- Мы не хотим, чтобы у вас были неприятности, - присоединяется к нему Риса.
- Как бы не так! Вы создаете неприятности всем, кто попадается на пути. И не просто неприятности, а настоящие проблемы. С большой буквы "П", - возражает Соня, тыча палкой в сторону Рисы. Высказавшись, она опускает трость и продолжает говорить уже более спокойным тоном: - Впрочем, вашей вины в этом нет. Вы же не просили рожать вас, а значит, и на разборку попадаете не по своей воле.
Соня смотрит то на Коннора, то на Рису. Изучив их, она решает выдать следующую порцию мудрости.
- Если хочешь уцелеть, дорогая, - говорит она Рисе безапелляционно, - тебе нужно забеременеть от него снова. Будущую мать они на разборку отдавать не станут, а значит, у тебя в запасе будет еще девять месяцев.
У Рисы отпадает челюсть. Она силится что-то сказать, но не может. Коннор чувствует, как кровь приливает к лицу, которое тут же краснеет.
- Она еще не рожала... - пытается объяснить он срывающимся голосом. - Это не ее ребенок. И не мой.
Соня задумчиво смотрит на него, потом внимательно на ребенка.
- Не ваш, да? Что ж, тогда понятно, почему ты не кормишь грудью.
Она неожиданно разражается громким отрывистым смехом, услышав который Коннор и маленькая девочка вздрагивают.
Риса не пугается, она лишь слегка раздосадована тем, что ребенок перестал есть. Приходится снова повторять манипуляции с указательным пальцем и ложкой, чтобы привлечь внимание малышки к еде.
- Так вы нам поможете или как?
Соня поднимает палку и хлопает ей Коннора по плечу, потом указывает ею на огромный чемодан, облепленный наклейками таможенных служб всего мира.
- У тебя хватит сил принести сюда эту штуку?
Коннор встает, гадая, для каких целей Соне понадобился чемодан. Ухватившись за ручку, он сдвигает тяжелый кофр с места и подтаскивает ближе. По счастью, пол покрыт старым истертым персидским ковром, и чемодан скользит по нему, как сани по снегу.
- Не слишком много сил у тебя, да?
- А я и не говорил, что много.
Мало-помалу Коннору удается перетащить громоздкий чемодан туда, где стоит Соня, но, вместо того чтобы открыть крышку, пожилая леди садится на него и начинает массировать лодыжки.
- Так что же в нем? - спрашивает Коннор.
- Письма, - отвечает старушка. - Но дело не в том, что в нем. Важно то, что под ним. Вернее, было под ним.
Концом палки Соня отбрасывает ковер с того места, где стоял чемодан, и Коннор с Рисой видят крышку люка с массивным медным кольцом вместо ручки.
- Давай, - говорит Соня, указывая на люк концом палки. Коннор вздыхает и берется за кольцо. За откидным люком скрывается крутая каменная лестница, ведущая в темноту. Риса отставляет в сторону миску и кладет малышку на плечо в вертикальном положении, чтобы дать ей возможность срыгнуть. Покончив с этим делом, она подходит к Коннору и встает на колени рядом с люком.
- Это старый дом, - говорит Соня. - Его построили давно, еще в начале двадцатого века, когда в стране впервые был введен сухой закон. Там, внизу, прятали выпивку.
- Выпивку? - переспрашивает Коннор.
- Алкоголь, Господи! Нет, вы какие-то все одинаковые, ваше поколение. Невежды с большой буквы, вот так!
Кто бы ни строил лестницу, он не придавал особого значения удобству. Она получилась очень крутой, да еще и со ступенями разной высоты. Сначала Коннор думал, что Соня отправит их вниз, а сама останется наверху, но хозяйка сама вызвалась показать им, что находится внизу. Она спускается не спеша, но видно, что по лестнице ей ходить легче, чем по ровному полу. Коннор пытается поддержать старушку под локоть, но она негодующе стряхивает его руку, награждая вдобавок сердитым взглядом.
- Я что, кажусь тебе немощной?
- Ну, да.
