Старики говорят - руны больше передают настроение пишущего, чем их общепринятый смысл. Ну, вроде как наконечник стрелы, который я использовал вместо стила, сам вычерчивает невидимые линии, передающие другое, скрытое послание. Изменяющее смысл священных знаков. Может и так. И даже - хорошо, коли так. Ибо составлял я послание семье ранним утром, усевшись на седло лицом на восход и хорошенько помолчав. Был я расслаблен и сосредоточен. И волновался лишь о том, чтоб моя семья не волновалась.
Вышло вроде неплохо.
Подошла моя соловая лошадка. Ткнулась в ухо - поблагодарила за спокойную ночь. И за то, что, увидев, в каком состоянии копыта, весь день бежал рядом, а не взгромоздился в седло. Времени и инструментов, чтоб облегчить страдания желтовато-золотистой, с белыми гривой и хвостом, поджарой кобылки у меня не было.
Ночью приходил медведь. Он был сыт и любопытен. Поздоровался со мной и неслышно ушел. Наверное, заторопился к заваленному сучьями и хвоей трупу наемника. Медоеды отчего-то предпочитают слегка подгнившее мясо.
Жеребчики всхрапывали и били копытами. Плясали, пытаясь заслужить благосклонность кобылки. И совсем не боялись. Соловушка хитро щурила глаза и потряхивала гривой, отгоняя кружившую над поляной летучую мышь.
Потом они уснули. Так и застыли живыми идолами в разных местах поляны. И тихонько сопели. Почти не слышно на фоне богатырского храпа жреца Пареля.
Послание я прикрепил к стреле и всадил на пол пробоя в пень на берегу ручья. Видно с любого места поляны.
- На ящериц охотишься? - проходя к ручью, съязвил жрец. И через минуту шумно фыркал, плескаясь на бережку.
Принц, уже умытый и даже относительно причесанный, румяный от студеной воды, натягивал рубаху. Держать тело в чистоте - один из заветов отцов. Слышал я, есть далеко на юге народы, вообще не моющиеся. Да только не слишком-то я и поверил этим байкам. Человек, день не мытый, пахнет отвратительно. Через неделю его запах будет выбивать слезы из глаз. А уж через год... И представить себе не могу.
- Не так уж и часто наш юный Арч промахивается, - льняная рубаха плотно, как перчатка обтянула мокрый торс воина. - Если тебе интересно, на кого он устроил охоту, посмотри, брат Парель, что находится на острие его стрелы!
Губы сами собой расползлись в улыбку. Похвала чужеземца оказалась неожиданно приятна.
- Оставил послание, - признался я. - Чтоб родные не волновались.
- У тебя борода отрастет до пояса, - хрюкнул жрец, на секунду перестав баламутить воду в сонном лесном ручье. - Пока твоя родня найдет это место.
Оставалось лишь презрительно хмыкнуть. Брат Парель, признающийся в полной слепоте и невежественности, - это ли не забавно?
- И как скоро, по-твоему, твои соплеменники получат это послание? - заинтересовался принц.
Я пожал плечами. Следопыты лесного народа могли оказаться в окружающих поляну кустах уже сейчас.
- Я бы хотел, чтобы отец прочел мое послание как можно быстрее, - громко, четко выговаривая слова, сказал я. И снова улыбнулся, глядя, как самоуверенность чужеземцев брызгами полетела в разные стороны, пока они затравлено озирались.
Принц первым сумел взять себя в руки.
- Нам придется оставаться в городе какое-то время. У тебя теперь есть меч. Хочешь, я буду учить тебя владению клинком?
- Это будет интересно, - уклонился я от прямого ответа. Пока меня интересовал совсем другой клинок. Маленький нож с закругленным лезвием, чтоб обработать копыта моей соловой лошадки.
Собрались быстро. Даже у брата Пареля было не слишком много поклажи.
Жрец почти самостоятельно забрался в седло.
- Благослови всеблагой Басра путь наш, - отдуваясь от непомерного усилия, взвыл упитанный кому-то-брат. И что есть силы поддал пятками в бока жеребца.
