Если днём на занятиях я учила псалмы и осваивала азы нотной грамоты, то вечером, когда Марфа Никитовна запирала изнутри массивные церковные двери, и садилась к фортепиано, мы начинали петь. И пели самые разные песни. В первый вечер я молчала, и только слушала, заворожёно глядя, как порхают над чёрно-белыми клавишами пальцы преподавательницы. Во второй начала робко подпевать. А на третий Марфа Никитовна попросила меня спеть остальным "Лето придёт во сне". И я спела медвежью колыбельную, выйдя на клирос, а девочки, и сама Марфа Никитовна громко мне аплодировали. После этого я уже не стеснялась. Нотная грамота тоже оказалась не такой сложной, как показалось вначале. Я обнаружила, что если представлять семь нот в виде разноцветных шариков, которые скачут по пяти таким же разноцветным нитям, то всё запоминается намного легче. Так что, в общем, была довольна.
Беспокоила разве что Яринка. Все эти дни она ходила слишком тихая и задумчивая. И хоть её исколотые пальцы уже зажили, Варвара Петровна не спешила возвращать на свои занятия нерадивую ученицу. Но даже это не радовало мою подругу. А когда я в понедельник засобиралась на встречу с Дэном, Яринка лишь спросила без тени прежнего азарта:
– Мне кричать сойкой, если что?
– Кричи, конечно, – осторожно ответила я и добавила, надеясь поднять ей настроение, – А мы с тобой в пятницу пойдём в лес, хорошо? В пятницу у меня не будет занятий.
Но Яринка лишь вяло кивнула.
Прихватив планшет, как и велел Дэн, я направилась к прудику, на берегу которого и устроилась, притворившись, что читаю. В тёплую погоду после уроков многие так делали, и территория приюта пестрела сидящими на скамейках и газонах воспитанниками. Опустив голову, я исподлобья поглядывала вокруг, а улучив момент, когда никого не оказалась поблизости, поднялась, и юркнула под деревья.
Мы с Дэном договорились на шесть часов, но сейчас не было и половины шестого – я вышла заранее, боясь, что долго не подвернётся момента незаметно ускользнуть. Но вышло по-другому, и теперь в моём распоряжении оказался лишний час свободы. Который я решила потратить на прогулку по лесу. Никакой стрельбы, никакой беготни и прыжков, просто прогулка в тишине и уединении.
Перевалившись через забор, я, немного подумав, зашагала влево, постепенно углубляясь в лес. День выдался солнечный, и листва играла на лёгком ветерке. Планшет, чтобы не мешался, я втиснула в один из карманов платья, но он торчал оттуда почти на половину, поэтому приходилось постоянно проверять – не вывалился ли? Зато руки были свободны, и я могла поднимать с земли шишки, чтобы запускать их в кроны деревьев.
Я успела погулять совсем недолго, минут пять, когда в лесу что-то изменилось. Прежними остались деревья, солнечные лучи и трава под ногами, но я уже знала, что больше здесь не одна. Остановилась, опасливо посмотрела по сторонам. И увидела неподалёку мужчину.
Сердце на миг замерло и пустилось вскачь. Нет, сама неожиданная встреча меня не напугала, после знакомства с Дэном, я допускала, что в лесу могут оказаться и другие люди. Но я увидела во что одет незнакомец. В штаны и куртку зелёно-пятнистой расцветки, в тон листвы и коры (поэтому я заметила его так поздно). Камуфляж, вот как это называлось. В Маслятах охотники отправлялись в тайгу в похожей одежде. Но здесь так могла одеваться только одна группа людей.
Охрана.
Вот, кажется, я и догулялась…
Охрана ходила по территории приюта только по ночам, когда воспитанникам запрещалось покидать корпуса. Днём мы с охранниками обычно не пересекались, разве что видели их издалека, у ворот или у здания администрации. Но их форму нельзя было спутать ни с чем.
Охранник неторопливо приблизился ко мне. И чем ближе он подходил, тем ниже опускалась моя голова, так что в итоге я увидела только его чёрные шнурованные ботинки.
