И мы должны держаться вместе, видеться и разговаривать. Ты жила среди беглецов, в свободном поселении, ты можешь рассказать много такого, что поможет и мне, и тем,… кто другие. Я тоже могу и хочу тебе помочь. Нельзя чтобы ты здесь выросла очередной безвольной куклой, способной только рожать детей и ходить в церковь. Я расскажу тебе, как всё устроено, но не сразу, постепенно. Да я бы прямо сейчас рассказал, но ты… ты маленькая ещё. Ты многое пока просто не сможешь понять, – он неловко усмехнулся и добавил, – Да и я наверно не настолько взрослый, чтобы правильно тебе объяснить.
Из всего сказанного, я точно поняла лишь одно – Дэн хочет со мной дружить! А что ещё могут означать слова про то, что мы должны видеться и разговаривать? А про то, что мы будем помогать друг другу? Так делают только друзья.
Радостно взвизгнув, я подалась к Дэну и обняла его за шею, как иногда обнимала Яринку в порыве нежности. От неожиданности он покачнулся на корточках, вскочил, и, взяв меня за плечи, отодвинул на расстояние вытянутых рук.
– А вот это ты брось. Если такое кто увидит, то будет… Ничего хорошего не будет.
– Никто не увидит! – пообещала я, – Мы же только здесь будем встречаться?
– Да уж конечно не в приюте. Но и здесь не часто. Нельзя рисковать. Скажем, раз в неделю ты сможешь?
– Смогу! Два раза смогу.
– Посмотрим, – Дэн задумчиво глядел поверх моей головы, – Сегодня понедельник. Вот и давай в следующий понедельник в это же время.
Я разочарованно надулась – через целую неделю! Но возражать не стала, вспомнив, что Дэн рискует больше меня.
– А теперь пора возвращаться, – подвёл он итог, – Ты иди первая, я подожду минут десять и тоже пойду.
Я подумала, что надо что-то сказать на прощание. Что-то хорошее, чтобы Дэну стало приятно. Но ничего подходящего не шло в голову, а продолжать топтаться на месте становилось уже глупо. Поэтому я сказала просто:
– Спасибо!
Развернулась и побежала через лес к забору.
Радость переполняла меня, мысли метались в голове, как мотыльки вокруг ночного фонаря. А фонарём была одна единственная главная мысль – у меня теперь есть ещё один друг! И не просто друг, а друг с которым мы похожи. Он сам так сказал. Нас связывает тайна. Правда я не совсем поняла, в чём же заключается эта тайна, но особо из-за этого не беспокоилась. Дэн же сказал, что всё мне расскажет, так чего переживать? До следующего понедельника конечно далеко, но зато у меня будет время обдумать, о чём и я могу рассказать Дэну. Что именно он хотел от меня услышать, я тоже не поняла, поэтому нужно будет рассказать побольше, тогда что-нибудь да окажется важным.
Взволнованная и увлечённая этими мыслями, я не сразу обнаружила некую странность. Время близилось к ужину. Обычно в этот час, после занятий, территория приюта была оживлена. Мальчишки гоняли мяч на стадионе, девочки прогуливались по дорожкам и кучковались на скамейках, малышня галдела на игровой площадке. Сейчас же вокруг царила тишина.
Это было так непривычно и странно, что я невольно замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. Стояла, недоверчиво вертела головой. И никого не видела. Что за ерунда? Куда все подевались? Может, мы с Дэном так увлеклись, что забыли про время, и сейчас уже очень поздно?!
Но нет – светло же! Я посмотрела на запад, где солнце спускалось за лес. Всё верно, сейчас нет даже восьми. Определять время и стороны света по солнцу, это едва ли не первое, чему учили детей в Маслятах, на случай, если те потеряются в тайге. Так что здесь я ошибиться не могла.
Переставляя ноги медленно и осторожно, словно шла не по земле, а по ведущей через трясину гати, я снова двинулась вперёд. Прудик. Стадион. Мимо школы направо. Наш корпус. На скамейке возле подъезда одинокая фигурка. В косых лучах заходящего солнца огнём горят рыжие волосы.
– Яринка!
Она вскочила мне навстречу. Глаза – огромные. Но в них не испуг, а торжество.
– Ну, наконец-то! Всё хорошо?
– У меня-то да. А здесь что? Где все?
Подруга захихикав, потянула меня за руку, и мы оказались в кустах акации, высаженных под окнами корпуса. Когда ветки сомкнулись за нами, Яринка села прямо на землю и пояснила:
– Чтобы нас не увидели, пока говорим. А то всем велено сидеть по дортуарам.
– Да что случилось?!
Невинно захлопав ресницами, подруга ответила:
– Как что? Я же сказала, что буду отвлекать Агафью, вот она до сих пор и отвлекается.
– Подожди… так это… Из-за тебя никого нет?
– Ну да, – Яринка с удовольствием вытянула перед собой ноги и гордо улыбнулась.
Чувствуя, что от всего произошедшего сегодня, голова готова лопнуть, я взмолилась:
– Да что ты сделала?! Где все?!
Яринка было напустила на себя загадочный вид, но не выдержала, и прыснула в ладошку.
