* * *
Румб Кувалда был выходцем из самых дремучих окраинных белых трущоб Юдостана. С детства он поклялся себе выбраться наверх и посвятить свою жизнь освобождению – реальному, а не на словах, своего угнетаемого народа. Обладая железной волей, бычьей силой и незаурядным умом, он действительно сумел подняться. Получил грант для одарённых белых детей. Закончил специальный интернат, потом Государственный университет. Стал преуспевающим юристом. Ему светило выколачивать хорошие деньги из сограждан обезумевших от законов, прецедентов, уложения и правил, подпунктов. Но он отлично помнил о долге перед всеми неимущими, обиженными. И с присущей ему яростью занялся их защитой. Потратил на это лет пять, пока окончательно не убедился в справедливости тезиса, что закон – это флюгер. И дул в этот флюгер вовсе не он, а его противники. И тогда он перешёл к радикальным методам борьбы.
Он создавал газеты, писал передовицы, собирал митинги. Клеймил несправедливость, призывал к борьбе с трибун, на спортплощадках в трущобах, на заводах. В результате даже был избран в Парламент и заслужил славу самого скандального депутата всех времён и народов. Средства массовой информации изображали его клоуном, но все белые знали – он не балаганный артист, а истины их защитник.
За десять лет Румб организовал множество тайных и явных организаций. Собранные им и двинутые на Юдостан миллионные марши до дрожи напугали властьпридержащих и стали причиной принятия ряда мер по защите белого населения, улучшению здравоохранения и образования. При массовых беспорядках и стычках с полицией добродушный лесоруб превращался в настоящего викинга.
– Я знаю вашего Тима, – сообщил нам Румб, плюхаясь на стул, едва не развалившийся под его тяжестью. – Это великий человек и подвижник!
– Тим наш очень близкий друг, – дополнила Эльгара. – Мы переживаем за него. И как за человека, открывшего многим глаза. И как за носителя культуры. И просто как за нашего Тима.
– Он должен стать нашим знаменем! – безапелляционно объявил Румб. – И тогда мы исправим этот заблудший жестокий мир.
– Не торопись, – поморщилась мулатка и коснулась руки Румба. – Мир подождёт. Сначала мы должны освободить Тима.
– Друзья Тима, – кивнул я и задал вопрос в лоб: – Скажите, Эльгара, а зачем вы за нами следили?
– Нужно было поговорить, – ничуть не смутилась мулатка. – Но я не решалась. Вы находились под колпаком службы тайных начал.
– А сейчас?
– Они снаружи, перекрыли все выходы, чтобы вы не улизнули. И будут дисциплинированно ждать. Я знаю этих парней – они добросовестны, умелы в своём ремесле, но излишне прямолинейны.
Всё стало более ясно. И более запутанным. Объяснения мулатки мне не показались слишком убедительными. Чутьём дипломата с расторможенными пси-способностями я ощущал, что она что-то не договаривает. Впрочем, и без пси-способностей это было понятно.
Эльгара внимательно посмотрела на меня и произнесла:
– Не беспокойтесь. Мы не заговорщики и не террористы. Вас никто не обвинит из-за общения с нами в деятельности, не совместимой с дипломатическим статусом.
– Это радостно слышать, почтенная очаровательная госпожа, – заворковал Абдулкарим.
Я заметил, что он смотрит на мулатку каким-то туманным, восторженным взглядом.
– И наша задача – освободить Тима, – строго произнесла Эльгара.
– Мы поднимем общественность! – начал заводиться Румб. – Мы устроим пресс-конференции и откроем людям глаза! Мы завалим этих негодяев петициями и судебными исками. Они дрогнут…
– Прожектёр, – усмехнулась мулатка. – Ну, скажи честно, какие петиции, иски и интервью могут вызволить Тима из этого проклятого игрушечного домика?
– Игрушечного домика? – переспросил я.
– Ну да, – кивнула мулатка. – Эта проклятая тюрьма, раскрашенная как детский сад.
– Мы там навещали нашего друга, почтенная госпожа, – с каким-то придыханием произнёс Абдулкарим. – И были весьма удивлены столь смелыми дизайнерскими решениями в столь скорбном заведении.
– В прошлом году Департамент трудового исправления взял на вооружение шарлатанскую теорию излечения асоциального поведения путём погружения в детство, – пояснила мулатка. – И в рамках планового расхищения бюджетных средств, которое затеял влиятельный клан….
– Плановое расхищение?
