- Если вкладывать в эти слова фигуральный смысл, то именно так. Но библейское сказание о Ное - лишь очень далекий отголосок истинной катастрофы, некогда разразившейся на земле. Евреи почерпнули эту историю во время Вавилонского пленения из тамошнего древнего "Сказания о Гильгамеше", и Ной - всего лишь тень вавилонского Утнапишти. А вавилоняне в своих знаниях были в свою очередь преемниками гораздо более древних шумеров, являвшихся, вероятно, крохотной частью какой-то предыдущей высокоразвитой цивилизации, той ее частью, которая каким-то образом пережила некую всамделишную вселенскую катастрофу, происшедшую, думаю, около десяти тысяч лет назад.
- А причина этой катастрофы? - спросил Еремеев. - Падение астероида, смена полюсов Земли?
- На этот вопрос сегодня трудно с уверенностью ответить, - сказала Нина. - Шумеры знали ответ и - я в сущности уверена - начертали его на своих глиняных табличках, но вся беда в том, что большая часть этих табличек утеряна. Самое печальное - что утеряны двенадцать табличек, на которых, как полагают, почти наверняка дан ответ именно на этот вопрос. Что же касается сроков, когда может снова произойти подобный катаклизм, то, хотя и с некоторой погрешностью, но эти сроки все-таки можно вычислить, исходя из сохранившихся табличек.
- И каким же образом?
- Шумеры были великолепными астрономами, но описывали положение светил на небе в метафорической форме. Однако если проникнуться в суть метафор, которыми они пользовались, то можно понять, при каком расположении звезд случается такое бедствие… Не знаю, насколько вы знакомы с астрономией?..
- Можно сказать, практически ни насколько, - признался Еремеев.
- Тогда придется вам поверить мне на слово. Не стану скрывать - срок этот, как полагают устроители "Ковчега", достаточно близок.
На какое-то время воцарилось молчание. Еремеев первым нарушил тишину.
- Так организация "Ковчег", - проговорил он, - судя по названию, готовится именно к этому?
- Рада, что вы наконец догадались, - впервые удостоился он похвалы юной всезнайки. - По сути "Ковчег" - это гигантская по масштабам сверхсекретная правительственная программа, но помимо чисто инженерных трудностей, она столкнулась и с другими, чисто специфического свойства.
- Что ты имеешь в виду?
- О, таких трудностей несколько! Во-первых, спастись, как они полагают, удастся немногим, поэтому, во избежание утечки информации и, как следствие, массовой паники, в суть проекта может быть посвящено лишь ничтожное количество людей, только те, кого запланировано спасти.
- Исчезнувшие, - догадался Еремеев.
- Да, если не считать самой что ни есть правительственной верхушки, то лишь они, - кивнула Нина. - Поэтому невозможно в случае чего воспользоваться мощью всех силовых структур. Как изволите видеть, даже меня разыскивают довольно-таки по-любительски, вместо того, чтобы прибегнуть к услугам хотя бы, например, милиции или того же, скажем, ФСБ. Могущество свое они могут проявлять только весьма ограниченными способами.
Проблема номер два связана с теми двенадцатью недостающими глиняными табличками. Я уже говорила, что по оставшимся табличкам время светопреставления можно установить только с погрешностью; так вот, какова эта погрешность, в несколько месяцев, в несколько лет или, быть может, даже в несколько веков, не в состоянии пока что установить никто.
- То есть может так оказаться, что они готовят свой ковчег не для ныне живущих поколений? - удивился Еремеев.
- Вполне, - подтвердила Нина. - У меня, кстати, недавно появилась надежда кое-что в этом отношении уточнить, поэтому и охота за мной такая, но, повторяю, пока что устроители "Ковчега" пребывают на сей счет в изрядной неопределенности. Без тех двенадцати табличек современная наука бессильна дать исчерпывающий ответ касательно сроков. Согласно тем табличкам, что у них имеются в наличии, только жрицы бога Эсагилы способны в состоянии транса предчувствовать приближающуюся катастрофу. Вот почему…
- …им понадобилась Ирина! - закончил за нее Еремеев.
