- Сродственник ваш спрашивал, где шатры стрелецкие стоят, - округлив глаза, громко зашептал слуга мне в затылок. - Ну, это. Я показал. И что к Инчуте на довольствие встать надобно, это, объяснил... Ежели што не так, дык я сбегаю...
- Все так. Молодец, - и, улыбаясь всеми зубами, подмигнул заинтересовавшемуся принцу. - В войске твоем теперь двадцать три Мастера Ветра. Да и три сотни прочих лесных, с луком с детства знакомы...
15
Дождь шел шесть дней. Может и меньше - ветер дул с юго-запада, да только принц уже на третий день вынужденного безделья, вдруг перестав словно зверь в клетке вышагивать по шатру, приказал готовиться к утреннему выходу. Так и получилось, что с самого утра, в дождливой мороси, армия выстроилась в походный порядок и двинулась ведиградским трактом.
В последний день весны мой легконогий ветреный друг разорвал сплошную пелену облаков, увлек небесную воду дальше на север - мыть заречные баронства от зимней грязи. Меж заметно посветлевших туч стало просвечивать солнышко. На душе полегчало и даже идти стало как-то легче.
Старики говорят: весной от бочки воды - ложка грязи, а осенью наоборот, от ложки воды - бочка грязи. Растянувшаяся чуть ли не на версту колонна, усердно утаптывала тоненький слой разжижевшей земли. Да так, что у идущих впереди под ногами хлюпало, а последние шли уже по затвердевшей дороге.
Тракт шел вдоль опушки Брошенного леса. Давным-давно участок Великого леса на западном склоне Железных гор лесной народ отдал в пользование жителям Дубровического, Малоскольского и Велиградского княжеств. Наказав прежде, чтоб о деревьях заботились, бездумно и алчно не рубили, зверье подчистую не выводили. На опушке виднелись многочисленные следы вырубок, но и молодые, подсаженные деревца зеленели тут и там.
На одном из очередных привалов Ратомир приказал вырубить, кроме обычных столбиков-подпорок для палаток, еще и длиннющие жерди, из которых вскоре выстроили наблюдательную вышку.
С тех пор лагерь стали разбивать по-новому. Палатки лучников и конной сотни Яролюба двумя крыльями окружали принцев шатер. Дальше в круг ставили обозные повозки. И уже за ними, четкими рядами, располагались сотни щитоносных копейщиков и мечников. Вышку громоздили прямо у центра лагеря и на ней несла бдительную вахту пара зорких стрелков.
Воины, а особенно мои лесные братья, поначалу посмеивались над Ратомировыми предосторожностями. Ну кто может напасть на орейское войско посреди орейских земель? Однако спорить с принцем никто не посмел. Приказ есть приказ. Через неделю народ втянулся, вышку и палатки ставили привычно и быстро.
Снова начались ежедневные тренировки. На счастье, учителей теперь хватало, а рассказы ростокской части армии о бое с охраной эковертового посольства подстегивало желание учиться у новичков.
Сотня умелых, увешанных железом конных дружинников тоже вносила свою лепту. Поглядывая на их четкие перестроения или атакующий клин, и добровольцы выполняли упражнения более слаженно.
Малый Скол встретил нас упругим встречным ветром, сияющим солнцем, извивающимися над стенами флагами, толпами празднично одетых горожан и играющими прямо возле ворот оркестрами. Шум и гам был такой, что я даже подумал, будто мы попали в самый разгар какого-то местного празднества. Во многих селениях ореев начало лета привечают. Но оказалось, Микитой, князь-кузнец, организовал такую встречу специально для нас.
Войско, старательно печатая шаг, перешло мост через Шелезку, промаршировало от южных ворот к западным, и уже там, под стеной, встало лагерем.
Конечно, Микитой уже знал о короле-оборотне и об объявленном сборе охочих людей. Только, в отличие от Уралана, владыка Малого Скола сам занялся подготовкой отряда. Так что Ратомиру оставалось только радостно принять под свою руку четыреста пятьдесят прекрасно вооруженных, закованных в отличные доспехи воинов-мечников.