– Я… а-ха-ха-а… я… ой… в вестибюле… Иисусу… а-ха-ха-ха… Иисусу пририсовала… это самое… – и она, бессильно откинувшись на ствол, принялась хохотать, зажимая себе рот руками.
– Что? – потрясённо выдохнула я, пытаясь убедить себя, что всё неправильно поняла, – Что ты сделала?
– Ну, Иисусу нарисовала… хи-хи-хи, ой, не могу… ну то, что у мальчишек там должно быть.
Тут на землю опустилась и я.
На первом этаже корпуса, напротив входа, у раздевалок, красовалась большая, от пола до потолка мозаика – распятый на кресте Иисус. И если это ему Яринка…
Обхватив щёки ладонями, как какая-нибудь Алёнушка с картинки из книги сказок, я простонала:
– Ты спятила! Ты знаешь, что тебе за это будет?
Яринка уже утёрла выступившие от смеха слёзы, и успокоилась.
– Да ну? И кто узнает, что это сделала я?
– Да мало ли. Вдруг кто-то видел?
– Если бы видели – уже рассказали.
– Но ведь могут просто догадаться! Начнут всех перебирать, вспоминать, кто как себя вёл… а ты в церкви плевала!
Яринка беспечно махнула рукой.
– Это было давно. А если и вспомнят, на меня всё равно никто никогда не подумает. И знаешь почему?
– Почему? – послушно повторила я.
Яринка подалась ко мне и раздельно произнесла:
– Потому что я нарисовала Иисусу… ну, это самое… не в нашем корпусе, а у мальчишек.
Я открыла рот. Закрыла. Снова открыла. А потом, как недавно Яринка начала хохотать, уткнувшись лбом в колени и пытаясь заглушить собственный смех, прижимая руки к лицу.
Потому что это было гениально. Преступление века! Никому не придёт в голову, что девочка могла зайти в мальчишеский корпус. Это было не только официально запрещено, но для всех обитателей приюта, и маленьких, и взрослых – невозможно. Настолько абсурдно, настолько дико, что легче было поверить в спускающегося с неба ангела, чем в одиннадцатилетнюю девочку, тайком пробирающуюся в мужские дортуары. Тем более с такой целью.
Яринка тоже засмеялась, и пару минут мы давились от хохота, валяясь на земле под кустами.
– А как? – наконец смогла выдавить я, – Как ты узнала, что там никого нет?
– Так сегодня же понедельник, – обессилев от смеха, выдавила Яринка, – Сегодня же футбольный матч был у старших парней. Вот все на него и пошли. А я ко входу, по кустам, чтобы в камеры не видно было, потом внутрь по стеночке. И красным маркером…
Нас скрутил новый приступ хохота. Справившись с ним, я восторженно спросила:
– А что потом?
– Потом кто-то это увидел. Кипеж поднялся, прибежали все учителя и воспитатели, батюшка Афанасий голосил так, словно ему прищемили… то, что я Иисусу нарисовала…
Смеяться мы больше не могли, и только застонали, держась за животы.
– А дальше?
– Дальше всех по корпусам разогнали. Сами где-то в школе собрались, и до сих пор там торчат. Ну как? Хорошо я отвлекла Агафью?
– Ты чокнутая! – признала я с искренним восхищением, – Ты просто чокнутая.
Яринка потупила глаза с видом скромной победительницы.
– Ладно. Нужно идти в дортуар, а то вдруг вернётся Агафья.
Мы вылезли из кустов и направились в корпус. Поднимаясь по лестнице, я прислушивалась к непривычной тишине. Не бубнили телевизоры в комнатах воспитателей, не звучали шаги по коридорам, не доносились голоса девчонок из-за дверей. Придавленные этой тишиной, и я, и Яринка, не сговариваясь, пошли на цыпочках.
В нашем дортуаре, на одной кровати, почти прижавшись друг к другу сидели Зина и Настуся. Настуся прятала заплаканное лицо в ладонях, а Зина вскинула на нас сердитые чёрные глаза.
– Вы где были? Сказано – не выходить! Из-за вас и нам достанется.
– Уже и в туалет нельзя выйти? – огрызнулась Яринка, и бросила на меня многозначительный взгляд.
Поняв, что не имею подходящей легенды о том, где я пропадала весь вечер, я забормотала:
– А я так… гуляла. У прудика.
– Ты знаешь, что случилось? – всхлипнула Настуся.
– Н-нет. А вы?
Вместо ответа Настуся снова захныкала, и Зина пояснила вместо неё.
– Здесь дьявол появился.
Я чуть не села мимо стула, а Яринка закашлялась.
– Чего-о?
– Мы гуляли, вдруг Агафья прибежала, закричала, чтобы все шли в дортуары, и не выходили. Сама вся красная, лохматая. Мы в окно смотрели, собрались все взрослые к корпусу мальчиков…
– Батюшка Афанасий кричал, – пискнула из ладоней Настуся.
Мы с Яринкой переглянулись.
– Ну? А дьявол здесь при чём?
– А кто ещё? – удивлённо спросила Зина, – Если бы что-то другое случилось, вызвали бы охрану, а не батюшку.
– А охрану не вызвали? – быстро спросила Яринка.