Я снова бежал рядом с моей девочкой. Иногда держался за луку седла. Иногда просто, у праздно болтающегося стремени. Это не трудно, коли знаешь как.
Торжественность соснового бора сменилась неряшливостью осинника. А та, в свою очередь, - веселыми березовыми перелесками. Стали попадаться вырубки. Пока мы не выскочили на глиняный утес, с которого город был виден как на ладони. И сверкающее на полуденном солнце озеро, словно волшебная аура, окружало выстроенный на полуострове Росток.
Южные ворота в высоченных, сложенных из убитых деревьев стенах выходили не на юг. А Северные не на север. Единственная дорога, связывающая город с остальными орейскими княжествами, начиналась от Южных - купеческих. А Северные звались княжескими, но перед ними только и было, что здоровенная вытоптанная поляна - вечевой дол.
- Слава Басре, добрались, - шумно вздохнул жрец, словно последние сутки бежал на своих двоих, а не восседал на смирном коньке.
- Мне нельзя в Росток через эти ворота, - махнул я рукой на Южные. - Лесной народ должен входить в город через те.
До княжьих ворот было на лигу дальше, и я надеялся, что иноземцы, уставшие от долгого путешествия по необитаемым землям, позабыв про все, ринутся к ближайшим. Тогда, я посчитал бы, что мой долг выполнен, и, поправив копыта соловушки, со спокойной совестью отправился бы домой.
Как бы ни так.
- Значит, мы тоже войдем теми воротами, - совершенно серьезно, не обращая внимания на возмущенные вопли брата Пареля, заявил принц. - Традиции нужно чтить.
Впрочем, между воротами было не больше полутора лиг. Мы спустились с утеса по разъезженной лесорубами тропе и вскоре оказались на дороге, среди многочисленных телег крестьян, спешащих в город на рынок. Пришлось сбросить капюшон плаща. Не подобает сыну Белого скрываться, словно вор. Да еще почти у стен Ростка.
Первый же мужичок, разглядевший мой лесной наряд и светлые волосы, а потом и моих спутников, открыл рот от удивления. И тут же поделился наблюдениями с пассажиркой телеги - здоровенной бабищей в ярких платьях. Та последовательно совершила три позабавившие меня действия: отвесила оплеуху вознице, широко улыбнулась и, растянув и без того необъятную юбку, склонила голову.
- Здравствуйте! - звонким тонким голосом, гаркнула она, привлекая внимание других странников.
Пришлось кивать и улыбаться. Кивать и улыбаться, кивать и улыбаться... И так до самых ворот.
Принц, уперши кулак в бедро и выпрямив гордую спину, благосклонно поглядывал, принимая приветствия. Жрец неустанно благословлял именем своего Басры... Дело дошло до того, что торговый люд попросту остановился, чтоб каждый мог выкрикнуть приветствие. В общем, скромно въехать в Росток не получилось.
У ворот вместо обычного одного стражника уже обретался полный десяток во главе с офицером.
- Принц Ратомир из Модуляр и жрец Парель, - сказал я, с легким поклоном, старшему дружиннику. - Мы войдем через те ворота.
- Добро пожаловать в Росток, Арч Белый сын Белого, - поклонился в ответ воин.
- Спроси иво, спроси, - знакомым звонким голосом выкрикнули из толпы.
- Дозволишь ли вопросить? - с еще одним поклоном, улыбнулся офицер.
- Да.
- Помнит ли сын Белого ряду Старого Белого?
- Конечно, - легко согласился я. - Помню, знаю и чту.
- Он помнит, - во всю силу командирского голоса рявкнул страж ворот. И народ радостно зашумел.
Я еще раз кивнул, теперь уже всей собравшейся у въезда в город толпе, и первым шагнул на траву, что разрослась под стенами. Следом за мной съехали и принц со жрецом.
- Какие замечательные добрые люди, - облизывая губы, поделился наблюдениями Парель, стоило нам отдалиться на пару сотен шагов от южных ворот. - Как они радостно встречали свет истинной веры...