– Да. Плановое расхищение в рамках теневой традиции. Так вот, теперь перекрашиваются и снабжаются игрушками все тюрьмы, а подрядчики и их лоббисты уже устали считать сыпящиеся на них деньги.
– Это же коррупция! – возмутился Абдулкарим.
– Именно она, – кивнула Эльгара и усмехнулась. – Коррупция ужасная и животворящая… Ладно, вернёмся к нашим делам. Насколько я поняла, вы оказались в глухом правовом тупике. И задумываетесь о штурме крепости.
Она как в воду глядела, но я счёл нужным отнекиваться – мол, и в мыслях не было.
– Поймите одно. Никакие петиции и демонстрации, которыми пугает всех Румб, не помогут, – подытожила Эльгара. – А поможет нам только эта самая пресловутая коррупция.
– Мы пробовали, почтенная госпожа, – вздохнул Абдулкарим. – Мы готовы платить любые деньги, отдать груды золота и самоцветов. Но опять какой-то тупик. Свобода Тима почему-то не продаётся.
– Потому что вы пытались взять систему прямым наскоком. А ей нужно виртуозно манипулировать.
– Это как?
– Умело, – усмехнулась мулатка. – Мы всё придумаем.
– И всё-таки я за народный гнев! – воскликнул Румб.
Эльгара только пожала плечами. А потом сказала:
– У нас есть некоторые идеи. И мы вам их вскоре изложим. А пока не делайте глупостей. И согласовывайте с нами свои шаги. Годится?
Я подумал. И кивнул. Всё равно ничего другого нам не остаётся.
– Ну что же, – мулатка подошла к стеллажу, отодвинула чучело совы и вытащила из за-него красненькую портативную многоканальную рацию, протянула мне. – Заряжайте её раз в сутки от стандартной сети. Будем по ней договариваться о встречах.
До широкого распространения сотовой связи здесь не дошли, и пользовались такими несовершенными средствами коммуникации, стоившими достаточно дорого. Я понял, что в деньгах эта тёплая компания не нуждается.
На этом наша странная встреча завершилась.
Я был сильно озадачен произошедшим, Абдулкарим, наоборот, вдохновлён:
– Ай-ай-ай. Какая женщина! Газель! Серна! Чёрная королева!
– Тогда уж кофейная, притом с молоком, – поправил я. – Она же мулатка.
– Кофейная королева. А звучит красиво. Ты не лишён романтики, мой любезный друг, – погрозил он мне пальцем, расплывшись в блаженной улыбке…
На обратном пути у самого отеля наша машина сбавила скорость до пешеходной, пробираясь через возбуждённую, беснующуюся под грохот рэпа толпу.
Реяли плакаты: "Вступайте в отряды самообороны!" "Сегодня слушает романс, а завтра Родину продаст!" "Беляки: кнут-плантация-хижина!" "Инопланетники – убирайтесь домой!"
"Чёрный реванш" стал скликать свою рать.
По лобовому стеклу ударил и расплылся мерзкой массой гнилой банан. За ним последовала два помидора.
Молодчиков сдерживала полиция. Но всё равно рядом с моим плечом просвистел булыжник, когда мы шли от лимузина к дверям отеля.
– Они одурманены злобой и ложью, – вздохнул Абдулкарим в лифте. – Я понимаю, что их надо пожалеть. Но почему тогда мне так хочется бить по их головам палкой?
– Потому что они идиоты, – устало произнёс я. – И преподнесут нам ещё немало проблем…
* * *
Абдулкарим смотрел по телевизору фильмы любимых его жанров – полицейских и гангстерских боевиков. В последние годы у кинематографистов установились негласные правила – с целью пропаганды расовой терпимости среди главных героев один полицейский должен быть обязательно белый – туповатый, наивный, но честный и искренне выступающий за дружбу народов. Правда, бандитов показывали сплошь белых, что, в общем-то, соответствует действительности.
