- Думаешь, в этом дело? - не поверил я. Ну, то, что Серафима прямо-таки купалась во внимании, оказываемом ей принцем - это очевидно. Да только я думал - дело в дружеских чувствах, возникших между ними, в то время как Ратомир в Аргарде зимовал.
- Может, и не только в этом, - кивнул княжич. - На Ritterturnier и князья, и короли не брезгуют заезжать. Самое подходящее место, чтоб судьбы решать. Мы с батюшкой лета три назад под Флер-и-Флер ездили. Так князь не так поединки смотрел, как с бароном Эмберхартом торговый договор обсуждал. Ратомир, коли славным королем хочет стать, должен с соседями дружить...
- Так пусть себе едет, - звякнул кольчугой на плече Варшам, вмешиваясь в наш разговор. - Время вроде спокойное. А там и всего делов-то - неделю туда, три дня там, да неделю обратно. Поди, и без принца-воеводы своего простоите...
- Пусть едет, коли желание имеет, - согласился с комендантом Паркай.
- Ратомир сказывал, в баронских землях много у кого погостить успел, - вдоволь насмотревшись на игру света и тени на лицах принца и княжны, продолжавших оживленно разговаривать, наконец выговорил я. - Если узнает кто... В Модулярах тоже охочие да славы турнирной есть. Наверняка к графу приедут...
- У Фанира дружины хватит командира нашего защитить, коли что. Да и мы без свиты не отпустим, - улыбнулся моим сомнениям Паркай.
- Та смерть страшна, что из-за угла да ядовитым, вишь, ножом из темноты, - одним взглядом стерев улыбку с лица молодого воеводы, пробурчал комендант. - Или стрелой каленой издалека. Тут, вишь, и дружина великая не поможет. Здесь-то, у нас, каждый новый человек на виду. А там гостей толпы будут. Пихнет кто-нибудь жалом, и спросить не с кого будет.
Кулак старого воина, сжавшийся чтоб вдарить по грубым доскам, так и замер нерешительно в вершке от поверхности стола.
- Этого-то как раз легко избежать, - розовый от похвалы Яролюбовой повести и от выпитого вина, причмокнул губами Парель. - На каждом Ritterturnier с полдюжины рыцарей есть, кто шлема боевого на людях не снимает и имени не объявляет. А уж сколько не своими именами называются - тех и вовсе не счесть. Славу-то и удачу за хвост далеко не каждый, юноши, ловить приезжает. Многие ценные призы жаждут, чтоб в звонкие монеты их обратить.
- Это как? - удивился Паркай, распахнув глаза, кажущиеся серыми в свете факелов.
- Множество чудесных вещей, мой юный друг, есть на белом свете...
- Да уж чего же здесь чудесного? А коли подлог откроется?! Это ж стыдобища то какая! Отцы от чад таких отрекутся, что стыдятся именем их называться...
- А-а-а! - сложил пальцы-колбаски на животе жрец. - Вот ты о чем. Так ведь по их правде, каждый из рыцарей в братстве общем состоит. И хвалятся, будто им не важны титулы и имена. Хотя... оно конечно... да...
- И что? - не унимался воевода. - Так и любой из этих твоих рыцарей и князем назваться может? Или принцем?
- Да тьфу на тебя, - огорчился кому-то-брат. - Еще чего не хватало. За это можно и головы на плахе лишиться.
- Значит, чужим именем можно, а князем уже нет? - все-таки уточнил Паркай.
- Ну да.
- И за ложь это не считается?
- Среди рыцарей - нет.
- И ты предлагаешь, чтоб и наш командир врать начал?
- Нет, ну почему сразу врать...
- А можно ли прозвище временное вместо имени сказать? - вклинился я в разговор.
- Многие и так поступают, - обрадовался поддержке Парель. - Есть воины славные, чьи прозвища более имен известны.
- Ну так надо Ратомиру такое, чтоб и враг запомнил, и врать не приходилось.
- Здорово! - тут же загорелся идеей Паркай. - Древним князьям орейским тоже прозвища давали. Множество правителей добрых у нас было, от отцов к детям. А в памяти - все одно прозвища остаются. Нешто мы такое командиру нашему не сочиним?