Нина кивнула:
- Думаю, что именно так. Она нужна была им во что бы то ни стало, поэтому, я думаю, ее исчезновение могло быть вовсе не добровольным.
Еремеев воскликнул:
- Но неужели они там в самом деле верят каким-то прорицательницам?
- А вы что же, вовсе не верите? - Нина, кажется, была несколько удивлена.
- Как сказать… - задумался Еремеев. - Но одно дело я, а другое ученые мужи. Таких, я думаю, на проекте "Ковчег" трудится немало. Неужели они способны верить какой-то гадалке больше, чем своим вычислениям и приборам?
- В некоторых случаях человек - это и есть самый чуткий прибор, - возразила девушка. - Конечно, не всякий человек, а тот, кто наделен даром ощущать шепот самых тонких материй, которые связывались древними с невидимыми духами элементалями. Иначе было бы вовсе необъяснимо, отчего иные предсказания так точно сбываются. Кстати, именно фундаментальная наука с недавнего времени начала приближаться к объяснению этого феномена. Чего стоит, например, гипотеза о существовании мэона - частицы, лишенной массы и несущей в себе информацию о прошлом и будущем. Мир устроен гораздо тоньше, чем полагали еще совсем недавно, и возможно, то, что прежде называли элементалями, в действительности представляет собой некую особую форму материи, ощутимую только для особо чутких натур. Нет, нельзя так огульно отмахиваться от этого… Ведь ваша жена, наверно, что-то предсказывала, и эти предсказания, думаю, кое-когда сбывались; скажите, я права?
Еремеев задумался. Многие предсказания Ирины хотя и оказывались точны, но относились к таким житейским пустякам, что он не придавал этому никакого значения. Однажды, впрочем…
- Да, было дело, - подтвердил он. - Как-то раз от смерти спаслись благодаря этому.
- Расскажите-ка, если можно, подробнее, - попросила Нина.
- Да в прошлом году… Мы должны были лететь самолетом в Крым, и вдруг в день отлета Ирина сказала, что лететь не надо - у нее неспокойно что-то на душе. Говорила - кто-то словно из воздуха ей нашептывает: "Не лети, не лети!" Мне это казалось глупым, и билеты пропали бы - жалко. В общем, настоял. И вдруг она в обморок упала. Пока "скорая" приехала, пока то да се… Короче, опоздали все-таки на рейс. А в тот же вечер узнали, что самолет этот разбился. И тогда только она призналась, что обморок ее был симуляцией - просто не знала, как еще меня переломить… Я все-таки думал - совпадение… А по-твоему, значит, вправду ей что-то там из воздуха нашептывали?
- Во всяком случае, - задумчиво ответила Нина, - теперь-то я, кажется, точно знаю, почему пропала ваша жена. И получается, я к этому все-таки причастна. Косвенным, правда, образом.
- Это как? - спросил Еремеев.
- Да еще до того, как я сбежала, там, на "Ковчеге", передо мной поставили задачу: как найти надежную предсказательницу? Шарлатанок, как вы сами понимаете, полно, проверять каждую на предмет сбываемости предсказаний - замучаешься. И тогда я придумала: надо проследить по погибшим авиарейсам. Кандидатов следует искать среди тех, кто, купив билет, на этот рейс тем не менее почему-то вдруг не сел. Не исключено, что кто-то из таких услышал предостережение, тихий голос судьбы. К слову, таких оказалось совсем не мало. Очевидно, и ваша жена попала в этот список, ну а что случилось дальше, не могу вам с точностью сказать, поскольку произошло уже после моего побега.
Должно быть, вид у Еремеева был несколько потерянный, потому что Нина, внимательно взглянув на него, спросила:
- Что-то вы, гляжу, совсем приуныли, Дмитрий Вадимович. Размышляете о конце света?
