Собрание сочинений в 10 т. Т. 8. За миллиард лет до конца света - Стругацкие Аркадий и Борис 4 стр.


- Вы знаете, - говорил он, - если откровенно - дело ваше дрянь. Разумеется, все решает суд, но я как-никак десять лет уже работаю, кое-какой опыт имею. Всегда, знаете ли, можно представить себе, какое дело на что тянет. Ну, вышки вам не дадут, но лет пятнадцать я вам, можно сказать, гарантирую... - Он аккуратно, не пролив ни капли, разлил коньяк по рюмкам. - Разумеется, всегда могут открыться смягчающие обстоятельства, но пока я их, откровенно говоря, не вижу... Не вижу, не вижу и не вижу, Дмитрий Алексеевич! Ну... - Он поднял рюмку и приглашающе наклонил голову.

Одеревенелыми пальцами Малянов взялся за свою рюмку.

- Хорошо... - произнес он не своим голосом. - Но могу я все-таки узнать, что происходит?

- Ну разумеется! - вскричал Игорь Петрович. Он выпил, кинул в рот ломтик лимона и энергично закивал. - Разумеется, можете! Теперь я вам все расскажу. Имею полное право.

И он рассказал.

Сегодня в восемь часов утра за Снеговым пришла машина, чтобы отвезти его на аэродром. К удивлению водителя, Снеговой не дожидался в подъезде, как это было у них заведено. Повременив пять минут, водитель поднялся на лифте и позвонил в квартиру. Никто ему не открыл, хотя звонок работал - водитель слышал это прекрасно. Тогда он спустился вниз и из автомата на углу доложил по начальству о создавшейся ситуации. Начальство стало звонить Снеговому по телефону. Телефон Снегового был все время занят. Тем временем водитель, обойдя дом, обнаружил, что все три окна Снегового раскрыты настежь и в квартире, несмотря на высокое уже солнце, горит электрический свет. Водитель немедленно доложил об этом. Были вызваны компетентные лица, которые, прибыв, тут же взломали замок и осмотрели квартиру Снегового. При осмотре было обнаружено, что все электролампы в квартире включены, на кровати в спальне стоит незакрытый, но собранный чемодан, а сам Снеговой сидит в своем кабинете за столом, держа в одной руке телефонную трубку, а в другой - пистолет системы Макарова. Было установлено, что Снеговой скончался от огнестрельной раны, нанесенной из этого пистолета в правый висок в упор. Смерть последовала мгновенно между тремя и четырьмя часами утра.

- А я-то здесь при чем? - просипел Малянов.

В ответ Игорь Петрович подробно рассказал, как строилась баллистическая кривая и как была обнаружена пуля, прошедшая навылет и застрявшая в стене.

- Но я-то, я-то здесь при чем? - спрашивал Малянов, истово ударяя себя в грудь. К этому моменту они уже выпили по третьей.

- Но вам его жалко? - спрашивал Игорь Петрович. - Жалко его вам?

- Жалко, конечно... Он был отличный мужик... Но я-то! Меня-то вы почему? Я и пистолета сроду в руках не держал! Я же невоеннообязанный... по зрению...

Игорь Петрович его не слушал. Он подробно рассказывал, как следствию удалось в короткие сроки выяснить, что покойный Снеговой был левша, и очень странно, что застрелился он, держа пистолет в правой руке.

- Ну да, ну да! - соглашался Малянов. - Арнольд Палыч действительно был левша, я тоже это знаю, могу подтвердить... Но я-то... Я ведь спал всю ночь! А потом, зачем я его буду убивать, сами посудите!

- Ну а кто же? Кто? - ласково спросил Игорь Петрович.

- Откуда мне знать? Это вы должны знать - кто!

- Вы-с! - гнусаво-вкрадчивым голосом Порфирия произнес Игорь Петрович, разглядывая Малянова сквозь рюмку одним глазом. - Вы и убили-с, Дмитрий Алексеевич!..

- Кошмар какой-то... - пробормотал Малянов беспомощно. Ему хотелось заплакать от отчаяния.