- Бедняга, - делано посочувствовал Яролюб, притянутый разговором с другого края стола. - Ты ж теперь спать не сможешь, все прозвания выдумывать будешь.
- Ха! - разулыбался Панкратыч. - Я выйду да отроков наших, что кабанчиков во дворе на кострах жарит, спрошу. Все скопом, да под меды хмельные столько прозвищ навыдумываем, всем воеводам хватит!
- Пожалуй, нужно помочь тебе выбрать самые достойные, - темноволосый дубровичец продолжал подначивать. - Чтоб потом не пришлось...
- Я присмотрю там за принцем, - выговорил я. Поймал вдруг себя на мысли, что уже не могу представить Ратомира, путешествующего без меня.
- Тебе-то это зачем? - предсказуемо удивился Яролюб.
- Сказывают, немцы и среди стрельцов чемпиона ищут. Следует глянуть, кого они там лучниками называют.
Именно это я и Ратомиру сказал. Утром, глядя в его удивленно распахнутые глаза. Командир, видимо, думал, мы станем спорить, уговаривать его подумать еще раз и не ездить. А вместо этого услышал, что вещи собраны, лошади оседланы. Доспехи готовы, укрыты кожаными чехлами от влаги и уложены в сумки заводной лошадки. Узду боевого коня, лучшего из тех, что были, крепко держал в кулаке Бубраш. И, похоже, никому не намерен был эту честь уступать.
- Сговорились? - фыркнул принц.
- Мы и прозвище тебе придумали рыцарское, - смутился Паркай. - Чтоб чужими именами не зваться, память предков попирая...
- И как же мне зваться, воевода?
- Победоносный.
- Как? - пуще прежнего удивился Ратомир.
- Победоносный, - теперь уже без особой уверенности в голосе повторил молодой воин. - Не по сердцу чтоль?
На звуки громоподобного смеха сбежалась половина войска. Посмеялись за компанию. Тут же и в путь-дорогу проводили.
Мост меня потряс. Длиной в целую версту и такой широкий, что две повозки легко разъехаться могли. Он был сложен из такого количества камней, что легко хватило бы выстроить вторую твердыню, равную Чудской. Шестнадцать огромных опор, каждая с небольшую крепость в виде голов исполинских баранов, держали каменную дорогу над водой. И на каждой площади, устроенной на опорах, возвышалась пара прекрасных статуй.
В пяти дневных переходах к югу от Камня, в месте, где сливаются стремительная серо-зеленая Шелеска, текущая с Железных гор и Круша - темная задумчивая гостья из Великого леса, на островке возвышаются развалины совершенно древних построек. Старики говорят, даже Спящие не помнили, кто и зачем выстроил из нездешнего белого камня богато украшенные резьбой и статуями храмы. Как, впрочем, не ведали и того, когда и почему оказались разрушены.
Барон Эмберхарт, не тот корыстный старик, что чуть не продал принца эковертову посольству, а другой - правивший городом во времена чудского сражения, привез из Империи мастеров, выдумавших и построивших этот потрясающий мост. Немецкие, игларские да и орейские купцы охотно скинулись серебром ради такого дела. Князь Каменьский же привез для украшения величественной постройки тридцать две каменных фигуры, найденные в тех самых древних развалинах.
Удивительная женщина с хвостом, как у рыбы, и волчица, кормящая двух человеческих малышей, закованный в броню надменный рыцарь в шлеме, сдвинутом на затылок, и кудрявый парень в лаптях и с взвевающемся по ветру плаще на стремительно мчащей лошади, лев с человеческим лицом и приготовившийся к атаке тур. Люди, животные, два удивительных змея, один из которых даже с крыльями, существа, которых просто не может быть...
Мост, как творение человеческих мыслей и рук - был великолепен. Статуи совершенны и неповторимы. Я не подгонял соловушку, лениво шагающую следом за здоровенным боевым конем Ратомира. Честно говоря, доехав до первой же статуи, вообще перестал обращать внимание на дорогу.