Тем не менее, в городе кузнецов, прилепившемся к огромной, абсолютно отвесной скале - Большому Сколу, армия простояла почти три недели. Мастера железных дел подгоняли трофейные, взятые в бою с эковертовцами, доспехи и ковали новые. В огромных чанах варили в восковом растворе буйволиные кожи. Из подготовленного таким образом материала клепали легкие брони для стрелецкой части войска. Так что к исходу второй недели стояния и мои четыре сотни были обряжены в добротные панцири.
Провожали нас тоже празднично. Обласканные туземными девами парни совершенно искренне улыбались, отправляясь в дальний поход. Отцы тех самых девушек сурово хмурились, но сделать ничего не могли. Сказ Микитоя был предельно ясен - войску орейскому преград не чинить!
Велиградский тракт уходил дальше на север, но по нему отправились лишь мы с принцем, Дубровическая конная сотня да Инчута с сотней лучников на лошадях. Остальное войско от западных ворот Малого Скола двинулось на северо-запад, к Камню.
Раньше я в Велиграде не бывал. Господствующий над северо-восточным краем орейских земель город шахтеров, изрывших Железные горы многочисленными дырами, сотни три или четыре лет назад остался без князя. Последний оказался столь непутевым, что, набрав в дружину крестьян по окрестным деревням, уселся в лодьи да и отправился вверх по течению Великой реки. Благо, вот она - прямо у стен Велиграда играет прибрежными камышами. Больше того князя никто не видел и вестей от него не слышал. Сгинул вместе с тысячей ратников.
В те далекие времена бароны зареченские еще под рукой короля поживали. И то ли король был жадный и о людях своих не заботился, то ли владыки мелкопоместные со скуки маялись, но вдоль Великой частенько пошаливали. Деревеньки рыбацкие обижали или люд торговый на приречном тракте пощипывали. Бывало, особо нахальные и у стен городищ орейских прибрежных ватаги появлялись. Как бароны узнали, что Велиград без защитника остался, так и вообще спасу от них не стало. Годин десять лета не было, чтоб очередная ватага с командиром в шлеме оперенном и картинками на щите град данью не обкладывала.
Примучились Малоскольские да Каменьские князья по перелескам на выручку соседу скакать. Сами-то велиградцы мастера добрые, торговцы умелые, рудознатцы великие, а вот воины в большинстве не ахти. Сказывают, и знаменитый велиградский кулачный бой оттого возник, что красоту лиц друг другу по праздникам подправить они всей душой. Но стоит ворогу с железом в руках заявиться и куда с голой пяткой на меч каленый?
Вот однажды и пришли ходоки в Камень, к повелителю тамошнему, просить дружину малую и сына младшенького, чтоб в городе мастеров с охраной сел. Не под руку просились, а под стражу. За услугу такую обещано было воинов с княжичем кормить, поить, одевать и привечать, а родителю зарок - пока младший в Велиграде стены бережет, купцы каменьские без пошлин и налогов торговать там смогут. Большой прибыток торговым гостям в том был, да и владыке западного соседского града хорошо. И сын с почетом при деле, и в мошну монетки капают.
С тех пор так и повелось. Потому и не приходилось мне раньше в подгорном городке бывать. В Камень к князю с отцом заезжали и про восточного соседа поговорили. Заботы свои, только городка касающиеся, велиградцы сами разрешали. Совет Мастеров созывали, судились-рядились, как торговцы на ярмарке, да и к согласию приходили. Но если всей орейской земли дело было, тут уж и княжич посаженный, который к отцу всегда прислушивался, голос имел...
А так-то богат был мастеровой град. Руду из недр окрестных гор в предместьях на слитки плавили. И железные, и медные, и серебряные. Неприглядными, похожими на шлак кусками - сталь для оружия пригодная. Речки все и ручьи, что с горных снегов стекали, здоровенные колеса крутили, к которым мехи плавильные присоединены. Купцы сказывали, когда ветер с востока в Велиграде дует, совсем дыханье спирает от дыма с чадом, да от газов каких-то, болотом смердящих.