И тут легкий сквознячок потянул по комнате, шевельнул сдвинутую штору, и яростное пополуденное солнце, ворвавшись в окно, ударило Игоря Петровича прямо по лицу. Он зажмурился, заслонился растопыренной пятерней, подвинулся в кресле и торопливо поставил рюмку на стол. Что-то с ним случилось. Глаза часто замигали, на щеки набежала краска, подбородок дрогнул. "Простите... - прошептал он с совершенно человеческой интонацией. - Простите, Дмитрий Алексеевич... Может быть, вы... Как-то здесь..."

Он замолчал, потому что в Бобкиной комнате что-то грохнуло и разлетелось с длинным дребезгом.

- Это что такое? - спросил Игорь Петрович, насторожившись. Души человеческой снова не было в его голосе.

- Это там... один человек... - проговорил Малянов, так и не успев понять, что же произошло с Игорем Петровичем. Совсем другая мысль вдруг осенила его. - Слушайте! - вскричал он, вскакивая. - Пойдемте! Вот, пожалуйста, там подруга жены! Она подтвердит!.. Всю ночь спал, никуда не выходил...

Толкаясь плечами, они устремились в прихожую.

- Интересно, интересно... - приговаривал Игорь Петрович. - Подруга жены... Посмотрим!

- Она подтвердит... - бормотал Малянов. - Сейчас увидите... Подтвердит...

Они без стука ворвались в Бобкину комнату и остановились. Комната была прибрана и пуста. Лидочки не было, постели на тахте не было, чемодана не было. А под окном, рядом с осколками глиняного кувшина (Хорезм, XI век), сидел Калям с необыкновенно невинным видом.

- Это? - произнес Игорь Петрович, указывая на Каляма.

- Нет... - ответил Малянов глупо. - Это наш кот, он у нас давно... Позвольте, а где же Лидочка? - Он оглянулся на вешалку. Белого пыльника тоже не было. - Она ушла, наверное...

Игорь Петрович пожал плечами.

- Наверное, - сказал он. - Здесь ее нет.

Тяжело ступая, Малянов подошел к разбитому кувшину.

- С-скотина! - сказал он и дал Каляму по уху.

Калям шарахнулся вон. Малянов присел на корточки. Вдребезги. Какой хороший кувшин был...

- А она у вас ночевала? - спросил Игорь Петрович.

- Да, - сказал Малянов мрачно.

- Когда вы ее видели в последний раз? Сегодня?

Малянов помотал головой.

- Вчера. То есть, собственно, сегодня. Ночью. Я ей простыни давал, одеяло... - Он заглянул в Бобкин ящик для постельного белья. - Вот. Всё тут.

- Давно она у вас живет?

- Вчера приехала.

- А вещи ее здесь?

- Не вижу, - сказал Малянов. - И пыльника ее нет.

- Странно, верно? - сказал Игорь Петрович.

Малянов молча махнул рукой.

- Ну и черт с нею, - сказал Игорь Петрович. - С этими бабами одна морока. Пойдемте еще по рюмочке...

Вдруг входная дверь распахнулась, и в прихожую..."

6. "...дверь лифта, загудел мотор. Малянов остался один.

Долго стоял он на пороге Бобкиной комнаты, привалившись плечом к косяку и ни о чем, в общем, не думая. Появился откуда-то Калям, прошел, нервно подрагивая хвостом, мимо него, вышел на площадку и принялся лизать цементный пол.

- Ну, ладно, - сказал Малянов наконец, оторвался от косяка и прошел в большую комнату.

Было там накурено, сиротливо стояли три синие рюмки на столе - две пустые и одна наполовину полная; солнце уже добралось до книжных полок.

- Коньяк унес... - сказал Малянов. - Это ж надо же!

Он немного посидел в кресле, допил свою рюмку. За окном грохотало и фырчало, через открытые двери доносились с лестницы детские вопли и шум лифта. Пахло щами. Потом он встал, протащился через прихожую, ударившись плечом о косяк, выволокся нога за ногу на лестничную площадку и остановился перед дверью квартиры Снегового. Дверь была опечатана, и на замке стояла большая сургучная печать. Он осторожно коснулся ее кончиками пальцев и отдернул руку. Все было правдой. Все, что случилось, - случилось. Гражданин Советского Союза Арнольд Павлович Снеговой, полковник и загадочный человек, ушел из жизни".