- Да нет… - проговорил Еремеев. - То есть и о нем тоже, конечно, только в другом аспекте… До сих пор я думал, что найду Ирину затем, чтобы спасти ее от похитителей. Но после твоего рассказа… Я так понимаю - во время этого Армагеддона имеют шансы спастись только те, кто попал на "Ковчег"?
- В сущности именно так. По крайней мере, так считают устроители "Ковчега".
- Значит, и получается, - подхватил Еремеев, - что я ее хочу спасти от спасения - такую вот оказать медвежью услугу… Впрочем… - только сейчас вдруг сообразил он, - ты ведь тоже оттуда сбежала. Неужели не хочется спастись? Может быть, поведаешь о причинах своего побега?
- Наконец-то! Разум хоть и с некоторым опозданием, но все же ведет вас в нужную сторону, - покровительственно сказала девушка. - Что ж, как раз настало время рассказать и об этом… Оказавшись участницей "Ковчега", я, одна из немногих там, пользовалась полной свободой передвижения. И вот однажды вышло так, что я набрела на антикварную лавку Ивана Арсентьевича Шмакова. По-моему, он сразу проникся ко мне симпатией…
Старик-антиквар, верно, подслушивал их разговор, потому что в этот самый миг появился на лестнице.
- Да и как я мог не проникнуться! - воскликнул он. - Такой разумный и начитанный юноша!.. Именно в облике юноши Ниночка предстала передо мной первоначально… И чтобы к тому же в наш век всяких этих интернетов-шминтернетов проявил такой интерес к моему антикварному хламу, к пылище столетий!.. Вы позволите, милостивые государи, присоединиться к вашей беседе?
- Очень даже будет кстати, - сказала Нина.
Шмаков спустился и присел к столу.
- Мда, к пылище столетий, - повторил он, - к осколкам прошлого!.. Что, однако, спрошу я вас, может быть благороднее этих осколков? Когда прикасаешься к ним, кажется, что само время течет в твоей крови! Увы, наш век лишен такого благородства. Что способно остаться от него? Железо мигом пожрет ржа, бетонные коробки рассыплются, как карточные домики, это вам не пирамиды. Об эфирных волнах я уж не говорю, они и вовсе умирают в миг своего рождения. Память мы упаковали в какие-то компьютеры-шмапьютеры, по сроку жизни ненамного превосходящие бабочку-однодневку. Боюсь, скоро исчезнет само понятие рукописи, а значит, вместе с рукописями - и дыхание авторов, их неповторимый пульс. Если взять любой старинный манускрипт… Впрочем, - осекся Шмаков, - я, кажется, увожу ваш разговор в сторону. Простите уж великодушно брюзжание старика: наболело.
- Нет-нет, Иван Арсентьевич, - сказала Нина, - вы как раз попали именно в тему - ведь с манускрипта, если помните, все и началось.
Старик подхватил:
- Как не помнить! Когда сей мнимый юноша с таким благоговением взял в руки труды средневековых алхимиков, когда оказалось, что он знает про "Изумрудную скрижаль" ["Изумрудная скрижаль" - приписываемая полулегендарному древнеегипетскому Гермесу Трисмегисту (Триждывеликому) свод законов всемирного бытия. В средние века - важнейшее руководство по алхимии и практической магии] , когда я услышал от него на превосходной латыни запечатленные там слова, эти слова, музыкой отдающиеся в моем сердце: "Quod superius est sicut quod iferus et quod inferus est sicut quod superius ad perpetranda miracula rei unius" ["То, что находится внизу, подобно находящемуся наверху, как и находящееся наверху подобно находящемуся внизу ради выполнения чувства единства." (лат.) - Одно из главных заклинаний алхимиков] , - словно стихи, продекламировал он, - как я мог сразу же не распознать в нем родственную душу? Я был до того растроган, что позволил ему листать самые древние из моих манускриптов, даже "Tabula smaragina" [Изумрудная скрижаль (лат.)] в списке четырнадцатого века, к которой прежде не позволял прикасаться никому!