- Никогда не суди по внешности, - парирует старушка. - Я вот, к примеру, когда тебя впервые увидела, решила, что ты умный малый.
- Очень смешно.
Оказавшись внизу, Соня шарит рукой по стене и, нащупав выключатель, зажигает свет.
Риса изумленно вздыхает, Коннор смотрит на нее и оглядывается, пытаясь понять, что ее так поразило. В углу стоят три неподвижные фигуры: девочка и два мальчика.
- В вашей премилой семейке, пополнение, - говорит им Соня.
Ребята продолжают стоять как изваяния. Старшеклассники, как и Коннор с Рисой. Товарищи по несчастью, это видно с первого взгляда. Усталые и измученные. "Интересно, я так же выгляжу?" - думает Коннор.
- Бога ради, прекратите на меня пялиться, - говорит Соня. - А то вы похожи на выводок крыс.
Пожилая дама начинает расхаживать по подвалу, указывая, где и что лежит.
- Здесь консервы, и нож тоже должен быть где-то тут. Ешьте что хотите, но не оставляйте объедков, а то появятся настоящие крысы. Туалет с ванной дальше. Поддерживайте там чистоту. Я через некоторое время схожу в магазин за детским питанием и бутылочкой. Да, кстати, здесь есть аптечка. Надо промыть рану от укуса, кто бы там тебя ни тяпнул.
Коннор старается сдержать улыбку. Старушка крайне наблюдательна.
- Сколько еще ждать? - спрашивает один из ребят, прячущихся в подвале, - крепкий, мускулистый юноша агрессивного вида. Он постоянно кидает на Коннора настороженные взгляды, считая, очевидно, его способным оспорить его роль альфа-самца.
- А тебе какая разница? - спрашивает Соня. - На деловую встречу опаздываешь?
На это парень ничего не отвечает, только скрещивает руки на груди и бросает на пожилую даму испепеляющий взгляд. На запястье у него татуировка - свирепая акула скалит зубы. О да, думает Коннор, очень страшно. Я впечатлен.
- Еще четыре дня, и я избавлюсь от вас навсегда, - вздыхает Соня.
- А что будет через четыре дня? - спрашивает Риса.
- Мороженщик приедет, - отвечает Соня.
Не говоря больше ни слова, старушка с проворством, которого Коннор никак не ожидал, взбирается вверх по лестнице и захлопывает крышку люка.
- Детка, мадам Дракониха ни под каким видом не хочет говорить, что будет дальше, - говорит долговязый светловолосый парень с легкой ухмылкой, по всей видимости никогда не покидающей его лицо. Его покрасневшие глаза говорят о том, что он провел немало бессонных ночей, но прическа по-прежнему безукоризненна. Одет парень в какие-то обноски, но по едва заметным признакам можно, заключить, что он из богатой семьи.
- Нас отправят в заготовительный лагерь - вот что будет дальше - и там разрежут на куски, - отвечает девушка. Она азиатка и выглядит почти так же круто, как и парень с вытатуированной на руке акулой. Волосы ее выкрашены в темно-розовый цвет, а на шее красуется кожаный ошейник с острыми, как наконечники стрел, клепками.
Парень с татуировкой неодобрительно смотрит на нее.
- Как же ты достала со своими идиотскими шутками насчет конца света и всего такого.
Коннор замечает, что у парня на щеке красным огнем горят четыре длинные параллельные царапины, сделанные определенно женскими ногтями; а у девушки-азиатки, в свою очередь, имеется синяк.
- Это не конец света, - огрызается девушка, - это просто конец нас.
- Ты прекрасна в своем нигилизме, - замечает долговязый.
- Заткнись, а? Ты говоришь это только потому, что тебе нравится слово нигилизм и ты понятия не имеешь, что это такое.
Риса многозначительно смотрит на Коннора, и он понимает, что она хочет сказать: "Неужели придется провести четыре дня в компании этих отморозков?" Тем не менее она первая протягивает руку для пожатия и представляется. Коннор, хоть и без особого рвения, присоединяется к ней.