Глава четвертая

7. "Он помыл и поставил на место рюмки, убрал черепки в Бобкиной комнате и дал Каляму рыбы. Потом взял высокий стакан, из которого Бобка пьет молоко, вбил туда три сырых яйца, накрошил хлеба, обильно засыпал солью и перцем и перемешал. Есть ему не хотелось, он действовал механически. И он съел эту тюрю, стоя перед балконным окном и глядя на залитый солнцем пустой двор. Даже деревья не удосужились посадить. Хоть одно.

Мысли его текли вялой струйкой, да и не мысли это были, собственно, - так, обрывки какие-то. Может быть, это такие новые методы следствия, думал он. Научно-техническая революция и вообще. Непринужденность и психическая атака... Но насчет коньяка - как-то совсем уж непонятно. Игорь Петрович Зыков... или Зыкин? Ну, это он мне сам так представился, а вот что у него было в документе? Мазурики! - подумал он вдруг. Спектакль со мной разыграли ради полбутылки коньяка...

Нет, Снеговой умер, это ясно. Снегового я больше не увижу. Хороший был человек, только какой-то нелепый. Какой-то он всегда был неустроенный... особенно вчера. И ведь кому-то он звонил... звонил он кому-то, что-то хотел сказать еще, объяснить... предупредить о чем-то. Малянова передернуло. Он поставил в мойку грязный стакан - эмбрион будущей кучи грязной посуды. Здорово Лидочка кухню убрала, все так и сверкает... А он меня предупреждал насчет Лидочки. Действительно, с этой Лидочкой как-то непонятно...

Малянов вдруг бросился в прихожую, поискал под вешалкой и нашел записку от Ирки. Нет, ерунда. Все правильно. И почерк явно Иркин, и манера ее... И вообще, вы подумайте, ну на кой ляд убийце мыть посуду?.."

8. "...у Вальки был занят. Малянов положил трубку и растянулся на тахте, уткнувшись носом в жесткий ворс. У Вальки ведь там тоже что-то не в порядке. Истерика какая-то. Вообще-то с ним такое случается. Либо со Светкой поругался, либо с тещей... Что это он у меня спрашивал, странное что-то... Эх, Валька, мне бы твои заботы! Нет, пускай приезжает. Он в истерике, я в истерике, - глядишь, вдвоем что-нибудь и придумаем... Малянов снова набрал номер, и снова оказалось занято. Ч-черт, как время бездарно проходит! Сейчас бы самое работать и работать, а тут вся эта пакость.

И вдруг кто-то кашлянул в прихожей у него за спиной. Малянова как ветром снесло с тахты. И зря, конечно. Никого там, в прихожей, не было. И в ванной тоже. И в сортире. Он проверил замок, вернулся на тахту и тут обнаружил, что колени у него дрожат. Ч-черт, нервы сдали. А этот тип еще убеждал меня, что похож на человека-невидимку. На глисту ты похож очкастую, а не на человека-невидимку! Гад. Он еще раз набрал телефон Вальки, бросил трубку и стал решительно натягивать носки. От Вечеровского позвоню. Сам виноват, что все время треплется... Он натянул чистую рубашку, проверил в кармане ключи, запер за собой дверь и побежал вверх по лестнице.

На шестом этаже в нише у мусоропровода миловалась парочка. Парень был в черных очках, но Малянов этого сопляка знал - кандидат в рядовые необученные из семнадцатой квартиры, второй год никуда поступить не может и не хочет... Больше до самого восьмого этажа он никого не встретил. Но все время тлело в нем предчувствие, что вот-вот наткнется на кого-то. Цапнут его за локоть и скажут негромко: "Одну минуточку, гражданин..."

Слава богу, Фил был дома. И как всегда, у него был такой вид, словно он собирается в консульство Нидерландов на прием в честь прибытия ее величества и через пять минут за ним должна заехать машина. Был на нем какой-то невероятной красоты кремовый костюм, невообразимые мокасины и галстук. Этот галстук Малянова всегда особенно угнетал. Не мог он представить себе, как это можно работать дома в галстуке.

- Работаешь? - спросил Малянов.

