11. День четвёртый. Пирс Маклахен
У кого-то жизнь проходит от любви до любви, у кого-то от получки до получки, а у Пирса Маклахена - от парома до парома. Нет, претензий он никому никогда не предъявлял, потому что эту жизнь он выбрал себе сам и был ею вполне доволен. Тем более, что раньше особой зависимости от парома не было. Во-первых, он ходил регулярно и как часы. Во-вторых, если ты чего-то не купил на пароме, можешь всегда самолично отправиться в Сент-Брайдс и приобрести всё необходимое. Сейчас ни о какой поездке на материк речи не шло: во-первых, цены на бензин взлетели до небес, а во-вторых, какого чёрта, скажи на милость, делать в этом хаосе, рассаднике страха, паники и всякой заразы.
Паромное сообщение стремительно разваливалось, как разваливалась тихая и спокойная жизнь. С каждым днём паром ходил всё реже и всё больше уклонялся в какой-то одному ему ведомый график. Цены росли как на дрожжах, а количество предлагаемых товаров медленно, но неуклонно таяло.
Вот и сегодня не привезли почти ничего из того, что Маклахен заказывал. Ни крупы, ни репы, ни мяса. А этот чёрт рыжий, хромец этот проклятый: всё ему каждый день мясо подавай. Как сдурел. Корми всех мясом, да печенью, да овощами. А где их взять-то... И только всё деньги суёт. Денег у него, похоже, куры не клюют. Понятное дело: награбил, убивец, маньяк чёртов. Вот только какое ему дело до всех этих... непонятно. А то, что Пирсу Маклахену не понятно, то вызывает у него опасение и желание от этой непонятности избавиться. Ну да ладно, платит этот хромой чудик за всех, ну и пусть платит - Пирс Маклахен от этого не обеднеет уж никак...
Чёртова курица, эта Меган, вся извелась и его извела - кудахтала и стонала всю дорогу над неладной жизнью до тех пор, пока он не цыкнул на неё как следует. Кудахтай, не кудахтай, а ничего теперь не поправишь. Людишки, эти тупые создания, решили таки окончательно и бесповоротно уничтожить к чертям жизнь и самих себя. Да и пусть им. Пирс Маклахен как-нибудь пересидит на своём острове все эти ваши идиотские... эти, как их... потоклизмы... Слова-то у вас непотребные, дурные слова. Какие сами вы, такие и слова выдумываете. Сдохли бы вы все поскорее к чертям собачьим! Вот бы жизнь наступила без вас чистая да спокойная...
Под тоскливым серым небом они проводили глазами паром, потом - он впереди, Меган с корзиной за ним - медленно поднялись на холм, к отелю, кряхтя и думая каждый о своём.
Едва вошли в гостиную, Маклахен сразу увидел её. Цыганка. Тут даже и сомнений никаких. Цыганка.
Он сплюнул под ноги, проводил взглядом жену, которая тихо и торопливо исчезла в коридоре. Снова перевёл взгляд на цыганку. Та не сводила с его лица чёрных глаз, губы её поджались, сложились в тонкую ниточку.
Ну и что ты, дрянь, делаешь в отеле Пирса Маклахена? Что ты поджимаешь губы свои? Что ты там шепчешь, цыганщина проклятая?
- Ты кто? - мрачно бросил он черномазой в наступившей полной тишине.
- Джайя меня зовут, - отозвалась та. - Пожить у тебя хочу, мой хороший.
- Выбирай слова! - набычившись, процедил он. - Ты кто?
- Джайя меня зовут, мой золотой.
- Плевать мне, как тебя зовут! - вскипел Маклахен. - Цыганка?
- Цыганка.
- Убирайся отсюда.
- Куда же это?
- Куда хочешь, мне дела нет. Проваливай сейчас же!
- Почему? У меня есть деньги.
- Плевать! - взревел Маклахен. - Я сказал, проваливай, или я за себя не отвечаю!
- Эй, остынь х-хозяин.
Хромой произнёс это спокойно и негромко, как будто просто дал добрый совет своему приятелю. Маклахен вздрогнул, перевёл на заику взгляд.
- Здесь я хозяин, - сказал он почти по слогам.
- Вот ты и остынь, - кивнул Деллахи.
- А ты кто таков, чтобы мне указывать?
- Ш-шон Д-д-дэ-э... Деллахи.