– И что это тут у нас? – голос у охранника оказался неожиданно высоким и каким-то мяукающим, так что получилось "тут у нья-ас?".
Отвечать на этот явно риторический вопрос я не стала, только неопределённо шевельнула плечом.
– Ты как тут оказалась? Сбежала? – я снова не ответила, и охранник повысил голос, – Я с кем разговариваю?
– Я… я просто гуляю.
– Что? Говори громче. И смотри на меня, когда отвечаешь.
Я повиновалась. Ростом охранник удался, так что мне пришлось высоко задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Оно оказалось неприятным. Очень бледное, но с двумя яркими пятнами румянца на полных щеках. Светлых ресниц почти не было видно, а такие же светлые волосы и глаза делали портрет охранника словно полустёртым, смазанным.
И я про себя окрестила его Белесым.
Белесый пошевелил редкими кустиками бровей.
– Так что ты здесь делаешь? И как сюда попала?
Пытаться врать я посчитала бессмысленным.
– Перелезла через забор…
– Вот как? – Белесый быстро облизнул полные губы, – А ты знаешь, что это запрещено?
– Знаю…
– Ну, так как – пойдём к твоей воспитательнице? Я думаю, что её заинтересует твоя прогулка.
Я знала, что очень заинтересует, и снова опустила голову.
Белесый протянул руку, взял меня за подбородок, заставил снова смотреть на себя. Сейчас он улыбался, но от этого не стал привлекательнее.
– Такая милая девочка, – у него получилось "мьи-илая дье-евочка", – И такая непослушная. Сколько тебе лет?
– Одиннадцать, – ответила я, с трудом сдерживаясь, чтобы не дёрнуть головой, освобождая подбородок из цепких пальцев.
– Одьи-и-иннадцать, – протянул Белесый, – Прекрасный возраст. А знаешь, я ведь могу и не выдавать тебя воспитателям.
Его слова меня не обрадовали и не вселили надежду на благополучное завершение нашей встречи. Не дождавшись ответа, Белесый чуть наклонился ко мне, продолжая улыбаться.
– Так ты хочешь, чтобы никто не узнал о твоей выходке?
– Хочу, – выдавила я, просто потому, что утверждать обратное было бы глупо.
Белесый выпрямился, отпустил мой подбородок, и быстро зыркнул по сторонам.
– Пойдём-ка поговорим, малышка?
Я не хотела идти говорить. Я хотела в дортуар, и желательно под одеяло.
Однажды, когда мне было восемь лет, я одна ушла в тайгу за малиной. Погода стояла не очень, накрапывал дождь, и другие дети предпочитали сидеть в избе у деда Венедикта, слушая его истории. Мне же захотелось прогуляться, я любила иногда бывать одна. И выбрала местом прогулки большой малинник к западу от Маслят. Место недалёкое и хорошо знакомое. Добралась я быстро, и уже через полчаса лакомилась спелой малиной. Взрослые в деревне освобождались только вечером, ужинали все не раньше, чем стемнеет, и маслятовские дети частенько в течении дня перебивались подножным кормом. Стоял июль, малина висела на ветках налитая и тёмная от сока, и я так увлеклась этим лакомством, что не сразу услышала за спиной треск веток и чью-то шумную возню. А когда, услышав, оглянулась – обмерла.
Большой медведь стоял среди кустов малины и смотрел на меня. Разделяло нас каких-то десять шагов, и я прекрасно видела маленькие глаза зверя, влажный и подвижный чёрный нос, роящихся вокруг приоткрытой пасти мошек. Этого медведя я знала заочно, окружающий лес и сопки входили в его владения, и как водится у этих животных, сородичей он здесь не привечал. А вот с людьми на своей территории ужился вполне мирно, наши охотники не трогали его, а уважительно называли дедушкой или хозяином, соблюдая древнюю таёжную традицию. Медведь в свою очередь не досаждал деревне своим присутствием и не брал наш скот.
Но сейчас "дедушка" явно был недоволен тем, что пожаловав в малинник за лакомством, обнаружил здесь кого-то ещё. Его ноздри угрожающе раздувались, в горле рокотало негромкое ворчание.