Пока же, не преодолев и половины пути, наш маленький отряд шагом ехал по прекрасно укатанному тракту. Мимо веселых, умытых недавним дождем березовых перелесков, в одуряющем аромате листвы и свежей травы. Ярко светило солнце, пели птицы, и на душе было как-то чинно и радостно.
И от этого вид грустного лица Инчуты, прямо резал глаз.
- По Светоланке соскучился, или штаны жмут? - поинтересовался я, пристроив соловушку рядом с конем лучника.
- Да глянь, какая благодать-то вокруг, - вздохнул парень. - Лето в разгаре... Бабочка вон белобрысая порхнула. Жаворонки неба высь мерят...
- Ну, да...
- Я малой был совсем. Мы со стрельцом тем, что на поле боя полег, у лабазов купеческих носы друг дружке расквасили. Вон оно как выходит! Тогда-то оба рюшку с носов сопливых утирали, а ныне я один птиц полет зрю...
- Надеюсь, в Краю Предков ему не хуже, чем тебе здесь...
- Хорошо б коли так, - слегка улыбнулся Инчута. - Купец один рассказывал, мол, есть в дальней земле место, где люди верят, будто, умерев, возрождаются заново. В младенчике...
Конь всхрапывал, косил большим лиловым глазом на кобылку и пригарцовывал. Стрельцу приходилось постоянно подправлять поводьями его неровный шаг. Соловушка сонно прикрыла глаза и коварно посматривала из-под длинных коровьих ресниц.
- И будто бы, как ты жизнь прожил, сколь добра сделал - измеряется. Ежели скотом в людском обличье жил, правды не ведал, так и возродишься в нищего или раба. А коли по-человечески прожил и память добрую оставил, так и князем можешь стать!
- Забавно, - покачал я головой. - Чего только не придумают...
- Давно хотел спросить, - вдруг засмущался ученик. - Люди говорят, ты Басру Парелева тоже сказочным называл?
- Ну да, - согласился я. - Про Спящих-то мы все точно знаем. И что были, и что по земле нашей ходили и людям помогали. И что силы были невероятной - одной рукой горы выращивали или стирали и в степь обращали. И про камни Следов Спящих все ведают. Оттого и знак в нем разглядели, что пробуждения ждали. А про Басру чужестранного чего знаем? Кто его встречал? Кому он помог?
- А вот мы сейчас братца Парельца и повыспросим, - весело воскликнул Инчута, шпорами срывая заигрывавшего коня с места и уносясь к хвосту колонны, где бултыхался на смирном муле спутник принца.
Придержав лошадку, я дождался, когда кому-то-брат и рыскавший вокруг и рядом лучник подъедут ближе.
- ...Ты же жрец, - уговаривал парень, пыхтящего Пареля. - Суть - служитель. Так послужи своему Богу, расскажи о деяниях евойных!
- Чтоб ты понимал, варвар, - обмахиваясь куском ткани, жрец казался незыблемым утесом. - Рассказывать тебе о Всеблагом Господе нашем, Басре, то же самое, что козла обрядить в дружинную бронь да на битву пустить.
- А ну пару раз, мож, кого и боднет, - громко смеялся воин. - Да и я, мож, умишком раскину и кой-чего однова из десятки и разумею!
- Просто ему нечего рассказывать, - поддержал я Инчуту. - Спящие среди нас ходили и чудеса являли любому, кто просить смел. И кто помощь какую спрашивал, все получали с избытком.
- Басра не стал бы фокусы показывать, - привычно ткнул пальцем в небо жрец. - И злато-серебро, как бросившие нас Создатели, тоже не раздавал! Ибо верит в человеков и любит. А кого любят, тому не монеты суют, будто милостыню нищим, а плечо подставляют.
- Так кто же таков - твой бог? Брат ли, или сын Спящим? И с нами ли, али тоже бросил и ушел? Имперцы уж лет сто о новом боге речи ведут, а искра в камне только вот появилась...