Внутри Пирса Маклахена извергался вулкан, кипели гейзеры, полыхали молнии и рокотал гром, но говорить он старался спокойней. С Деллахи ссориться пока никакого резона не было. Нет, конечно он его не боялся - да ни в одном глазу! Придёт ещё его время, этого рыжего, придёт... Сыграет весло по его голове, или ружьё громыхнёт в спину. Подожди, хромой чёрт, подожди, будет тебе солоно... А покуда поговори ещё, покомандуй, поюродствуй тут. Пирс Маклахен умеет быть терпеливым...
- Здесь я решаю, кто будет жить в моём отеле, а кто нет, - сказал он почти спокойно. И лишь усмешка бегала по его губам, выдавая кипящую ярость.
- Вот и д-давай, ре-е-решай, - кивнул хромой. - Т-только смотри, реши п-п-пэ-э-равильно.
- Ты о чём это, а? - прищурился Пирс Маклахен.
- Д-дашь ей к-ключ? - не заметил рыжий его упрямого и гневного прищура. - Д-договоримся.
Они несколько минут мерились взглядами. Наконец Маклахен отвёл глаза. Хромой был силён, очевидно силён. Задавить такого, как дурака Ллойда или того идиота с трубкой, Липси, – не получится. Маклахен силён, может нахрапом взять кого угодно, а не сможет нахрапом, так сила в руках тоже ещё ого-го. Но с этим - не пройдёт. Этого надо осторожно, с хитрецой.
- Не дам, - выдавил хозяин. - Будет жить в... в бельевой. И чтоб я лишний раз тебя не видел, цыганское отродье!
- Парома больше не будет, - непонятно произнесла Джайя. Намёком каким-то... Но на что намекала эта черномазая крыса, Маклахен не понял. Да и не хотел понимать. Плевал он на намёки всякого цыганского отребья!
- Тебя не спрашивают! - бросил он.
- Хорошо. Тогда я пошла, - засуетилась Джайя. - Вещей-то у меня нет, одна сумка полупустая.
- Я провожу вас, Джайя, - подскочила эта худосочная, как её, что живёт на верстаке.
- И я тоже, - поднялась вторая, Беатрис. - Пусть мужчины поговорят о делах.
Чёртовы бабы. Проваливайте, все проваливайте.
- Ты сделала, что я велел? - вспомнил он, обращаясь к Беатрис.
- Ой, морковь... - спохватилась та. - Я сейчас, я быстро...
Она, отворачиваясь, протиснулась мимо Пирса Маклахена и исчезла за дверью.
- Я помогу Беатрис, - промямлил дурачок, направляясь следом за девкой.
Хе-хе... Бедолага... Уже даже Пирсу Маклахену видно, как этот юродивый поглядывает на девку. Да только ты ж дурак, парень, и ничего тебе не светит. Такая баба вряд ли станет размениваться на идиотов... А с другой стороны... бабы - дуры же, кому не известно... А с третьей стороны - Пирсу Маклахену плевать на вас на всех.
- Джайя, идёмте, - пигалица торопливо подхватила с дивана свою вышивку. Цыганка двинулась за ней, не сводя косого взгляда с Маклахена. Ах ты ж дрянь! Ты не сглазить ли хочешь, а?!
Они с Деллахи остались одни. Пирс Маклахен подошёл к дивану, тяжело опустился на него, достал кисет, принялся скручивать раскурку.
- Заплатишь мне за черномазую, - сказал, не глядя на хромого. - Двадцать пять. Твоя прихоть. Если б не ты, вылетела бы она отсюда в секунду. Не хочешь платить - так и будет.
Заика пожал плечами, достал бумажник, бросил деньги на стол.
- П-принёс? - спросил он, когда Маклахен, пыхтя, раскурил самокрутку.
Пирс выпустил густую струю синевато-серого дыма, отрицательно покачал головой.
- Нет мяса. По тридцать пять уже мясо. Курицу одну взяли да кролика.
- Знал бы, д-дал бы больше. Режь к-кэ-э-корову.
Рыжий гад разнюхал про Моуи ещё два дня назад. Пройдоха хромой! Веслом бы тебя по башке там же, возле коровника...
- Нет! - жёстко возразил Пирс Маклахен. - В среду опять будет паром.
- Н-не будет, - покачал головой Деллахи. - Т-ты же слышал, что с-сэ-э-сказала ц-цыганка.