В тот миг, когда моя голова волшебным образом опустела перед лицом смертельной опасности, вместо уплывших куда-то мыслей, я и услышала голос-без-слов. Внутреннее повеление, пришедшее ниоткуда, которого невозможно было ослушаться. И повинуясь этому древнему, как мир, могучему инстинкту самосохранения, я замерла на месте без движения. И стояла так, когда медведь шагнул в мою сторону, когда издал низкий рык, и даже когда приподнялся на задние лапы, став в два раза выше меня.
А потом дедушка ушёл. Просто развернулся и ушёл в кусты малины, оглядываясь, выражая недовольство громким фырканьем. И лишь когда вдали стихла тяжёлая поступь зверя, я побежала…
А сейчас, спустя два года, вдали от тайги, стоя перед белесым охранником, я снова услышала голос-без-слов. Только если в прошлый раз он велел мне замереть и не двигаться, то сейчас кричал – беги! Ослушаться его, как и тогда, я не могла, и неловко развернувшись на ставших вдруг деревянными ногах, бросилась прочь.
Фактор неожиданности сыграл мне на пользу, дал чуток форы. Я успела увидеть показавшийся в просвете между деревьями забор, когда грубая рука легла мне на плечо и остановила таким сильным рывком, что я опрокинулась на спину.
Белесый, запыхавшись, встал надо мной. От вынужденной пробежки его щёки стали совсем красными, и он походил на злобного клоуна.
– Ну, ты и шустра! Вставай.
Я медленно поднялась, и Белесый тут же ухватил меня за плечо. Тряхнул.
– Я вспомнил тебя. Вот как ты поскакала дикой козой через кусты, так и вспомнил. Ты дикарка, которую привезли из какой-то сибирской пещеры, да? Городские девчонки так по лесу не носятся.
– Мы не дикари и не из пещеры! – от ярости я перестала бояться, попыталась вывернуться из-под ладони Белесого, но он перехватил меня второй рукой.
– Да конечно, не дикари, ага! Я про ваших читал, – он вдруг наклонился ко мне так низко, что я почувствовала неприятный запах, исходящий из приоткрытого пухлогубого рта, – А правда, что у вас взрослые этим прямо при детях занимаются? Ты видела? А может и сама уже…
Его рука вдруг скользнула вниз, под подол моего платья. Я рванулась в сторону, но Белесый цепко держал меня за кисть, и я добилась только того, что снова оказалась на земле.
– А ну встань! – рывок за руку был сильным и болезненным, но я, чуть приподнявшись, сразу упала обратно, так мне почему-то казалось безопаснее.
Крякнув, Белесый наклонился, схватил меня за подмышки и дёрнул вверх. Но не поставил на ноги, а держа на весу, прижал спиной к стволу дерева, так, что наши лица оказались на одном уровне.
– Да ты настоящий зверёныш, – охранник смеялся, у него были очень крупные и белые зубы.
Глядя на эти зубы, я заболтала ногами, пытаясь вырваться…
Как выяснилось, заболтала очень удачно. Нога попала во что-то мягкое, Белесый охнул, округлил глаза, и, выпустив меня, начал оседать. Я упала на колени, тут же вскочила и побежала к забору. Затравленно оглянулась на ходу, но Белесый не думал гнаться за мной, он так и остался стоять на коленях, скрючившись в три погибели.
Как я взлетела на дерево, как перемахнула через забор, не помню. Остановилась только, когда почти врезалась в Дэна, появившегося, словно из воздуха. Отпрянула от неожиданности.
– Дайка? – Дэн встревожено уставился на меня, – Что с тобой?
Поняв, что это он, что мне больше ничего не угрожает, я обессилено привалилась плечом к сосне, и разревелась.
Рассказ о происшедшем не занял много времени. Когда Дэн принялся спрашивать, что случилось, я, всхлипывая и шмыгая носом, выпалила всё одним длинным спутанным предложением. Как ни странно, Дэн понял. Положил ладонь мне на макушку и зло процедил:
– Мудаки…
Я перестала хныкать и насторожилась – слово показалось мне знакомым.
– Кто?