Наконец дошло до того, что я, ничтоже сумняшеся, дал ему… Ей - ибо к тому времени я уже знал, с кем имею дело… Я дал ей манускрипт, который, как напутствовала надпись на титуле, не следует показывать никому, кроме посвященных. То была чудом попавшая ко мне рукопись одного рыцаря Ордена тамплиеров, некоего барона Оноре де Шато, относящаяся не позднее чем к двенадцатому веку, ко времени первых крестовых походов. В конце рукописи упомянутый барон приводил какие-то рисунки, смысла которых я никогда не понимал, хотя автор предупреждал, что в этих рисунках каким-то образом запечатлена грядущая судьба всего нашего бренного мира.
- А я, - подхватила Нина, - сразу же догадалась, что это изображение вавилонских глиняных табличек. Видимо, рыцарь-тамплиер что-то знал о их содержании, но полностью расшифровать шумерскую клинопись, понятно, не мог. Я тоже в ней не сильна, но почему-то мне сразу пришло в голову, что там изображены те самые двенадцать пропавших табличек, о которых я уже говорила. Я сняла копии с рисунков, однако никому на "Ковчеге" не стала о них говорить.
К счастью, на той базе "Ковчега", где я находилась, было много книг по исследованию клинописи. Я хорошенько проштудировала их все и вскоре начала понимать, что насчет табличек не ошиблась…
- И ты их сумела прочесть? - с уважением спросил Еремеев.
- Увы, пока нет, - сказала девушка. - И дело не в том, что надписи были на шумерском языке, с ним я в конце концов разобралась, а в том, что они были выполнены явно с использованием какого-то древнего шифра. Но в общем такого рода задачки я люблю, работа хоть и туго, но кое-как продвигалась. Правда, она и сейчас не закончена, для перебора всех триллионов комбинаций нужен не абы какой компьютер, а самый мощный, такой только на "Ковчеге" и был. Однако с "Ковчега"-то как раз мне и пришлось срочно улепетывать.
- Но почему же? - не понял Еремеев.
- Да потому, - с жаром ответила Нина, - что и той части табличек, которую я успела расшифровать, мне хватило, чтобы я поняла: если на "Ковчеге" узнают, что мне известно такое, то жизнь моя не будет стоить ломаного гроша! И как раз в этот момент по одной обмолвке начальника базы я поняла, что они догадываются насчет табличек. У них там хорошо поставлена слежка - видимо, проследили за моими изысканиями. Тут уж ничего больше не оставалось, как скорей оттуда удрать. Так вот с тех пор, как изволите видеть, и бегаю, - заключила она свой рассказ. - Уже почти полгода.
- Постой, постой, - вмешался Еремеев, - так что там все-таки было такое?
Нина вздохнула:
- Поверьте, лучше вам этого не знать. До поры до времени по крайней мере. Но если мои догадки верны, то можно по мне панихиду заказывать, поскольку речь идет о слишком огромных деньгах.
- O tempora!.. [О времена!.. (лат.)] - мученически закатил глаза старик Шмаков.
- Оставьте вы в покое, Иван Арсентьевич, времена! - отмахнулась девушка. - За такие сумасшедшие деньги во все времена убивали!
Еремеев спросил:
- И долго ты так намерена прятаться? Может, тебе все-таки обратиться к кому-нибудь?
- К кому?! - печально отозвалась Нина. - К нашей доблестной милиции? Так они за сотню баксов продадут с потрохами, а тут "Ковчег" с его миллиардными деньжищами! А если вдруг мои предположения насчет табличек верны, то… Вы можете понять, что поступление дальнейших деньжищ в таком случае может оказаться под угрозой… К сожалению, надежнее Ивана Арсентьевича у меня пока что никого нет.
- Между прочим, на меня тоже можешь полностью положиться, - вставил Еремеев. - Поверь, если я что-нибудь для тебя могу…
- Да верю я, верю! - перебила его Нина. - Но против "Ковчега" вы (уж не обижайтесь) - все равно что муравей против льва. Вам сейчас и самим, возможно, больше, чем мне, защита требуется. Случись что-нибудь со мной - есть вам к кому за помощью обратиться?