Выясняется, что у каждого члена великолепной тройки, как, впрочем, и у каждого подростка, счастливо избежавшего заготовительного лагеря, имеется своя печальная история, дослушать которую можно, лишь вооружившись пачкой самых толстых бумажных платков фирмы "Клинекс".
Ухмыляющегося долговязого парня зовут Хайденом. Как правильно предположил Коннор, он из до безобразия богатой семьи. Родители развелись и стали делить имущество, к которому, видимо, причислили и его. Между ними произошла эпическая битва, и спустя два с половиной года после развода судебная тяжба все еще продолжается. Единственным итогом затянувшейся войны стало соглашение о том, что каждый из родителей предпочел бы видеть сына в заготовительном лагере, нежели поступиться правом быть его опекуном.
- Если бы энергию, затраченную родителями, удалось преобразовать в электричество, его бы хватило, чтобы несколько лет обслуживать небольшой городок, - прокомментировал Хайден.
- Девушку зовут Маи. Ее родители очень хотели мальчика. В конце концов сын у них все-таки родился, но после появления на свет четырех дочерей. Маи была четвертой.
- В том, что меня решили отдать на разборку, - заметила Маи, - нет ничего нового. В Китае во времена, когда правительство запрещало семьям иметь больше одного ребенка, девочек убивали не задумываясь.
Имя здоровяка с татуировкой - Роланд. Он мечтал стать военным, но родился со слишком высоким уровнем тестостерона, или стероидов, или того и другого сразу, став слишком опасным человеком даже для армии. Подобно Коннору, Роланд постоянно дрался в школе, но Коннору почему-то показалось, что последствия драк с участием Роланда были куда печальнее. Однако подвело его не это. Роланд превратил в котлету отчима за то, что тот поднял руку на мать. Она, в свою очередь, вступилась за отчима и, простив мужа, ополчилась на сына, подписав разрешение на разборку.
- Это же несправедливо, - говорит Риса.
- Можно подумать, то, что случилось с тобой, справедливо, - замечает Коннор.
Роланд смотрит на Коннора в упор с ледяным выражением.
- Ты с ней в таком тоне разговариваешь. Может, ей подыскать другого парня?
Коннор отвечает ему преувеличенно душевной улыбкой.
- Мне нравится твой дельфинчик, - говорит он, указывая на татуировку на руке Роланда.
Верзила возмущен:
- Это тигровая акула, идиот.
Коннор дает себе слово никогда не поворачиваться к Роланду спиной.
***
Акулы, как было написано в книге, которую Коннору однажды довелось перелистывать, страдают от чудовищной формы клаустрофобии. Но они не просто боятся закрытых пространств, нет. Эти огромные рыбы физически не могут в них существовать. Никто не знает почему. Некоторые считают, что дело в металлических клетках, которыми перегораживают аквариумы: они раздражают акул. Как бы там ни было, большие акулы в неволе долго не живут.
Проведя день в подвале антикварного магазина, Коннор начинает понимать, что чувствуют акулы. У Рисы на руках ребенок, поглощающий все ее внимание, и хотя она жалуется на то, что никогда даже не думала брать на себя такую ответственность, Коннор понимает, что на самом деле она благодарна ему за то, что ей есть чем занять томительные часы ожидания. В подвале имеется вторая комната, и Роланд настоял, чтобы ее заняла Риса с ребенком. Он старательно делает вид, что заботится о ребенке по доброте душевной, но на самом деле всем ясно, что он предложил Рисе отдельную комнату, потому что плач малышки его раздражает.
Маи читает. В углу лежит целая куча старых пыльных книг, и Маи глотает их одну за другой. Отдав спальню Рисе, Роланд выдвигает на середину комнаты стеллаж и устраивает за ним маленький кабинет. Он восседает там с видом человека, которому не привыкать к тюремной камере. Когда Роланд не сидит за стеллажом, он занимается вопросами питания - расставляя банки с консервами то так, то этак. По его словам, он формирует для каждого свой рацион.
- Я отвечаю за питание, - заявляет он. - Теперь нас больше, и мне предстоит решить, что будет есть каждый из вас и когда.