Мост как-то неожиданно кончился. Вроде вот только что я плыл между творениями рук гения, и вдруг грубые покрытые мхом камни городской стены, вонь и гомон густонаселенного места.
Узкие улицы с желобом посередине, в котором текли нечистоты. Постоянно куда-то торопящиеся горожане. Целые отряды, полки и армии мчащихся по своим делам людей. Толпы на площадях. Крики и вопли пытающихся друг до друга докричаться. Лошади, кажущиеся лишними в человеческом муравейнике. Лощеные кошки на подоконниках и облезлые бездомные псы, ищущие собачьего счастья под ногами прохожих. Крысы, шныряющие в переулках среди груд отбросов. Отвратительно воняющая пища, продаваемая на любом углу, тут же на этом самом углу приготовленная. Смрад, пыль, алчность и суета. После великолепия молчаливых статуй Эмберхарт казался не более чем выгребной ямой.
Я чихал, меня подташнивало и бесила медлительность, с которой наш караван пробирался по вечно сумеречным улицам. И когда заметил, что наметилась остановка у корчмы на обед, крикнул принцу:
- Подожду вас там, за стенами.
- Осторожнее там, - неслышно сказали губы командира. Я кивнул и продолжил путь, отметив краем глаза, что с десяток наших дружинников и пара повозок, последовали за мной. Видно, не один я считал сомнительным удовольствие отобедать неизвестно чем в городе. Живой огонь и шипящий жир, капающий с тушки только что подстреленного кабанчика, под голубым пологом неба и со стенами из тысяч деревьев не в пример милее моему сердцу.
Угрюмые улицы и переулки не желали отпускать. Сердце тревожно билось. Дома выглядели одинаковыми, встречные пешеходы - на одно лицо. Ветер трусил спускаться в эти каменные овраги, и солнца не было видно. С трудом удалось отодвинуть в сторону мысль, будто я заблудился и придется вечно, пока не упаду от голода и усталости, бродить по мрачным лабиринтам неприветливого поселения. Стоило разбудить Спящих хотя бы для того, чтоб они ужаснулись этому людскому общежитию. И стерли его с зеленого лица мира.
Показавшиеся вдалеке северные ворота вызвали чувство благоговения. Словно они были входом в величественный храм добрых и справедливых Богов. Соловая моя лошадка, почуяв запах живой травы, заторопилась. И хотя дома щитовым строем стояли и за каменной стеной, все-таки дышалось в предместьях гораздо легче. А когда улицы раздвинулись огородами, все чаще у дороги попадались деревья и иссяк раздражающий и шумный людской поток, я был счастлив. У первой же рощи, едва услышав журчание родника, я обессилено рухнул на траву. Чудовищно огромный злой город дался мне труднее пыток в шатре Сократора.
27
Со стороны город выглядел много милее. Словно драгоценная игрушка, сделанная опытной рукой ювелира. Ажурные башенки с крохотными зубчиками, красные, желтые, коричневые крыши домиков, тонкие шпили замка, пятнышки знамен над воротами. Хотелось взять это чудо в руки и повертеть, разглядеть подробности со всех сторон, удивиться и восхититься мастерством рук человеческих. Если бы не желто-серая муть, удушающее зловонное проклятие, куполом накрывающее город, им можно было бы даже любоваться.
Издали. Так, чтобы видеть одновременно и разноцветное пятно Эмберхарта, и серебряную полосу реки, и угрюмую коричневую полоску высокого глинистого дальнего берега, и туманные, голубыми тенями островерхих облаков на горизонте, Нимезийские горы. Едва покинув левый, орейский берег Великой, я уже отчаянно скучал по родной земле.
Впрочем, после доброго, истекающего жиром, хорошо прожаренного куска кабанятины мерзкий привкус городской пыли пропал. Я сидел, привалившись спиной к толстому стволу дерева, походившего на сосну, на краю рощи таких же отблескивающих золотом гигантов. Разглядывал вереницу людей, всадников и повозок стремящихся въехать или выезжающих из ворот. Забавно было наблюдать, как вполне вроде нормального размера люди, лошади и быки постепенно становятся все меньше, пока не превращаются в существа размером с муравья, сливаясь с другими, растворяясь во множестве таких же насекомышей. Или когда происходило обратное действие: серые шевелящиеся безликие точки вдруг обретали конечности, их тела наливались цветом. И вот уже мимо весело катят саженые колеса телег очередного каравана...