- В книге откровений Миразма Святого, сказано, что Басра - суть тело мира сего и есть. И мы все, твари бессловесные и человеки, на и внутри Его обитаем. Имя же благостное еще Создателями всего сущего, ныне Спящими, дадено миру всему этому. И промеж собой, как старцы святые рекут, Создатели землю всю нашу общую Миром Басры звали.
- Это как же? - заразительно заржал кто-то из дружинников. - По-твоему выходит, мы в пузе божка твоего обитаем?! Ты намекни ему там, как следующий раз будешь ему поклоны класть, чтоб горох не ел... А то мало ли чего выйдет...
Скучающие в походе воины так смеялись, что окрестные галки с пронзительными криками ордой взлетели с ближних деревьев. И закружили вокруг, издали похожие на стаю ворон, что всегда соседствует большому горю.
"Нужно будет поговорить подробнее с Парелем", - решил я. И, погладив соловушку по шее, пустил ее ровной иноходью в голову колонны.
16
Разговора не получалось. Нас даже в дом не пригласили, прямо у порога вывалив Ратомиру новые условия участия Велиграда в походе.
- Если я и этот ваш зарок выполню, сколько еще будет? - вспылил наконец принц.
- Сколь надо, столько и будет, - оскалился один из троих, увешанных цепями с побрякушками представителей Совета Мастеров, что вышли нам навстречу. - Ныне мы сами себе голова. И сами впредь решать будем. Не чужеземцам теперича наши судьбы вершить!
Город бурлил, как подвешенный над огнем котелок. Мастерские и лавки оказались закрытыми. Высоченные трубы плавилен, словно зимние деревья, торчащие над крышами домов, не дымили. Подворотни утопали в грудах мусора. Горожане праздно шатались по улицам, собираясь в толпы на перекрестках и площадях, на обширных речных причалах. Даже днем горело множество костров. Кое-где прямо на мостовой стояли бочки с пивом, вином или мутным и весьма хмельным напитком, выгоняемым туземцами из пшеничной бражки - самогоном. Из сумрачных переулков раздавались звуки разгульных попоек или даже "держи вора". Тем не менее ни одного стражника мы так и не встретили.
На протяжении короткого пути от въездных ворот до центральной площади несколько раз мы наблюдали отвратительные пьяные драки. И лишь одно то, что все мы, кроме Пареля, были отлично вооружены, спасло нас от неминуемых схваток. Гостеприимный городок умелых мастеров стремительно превращался в вертеп ошалевших от безнаказанности разбойников.
- Только вот какая незадача, - притворно посетовал второй член городского Совета. - Боец наш, о коем уже упоминалось ныне, в Речном Орехе в темнице сидит.
- Орехе?
- Речной Орех! Так зовется крепостица городская, что на холме у реки.
- Безобразия какие-нибудь учинил? - ради поддержания разговора спросил я.
- В плену он, - снова притворился Мастер. - Войско чужестранное, злокозненное, что прежде Велиград Пригорный от ворога охраняло, в крепостице засело. И Бубраша героического в подземельях гноят.
- А княжич Паркай что же? У отца в Камне гостит?
- И предводитель разбойный с ними. Он-то и отдал приказ воинам Бубраша веревками вязать да в тюрьму прятать.
У меня даже в глазах на миг потемнело от ярости. Рука потянулась к рукояти меча. И место уже выбрал на дряблой шее лживого старика, куда клинок войти должен был. Еле удержался. Ногтями до боли впился в ладонь.
- А поведай, мил человек, свое имя, - процедил я сквозь зубы, глядя в глаза хамоватому советнику. - Панкрат, князь Каменский, обязательно спросит, кто смелость имел его сына младшенького вором обозвать.
- А ты, лесной, нас не пугай, - густым басом, так, что вся площадь услышала, рявкнул, прежде молчавший, третий член Совета. - В Городе Мастеров у иноземцев больше власти нет!
Народ стал подходить поближе. Затевать спор, в котором чаще всего оказывается правым тот, у кого дубина крепче, я не собирался. Потому заторопился, проглатывая окончания слов, зашептал на ухо громогласному Велизарию. И тот, кивнув, гаркнул во всю немереную силу бочкообразной груди. И если бас советника слышали все на площади, то вопрос дворового зазвучал в ушах у половины города:
- И давно ли земли орейские стали вам, велиградцы, иноземьем? Али старейшие ваши немцам заречным город продали, земляков не спросясь?