Еремеев задумался и понял, что в самом деле не к кому. Увы, он был действительно слишком слаб, чтобы как-то помочь этой остроносенькой девочке, этому удивительному существу, к которому он проникался все большим уважением, даже нежностью. К кому в самом деле он мог обратиться за помощью?..
Разве только…
- К Картошкину из Архаровки, - ответил он скорее не девушке, а самому себе.
- О, Картошкин из Архаровки - это, право же, впечатляет! - горько-насмешливо воскликнула Нина. - Картошкин из Архаровки против "Ковчега"! - И добавила со вздохом: - М-да, боюсь, Дмитрий Вадимович, что у вас в этом отношении дела обстоят еще плачевнее, чем у меня. Я по крайней мере питаю надежду хотя бы на Вольного Охотника… Если, конечно, он действительно существует…
- Кстати, - спросил Еремеев, - может, хоть ты скажешь, что это за Вольный Охотник такой? Уже в который раз за два дня про него слышу, любопытно бы узнать…
- Ах, не вам одному, видит Бог, не вам одному!..
Показалось, что этот донесшийся сзади голос принадлежит какому-то образовавшемуся вдруг из воздуха элементалю, столь внезапен он был. Нина, однако, вскочила с места со словами:
- Гад! Выследил!
Еремеев обернулся и увидел Небрата, стоявшего у входа в залу. Рядом с ним, набычившись, стояли его бритоголовые, теперь уже их было четверо.
Двое "бультерьеров" обошли стол и преградили путь к боковой лестнице, двое других вместе с Небратом отсекали путь к двери. Бежать было некуда.
Впрочем, и за дверью, если верить Нине, простирался обреченный мир, из которого уж совершенно точно никуда не сбежишь…
Их недруги, окружив стол, неторопливо приближались.
VI
Архаровцы в действии. Хор духов
Ужас и страх
его лицо помрачили
Из древневавилонской поэмы "О все видевшем" со слов Син-леке-уннинни, заклинателя (Таблица IX)
- А ты как думала, милочка? - обращаясь к Нине, издевательски медовым голосом произнес Небрат. - Думала, ежели ты умная такая, никто тебя и не выследит? Конечно, с монашеской одеждой и с пересадками этими запутала ты меня изрядно, но поиск - штука серьезная, тут имеются, видишь ли, свои апробированные методы. Если за дело взяться умеючи, любого выследить можно. - С этими словами он обернулся к своим "бультерьерам": - Давайте-ка, ребятки, берите их всех троих да держите покрепче, чтоб не ушли, пока я с базой не свяжусь. - Он извлек из кармана свой мобильник.
- Небось теперь-то не уйдут, - сказал тот из бритоголовых, что встал позади Еремеева.
Другой надавил ручищей Нине на плечо и усадил ее на место, проговорив:
- А с тобой, умная, еще погоди, посчитаемся за ту березу! - В одну секунду он приковал Нинину руку к своей наручниками.
- Тебя бы саму, башкастая, надо вот так вот, на березу за ноги… - процедил сквозь зубы третий.
- Что вы себе позволяете?! - взвизгнул старик Шмаков, попытавшись вскочить, но четвертый "бультерьер" одним прикосновением пальца усадил его со словами:
- Лучше ты, дедуля, не дергайся, а то песок посыплется сейчас.
Между тем Небрат набрал номер и теперь вещал в трубку:
- Второй, я семнадцатый. Только что всех накрыли… Да, Кшистова тут… Нет, теперь никаких неожиданностей не будет, мои ребята их крепко держат… Понял!.. Куда доставлять?.. Да, знаю двенадцатую спецбазу! Часа через полтора привезем. - Он убрал мобильник и приказал одному из своих бритоголовых: - Костик, заводи машину, сейчас повезем этих на двенадцатую…
И тут у него из-за спины послышалось:
- Не больно ли разогнались?