- Плевать мне на бредни этой полоумной старухи! - оскалился Маклахен.
- Режь, - наставивал хромой.
- Нет! Неизвестно, сколько ещё всё это продлится. На рыбе пока пересидим, рыбы вокруг - как воды.
- Ей н-нужно м-мясо, - произнёс Деллахи.
- Мясо... А молоко? Молоко ей не нужно?
- Н-нужно, - вздохнул хромой, опуская голову.
- Вот и думай, - подытожил Маклахен. - Куриц уже всех порубил... Одна корова и осталась. Знал бы, что так будет, ни за что не продал бы свиней. Чёрт же вас всех принёс на мою голову! Не прокормишь такую ораву...
- Н-недолго осталось.
- Да уж скорей бы! - криво усмехнулся Маклахен.
- Л-лучше мы съедим, чем к-ки-итаёзы.
- До этого не дойдёт, - покачал головой хозяин. - Радио не слушаешь, что ли? Они ультиматум поставили: если Англия до первого июля не сдастся, будет атомная бомбардировка.
Нерешительно и тихонько вошла Меган, встала у двери, сложив на переднике руки, поглядывая на мужчин.
- Ну, что встала? - обратился к ней Пирс Маклахен. - Чего уши развесила? Заняться больше нечем?
- Устала я что-то, - вздохнула Меган. - Ноги не держат совсем. Не заболеть бы.
- Только попробуй! - пригрозил он. - И не думай, что тебе позволят лежать.
- Да разве ж я... - промямлила его жена. - Нет, господин Маклахен.
- То-то же, - кивнул он.
- Я пришла спросить: что готовить-то будем?
- Картошку вари, - велел Маклахен. - Хватит им жировать. Пусть отдохнут немного.
- К-кэ-э-ролика! - вступил Деллахи.
Меган взглянула на рыжего, перевела вопросительный взгляд на мужа. Тот, досадливо поморщившись, недовольно бросил:
- Делай, что тебе велено.
- А сколько картофелин? - уточнила Меган.
- Тебе сказали крола готовить! - взъярился Пирс Маклахен. - И лапши сделай.
- Простите, господин Маклахен, - поникла Меган. - Я не поняла, видать.
- А когда ты понимала-то, дура! Пшла вон.
Жена неуверенно поклонилась, засуетилась, торопясь скрыться за дверью.
- Она же т-твоя же-е-жена! - произнёс хромой с брезгливостью глядя на Маклахена.
- Спасибо тебе, что сказал, а то я и не знал бы сроду, - усмехнулся тот.
- Ну т-ты и тварь, - покачал головой Деллахи
Он тяжело поднялся и поковылял к двери на улицу. Остановился у двери, сказал, не оборачиваясь:
- Она б-будет жить в моей к-кэ-э-комнате. А мне дашь д-дэ-э-ругую. Я за-за-а-плачу.
И вышел.
- Тварь, - покачал Пирс Маклахен головой ему вслед. - Тварь, говоришь?.. А сам-то ты кто, душегуб?
А интересно, - подумал, - кто она ему? Чего он так за неё упирается? Бес в ребро? Или..? Денег-то у него несчитано, много денежек. Вот подрезать бы... Вот только кому они скоро будут нужны, бумажки эти. Все скоро сдохнем... Мясо, гляди-ка, ей... Не-ет, что-то здесь не то... Цыганка ещё эта... Тварь, говоришь?.. Подожди, я тебе дам "тварь"!
Бормоча, он подошёл к радио, щёлкнул переключателем. Ну, давай, Джонс, сбреши чего-нибудь. Идиот... Не в отца пошёл.
"А сейчас на волнах радио "Дредноут", - охотно затараторил Кевин Джонс, - интервью со звездой шоу "О том, о сём" Лайзой Борделли. Если вы помните, ребята, любому мылу Лайза предпочитает "Уайт гард". И это неслучайно, я думаю. Впрочем, обо всём по-порядку.
- Здравствуй, Лайза.
- Привет. Хи-хи.
- Вчера, в шоу "О том, о сём" ты сказала, что китайцы никогда не посмеют бомбить Рим, а сегодня...
- Ой, ребята, и вы туда же! Ну сколько уже можно о войне, а? Давайте о чём-нибудь повеселее.
- Можем, поговорить о грядущих выборах, хе-хе.
- Хи-хи.