- Потрясающе, - тут же согласился принц. - Они меня совсем не знают и так искренне радовались нашей встрече...
Мне оставалось лишь хмыкнуть. Кто из Спящих меня дернул отправиться в город вместе с чужеземцами?
На счастье, странникам было о чем поразмыслить. На некоторое время обсуждение гостеприимства ростокцев утихло. Ровно до тех пор, пока не стали видны вторые, северные, ворота. И немалая толпа около.
- Все-таки славная традиция - всех незнакомцев встречать вот так вот... - Парель неопределенно взмахнул пальцами - колбасками.
- А как вышло, что твоему народу следует только задними воротами пользоваться? И что за ряду припомнили тебе стражи? - спросил Ратомир, но в словах его явно звучал другой вопрос: "Насколько уместно являться ко двору местного князя с парнишкой из лесовиков?"
Я остановился. Повернулся, чтоб взглянуть в глаза чужеземца, и задумался.
Что ему сказать? С чего начать? Когда уснул последний из живых Богов этого мира, земля перестала родить, а коровы давать молоко. Лошади шли, только если их брали под уздцы и вели. И останавливались, стоило отпустить узду. Звери вышли из леса и по ночам бродили по улицам деревень, нападая на все живое... Как вдруг пришла зима с морозами и снегом по пояс, которого в этих местах никогда не бывало. Некоторых и нашли-то только весной, когда сугробы растаяли, и двери в вымороженные хижины смогли открыть.
Рассказать, как отчаявшиеся люди отправились в Великий лес и убивали животных, чтоб хоть как-то прокормить семьи? И за несколько лет выбили все, вплоть до воробьев и синиц на лиги вокруг селений. И как рубили нижние ветви деревьев на корм скоту. Как шатающиеся от голода мужики выходили на дороги, отбирали у путников лошадей и тут же ели их сырое мясо. Как за десяток лет не родилось ни одного ребенка, а те, что должны были родиться, являлись на свет уже мертвыми. И их голодные матери орали от горя так, что даже вороны улетели из этих мест. Как трупы умерших складывали у дорог, ибо сил хоронить не было... И тогда...
- Старый Белый привел из леса отряд воинов лесного народа. Они взяли штурмом стены Ростока и убили всех, кто стал сопротивляться. А потом между Белым и ростокцами была ряда. И Правду Спящих Богов рунами начертали на северных воротах города, - глядя в глаза принца, стараясь говорить очень четко, чтоб он точно понял, рассказал я. - И многие были казнены, из тех, кто Правду Отцов позабыл и людское обличье терял...
И исцеляли скот, и заговаривали землю родить, и зверей изгоняли из селений.
- Тех же, кто зверей в лесу бездумно стрелял и деревья рубил зазря в Великом лесу, Старый в озере топил.
А из Великой реки привезли мелкоту рыбью с травой и в озеро пустили, чтоб и там пища людская водилась. Раньше-то озеро мертвым было совсем.
- Так и вышло, что должен я, потомок Старого, входить в те ворота, на которых руны. Чтоб знал народ и князь Ростокский, что и я Правду чту и ряду помню.
- И много ли дани собрал твой предок с горожан? - причмокнув, поинтересовался жрец. - Или и сейчас князь туземный семье твоей приплачивает?
И ведь не поймешь, то ли шутит, то ли и впрямь такой дурак... И варвар.
Я хмыкнул, повернулся к чужеземцам спиной и пошагал к воротам.
- Принц Ратомир из Модуляр и жрец Парель, - снова представил я странников, теперь уже старшине княжьей дружины. - К князю Вовару по важному делу.
Чужеземец величественно поклонился, не слезая с коня.
- Добро пожаловать в Росток, ваше высочество, - делая вид, что не замечает моего присутствия, поклонился, звякнув кольчугой, седой кряжистый воин. - Мы проводим вас в детинец.
- Арч Белый, из лесного народа, со мной, - неожиданно для всех, громко заявил принц. Чем вызвал нешуточный шум в толпе.
- Да-да, конечно, - легко согласился старшина, мельком глянув на меня. - Он присоединиться к вам чуть позже.