Смотрел на людей. Гадал, кто они, откуда, что за горе сгибает их спины или какова причина радости. Отметил, как сильно отличается поведение туземных крестьян от повадок земледельцев в орейских княжествах. С какими покорными лицами, с какой прытью, стаскивают они шапки с коротко стриженых голов, как изгибаются в глубочайшем поклоне при каждой встрече с более или менее прилично одетым человеком. И дивился, когда разнаряженный в драгоценные ткани молодчик, проезжая мимо на лошади, даже не потрудился хотя бы кивнуть в ответ. Казалось, он их вообще не видел...
Группу пестро одетых всадников, мчавшихся по пыльной дороге, не обращая ни малейшего внимания на удирающих с их пути людей, трудно было не заметить. Резвые лошади, разноцветные попоны, флаги с гербами, странного покроя, расшитые знаками накидки, мечи на поясе - я не сомневался, что видел отряд рыцарей, отправившийся на тот самый турнир.
Не доезжая саженей двадцать до нашего бивуака, старший из группы - плечистый темноволосый бородатый мужчина лет сорока со знаком черной осы на желтом фоне на накидке - вдруг придержал коня. Над воротами Эмберхарта висел огромный щит с точно таким же гербом, так что передо мной наверняка был член семьи местного барона. Оса, только гораздо меньшего размера, нашлась и на плащах шестерых его спутников - явно дружинников. У семерки остальных рыцарей гербы были другие. Позади всех, на козлах странной двухколесной повозки ехал еще один невзрачно одетый человек. И когда предводитель все-таки остановился, именно этого, невзрачного, жестом подозвал к себе.
Вскоре, выслушав напутствие господина, слуга рысцой поспешил в мою сторону. А я с тоской взглянул в сторону лука, притороченного к седлу соловушки, пасущейся шагах в двадцати. Ничего хорошего от этой встречи я не ждал. Мерзкий, суетливый, алчный город просто не мог исторгнуть из себя ничего путного.
- Их милость, - рябой рыбоглазый слуга, говоривший так, что приходилось выискивать среди сказанных слов хоть отдаленно знакомые, слегка повел носом в сторону бородатого. - Спрашивает: кто ты, молодой господин, и откуда? И что делаешь на его земле?
- Что за милость такая? - не понял я.
- Барон Соломон Эмберхарт, сер. Могу я узнать ваше имя?
- Арч Белый, сын Ветви из Великого леса, - решил все-таки представиться я.
- Спасибо, молодой господин, - подобострастно поклонился слуга и бегом отправился к барону. Только за тем, впрочем, чтоб получить тяжелую оплеуху и тут же вернуться.
- Это начинает меня забавлять, - сдвигая меч на живот, ухмыльнулся я. - Твоя милость заикается? Или есть какой-то другой ущерб, раз не может спросить сам?
- Что вы, сер, - испугался рябой. - Их милость совершенны во всем. А моя участь - им слова незнакомцев носить, ибо не пристало...
- Удивительный обычай.
- Вы, видно, издалека?
- Лес... земли моего отца расположены к востоку от Ростока, что в орейском краю.
- Видно, это очень далеко. О ростокском герцоге я еще слышал...
Я пожал плечами.
- Их милость спрашивает, что вы, сер, видно, рыцарь, раз у вас меч на поясе.
Вопрос заставил меня задуматься. Раньше-то я думал, что рыцарь - это доспешный всадник с длинным копьем. Что-то вроде каменьских конных латников. Оказалось - следовало из самой постановки вопроса, что достаточно было подвесить клинок на бок...
- Я не намерен участвовать в основном турнире, - наконец осторожно выговорил я.
- Мой добрый господин может помочь славному рыцарю, - заторопился белоглазый возница. - И конем, и доспехами. Баронам Эмберхарт нужны верные люди...