- Так ведь не соседушки в пещерах темных железный камень ломают, а мы! - снова басил советник. - Почитай, вся Орея в брони с наших гор одета и плугами нашими землю роют! Так что иноземцы вы, они и есть!
Я уже шептал, торопился, новую порцию слов в ухо зычному слуге.
- Вот у кого родня, али друзья-приятели в прочих землях по эту сторону Великой есть? Их тоже в иноземцы записали?
- А не пошли бы вы... в Орех! - зашипел первый из отцов города. - Слово наше железное! Коли ваш боец супротив нашенского выстоит, будем и о доброходах в войско говорить. Прежде только Бубраша из подвалов сырых выньте...
- Да насчет слова вашего я уже все понял, - криво усмехнулся принц. - И с железом ты его верно приравнял!
Из переулка показалось с десяток крепких парней с дубьем в руках.
- Проход-то к Ореху знаете, али подтолкнуть? - оживился второй, едва не познакомившийся с моим мечом старик.
Ратомир пожал плечами и подал знак садиться на лошадей.
- Жаль свиту у ворот оставили, - вполголоса выговорил он, поджидая громоздившегося на спину смирной лошадки жреца. - Они бы по-другому речи вели...
- Паркай, думается мне, оттого в детинце заперся, что не хочет с горожанами мирными бой вести, - свесив ноги на одну сторону седла, уже на пути к Ореху поделился я мыслями. - Так что, и мы с дружиной малой того делать не стали бы.
- Прогневали Господа жители града сего, - пропыхтел Парель. - В наказанье разума были лишены.
- Что ни дом, то полная чаша, - вертя любопытной головой, поддакнул Инчута. - Ну чего людям надобно. Живи и радуйся!
Велизарий промолчал. Быть может, опасался поделиться мнением с половиной Велиграда.
А мне было тесно и неуютно. Каменные дома, словно утесы, сжимающие узкие улочки. Запах горящего древесного угля, железной окалины, дегтя и прогорклого масла. Нагретая солнцем пыль площадей и живительный ручеек свежести от только что постиранного, вывешенного белья. Глухие удары вони по ноздрям из отхожих мест. Запах выпекающейся сдобы на фоне омерзительной волны от давно не мытых тел...
Голова пошла кругом, в глазах все плыло. Я и вздохнуть-то смог полной грудью, только когда наша кавалькада выехала на обширное пустое приречное пространство перед воротами крепости.
Речной Орех построили как форпост Каменьского княжества. Как твердыню на северо-восточных границах орейских земель. Потому и отличалось это сооружение от теремов прочих князей, как отличается матерый богатырь от только вставшего в строй отрока. Пять ореховских башен сложены из огромных диких валунов. Две в сторону наросшего вокруг, словно гриб чага на березе, города. Две к берегу реки и еще одна, самая толстая и высокая, будто вылупившаяся из самого сердца Железных гор. Нижние ярусы кладки заполонил зеленый после недавних дождей мох. Могучие стены, как девушка шею любимого, обвивал дикий виноград.
Совершенно нелепо выглядели заваленные всяким мусором пара телег перегораживающих мост к воротам твердыни. И уж совсем смешными были три десятка горожан, вооруженных чем попало, несущих никому не нужную вахту у никчемной засеки.
- Куды прешь! - предводителю заставы казалось, будто вид он имеет грозный и полдюжины воинов в доспехах и с оружием обязаны ему отчитаться в своих намерениях.
- Как твое имя? - любезно поинтересовался я. - Мне, в общем-то, неинтересно, но мой командир, воевода всеорейского охочего войска, принц Ратомир, обязательно спросит...
- Эм... Флюм.
- Ты, видно, мастер в каком-то ремесле?
- Горшечники мы, - подбоченясь, выдал Флюм. - Мои формы и для литья пригодны, а горшки да кувшины в даль чужеземную возят.