Ратомир на секунду задумался и потом все-таки согласно кивнул и двинул коня следом за расталкивающими горожан солдатами.
А я остался на месте.
- Лошадку-то вашу, поди, в княжьи конюшни доставить? - отвлек меня от созерцания удаляющейся спины попутчика старшина.
- Ага, и пусть копыта соловушке поправят. Я вечером зайду - гляну...
И продолжал стоять. И стало мне нестерпимо одиноко, зябко. Так, что хотелось завернуться в теплый плащ, пристроиться где-нибудь в теплом месте, да и завыть горестно во все горло.
Мальчишки, припустившие было за чужеземцами, стали возвращаться, когда принц вдруг остановился. Обернулся, сверкнув глазами и, наклонившись, что-то спросил у сопровождавшего его воина. Выслушал ответ, кивнул и, подбоченясь, отправился дальше.
А я обнаружил, что уже давно стоит передо мной седой старичок и выговаривает:
- ...Как вы с батюшкой вашим тот раз гостевали. С тех-то пор и пошло, что как весна, как травка молоденька из землицы на свет повылазит, так што коняги, што кормилицы наши - коровки совсем тосковать начинают. И ни есть, ни пить не хочут. Давеча жеребчика молодого...
Все просто. Раз пришел сын лесного народа в город, да от ряды не отказывается - значит иди и смотри, что с туземным скотом приключилось. Исцеляй.
Две зимы назад заезжали мы с отцом и дядьями в Росток. Посмотреть на древний камень - След, - оставленный богами в подвале княжьего терема. В глубине брата-близнеца валуна, обрастающего мхом в дебрях нашего леса, вдруг загорелась крохотная красная искорка. Которой тем не менее хватило, чтоб за ночь выжечь все живое на сажень вокруг. Так пока мы с отцом и князем Вовуром в подвал лазали, дядья - травники умелые - мигом скотину местную на ноги поставили.
Теперь-то я один. И имя мое, Судьбой выбранное, - Арч - значит "лучник". Травы-то и я знаю, да только целители животине не только отварами помочь могут. Тут сила особая нужна. У меня же мощь другая, я с ветром больше дружу, чем с землей...
И страшно стало так, что аж зубы свело...
- Отправь мелочь, на ноги легкую, крапиву рвать, - прямо так, сквозь зубы процедил я. - Как можно больше... И ноготки должны уже повылазить. Их тоже... хотя б охапку пусть нарежут... На площадь пусть несут. Там я буду.
Одеревеневшие ноги слушались плохо. Пришлось выпрямить спину и, глядя поверх голов - нечего им видеть плещущийся в глазах ужас, - шагнуть. Раз, другой...
3
Лето перевалило за середину. По утрам появились туманы. Слабые пока. Дымка вдоль земли, к рассвету падавшая на траву и плащи обильной росой.
Дрова в костре трещали, щелкали и горели плохо. От речки тянуло свежестью, но маленькие язычки пламени, затеявшие прятки среди наваленного в кострище хвороста, к земле не гнулись.
Сырое неприветливое утро.
Нужно было вставать и идти.
И костер все не разгорался.
И было страшно.
- Иди, - сказал отец. - Пожуешь по дороге.
И отказаться нельзя. Невозможно. Немыслимо. Все, абсолютно все кому случилось дожить до порога взрослой жизни, в этот летний день поднимались на гору Судьбы. И через две ночи возвращались. И все приносили с собой знак. Я даже представить себе не мог, что бы сказали родственники, вздумай я отказаться от ритуала. Да и прожить всю жизнь без имени - врагу не пожелаешь. А нет знака - нет имени.
Я кивнул и тяжело вздохнул. Все уже сказано. Все приготовлено. Нужно идти.
Проснулись птицы. Далекого, невидимого за деревьями, горизонта коснулся край солнца. Верхушки сосен вспыхнули живым зеленым племенем. И сразу стало легче. Даже поклажа уже не казалась такой неподъемной. И две ночевки в незнакомом месте, без присмотра взрослых, перестали пугать. Я улыбнулся посветлевшему небу, поправил небольшой топорик на поясе, подпрыгнул, проверяя - не звякнет ли плохо уложенная мелочь, и пошагал в гору по узкой, оленьей, тропке.