- Я и сам могу решить, что буду есть и когда, - возражает Коннор.
- Нет, так не пойдет, - говорит Роланд. - Я здесь этим занимался, когда тебя еще не было, и буду заниматься дальше.
Он протягивает Коннору банку рубленой ветчины "Спам". Мальчик смотрит на нее с отвращением.
- Не нравится? - спрашивает Роланд. - Будешь со мной спорить, и этого не получишь.
Коннор пытается решить, стоит ли заехать Роланду по физиономии. Впрочем, долго размышлять в подобных ситуациях мальчик не привык - слишком уж у него горячая голова. Драка не начинается только потому, что в разговор вовремя вмешивается Хайден. Забрав банку из рук Коннора, он быстро открывает ее и начинает есть ветчину прямо руками.
- В кругу друзей клювом щелкать не принято, - говорит он. - Раньше я о существовании "Спама" даже не подозревал, а теперь начинаю любить его. Боже, какая радость: я превращаюсь в нищеброда из трейлера, - добавляет он с ухмылкой.
Роланд злобно смотрит на Коннора. Тот не сдается и глаз не отводит. В конце концов он решает сказать то, что обычно говорит в таких ситуациях:
- Клевые носки у тебя, брат.
Роланд, видимо, с шуткой знаком, потому что сразу изучать свои ноги не бросается. Он ждет, пока Коннор отвернется. Однако нежелание выглядеть дурнем в разных носках берет верх, и парень украдкой смотрит вниз. Коннор улыбается: маленькая победа тоже победа.
Хайден определенно человек-загадка. Коннор даже не может понять, действительно ли ему все время смешно или он считает, что улыбка - лучшее оружие человека, попавшего в ситуацию слишком тяжелую и нестандартную, чтобы с ней смириться. Раньше Коннору не нравились чопорные маменькины сынки из богатых семей, но в Хайдене есть что-то очень располагающее, так что не любить его невозможно.
Коннор присаживается рядом с ним. Мальчик исподтишка оглядывается и, видя, что Роланд удалился за стеллаж, шепотом говорит:
- Хорошая уловка с носками. Ты не против, если я ей тоже буду пользоваться?
- Да ради бога, - пожимает плечами Коннор. Хайден выуживает из банки кусок ветчины и предлагает его Коннору.
Несмотря на то что ему совершенно не хочется есть, Коннор принимает предложенную еду, хоть и думает, что в банке вместо мяса может быть что угодно. Да и Хайден взял ее не потому, что ему так нравится "Спам".
Вдвоем они быстро приканчивают банку, и к концу трапезы между ними устанавливается атмосфера взаимопонимания. Поделившись консервами, Хайден недвусмысленно показал, на чьей он стороне.
- Вы хотели ребенка? - спрашивает он. Коннор отвечает не сразу. Поразмыслив, он приходит к выводу, что правда - наилучший фундамент для дружбы, пусть даже и предполагаемой.
- Это не мой ребенок.
Хайден понимающе кивает.
- Это здорово, что ты с ней встречаешься, хоть ребенок и не от тебя.
- Он и не ее тоже.
Хайден улыбается. Он не спрашивает, откуда они взяли малыша: вероятно, версия, придуманная им самим, устраивает его наилучшим образом и он не хочет знать никаких подробностей.
- Не говори Роланду, - предупреждаем он. - Он с вами так любезен только потому, что семья - одно из немногих понятий, достойных, по его мнению, уважения.
Коннор смотрит на Хайдена и не может понять, шутит он или говорит всерьез. Наверное, этого никто не знает, думает он.
Хайден дожевывает последний кусок ветчины, заглядывает в банку и вздыхает.
- Я превратился в Морлока, - говорит он.
- А это еще кто?
- Люди-лягушки, живущие под землей и не выносящие солнечного света. Обычно их изображают одетыми в дурацкие костюмы из зеленой резины. К сожалению, мы все в них превратились. Только вот костюмов у нас нет.
Коннор окидывает взглядом полки с консервами. Прислушавшись, он различает тихую, как комариный писк, музыку - Роланд слушает плейер, предположительно украденный им наверху, в торговом зале.