– Да все они… Добились, мать их, женского целомудрия. Мужики голодные как собаки, кидаются на всё что движется, – Дэн вдруг спохватился и досадливо мотнул головой, – Тьфу, не слушай меня, Дайка. Так говорить нехорошо.
– А что это значит? – не отстала я.
– Ну… плохие люди.
– Значит, этот охранник – мудак?
– Он самый, – Дэн закусил губу, сдерживая улыбку, – И прекрати повторять это слово.
– Ладно, – я вздохнула, размазывая по щекам остатки слёз и покосилась на Дэна, – Мы теперь в лесу погулять не сумеем?
– Боюсь, что нет. Он может быть ещё там.
Мой испуг прошёл, и теперь я чувствовала только злость. Ведь как всё было хорошо! Если бы не Белесый мы бы с Дэном сейчас или разговаривали, или стреляли из рогаток, и я узнала бы, наконец, зачем он просил меня принести планшет, потому что свой планшет Дэн тоже принёс и сейчас держал в руке…
Планшет!
Карманы пустовали. Только теперь я поняла, что когда я бежала к забору, ничто не мешало мне, не оттягивало подол платья…
– Ой, Дэн!
На этот раз я не заплакала. Ронять слёзы имеет смысл, когда страшное позади, только тогда они приносят облегчение. Теперь же всё плохое для меня только начиналось. То, что крепко влетит за утерю школьного имущества – ерунда, но ведь Агафья станет допытываться, где именно я умудрилась потерять планшет, да так, что даже под угрозой наказания не смогла найти. И если в результате всплывёт наша лазейка на свободу, деревья у забора срубят, и прощай лес…
Мой застывший взгляд напугал Дэна, и он потряс меня за плечо.
– Дайка, да что с тобой?
Глухим неживым голосом я объяснила, и Дэн жестом отчаяния запустил руку в волосы.
– Блин, малявка ты, малявка…
Он прислонился спиной к дереву и замолчал. Я его понимала, что можно сказать в такой ситуации? А ещё я начала понимать, что даже не потеряй я планшет, Белесый, сейчас пойдёт к воспитателям, и расскажет, как поймал за территорией воспитанницу, и как она вместо того, чтобы раскаяться в своём проступке оказала ему сопротивление, подло ударив в самое уязвимое место. А если я начну говорить о том, что он меня хватал и говорил гадости, кто мне поверит?
– Как думаешь? – вдруг спросил Дэн, – Охранник видел, что ты выронила планшет?
Я попыталась восстановить в памяти подробности.
– Наверно планшет выпал, когда я побежала в первый раз, а он меня догнал. Я тогда упала.
– Значит, скорее всего, он или видел это, или нашёл его уже потом на земле, – подытожил Дэн.
Я безразлично пожала плечами. Трава там невысокая, планшет в белом чехле, его трудно не заметить. Так что дела ещё хуже – Белесый пойдёт к воспитателям с прямым и неопровержимым доказательством моей вины. Это я и сказала Дэну.
– Вряд ли пойдёт, – возразил он, – По крайней мере, не сразу. Дайка, он к тебе приставал. А тебе одиннадцать лет. Знаешь, что по закону за это бывает?
– Да кто мне поверит? Он – охранник, а я… дикарка.
Дэн притянул меня к себе и погладил по волосам.
– Никакая ты не дикарка. Ты ребёнок. А он…
– Мудак? – быстро вставила я, и Дэн фыркнул, сдерживая смех.
– Пусть будет мудак. А теперь слушай внимательно. Мы можем вернуть твой планшет. Но от тебя понадобиться немного смелости.
Я вспомнила, как, не шевелясь, стояла перед поднявшимся на дыбы хозяином тайги, и решительно сказала:
– Сколько угодно.
План Дэна был прост, но действительно рискован. Впрочем, уж мне-то терять было нечего, смущало только то, что приходится втягивать в это его и Яринку. Третий человек был необходим, поэтому я, оставив Дэна возле забора, побежала на поиски подруги. К счастью долго искать не пришлось, Яринка сидела на скамейке возле школы и бдительно поглядывала по сторонам, выполняя свои функции подстраховщицы. Поэтому меня увидела издалека. Перевела взгляд на висящие над школьным крыльцом часы, которые показывали пятнадцать минут седьмого.