Стоило подняться выше верхушек сосен, что окружали маленькую полянку, где остался поджидать моего возвращения отец, и взглянуть на покрасневшее от натуги - а вы попробуйте поднять такую тушу в небо! - светило, как давешние страхи показались смешными. Да и кого мне тут бояться? Звери не посмеют тронуть Бельчонка из лесного народа. Демонов в нашем лесу выбили еще во времена Старого Белого, а чужестранцы при всем желании это место не найдут. Хоть и торчит одинокая гора над нашим лесом, словно труба над хижиной, да только ведут сюда пути заповедные, чужакам неведомые.
И прохлада туманного утра быстро развеялась. Выпала было росой на сочную траву, но и там долго не продержалась - истаяла под лучами жаркого солнца. По спине от быстрой ходьбы потекли струйки теплого пота. Топорик уже не казался грозным боевым оружием, скорее мешался. Я стал все чаще останавливаться, с любопытством крутить головой, осматривая доставшиеся мне на три дня владения.
Кто-то из веселых богов, создавая наши леса, сдвинул ладошкой кусок земли, да и оставил. Зачем ему это понадобилось, он объяснить побрезговал, но до самых Рассветных гор ни одной сколько-нибудь выпирающей выше деревьев кочки больше не было.
Западный и северный склоны получились настолько крутыми, что ни у чего, кроме любимого козлами кустарника, сил там расти не находилось. С востока и юга многие сотни лет гору подмывала неспешная лесная речка Крушинка. Песчинку за камешком уносила вода к далекой Великой реке части пологого склона, пока он не превратился в обрыв. И лишь козья тропа вела к вершине между обрывом и крутью.
На самой макушке, теперь уже едва видные под зарослями мышиного гороха, остались никому не нужные развалины какого-то строения. Говорят, они теплые в любую погоду и даже снег на них тает. В середине лета проку от их теплоты не было никакого. Зато совсем рядом с этой грудой камней, чуть ниже по склону, располагалась замечательная, по рассказам дядьев, полянка, словно самими Спящими приготовленная для искателей знака. Вот туда я сразу и отправился - разбить лагерь, скинуть тяжелую поклажу с припасами, а уж потом отправляться исследовать закоулки горы.
Старый, изжеванный временем клен склонил одну из могучих ветвей над южной частью полянки. У его корней чьи-то заботливые руки смастерили небольшой, на одного, шалашик. Шагах в трех нашлось обложенное камнями кострище с запасом хвороста и куском бересты для розжига. Чуть дальше, за пригорком, весело журчал родничок, берега которого украшали многочисленные следы местных животных - козлов в основном. Присмотревшись повнимательнее, обнаружил под корнями гиганта и укрытую дерном, выложенную аккуратными бревнышками, нишу для хранения продуктов. Кто-то явно не знал, чем себя занять...
Я хмыкнул и заторопился разобрать поклажу. Уж мне-то скука точно не грозила. Предстояло исследовать огромную, по моему мнению, гору.
Но прежде следовало позаботиться о дровах - не зря же я тащил топорик с собой. Кучки хвороста явно не хватило бы на две ночи, а ложиться спать с закатом, как дома того требовали родители, я точно не собирался.
Впрочем, заготовка дров не заняла много времени. Сухостоя было достаточно, топорик бритвенно острым, а руки в предвкушении приключения - неутомимыми. Вскоре у кострища появилась хо-о-орошая горка дров.
Потом я сел под клен, перекусил и хорошенько напился. Следовало решить, с чего именно начать. Специально бродить по горе, заглядывая под каждый куст в поисках моего знака, я не хотел. А вот облазать закоулки, поохотиться на наглых козлов, облюбовавших гору, вдоволь наесться ягоды, найти и забраться на самое высоченное дерево на самой макушке горы... Я собирался хорошенечко поразвлечься, чтоб было чем потом хвастаться приятелям.