- Давно ты знаешь Роланда?
- На три дня дольше, чем тебя, - отвечает Хайден. - На всякий случай предупреждаю - вижу, что ты человек горячий, - Роланд будет вести себя нормально, пока уверен, что он начальник. Если ты не будешь покушаться на эту роль, мы останемся большой, дружной, счастливой семьей.
- А что, если я начну покушаться?
Хайден бросает консервную банку в корзину с мусором, стоящую в паре метров от него.
- Я тебе не рассказал еще кое-что о Морлоках. Они каннибалы.
***
Ночью Коннор никак не может уснуть. Он не привык сидеть взаперти, да еще и в компании с Роландом, поэтому расслабиться не может: засыпает, но через несколько минут просыпается. В задней комнате он спать не может - для двоих места слишком мало, и им бы пришлось лежать, тесно прижавшись друг к другу. Коннор пытается убедить сам себя в том, что он не идет спать к Рисе, потому что боится случайно придавить ребенка. Маи и Хайден тоже не спят. Похоже, Маи пытается уснуть, но лежит с открытыми глазами, а ее мысли блуждают где-то далеко.
Хайден зажег свечу, найденную им среди сваленного в углу барахла, и по подвалу распространился аромат корицы и плесени. Поставив свечу перед собой, мальчик водит над огнем ладонью - высоко, чтобы не обжечь руку, но медленно, чтобы успеть ощутить жар пламени. Коннор следит за его манипуляциями, и мальчик в конце концов замечает это.
- Странно, да? Если вести руку быстро, ощущаешь тепло, если медленно, получаешь ожог, - говорит ему Хайден.
- Ты пироманьяк? - спрашивает Коннор.
- Нет. Ты путаешь скуку со страстью.
И все же Коннору кажется, что Хайден просто не хочет говорить на эту тему.
- Я тут думал о ребятах, которых отдают на разборку.
- А зачем ты об этом думаешь?
- Затем, - отвечает за Хайдена Маи, - что он фрик.
- Ну, это не я в собачьем ошейнике хожу, правда?
- Это не собачий ошейник, - обижается Маи и показывает Хайдену средний палец. Мальчик не обращает на неприличный жест ни малейшего внимания.
- Мне пришло в голову, что заготовительный лагерь похож на черную дыру. Никто не знает, что там происходит.
- Все знают, что там происходит, - возражает Коннор.
- Не совсем так. Все знают результат, но никто не знает, как выстроен процесс. Я бы хотел его узнать. К примеру, сразу они там разбирают вновь прибывших или приходится ждать? Как они относятся к тем, кто туда попал? Хорошо или плохо?
- Ну, - цедит Маи, - если тебе повезет, сможешь проверить на себе.
- Знаешь что, - говорит Коннор, - ты слишком много думаешь.
- Ну, кто-то же здесь должен думать, верно?
Поразмышляв над словами Хайдена, Коннор приходит к определенным выводам. Разговоры о заготовительном лагере и о том, что там происходит, для Хайдена то же самое, что водить рукой над пламенем свечи. Ему нравится ходить по краю пропасти. Мысли об опасности, игра с огнем. Коннор вспоминает свое любимое укрытие, над шоссе, позади дорожного знака. Там он тоже чувствовал себя на краю пропасти. Они с Хайденом похожи.
- Ладно, - говорит Коннор. - Можешь думать, пока голова не лопнет. Лично меня заботит только одно - как дожить до восемнадцати.
- Ты мыслишь мелко, но это в какой-то степени даже здорово. Хотя, не скрою, ты меня расстроил. Как ты думаешь, мне лечиться надо?
- Да, надо, но не от того, о чем ты подумал. Лечиться тебе нужно от воспоминаний о том, что твои сумасшедшие родители решили отдать тебя на разборку только ради того, чтобы побольнее уколоть друг друга.
- Хорошо сказано. Ты во многом похож на морлока.
Хайден на некоторое время замолкает. Он думает о чем-то важном и даже перестает улыбаться.