- Кстати, о выборах. Как ты думаешь, какие шансы у Фила Подни? Согласно последним статистичес...
- А кто это?
- Э-э... Фил Подни?
- Ну да.
- А чёрт его знает, ха-ха.
- Ха-ха-ха! Балдёжно!"
Идиоты!
Плюнув, Маклахен выключил этот проклятый говорильник, в приступе ярости ударил по нему кулаком.
Идиоты! Идиоты! Животные... Жизнь просрали, проболтали, проиграли, про... И всё им ля-ля-тополя, засранцам!..
Сзади послышались осторожные негромкие шаги.
Пирс Маклахен обернулся.
- Чтоб тебя! - недовольно изрёк он. - Чего надо?
Джайя стояла в нескольких шагах от него, смотрела внимательно и жалостливо.
- Да ничего, мой хороший, - отозвалась она. - Думала, здесь есть кто.
- Никого, - бросил он. - Проваливай.
- Вижу, что никого.
- Проваливай, тебе сказано!
- Зачем боишься меня, скажи? - вдруг спросила она и даже, кажется, движение сделала - подойти ближе. Да не решилась.
- Чего-о? - протянул он.
- Вижу. Всё вижу, - забормотала чёртова баба. - Проклятье на тебе. Цыганка прокляла тебя. Хочешь, отведу? Цыганка прокляла, цыганка и отведёт проклятье.
- Иди к дьяволу! - рявкнул Маклахен.
- Как звали её, скажи?
Откуда это отребье узнала? - задумался Маклахен. - Точно, есть в них что-то, в этих тварях подзаборных. А может, и не сама она рассмотрела. Они же все друг друга знают. Шепнула одна другой, что, дескать, есть такой Пирс Маклахен, на острове... Чёрт их знает...
- Я у неё имя не спрашивал, - буркнул он.
- На чём прокляла тебя она? - не отставала цыганка.
- Чего?
- Что сделал ей? На чём проклятье было?
- Мальца её задавил.
- Что сказала она?
Что сказала?.. Что, он ещё должен вспоминать всю ту погань, что несла эта черномазая, сидя над своим дохлым последышем? Вспоминать, тебе, дряни, в удовольствие, себе в унижение?.. Сейчас, ага... Что сказала...
- Иди к дьяволу! - рявкнул он. - Всё отродье ваше гнусное, вшивое, идите к дьяволу! Ненавижу вас!
- Это ты врёшь, - усмехнулась цыганка. - Такого она сказать не могла. - И, сделав шаг к Маклахену, неуверенно остановившись: - Плохо тебе, мой хороший. Помогу тебе. Скажи только, она какие...
Маклахен подшагнул ей навстречу, замахнулся пятернёй:
- Убью, если не заткнёшься! Не испытывай судьбу, старуха!
- Моя судьба не на тебе кончается, - покачала головой цыганка. - А твоя...
- Сгинь! - взревел он.
- А твоя, - не унималась цыганка, - кончается на...
Он подскочил к ней, толкнул в сухую грудь. Джайя, охнув, упала. Он, оскалясь, пнул её, куда попало, плюнул на лежащую женщину и стремительно прошагал на крыльцо. Несколько раз глубоко вдохнул густой, насыщенный запахом моря, воздух. Вернулся.
Джайя сидела на полу, причитая на своей тарабарщине:
- Ай мэ, ай мэ! Морхо... Пхэнэс, морхо... Сэр гъялы стыём!..
Увидев вернувшегося Маклахена, замолчала, стала, кряхтя, подниматься.
В комнату заглянула, приоткрыв дверь, Гленда. Увидела силящуюся подняться цыганку, охнула, бросилась к ней на помощь.
- Джайя! Джайечка, милая, ты что тут? Что случилось? Тебе плохо, да?
Увидела Пирса Маклахена, осеклась. Стала молча тянуть цыганку за руку, поддерживая за талию.
- Ничто, дочка, всё хорошо, - простонала та, поднимаясь. - Всё хорошо.
12. День седьмой. Беатрис
Женщины - существа глупые и вздорные, а ум им заменяют хитрость и мужчины. С этим распространённым мужским заблуждением Беатрис никогда не спорила, потому что где-то в глубине души соглашалась.