- Зачем?
- Скоро же война, - удивился слуга, и добавил торопливо. - Это же все знают.
- Я не нуждаюсь в помощи.
- Но вы один. На этой маленькой лошадке... И отряд воинов... И не в таверне, а у костра на опушке леса...
- И что? - этот скользкий тип начинал меня злить. Как и его назойливый хозяин.
- Нет-нет. Что вы... Так что мне передать моему господину?
- Передай... Скажи, я польщен его вниманием. Мы вскоре покинем его земли, раз он не рад гостям из орейских княжеств...
Второй раз барон слушал рябого гораздо дольше, и обошлось без рукоприкладства. Наверняка сын престарелого владыки вонючего города не слишком торопился на турнир, раз вместо того чтоб пришпорить коней, шагом подъехал ко мне. И снова я поискал глазами лук.
- Должна быть причина для отказа, - уперев кулак в бедро, надменно выговорил барон, останавливая коня в шаге от меня. - Я не помню среди своих врагов каких-то Белых... Но ты наверняка уже пообещал кому-то свой меч и кнехтов?!
- Кнехтов? - у этого человека была странная манера говорить. Складывалось впечатление, будто мысли бурным потоком неслись в его голове, иногда вынося на берег мутную пену слов.
- Это твои кнехты? - бородач слегка повел подбородком в сторону замерших за моей спиной дружинников.
- Эти воины выполняют приказы моего друга.
- И кто же твой друг? Он есть в моем списке? Сколько бы вам ни обещал Готтард, я плачу вдвое!
- Вы, должно быть, богаче Готтарда, - улыбнулся я.
- Потому он жаждет мои земли.
- Меня это не касается, - я поморщился. - Мы едем на турнир.
- Вот именно!
Я совершенно его не понимал. Местные владыки варились, словно овощной суп - то сверху свекла, то капуста, не замечая пламени, полыхающего за тонкой гранью котла. При этом, оспаривая друг у друга горсть смердящих городов, считали себя не иначе как вершителями судеб мира. Мне представлялась смешной их суета, и я не видел причин это скрывать. В ответ на мою ехидную улыбку, наследник Эмберхарта положил руку на навершие меча.
Из облака пыли, почти постоянно висящего над дорогой, проявился Ратомир. Раздвинув лошадью дружинников барона, подъехал ко мне.
- Прости, твоя светлость, - прогудел принц из-под глухого, закрывающего лицо шлема. - Я поздно понял, что тебе неприятно в городе... Тем более - этом.
Это был удивительный день! Фантастический, чудесный мост с волшебными изваяниями. Бесконечный, запутанный, суетливый, плохо пахнущий, переполненный жаждавшими злато людьми город. Песчаная опушка рощи странных деревьев и странный, под стать своему городу, барон. И в довершение всему этому шквалу открытий - принц, всерьез озабоченный моим самочувствием в селении.
- Светлость? Юный рыцарь - герцог? - ошарашено качая головой, проговорил незнакомый дворянин из свиты бородача.
- Это еще кто такой? - скривился барон.
- Барон Яггер, - представился принц. И сказано было таким тоном, что я сразу понял - он имел право на это имя. - А ты, судя по черной мухе на штандарте, сынок старого пройдохи Эмберхарта?!
Клянусь пролежнями Спящих, командир не уставал меня удивлять. Впервые за все время нашего знакомства он принялся намеренно провоцировать кого-то на бой.
- Это благородная оса, - тут же вскричал другой из сопровождавших барона рыцарей с гербами. - Имея наглость оскорблять моего сюзерена, имей смелость открыть лицо!
- Если я вижу муху, сидящую на куче навоза, то и скажу, что это муха на дерьме, - прорычал принц. - А чтоб доказать свою смелость, благородные господа обнажают мечи, а не лица! Впрочем, продажным душонкам это недоступно!
Звонко вжикнул вылетевший из ножен меч.
- Я сталью вобью эти слова тебе в глотку! - отважно вскричал оскорбившийся за другого рыцарь и спрыгнул с коня. - Я сер Вернер.