- Как всегда.

- Ну, я ненадолго.

- Конечно, - сказал Вечеровский. - Кофе?

- Подожди, - сказал Малянов. - А впрочем, давай.

Они отправились на кухню. Малянов сел на свой стул, а Вечеровский принялся колдовать с кофейным оборудованием.

- Я сделаю по-венски, - сказал он не оборачиваясь.

- Валяй, - отозвался Малянов. - Сливки есть?

Вечеровский не ответил. Малянов смотрел, как под тонкой кремовой тканью энергично работают его торчащие лопатки.

- У тебя следователь был? - спросил он.

Лопатки на мгновение застыли, затем над сутулым плечом медленно возникло, поворачиваясь, длинное веснушчатое лицо с вислым носом и рыжими бровями, высоко задранными над верхним краем могучей роговой оправы очков.

- Прости... Как ты сказал?

- Я сказал: следователь у тебя был сегодня или нет?

- Почему именно следователь? - осведомился Вечеровский.

- Потому что Снеговой застрелился, - сказал Малянов. - Ко мне уже приходили.

- Кто такой Снеговой?

- Ну, этот дядька, который напротив меня живет. Ракетчик.

- А...

Вечеровский отвернулся и снова задвигал лопатками.

- А ты разве его не знал? - спросил Малянов. - По-моему, я вас знакомил.

- Нет, - сказал Вечеровский. - Насколько я помню - нет.

По всей кухне прекрасно запахло кофе. Малянов уселся поудобнее. Рассказать или не стоит? В этой сверкающей ароматной кухне, где было так прохладно, несмотря на ослепительное солнце, где все всегда стояло на своих местах и все было самого высшего качества - на мировом уровне или несколько выше, - здесь все события прошедших суток казались особенно нелепыми, дикими, неправдоподобными... нечистоплотными какими-то.

- Ты анекдот о двух петухах знаешь? - спросил Малянов.

- О двух петухах? Я знаю анекдот о трех петухах. Совершенно бездарный. От сохи.

- Да нет. О двух! - сказал Малянов. - Не знаешь?

И он рассказал анекдот о двух петухах. Вечеровский не отреагировал никак. Можно было подумать, что ему не анекдот рассказали, а предложили серьезную задачу, - такой у него был вид, сосредоточенный и задумчивый, когда он ставил перед Маляновым чашечку кофе, полную сливочницу и розетку с вареньем. Потом он налил чашечку себе, сел напротив, держа ее на весу, обмакнул в нее губы и проговорил наконец:

- Превосходно. Это я не о твоем анекдоте. Это я о кофе.

- Догадываюсь, - уныло сказал Малянов.

Некоторое время они молча наслаждались кофе по-венски. Потом Вечеровский сказал:

- Вчера я немного подумал над твоей задачей... Ты не пробовал применить функции Гартвига?

- Знаю, знаю, - сказал Малянов. - Сам допер.

- Получилось?

Малянов отодвинул от себя пустую чашку.

- Слушай, Фил, - сказал он. - Какие тут, к чертовой матери, функции Гартвига? У меня голова винтом, а ты..."

9. "...помолчал минуту, поглаживая двумя пальцами гладко выбритую скулу, а затем продекламировал:

- Глянуть смерти в лицо сами мы не могли, нам глаза завязали и к ней привели... - И добавил: - Бедняга.

Непонятно было, кого он имеет в виду.

- Нет, я все могу понять, - сказал Малянов. - Но вот этот следователь...

- Ты хочешь еще кофе? - перебил его Вечеровский.

Малянов помотал головой, и Вечеровский поднялся.

- Тогда пойдем ко мне, - сказал он.

Они перешли в кабинет. Вечеровский сел за стол - совершенно пустой, с одиноким листком бумаги посередине, - вынул из ящика механический бювар, щелкнул какой-то кнопкой, пошарил глазами по строчкам и набрал на телефоне номер.

- Старшего следователя Зыкина, - произнес он вялым начальственным голосом. - Я и говорю - Зыкова Игоря Петровича... На операции? Благодарю вас. - Он положил трубку. - Старший следователь Зыков на операции, - сообщил он Малянову.