Выключив телевизор, Абдулкарим принялся листать толстый околоправительственный литературный вестник, сокращённо "Околесица", зачитывая вслух наиболее интересные моменты. Первые страницы альманаха были отданы интервью скандального политика-радикала Дурындуна Спесивого, рьяного сторонника теории заговоров и расовой сегрегации. Он на полном серьёзе излагал:
– Нет никакой Земли! Неужели вы допускаете, что бледнолицые существа, которые к дрессированным животным, чем к людям, ближе, кого ещё недавно учили пользоваться вилками, хотя порой у обезьян это получается лучше, создали свою цивилизацию, покорившую Космос? Тогда вспомните смехотворные потуги жалких сумасшедших из движения за пропорциональное расовое представительство пропихнуть белых в бизнес и власть. Они забыли, что практически нет белых юристов, политиков! Любой серьёзный учёный антрополог скажет вам, что у белых просто отсутствуют участки мозга, ответственные за логику. Поэтому у них нет писателей, инженеров. Где их премии в точных науках? Где бессмертные живописные полотна? И вы считаете, что двое сомнительных белых субъектов прилетели к нам за триста восемьдесят световых лет?! Нас должны убедить в этом ужимки этих жалких артистов, играющих дипломатов с Земли? Не удивлюсь, если в них опознают скрывающихся от полиции лицедеев какого-нибудь заштатного бродячего цирка!
– Значит никакой угрозы вторжения нет? – спрашивает наш корреспондент.
– Нет! Есть коварный план правительственных кругов по уничтожению основ нашей чёрной цивилизации! Зачем? Власть и деньги! Эти аферисты не понимают только одного – они не смогут удержать в узде дикарей! Мы все будем снесены, наш уклад стёрт! И над нами будут хохотать белые клоуны из бродячего цирка!
Абдулкарим закончил чтение и перевернул лист альманаха.
– Забористо, – отметил я. – И какие комментарии?
– В основном упрекают парламентария в душевном заболевании. Однако по социальным опросам уже сорок один процент граждан заявляет, что эта версия имеет все права на существование.
– Значит, мы с тобой беглые клоуны из провинциального цирка, – кивнул я.
– Нет, почтенный Александр. Ты больше тянешь на трагика. У тебя вечно унылое лицо.
– Клоуны и трагики, – хмыкнул я, глядя на беснующиеся внизу толпы.
Их уже было две. Одна – из адептов "Чёрного реванша", скандировала: "Оккупация не пройдёт". "Клоунов – на костёр!" Вторая – из сторонников "Белого возрождения", ритмично и солидарно голосила: "Земля… Свободу Тиму!.. Земля!"
С каждым днём толпы становилось всё более многочисленные. И на хилую шеренгу полицейских противоборствующие стороны всё больше поглядывали как на неприятное, но не очень прочное препятствие.
– Они скоро вцепятся друг другу в глотки, – отметил я.
– Может попытаться призвать их к разуму? – задумчиво произнёс Абдулкарим.
– Уже призвали один раз, – хмыкнул я, вспомнив свои злосчастные интервью, круги от которых идут до сих пор. – Больше не надо.
Зашуршала лежащая на столе на самом видно месте красная рация. Абдулкарим аж подпрыгнул на месте, обрадовавшись:
– Кофейная королева!
Он схватил рацию и произнёс заговорщически и вместе с тем томно:
– Зенит на связи!
Это была на самом деле Эльгара. Она отчеканила место и время встречи. Услышав, что информация принята к исполнению, тут же отключилась.
– Богиня, – мечтательно произнёс Абдулкарим, повышая мулатку в статусе…
* * *
Мы расположились в скрипучих креслах в просторной пыльной комнате под самой крышей старого небоскрёба. Вся мебель была старомодная и скрипучая. В одном углу помещения каждые полчаса отчаянно били напольные часы, из другого угла на нас мрачно взирало чучело карликового кудрявого слона, скорее всего стащенное хозяйкой комнаты из Музея неестественной истории. Для романтики, а также по причине плавного отключения во всем районе электричества, на столе горели свечи.
– Нас здесь никто не побеспокоит, – заверила Эльгара Ветер.
– Место проверенное, – сурово и значительно поддакнул Румб Кувалда.
– Надо обсудить ситуацию. Она осложняется. Народ взбудоражен делом Тима, – сказала мулатка.
– Вот и хорошо. Мы выведем миллионы. Мы заполоним нашими сторонниками улицы, – вещал Румб, планы которого с прошлой встречи сильно радикализировались. – Я уже начал работу! Люди готовы! Есть краска и бумага! Будут новые плакаты и лозунги! Мы покажем угнетателям всю мощь нашей решимости!
В этом человеке была зажигательная сила и способность и вести за собой массы. Мне тут же захотелось на митинги и баррикады. Но лишь на миг – тренированное сознание дипломата сбросило с себя чужую агрессивную установку.
– Кошмар, Румб! – возмутилась Эльгара. – Ты всё испортишь!
– Почему? Сатрапы услышат глас народа. И дрогнут.