Она никогда не сомневалась, что является вполне себе типичной представительницей женского племени, поэтому никогда не отказывала себе ни в доле глупости, ни в капле вздорности, и ни за что не стала бы утверждать, что знает себя от и до, до самых глубин своей несомненно глубокой души. Даже перед самой собой не решилась бы она на такое безответственное утверждение.
С одной стороны, подобная самооценка была, конечно, несколько обидной для самой себя, а с другой - она компенсировалось тем, что Беатрис могла называть себя реалисткой, женщиной разумной и трезвой в оценке действительности и собственных способностей.
В иные минуты, глядя на Ллойда, она не могла не восторгаться одухотворённостью его образа, не восхищаться остротой мысли, которую тот, словно невзначай и не напрягаясь, изрекал. В другой раз, когда в глазах его мелькало что-то... какая-то лёгкая и почти неуловимая пелена безумия, Беатрис оставалось только недоумевать от самой себя, которую угораздило влюбиться в этого сумасшедшего.
Разумеется, она то и дело сравнивала Ллойда с Гарри... Ох, не спрашивайте Беатрис о результатах такого сравнения, не надо. Не расстраивайте её...
Да нет, что вы такое подумали! Это Гарри, разумеется, не выдерживает никакого сравнения с красавцем Ллойдом! И расстраивается Беатрис только от мысли о потраченном на глупца Гарри времени и от холодной расчётливости судьбы, которая не свела её с милым раньше. И тот уголок, в котором некогда стоял на почётном возвышении бюст любителя тупых анекдотов, тщательно протёрт мыльным раствором, паутина снята, а паркет начищен до блеска. Вход только в мягких тапочках и по особому приглашению! К сожалению, пригласить некого. Гленда, конечно, очень милая, простодушная и добрая девушка, но она всё же слишком юна и вряд ли когда-нибудь станет для Беатрис подругой, для которой будет держаться наготове вторая пара тапочек, чтобы подруга могла обуть их, проскользнуть по паркету, благоговейно коснуться бюста, выдохнуть: "Красавчик! Как тебе повезло! А у вас правда всё серьёзно? А он уже сказал тебе это? А ты что?"
- О чём ты задумалась? - перебил Ллойд её мысли. Взял её руку, притянул к лицу, любуясь тонкими пальцами. Благоговейно поцеловал.
Они сидели в её комнате-чулане, на лежаке, с которого благоразумно убрана и спрятана на самую верхнюю полку постель. Стоящий на столе фарфоровый слоник благодушно наблюдал за ними своими маленькими глазками.
- Ни о чём, - обманула Беатрис. - Просто век бы так сидела, рядом с тобой, ни о чём не думая.
- А я бы с тобой - два века, - отозвался он.
- Увы, люди столько не живут, - вздохнула она.
- А мы бы сложили два наших века в один.
Беатрис улыбнулась, погладила его по щеке.
- Ми-илый, - прошептала нежно. - Печально, но... если даже сложить два наших века вместе, получится совсем немного - несколько месяцев в лучшем случае.
- Что ты такое говоришь? - потряс он головой. - Что за глупости!
- Война, мой хороший. Ты забыл? Через девять дней - июль. Китайцы начнут бомбить Великобританию.
- Не думаю, что начнут, - возразил Ллойд.
- Они обещали, - пожала плечами Беатрис. - Пока что они исполняют все свои обещания.
- Надо будет спросить у Деллахи.
- Ой, не говори мне о нём! - поморщилась Беатрис. - Я боюсь этого человека. Знаю, что он не сделает мне никакого зла, но боюсь. И ничего не могу с собой поделать.
- Как ты можешь! - пристыдил он. - Ведь у тебя есть я!
- Да, да, мой милый, правда, прости. Чего это я...
Она потянулась к нему губами. Он наклонился, коснулся её губ своими - тёплыми, мягкими. Едва-едва и очень нежно коснулся.
- Деллахи - он неплохой, - сказал Ллойд, облизывая губы, словно смакуя послевкусие поцелуя. - Он хороший. Добрый.
- Мальчик мой, о чём ты говоришь! - воскликнула она. - Это Деллахи добрый? Да я нисколько не удивлюсь, если окажется, что он преступник, грабитель, убийца или что похуже.
- Что может быть похуже убийцы?
- Не знаю, - улыбнулась она, признавая, что попалась в ловушку. - Другой убийца. - И пожурила: - Перестань цепляться к словам, безобразник!
- Если бы не Деллахи, хозяин бы нас уже съел, - сказал Ллойд.