- Коньяк он мой пьет с девками, а не на операции... - проворчал Малянов.

Вечеровский покусал губу.

- Это уже неважно. Важно, что он существует.

- Конечно, существует! - сказал Малянов. - Он мне свое удостоверение показывал... Или ты думал, что это были жулики?

- Вряд ли...

- Вот и я тоже подумал. Из-за бутылки коньяка разводить такую историю... да еще рядом с опечатанной квартирой...

Вечеровский кивнул.

- А ты говоришь - функции Гартвига! - сказал Малянов укоризненно. - Какая тут может быть работа! Тут того и гляди загремишь в лагерь...

Вечеровский пристально смотрел на него рыжими глазами.

- Дима, - проговорил он, - а тебя не удивило, что Снеговой заинтересовался твоей работой?

- Еще бы! Сроду мы с ним о работе никогда не говорили...

- А что ты ему рассказал?

- Н-ну... в общих чертах... Он, собственно, и не настаивал на подробностях.

- И что он сказал?

- Ничего не сказал. По-моему, он был разочарован. "Где имение, а где вода", - так он выразился.

- Прости?

- "Где имение, а где вода"...

- А что, собственно, это значит?

- Это из классики откуда-то... В том смысле, что в огороде бузина, а в Киеве дядька...

- Ага... - Вечеровский задумчиво поморгал коровьими ресницами, потом взял с подоконника идеально чистую пепельницу, вынул из стола трубку с кисетом и принялся ее набивать. - Ага... "Где имение, а где вода"... Это хорошо. Надо будет запомнить.

Малянов нетерпеливо ждал. Он очень верил в него. У Вечеровского был совершенно нечеловеческий мозг. Малянов не знал другого человека, который из совокупности данных фактов был бы способен делать столь неожиданные выводы.

- Ну? - сказал Малянов наконец.

Вечеровский уже набил свою трубку и теперь так же неторопливо и со вкусом ее раскуривал. Трубка тихонечко сипела. Вечеровский сказал, затягиваясь:

- Дима... п-п... А насколько ты, собственно, продвинулся с четверга? Мы, кажется, в четверг... п-п... разговаривали в последний раз...

- Какое это имеет значение? - спросил Малянов с раздражением. - Мне сейчас, знаешь ли, не до этого...

Эти слова Вечеровский пропустил мимо ушей - по-прежнему смотрел на Малянова рыжими своими глазами и попыхивал трубкой. Это был Вечеровский. Он задал вопрос и теперь ждал ответа. И Малянов сдался. Он верил, что Вечеровскому виднее, что имеет значение, а что - нет.

- Неплохо я продвинулся, - сказал он и принялся рассказывать, как ему удалось переформулировать задачу и свести ее сначала к уравнениям в векторной форме, а потом к интегро-дифференциальному уравнению; как у него стала вырисовываться физическая картина, как допер он до М-полостей и как вчера сообразил наконец использовать преобразования Гартвига.

Вечеровский слушал очень внимательно, не перебивая и не задавая вопросов, и только один раз, когда Малянов, увлекшись, схватил одинокий листок и попытался писать на обратной стороне, остановил его и попросил: "Словами, словами..."

- Но ничего этого я сделать уже не успел, - уныло закончил Малянов. - Потому что сначала начались дурацкие телефонные звонки, потом приперся мужик из стола заказов...

- Ты мне ничего об этом не говорил, - прервал его Вечеровский.

- Так это никакого отношения к делу не имеет, - сказал Малянов. - Пока были телефонные звонки, я еще кое-как работал, а потом заявилась эта Лидочка, и все пошло на пропасть...

Вечеровский совершенно окутался клубами и струями ароматного медвяного дыма.

- Неплохо, неплохо... - прозвучал его глуховатый голос. - Но остановился ты, как я вижу, на самом интересном месте.

- Не я остановился, а меня остановили!

- Да, - сказал Вечеровский.

Малянов ударил себя кулаками по коленям.

- Ч-черт, сейчас бы работать и работать! А я думать не могу! От каждого шороха в собственной квартире вздрагиваю как псих... и вдобавок эта милая перспективочка - пятнадцать лет ИТЛ...

Назад Дальше