– Уже всё? Быстро вы сегодня.
– Нет, – я присела на скамейку, переводя дух, – У меня беда, Ярин, нужна твоя помощь.
Яринка слушала и словно наливалась вибрирующей энергией. От её ставшей привычной за последние дни меланхолии не осталось и следа. Глаза заблестели и азартно прищурились, даже волосы и веснушки, словно стали ярче.
– Пошли, – она пружинисто поднялась, едва я закончила рассказ о своих злоключениях.
И мы вернулись к Дэну, который улыбнувшись Яринке как старой знакомой, сразу начал объяснять, что от неё требуется. И Яринка слушала, кивая так деловито, словно для неё было в порядке вещей совершать рисковые афёры с незнакомыми парнями. Я даже на минутку залюбовалась ими.
Дэн заставил нас подробно повторить то, что требовалось сделать. Мы послушно повторили. У меня начали нервно подрагивать руки, и пересохло во рту, хоть я и пыталась не думать о предстоящем. И чтобы не затягивать это мучение, не дожидаясь распоряжения Дэна, первая полезла через забор.
– Дайка, ничего не бойся, – говорил Дэн, следуя за мной, – Помни – я рядом. Если что – кричи, и я сразу приду.
– Я тоже, – угрюмо вставила Яринка, – Так приду, что мало не покажется.
А потом они остались стоять у забора, и дальше я пошла одна. И хоть знала, что скоро друзья последуют за мной, всё равно каждый шаг приближающий меня к неизбежному, давался с трудом. В конце концов, я даже начала убеждать себя, что Дэн ошибся, и Белесого в лесу уже нет, что он всё-таки пошёл жаловаться воспитателям, и как бы ужасно это не было для меня в итоге, зато здесь и сейчас встречаться с ним не придётся.
Но Белесый оказался на прежнем месте. Сидел под деревом, и в его грубых руках беспомощно белел мой планшет.
Я двинулась к нему на ватных ногах.
Белесый заметил меня и начал улыбаться. И чем ближе я подходила, тем шире становилась его зубастая улыбка, как будто он собирался проглотить меня словно какой-нибудь крокодил.
– Я знал, что ты придёшь, – голос охранника звучал так самодовольно, что в нём ещё заметнее проступили мяучащие интонации, – Ты же умная дье-евочка и неприятностей не хочешь, вье-ерно?
Я молча кивнула, остановившись подальше от Белесого. Тот поднял и повертел перед собой мой планшет.
– А я тут пока ждал, учебники твои почитал. Ты хорошо учишься?
Я снова ограничилась кивком, но вспомнила слова Дэна "Отвлекай его. Неси какую угодно чушь, но чтобы он слушал тебя и смотрел на тебя", и торопливо заговорила:
– Сударь, пожалуйста, отдайте мне планшет, если я его потеряю, меня накажут. Если хотите, можете нажаловаться на меня воспитательнице, только отдайте планшет.
Белесый ухмыльнулся и начал подниматься на ноги.
– Вот как ты заговорила? А драться ещё будешь?
– Нет, не буду, – я подумала, не попробовать ли зареветь для убедительности, но это было бы уже слишком унизительно.
Белесый направился ко мне, и я с трудом подавила желание убежать. Это никак не входило в наши планы.
Нарочито медленно охранник расстегнул куртку и спрятал планшет во внутренний карман. А потом протянул мне открытую ладонь.
– Пойдём.
Меньше всего мне хотелось брать его за руку, я прекрасно помнила, как эти руки хватали и держали меня. И чтобы потянуть время спросила:
– Мы пойдём к воспитателям?
– А разве ты этого хочешь? – удивился Белесый, – Вряд ли. И хоть ты меня ударила, я не сержусь, и могу никому не рассказывать о том, как плохо ты себя ведёшь.
– Тогда куда мы пойдём?
– Поговорить, как и хотели до того как ты начала бегать и пинаться.