– Бесполезно, – поморщилась мулатка. – Власти не могут так просто сломать систему, это будет самоубийство. Они разгонят вас водомётами и резиновыми пулями. Или подгонят бронеходы, и польётся рекой кровь. Ты готов к такому?..
– К крови? Готов!
– Ну а мы не готовы. Мы найдём способ решить эту проблему в рамках системы…
– Коррупция, – потёр руки Абдулкарим, который почему-то испытывал к этому понятию тягу, что странно для человека солидарного общества и победившей гуманитарной парадигмы, хотя и простительно с учётом рода его занятия и вечного пребывания на планетах зеркалах третьей линии. – Благословенная коррупция.
– Благословенная? – с усмешкой посмотрела на Абдулкарима мулатка. – А вы ведь уловили суть. Коррупция – оборотная сторона нашего правового государства. Некоторые законы – это ржавчина, поедающая шестерёнки. А коррупция – это та смазка, которая позволяет машине нашего государства двигаться вперёд. Представляете, что будет, если однажды наведут порядок, переборют коррупцию и заставят бизнесменов, чиновников и людей исполнять миллионы законов и прецедентов, которые исполнить в принципе невозможно?
– Машина остановится? – сочувственно осведомился Абдулкарим, с восторгом пожирая глазами собеседницу.
– Нет! Её занесёт, и она рухнет в пропасть!
– Какие у вас конкретно идеи? – спросил я, утомлённый всем этим бесплодным теоризированием.
– Сейчас мы сделаем ход на третьем уровне доски!
Она имела в виду игру Шматшахари – это типа наших шахмат, по ней проводились всемирные чемпионаты, победители которых числились национальными героями. Там были клетки и чем-то похожие на шахматные фигуры, только действие происходило на трёх уровнях. На низшем можно было спрятать фигуру, а на высшем она могла при определённых условиях перемахнуть через всю доску и врубиться в тыл врага, а то и обеспечить победу. И хотелось надеяться, что Эльгара отыскала возможность открыть проход на третий уровень и разом решить проблему.
– Вскоре состоится ярмарка чиновников, – торжественно объявила мулатка.
– Что это значит? Борьба за вакансии? – спросил я.
– Нет. Просто будут покупать чиновников.
– Увещаемая, смею ли я надеяться, что ослышался? – изумился Абдулкарим. – Покупать живых чиновников?
– Не ослышались. В негласной коррупционной плоскости существуют торги двух типов: продажа должностей и продажа чиновников…
– Как рабов?
– Ну, почти… Это всё новые веяния. По неписанной традиции во избежание конфронтации в обществе теперь сорок процентов высших чиновничьих должностей распределяется бесплатно. Но эти сорок процентов не могут оказаться вне общества и системы, иначе будут представлять опасность для государственной стабильности. Вот и проводятся аукционы. Чиновников скупают – притом частично или полностью. Продаваясь, они берут на себя обязанность коррупционного содействия покупателям. Естественно, негласного и аккуратного, чтобы не будоражить общественность.
– Чудны дела твои, Аллах милосердный, – с каким-то восторгом развёл руками Абдулкарим.
– Вот, – Эльгара вытащила из дорогой сумочки кожи полярной гиены три металлических кругляша и бросила на круглый стол на гнутых ножках. – Приглашение на участие в аукционе. Не спрашивайте, чего мне стоило его достать. На три персоны – вы двое и я!
– А мне?! – возмутился Румб. – Я же предложил эту комбинацию!
– Тебе не досталось.
– Это твои интриги, Эльгара. Ты могла добыть пропуск на меня. Но ты боишься.
– Да, боюсь. Ты не выдержишь, выкинешь фокус и испортишь дело.
– Когда я портил дело?!
– Да почти всегда.
– Это ты своей нерешительностью…
Дальше пошло бурное выяснение отношений, которое нас не касалось. Слишком многое роднило этих людей, чтобы лезть в их разбирательства посторонним.
И мы отбыли в отель, оставив наших союзников наедине друг с другом.
Ночью перед отелем противоборствующие стороны всё-таки прорвали полицейскую цепочку и устроили под нашим балконом смачный мордобой. Под какофонию из французского шансона и рэпа сошлись в битве белые и чёрные граждане Республики Ктулху. Притом чёрные всё больше были хилыми студентами и изнеженными маменькиными сынками. Так что белые, выросшие на улицах, в трущобах, в жизни не занимавшиеся ничем, кроме пожирания фастфуда, игры в волейбол и драк, одерживали победу.